Глава ii. пределы изменчивости характера рас

Изменчивость характера рас, но не его постоянство, составляет кажущееся

правило. -- Основания этой видимости. -- Неизменяемость основных черт и

изменчивость второстепенных. -- Ассимиляция психологических особенностей с

неизменными признаками и изменчивыми особенностями животных видов. -- Среда,

обстоятельства, воспитание действуют на побочные психологические

особенности. -- Скрытые возможности характера. -- Примеры, представляемые

различными эпохами. -- Люди террора. -- Чем они стали бы в другие эпохи. --

Как, несмотря на революции, остаются неизменными национальные характеры. --

Разные примеры. -- Заключение.

Только изучив внимательно развитие цивилизаций, можно установить

постоянство психического склада рас. С первого взгляда общим правилом

кажется изменчивость его, а не постоянство. История народов действительно

может иногда давать повод предполагать, что души их по временам претерпевают

очень быстрые и значительные изменения. Не кажется ли вам, например, что

существует значительная разница между характером англичанина времен Кромвеля

и характером современного англичанина? Не является ли для вас современный

итальянец, осторожный и хитрый, совершенно отличным от порывистого и

свирепого человека, каким нам его описывает в своих мемуарах Бенвенуто

Челлини? Не идя так далеко, ограничимся пределами Франции. Сколько произошло

видимых перемен в характере французов за ничтожное число веков и иногда даже

лет? Какой историк не отмечал различий в характере между XVII и XVIII веком?

И в наши дни: не кажется ли вам, что существует пропасть между характерами

непреклонных членов конвента и послушных рабов Наполеона? Однако это были

одни и те же люди, и в несколько лет они кажутся совершенно изменившимися.

Чтобы разъяснить причины этих изменений, мы должны прежде всего

вспомнить, что психологический вид, подобно анатомическому, состоит из очень

небольшого числа основных неизменных особенностей, вокруг которых

группируются изменяемые и непостоянные второстепенные признаки. Скотовод,

изменяющий видимую структуру какогонибудь животного, садовник,

переделывающий внешний вид какого-нибудь растения до такой степени, что

неопытный глаз с трудом его может узнать, нисколько не коснулись основных

особенностей вида; они только действовали на его побочные признаки. Не

смотря на все старания искусства, основные особенности всегда стремятся

выйти наружу во всяком новом поколении.

И психическая организация имеет основные особенности, столь же

неизменные, как анатомические признаки видов; но она вместе с тем обладает и

легко изменяемыми второстепенными особенностями; эти-то последние и могут

легко изменить среда, обстоятельства, воспитание и различные факторы.

Нам нужно также вспомнить, и это самое важное, что в своей психической

организации мы имеем всевозможные задатки характера, которым обстоятельства

не всегда доставляют случай обнаруживаться. Раз они случайно получили

применение, -- тотчас же образуется более или менее эфемерная, новая

личность. Этим именно объясняется то, что в эпохи больших религиозных и

политических кризисов наблюдают такие мгновенные пертурбации в характере,

что кажется, будто все изменилось: нравы, идеи, поведение и т.д.

Действительно все изменилось, как поверхность спокойного озера, волнуемого

бурей, но очень редко бывает, что бы это было надолго.

В силу этих задатков характера, которые приводятся в действие

известными исключительными событиями, деятели больших религиозных и

политических кризисов кажутся нам высшими существами в сравнении с нами,

своего рода колоссами, по отношению к которым мы является какимито жалкими

ублюдками. Однако это были такие же люди, как мы, у которых обстоятельства

привели в действие задатки характера, какими обладают все. Возьмите,

например, этих "гигантов конвента", которые смотрели вызывающе на

вооруженную Европу и посылали своих противников на гильотину за простое

противоречие. Это были в сущности такие же почтенные и мирные обыватели, как

и мы, которые в обычное время, вероятно, вели бы в стенах своего кабинета,

своей конторы очень тихое и бесцветное существование. Исключительные события

привели в движение некоторые клеточки в их мозгу, оставшиеся без применения

в обыкновенном состоянии, и они стали теми колоссальными фигурами, которых

потомство уже не в состоянии понять. Сто лет спустя Робеспьер был бы, без

сомнения, честным мировым судьей, очень дружным со своим священником;

Фукье-Тенвиль -- судебным следователем, обладающим, может быть, несколько

большей суровостью, чем его коллеги, и высокомерным обращением людей его

профессии, но которого, вероятно, очень высоко ценили бы за его ревность в

преследовании преступников; Сен-Жюст был бы превосходным школьным учителем,

уважаемым своими начальниками и очень гордым академическими пальмовыми

ветками, которые ему, наверное, удалось бы получить. Впрочем, чтобы не

сомневаться в законности наших предвидений, достаточно посмотреть на то, что

сделал Наполеон из свирепых террористов, которые еще не успели перерубить

друг другу головы. Большая часть их сделалась столоначальниками,

преподавателями, судьями или префектами. Волны, поднятые бурей, о которой мы

говорили выше, успокоились, и взволнованное озеро приняло снова свой

спокойный вид.

Даже в наиболее смутные эпохи, производящие самые странные изменения в

личностях, можно легко под новыми формами отыскать основные черты расы.

Разве централистский, самовластный и деспотический режим суровых якобинцев в

действительности сильно отличался от централистского, самовластного и

деспотического режима, который пятнадцать веков монархии глубоко вкоренили в

души французов? После всех революций латинских народов всегда появляется

этот суровый режим, эта неизлечимая потребность быть управляемыми, потому

что он представляет собой своего рода синтез инстинктов их расы. Не через

один только ореол своих побед Бонапарт сделался властелином. Когда он

преобразовал республику в диктатуру, наследственные инстинкты расы

обнаруживались с каждым днем все с большей и большей интенсивностью, и за

отсутствием артиллерийского офицера был бы достаточен какой-нибудь

авантюрист. Пятьдесят лет спустя достаточно было появиться наследнику его

имени, чтобы собрать голоса целого народа, измученного свободой и жаждавшего

рабства. Не брюмер сделал Наполеона, но душа народа, который почти

добровольно шел под его железную пяту.

"По первому мановению, -- пишет Тэн, -- французы поверглись в

повиновение и пребывают в нем, как в естественном положении; низшие --

крестьяне и солдаты -- с животной верностью; высшие -- сановники и чиновники

-- с византийским раболепством. Со стороны республиканцев -- никакого

сопротивления; напротив, именно среди них он нашел свои лучшие орудия

управления: сенаторов, депутатов, членов государственного совета, судей,

всякого рода администраторов. Тотчас под проповедью свободы и равенства он

разгадал их самовластные инстинкты, их жажду командовать, притеснять, хотя

бы и в подчиненном порядке, и сверх того у большинства их них аппетиты к

деньгам и наслаждению. Между делегатом Комитета Общественного Спасения и

каким-нибудь министром, префектом или супрефектом Империи разница ничтожная:

это тот же человек, но в разных костюмах, сначала в тоге революционера, а

потом в вицмундире чиновника".

Если влияние среды на человека кажется стол большим, то главным образом

потому что она действует на побочные и временные особенности или на еще

скрытые задатки характера, о которых нам выше пришлось говорить. В

действительности изменения не очень глубоки. Самый мирный человек под

влиянием голода может доходить до степени ожесточения, которая приводит его

ко всевозможным преступлениям, а иногда даже к тому, что он пожирает своих

ближних. Можно ли на основании этого сказать, что его обычный характер

окончательно изменился?

Из того, что условия цивилизации приводят одних к чрезмерной роскоши и

ко всем порокам, составляющим их неизбежное следствие, а у других создают

очень большие потребности, не давая им средств для их удовлетворения, может

последовать общее недовольство и беспокойное состояние, которые будут

действовать на поведение и вызывать всякого рода перевороты, но в этих

недовольствах, в этих переворотах всегда будут проявляться основные черты

расы. Англичане Соединенных Штатов вносили когда-то в свои раздоры, во время

междоусобной войны, ту же настойчивость, ту же неукротимую энергию, какую

они теперь вкладывают в основание городов, университетов и фабрик. Характер

не изменился. Изменились только предметы, к которым он прилагался.

Исследуя один за другим различные факторы, способные действовать на

психический склад народов, мы можем всегда констатировать, что они действуют

на побочные и непостоянные стороны характера, но нисколько не задевают его

основных черт, или задевают их лишь путем очень медленных наследственных

накоплений.

Из предыдущего никак нельзя заключить то, что психологические

особенности рас совсем не подвергаются изменениям; но только то, что,

подобно анатомическим признакам, они обладают очень большой устойчивостью.

Вследствие этой устойчивости душа рас и изменяется так медленно в течение

веков.