Вы сдавали многоразовые бутылки

А мы— одноразовые шприцы».

Убежав из дома, ты подружилась с бомжем. Он не

имел места жительства. Бомжу звонили по пейджеру.

Х1

Тут ты выворачиваешь себя

Наизнанку.

Кишками наружу.

— Это я!

Этот мир мой внутренний.

Гляди, на сердце царские знаки —

След от любящего ножа.

Бренчит печенка, как нумизматка.

Почки фырчут, как будто нутрии,

Дрожа.

Трахеи. Трубочки удовольствия —

Страх селезенки. Влезает слеза

По пожарной лесенке

С внутренней стороны в глаза.

Как норка души,

Под нательным крестиком

Вилочкова железа.

Алые, трепещущие, лиловые.

Пульсируют розовые салюты

Со скоростью тыща ударов в минут

Это я?

Это мой анатомический театр,

Мой разбившийся демон,

Мои волнующие кулисы,

Мои романы, страхи, убийства.

Что же вы все от меня шарахаетесь?

Вы что, накурились?

Это же я, Ваша мисс Рейв,

Которую вы любили, вводили в

Компьютер, хотели трахнуть.

Я люблю вас, я улыбаюсь вам всем.

Я улыбаюсь шесть на девять. Я

Улыбаюсь девять на двенадцать.

Учись, Мона Лиза, говорить «cheess».

Губы больше мне не мешают.

Мои зубы сверкают, как Белый дом,

Очищенный от копоти?

Сольемся в нездешнем опыте! Улыбайтесь.

Помню, я убежала к моему морю. До черного гори-

зонта белели обрывки полосок. Пригляделась: это были

зубы. Море скалилось. Зубы, зубы! Я поняла: это море смерти.

Плясали оскаленные улыбки. Этот зарезал меня в зыбке!

Луна сверкала на пломбочках. Зубы хотели кусать меня,

сожрать. Это был рейв смерти. Ужас ударов в минуту. Мне

стало весело и страшно.

Береза в ночное небо уносится, как белозубая улыб-

ка в лифте.

Улыбнитесь мне, осчастливьте. Увеличьте число уда-

ров. На моей эмали розовеют отсветы сердца. Оно дышит,

как грудь без лифчика. Жарко. Я прощаю вас. Хочется про-

сто тепла.

Открываю вам сердце, неприступное, как скала —

скала — скаласкаласкаласкаласкаласкаласкала.

в третью реальность

Осторожней! В небе рей вен.

Он нервен.

У него пустое чрево,

У, черва!

У, пика!

Бой. Дико!

Сердце бьется с сатаною,

черва — с черною каймою.

Рейв, рейв, рейв,

рейвен, рейвен, рейвен.

Бог. Кайф. Грех.

Рюрик. Рерих. Ленин.

Я нацеливаю ружье. У-дар! Кор-хор,

Люрекс скрылся за бугор.

Там Ванесса Редгрейв

выбирает красный рейв,

мировой пожар ревкома.

Рейв. Кома.

Х11

Ничего не предвещало.

На носилках увезли.

Больше в жизни обветшалой

ты не выдашь новизны.

Ах, мисс Рейв, моя ломака,

Вера Чашкина в миру,

дикою соломкой маковой

ты сломалась на ветру.

Ты мне не объяснишь весну.

Кому я осень объясню?

Прости, сердечко оцепенелое!

Врач возвратит тебя, подожди,

Дистанционно сердцебиенье

реанимирующей нас звезды.

Боже, неужто и Ты без сердца?

Как все познать? Как понять, простя

даже когда за убийством младенцев

явится сердцебиенье Христа?!

P.S.

Ариадны и Дианы,

натяните лук быстрей!

Рухнул век как гладиатор,

прохрипевши: «Ave, rave»

Но когда вижу — рубят сирени

или рэйвфруты везут в участок,

слышу твой голос: «Сердцебиенье,

сердцебиенье — основа счастья».

Окружное

ПАРЛАМЕНТЕР

Безоружный парламентарий,

белой кляксой через вражду,

я в единственном экземпляре

на кровавой земле выхожу.

Чтобы было удобней для снайпера,

приколю значок арт-нуво.

Я не предал белое знамя,

просто я завернулся в него.

Может, ангелы или либидо,

смывши красный и черный квадрат,

в виде белого параллелепипеда

нам естественный свет возвратят.

Бегу тропкой неактуальной,

но когда заболеешь ты,

неактуальная интеллектуальность

разорвет себя на бинты.

Эмблематики в изобилии —

лишь бы снова инструктор не смог

королевские белые лилии

в пионерский покрасить значок.

Бейте грязью по табула раза!

Ваши души очистит не флаг —

в форме белого унитаза

круглый лацканами пиджак.

ЧУЧЕЛОВЕЧЕ

Есть у великих словно Казбек,

чудик-предтеча.

Бродит меж нами духовный чучмек —

чучеловече.

«Чучеловече» зовите меня,

я вам отвечу,

Смейтесь, за все ваши беды виня

чучеловечу.

Вам ордена за победу в Чечне,

мне же — увечье.

Не понимает ученья Чучхе

чучеловече.

Кто черные четки рассыпал в лесу —

помет овечий?

Все — на метле, а я просто лечу —

чу? — человече.

Чудище-вече кремлевской попсы

нас осудило.

Целят все мученики в небеси,

но я, чудило,

всюду свои забываю очки.

Это — стрекозы,

чтобы мы с милой белый нашли

за Востряковым...

Из-за меня ваша участь темна.

Я не перечу.