Сатира, утопия и антиутопия в романе «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» Марка Твена.
Сатирический шедевр Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (A Connecticut Yankee in King Arthur's Court», 1889) — квинтэссенция того, что он долго носил в себе, — боясь высказать вслух. Эта «притча о прогрессе» отражает мучительный процесс его духовных метаний, противоречий и горечь прозрения. Как и его любимец Сервантес, задумавший в «Дон Кихоте» осмеять моду на рыцарские романы, Т. задумал поначалу высмеять сентиментальное увлечение средневековьем, создав пародию на роман Мэлори «Смерть Артура». Полагаясь на разящую силу смеха, он вознамерился окончательно сокрушить европейскую феодальную традицию и ее пережитки — наследственную монархию, церковь, сословное неравенство, атаку на которые он начал в «Простаках за границей» и продолжил в «Принце и нищем».
Полемические стрелы Т. были нацелены против поэта-викторианца Теннисона, «Королевские идиллии» которого с их «лжевеликолепием» и унылым дидактизмом в глазах благонамеренной публики почитались эталоном «деликатности» и могли соперничать с Новым Заветом.
Первоначальный замысел со временем изменился. Т. все больше волновали проблемы современности. Несмотря на влюбленность в научно-технический прогресс, Т. начал сомневаться в исключительно благотворной его роли. А ведь идея технического прогресса служила опорой целого комплекса национальных иллюзий. Новые тенденции исторической жизни Америки, проявившиеся в последние десятилетия уходящего века (стремительный рост монополий, усиление плутократии, массовое обнищание фермеров, костры ку-клукс-клана, рабочее движение как следствие углубившихся противоречий между правящей верхушкой и народом, серия колониальных войн), выявили полную несовместимость американской демократии с твеновскими критериями прогресса, оказались бесконечно далеки от разума, справедливости и естественности. История начинала казаться писателю трагической бессмыслицей. Яростные и мрачные мысли и чувства водили его пером.
Желая выявить универсальные законы истории, Т. «сталкивает лбами» две эпохи, «стягивает» время, соединяя «конец» и «начало». Для этого он использует оригинальную фантастическую ситуацию — его современник попадает в условия VI в., в самый мрак раннего средневековья. Герой — Хэнк Морган, человек простой, мастеровой-умелец, этакий американский «Левша». Т. дает ему нарицательное имя Янки. Это условная комическая фигура американского газетного фольклора. Т. сохранил его самоуверенные манеры и «простецкий» язык.
Оказавшись в условиях экстремальных, Янки превращается в бизнесмена, настоящего титана организаторства. Т. полемизирует с расхожим образом бизнесмена-злодея, показывая, что те черты, которые третировались как низменные — энергия, практичность, отсутствие сентиментальности или озабоченности проблемами вкуса и приличия, как раз и позволяют ему добиться значительных успехов в деле преобразования средневекового общества посредством новейших технологий.
Т. был не уверен в главном — сулят ли преобразования Янки подлинный «золотой век» человечеству. Он дал скорее отрицательный ответ, потому что все и заканчивается в эксперименте Янки гигантской бойней, в которой не остается победителей.
Сомнения и колебания, владевшие писателем, определили противоречивость образа нового «простака», каким является Янки. Носитель технического прогресса, воинствующий прагматик, Янки выглядит более «естественным» человеком, чем злокозненный волшебник Мерлин или фея Моргана, эта прародительница инквизиции. «Естественность» Янки роднит его в какой-то мере с рыцарями Круглого стола, простодушными и наивными. Хитроумный Янки, ошеломляющий дикарей «волшебством» своих познаний, в чем-то не менее примитивен, чем они. Явившись из века победившей буржуазии, он, однако, лишен ее стяжательского духа и по-своему благороден. Рыцарей короля Артура влечет мечта о святом Граале, у Янки своя американская мечта — подлинная демократия, народная республика. Янки — тоже рыцарь, «рыцарь труда».
В 1886 г., выступая в Хартвордском клубе в защиту рабочих организаций, Т. произнес речь «Рыцари труда — новая династия». Ниспровергатель коронованных и титулованных деспотов, Т. готов возвести на трон трудящегося человека. Он признает его право быть законным хозяином государства. Горькая ирония кроется в том, что Янки чувствует себя хозяином (боссом) лишь в условиях невероятных, переместившись во времени далеко в прошлое. В современности самое большее, на что он может рассчитывать, - место заводского мастера. Янки походит на Санчо Пансу, который стал губернатором тоже по воле случая, и на благородного Дон Кихота одновременно. Он называет себя «чемпионом сурового, несентиментального здравого смысла». «Здравый смысл» — так американцы называли просветителя Томаса Пейна, участника Войны за независимость, защитника народных прав. Деловитость, смекалка, энергия сближают Янки и с таким героем литературы Просвещения, как Poбинзон Крузо.
Современникам, узнавшим в романе многие идеи Просвещения, показалось, что перед ними новая социальная утопия. Между тем Т. прокладывал путь иному жанру — антиутопии, в которой литературная пародия сочеталась с философским гротеском, а облечено все было в форму романа-приключения. С помощью фантастики и иронии Т. не создает, а разрушает утопический идеал. Оценивая прошлое сквозь призму сознания человека XIX в., Т. развенчивает средневековую идиллию, сокрушает романтическую легенду о средних веках как о золотой поре человечества. Один энергичный человек сумел перевернуть экономический уклад целой страны - может быть, это и есть самое фантастическое в романе. Однако и насаждаемая Янки цивилизация не есть абсолютное благо. Многие нововведения двусмысленны и подвергаются дискредитации. Превращение рыцарского сообщества Круглого стола в Торговую палату, превращение сэра Ланселота, променявшего славу храбрейшего защитника справедливости на карьеру удачливого биржевика, — это же насмешка над самой идеей прогресса и эволюции. Оценка настоящего с позиции прошлого позволяет ему выявить не только приобретения, но и потери. И в свете открывшегося Янки нового опыта рушится легенда о США как о воплощенной утопии.