Разговор в журнальной конторе

"Одна-то книжка – за две книжки?"

(Кричит подписчик сгоряча)

<< Приказчик >>

То были плоские коврижки,

А эта – толще кирпича!

В ней есть "Гармония в природе"

И битва с Утиным в "Смеси"

Читайте, сударь, на свободе!

<< Подписчик >>

принимая книгу

Merci, почтеннейший, merci!

Уходит.

Так древле тощий "Москвитянин"

По полугоду пропадал,

И вдруг, огромен, пухл и странен,

Как бомба, с неба упадал.

Подписчик в радости великой

Бросался с жадностью на том

Плохих стихов и прозы дикой,

И сердце ликовало в нем,

Он говорил: "Так ты не умер?

Как долго был ты нездоров!"

И принимал нежданный нумер

Охотно за пять нумеров.

Примеч. конторщика.

(Между 6 и 21 января 1861)

129. ГИМН "ВРЕМЕНИ"

Новому журналу, издаваемому М. Достоевским

Меж тем как Гарибальди дремлет,

Колеблется пекинский трон,

Гаэта реву пушек внемлет,

Дает права Наполеон,-

В стране затронутых вопросов,

Не перешедших в сферу дел,

Короче: там, где Ломоносов

Когда-то лирою гремел,

Явленье нового журнала

Внезапно потрясло умы:

В ней слышны громы Ювенала,

В нем не заметно духа тьмы.

Отважен тон его суровый,

Его программа широка…

Привет тебе, товарищ новый!

Явил ты мудрость старика.

Неси своей задачи бремя

Не уставая и любя!

Чтобы ни "Век", ни "Наше время"

Не покраснели за тебя;

Чтобы не сел тебе на плечи

Редактор-дама "Русской речи",

Чтоб фельетон "Ведомостей"

Не похвалил твоих статей!

Как пароксизмы лихорадки,

Терпи журнальные нападки

И Воскобойникова лай

Без раздражения внимай!

Блюди разумно дух журнала,

Бумагу строго береги:

Страшись "Суэцкого канала"

И "Зундской пошлины" беги!

С девонской, с силурийской почвы

Ученой дани не бери;

Кричи таким твореньям: "Прочь вы!"

Творцам их: "Черт вас побери!"

А то как "О сухих туманах"

Статейку тиснешь невзначай,

Внезапно засвистит в карманах…

Беда! Ложись – и умирай!

Будь резким, но не будь бранчливым,

За личной местью не гонись.

Не называй "Свистка" трусливым

И сам безмерно не гордись!

Припомни ямбы Хомякова,

Что гордость – грешная черта,

Припомни афоризм Пруткова,

Что всё на свете – суета!

Мы здесь живем не вечны годы,

Здесь каждый шаг неверен наш,

Погибнут царства и народы,

Падет Штенбоковский пассаж,

Со срамом Пинто удалится

И лекций больше не прочтет,

Со треском небо развалится

И "Время" на косу падет!

(Между 8 и 21 января 1861)

130.

Приятно встретиться в столице шумной с другом

Зимой,

Но друга увидать, идущего за плугом

В деревне в летний зной,-

Стократ приятнее.

(1861)

131. ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО "СВИСТКА" К ЧИТАТЕЛЯМ

В те дни, когда в литературе

Порядки новые пошли,

Когда с вопросом о цензуре

Начальство село на мели,

Когда намеком да украдкой

Касаться дела мудрено;

Когда серьезною загадкой

Всё занято, поглощено,

Испугано,- а в журналистах

Последний помрачает ум

Какой-то спор о нигилистах,

Глупейший и бесплодный шум;

Когда при помощи Пановских

Догадливый антрепренер

И вождь "Ведомостей московских",

Почуяв время и простор,

Катков, прославленный вития,

Один с Москвою речь ведет,

Что предпринять должна Россия,

И гимн безмолвию поет;

Когда в затмении рассудка

Юркевич лист бумаги мял

И о намереньях желудка

Публично лекции читал;

Когда наклонностей военных

Дух прививается ко всем,

Когда мы видим избиенных

Посредников; когда совсем

Нейдут Краевского изданья

И над Громекиной главой

Летает бомба отрицанья,

Как повествует сей герой;

Когда сыны обширной Руси

Вкусили волю наяву

И всплакал Фет, что топчут гуси

В его владениях траву;

Когда ругнул Иван Аксаков

Всех, кто в Европу укатил,

И, негодуя против фраков

Самих попов не пощадил;

Когда, покончив подвиг трудный,

Внезапно Павлов замолчал,

А Амплий Очкин кунштик чудный

С газетой "Очерки" удрал;

Когда, подкошена как колос,

Она исчезла навсегда;

В те дни, когда явился "Голос"

И прекратилась "Ерунда",-

Тогда в невинности сердечной

Любимый некогда поэт,

Своей походкою беспечной

"Свисток" опять вступает в свет…

Как изменилось всё, создатель!

Как редок лиц любимых ряд!

Скажи: доволен ты, читатель?

Знакомцу старому ты рад?

Или изгладила "Заноза"

Всё, чем "Свисток" тебя пленял,

И как увянувшая роза

Он для тебя ненужен стал?

Меняет время человека:

Быть может, пасмурный Катков,

Быть может, пламенный Громека

Теперь милей тебе свистков?

Возненавидев нигилистов,

Конечно, полюбить ты мог

Сих благородных публицистов

Возвышенный и смелый слог,-

Когда такое вероломство

Ты учинил – я не ропщу,

Но ради старого знакомства

Всё ж говорить с тобой хочу.

"Узнай, по крайней мере, звуки,

Бывало милые тебе,

И думай, что во дни разлуки

В моей изменчивой судьбе"

Ты был моей мечтой любимой,

И если слышал ты порой

Хоть легкий свист, то знай: незримый

Тогда витал я над тобой!…

– --

"Свисток" пред публику выходит.

Высокомерья не любя,

Он робко взор кругом обводит

И никого вокруг себя

Себя смиренней не находит!

Да, изменились времена!

Друг человечества бледнеет,

Вражда повсюду семена

Неистовства и злобы сеет.

Газеты чуждые шумят…

(О вы, исчадье вольной прессы!..)

Черт их поймет, чего хотят,

Чего волнуются, как бесы!

Средь напряженной тишины

Катков гремит с азартом, с чувством,

Он жаждет славы и войны

И вовсе пренебрег искусством.

Оно унижено враждой,

В пренебрежении науки,

На брата брат подъемлет руки,

И лезет мост на мост горой,-

Ужасный вид!.. В сей час тяжелый

Являясь в публику, "Свисток"

Желает мирной и веселой

Развязки бедствий и тревог;

Чтобы в сумятице великой

Напрасно не томился ум…

И сбудется… Умолкнет шум

Вражды отчаянной и дикой.

Недружелюбный разговор

Покончит публицист московский,

И вновь начнут свой прежний спор

Гиероглифов и Стелловский;

Мир принесет искусствам дань,

Престанут радоваться бесы,

Уймется внутренняя брань,

И смолкнет шум заморской прессы,

Да, да! Скорее умолкай,-

Не достигай пределов невских

И гимны братьев Достоевских

Самим себе не заглушай!

(1863)

ЖУРНАЛИСТ-РУКОВОДИТЕЛЬ

Ну… небесам благодаренье!

Свершен великий, трудный шаг!

Теперь общественное мненье

Сожму я крепко в мой кулак,

За мной пойдут, со мной сольются…

Ни слова о врагах моих!

Ни слова! Сами попадутся!

Ретивость их – погубит их!

(Ноябрь-декабрь 1865)

ЖУРНАЛИСТ-РУТИНЕР

Созрела мысль, проект составлен,

И вот он вышел,- я погиб!

Я разорен, я обесславлен!

Дух века и меня подшиб!

Условья прессы подцензурной

Поняв практическим умом,

Плохой товар литературный

Умел я продавать лицом;

Провидя смелые затеи,

Читатель упивался всласть,

И дерзновенные идеи

Во мне подозревала власть.

Как я умел казаться новым,

Являясь тот же каждый день,

Твердя с унынием суровым

Одну и ту же дребедень!

Как я почтенных либералов,

Моих подписчиков пленял,

Каких высоких идеалов

Я перспективы им казал!

Я, впрочем, говорил не много,

Я только говорил: "Друзья!

Всегда останусь верен строго…"

Чему? Тут точки ставил я…

О точки! тонкие намеки!

О недомолвки и тире!

Умней казались с вами строки!

Как не жалеть о той поре?..

Прилично сдержан, строго важен,

Как бы невольно молчалив,

Я был бездействуя отважен,

Безмолвствуя – красноречив!

Являлся я живой картиной -

Гляди, любуйся, изучай!

Реке, запруженной плотиной,

Готовой хлынуть через край,

Готовой бешеным потоком

Сорвать мосты, разбить суда,

В моем бездействии жестоком

Я был подобен, господа!

Теперь – как быть?.. "Толковой строчки

В твоем изданьи,- скажут,- нет!"

В ответ бы им поставить точки,

Но точки – будут ли ответ?

Заговорят: "Давай идею!"

Но что ж могу ответить им?

Одну идею я имею,

Что все идеи эти – дым!

Что в свете деньги только важны,

Что надо их копить, копить…

Что те лишь люди не продажны,

Которых некому купить!

Созрела мысль, проект составлен,

И вот он вышел,- я погиб!

Я разорен, я обесславлен…

Дух века и меня подшиб!

Еще не может быть исчислен

Убыток, но грозит беда,

Я больше не глубокомыслен,

Не радикал я, господа!

Не корифей литературы,

Теперь я жалкий паразит,

С уничтожением цензуры

Мгновенно рухнет мой кредит.

(Ноябрь-декабрь 1865)

134.

Предмет любопытный для взора:

Огромный кусок лабрадора,

На нем богатырь – великан

В славянской кольчуге и в шлеме,

Потомок могучих славян,-

Но дело не в шлеме, а в теме:

Назначен сей муж представлять

Отчизны судьбы вековые

И знамя во длани держать

С девизом "единство России!".

Под ним дорогой пьедестал,

На нем: земледелья родного

Орудья, и тут же газета, журнал -

Изданья Михайлы Каткова.

На книгах – идей океан -

Чернильница; надпись: "Каткову

Подарок московских дворян",

И точка! Мудрейшему слову

Блистать на пере суждено,-

Так имя Каткову дано:

"Макающий в разум перо"- имя это

У древнего взято поэта…

(1865)