Тренажерный зал в моем доме. Здесь Кретин. Он пялится на мое кольцо.
Чую за километр шикарную возможность. Хотя именно благодаря Брэдли она согласилась прикинуться моей невестой, чтобы избавиться от ужасных подарков и красиво отомстить. К счастью, он потерял ее. С другой стороны, Брэдли фирменная сволочь, и теперь я могу утереть ему нос.
Меняю планы и бегу через весь город, уворачиваясь от парней в костюмах, женщин в платьях, строителей и других обитателей Нью-Йорке, которые идут по своим делам, пока я несусь как угорелый на Марри-Хилл. Когда я добегаю до ее дома, то тяжело дышу, а пот стекает по груди. Сообщаю швейцару, что пришел к Шарлотте. Меня без проблем пропускают, поскольку я в списке постоянных посетителей без ограничений. Я быстро иду к лифту и спускаюсь в тренажерный зал.
Нахожу Шарлотту в считанные секунды. Она на беговой дорожке, а Брэдли крутит педали, наблюдает за ней с велотренажера.
Встречаюсь с ним взглядом и салютирую ему двумя пальцами, а потом иду к Шарлотте. Останавливаю ее тренажер и жадно целую. Хотя она меня не ждала, но не спешит отстраняться. Наоборот пылко отвечает, тая в моих руках. Поцелуй в секунду из невинного превращается в весьма откровенный. А когда Шарлотта спрыгивает с беговой дорожки и обнимает меня, поцелуй уже выходит за рамки приличия. Не отрываясь от моих губ, она шепчет, что перед тем как пойти в «Лаки Спот», нам нужно подняться в ее квартиру.
Это по мне. Капитан Жених к вашим услугам.
Направляясь к лифту, я смотрю на Брэдли. Он пыхтит и пыжиться, злой как черт.
Выпячиваю грудь и расправляю плечи.
Что тут поделать? Моя женщина меня хочет.
* * *
Следующий сигнал о помощи приходит тем же вечером, только от матери. Я работаю в небольшом кабинете в задней части бара, в окружении коробок с коктейльными салфетками и шкафчиков, где хранятся первоклассные спиртные напитки.
Сначала сообщение выглядит как приглашение:
Привет, дорогой! У нас есть билеты на мюзикл «Скрипач на крыше» завтра вечером. Два лишних. Вы сможете с Шарлоттой прийти? Можем собраться пораньше и посидеть в «Сардис[15]».
Сказать, что я не фанат мюзиклов огромное преуменьшением. Если честно, вопрос мамы меня страшно удивил. Вся семья в курсе, что когда дело доходит до мероприятий связанных с песнями и плясками, я нахожу уйму отмазок начиная от «слежу, как сохнет краска» и «привожу в порядок галстуки» до «надо к стоматологу».
Но сейчас мне в голову не приходит ни одна отговорка, ведь Шарлотта обожает Бродвей. Я выскакиваю из офиса и нахожу ее за барной стойкой.
– Прозвучит странно, – говорю я, присоединяясь к ней. – Но не хочешь ли завтра сходить на «Скрипач на крыше»? Со мной?
Шарлотта пристально всматривается мне в лицо, а потом прижимает ладонь ко лбу.
– Температуры нет.
– Я серьезно.
– Может она еще не поднялась.
– Я не шучу.
– Тебя прямо сейчас отвести в больничку или подождать первых признаков лихорадки?
Я стучу пальцем по своим часам.
– Приглашение истекает ровно через пять секунд. Пять, четыре, три…
Она хлопает в ладоши.
– Да! Конечно, я хочу пойти. Обожаю мюзиклы. Это так здорово. Я даже не стану спрашивать, где твой мешок с оправданиями. А просто буду наслаждаться жизнью.
– Хорошо, – говорю я и подхожу ближе, намериваясь поцеловать ее в щеку, но в последний момент останавливаюсь.
В глазах Шарлотты мелькает паника, и она слегка кивает головой. Здесь Дженни и официанты, разносят заказы.
Блин!
Какого хрена я едва не отчудил такое? Я не прочь выражать чувства на людях, но не на работе, когда рядом сотрудники, менеджер и клиенты.
– Прости, – бормочу я.
Смешивая водку с тоником, темноволосая Дженни поднимает ухоженную бровь, но ничего не говорит. Шарлотта не носит в баре кольцо, но глядя на реакцию Дженни, я задумываюсь, могут ли наши сотрудники почувствовать изменения. Как животные чуют надвигающеюся бурю, догадываются ли персонал, что их начальники спят вместе? Могут понять, что это временное явление? В голове роется столько мыслей. Я стою слишком близко к Шарлотте и смотрю чересчур пристально. Все настолько очевидно? По моему взгляду понятно, что я сейчас представляю, как моя бизнес-партнерша сидит на мне обнаженная и кончает от моего языка?
Я качаю головой, отгоняя похотливые мысли и пытаюсь сгладить оплошность.
– Мы чуть не нарушили второе правило, – говорю я Шарлотте.
– Какое?
– Никаких странностей.
Она смеется и хлопает меня по плечу.
– Все в порядке, Холидэй. Это даже ни капельки не странно, – а чуть тише добавляет: – наоборот очаровательно.
Вот черт, теперь я краснею. Потому что…
Минуточку.
Какого хрена?
Походу у меня реально жар. Я добровольно обрек себя на музыкальную каторгу, а меня обозвали очаровательным. Я с этим не согласен. Категорично. Мы сегодня трахались по полной, и Шарлотте прекрасно известно, что во мне нет ничего очаровательного.
Я сама мужественность и сила.
– Отлично, – говорю я, самоуверенно барабаня костяшками пальцев по бару, как будто мое небрежное отношение может восстановить мой крутой имидж. – Значит мы завтра идем, но только потому что ты этого хочешь.
Телефон снова гудит. Читаю сообщение, и у меня поникают плечи.
Офферманы тоже будут :)
Поворачиваюсь к Шарлотте.
– Это была засада, – говорю я, а потом делюсь подробностями.
Но она продолжает улыбаться как ни в чем не бывало.
– Все нормально. Я не против их компании. – Она наклоняется чуть ближе и шепчет: – На самом деле, за эти пару дней мне стало еще проще играть твою невесту.
– Почему же?
– Из-за того, как ты трахаешь меня всю ночь напролет, – говорит она едва слышно.
Меня охватывает желание. Я готов затащить ее в кабинет, и отыметь прям здесь на работе.
Но Дженни снова её зовет, и я возвращаюсь к компьютеру с крепким стояком.
Пока я отвечаю на электронные письма от поставщиков, до меня доходит, что от комментария Шарлотты об «очаровании», я по идеи должен был почувствовать себя странно, а это не так. Почему?
Возможно, потому что Шарлотта светилась от счастья из-за мюзикла. Проклятье, отвести ее на Бродвей наименьшее как я могу отблагодарить Шарлотту за фантастическую игру ради сделки моего отца.
Загадка решена. Мне нравится делать Шарлотту счастливой, потому что она мой друг, а друзья помогают друг другу.
Вот так-то! Я оступился, но все же не нарушил еще одно правило.
ГЛАВА 19
В «Сардис» к нам присоединяется репортер. Его зовут Эйб, и его лицо слегка напоминает лошадиную морду, а мешковатая одежда размера на два больше (вероятно от старшего брата). А еще я не уверен, получил ли он права или даже начал бриться.
Он делает групповое фото двух семей, когда мы чокаемся бокалами и пробуем закуску, и я искренне удивлен насколько раздутой будет заказная статья. Видать поэтому журнал отправил пацана. С другой стороны, «Жизнь и Время Метрополиса» славится лучшим минетом в мире журналистики. Берут целиком и не давятся.
Фотографии, в принципе, должны показывать нас в повседневной обстановке, но мы ни на секунды не забываем об объективах фотокамер, пока делаем заказ, общаемся и поднимаем бокалы на фоне черно-белых карикатур звезд театра и кино. В этот раз, для игры на публику, собрались только пары: мои родители, мистер Офферман с женой, и я с Шарлоттой. Харпер сегодня не пригласили, и в обычной ситуации я бы поддразнил сестру «изгнанием», но она, вероятно, с радостью пропустит это вынужденное событие с лицемерным трепом, словно мы ни сном ни духом не подозреваем о присутствии репортера.
Но я понимаю, почему Офферман раздул подобную шумиху. Статьи в таком духе помогают купле-продаже, тем самым показывая и уверяя клиентов в дружеской передаче новым владельцам международной ювелирной сети магазинов «Катрин». Одетые с иголочки, мы выглядим презентабельно для обложки журнала. На мне светло-зеленая рубашка на пуговицах и бледно-желтый галстук с анимированными пандами, а Шарлотта просто сногшибательна в черном платье с короткими рукавами и розовой лентой-пояском, обвитой вокруг талии.
– Вы сегодня не взяли с собой дочерей, – обращаюсь я к мистеру Офферману, покончив с оливкой. – Полагаю, они слишком заняты в конце учебного года? Или просто не любят театра?
Он пренебрежительно отмахивается.
– У нас было всего шесть билетов, а в этом деле мужчины важнее.
Я чуть не давлюсь оливковой косточкой.
– Простите, о чем вы?
– Мои девочки не вмешиваются в бизнес, – говорит он и делает глоток скотча, а потом приподнимает бокал, прося официанта повторить.
– Я тоже не участвую в бизнесе моего отца, хотя вы меня пригласили, – отмечаю я маленькую несостыковку в его логике.
– Согласен, но твое мнение важнее, чем, скажем, твое…
Журналист хлопает меня по плечу, не дав Офферману договорить.
– Можно сфотографировать вас с Шарлоттой у бара? Фотография счастливой пары станет украшением статьи.
Я встаю, а внутренности скручивает узлом из-за лжи. Наверняка уже завтра снимки появятся в сети, а потом новость устареет, ведь через несколько дней мы разорвем «помолвку» как планировали. Или же они никогда не увидят свет… ведь «счастливой пары» больше не будет.
Когда мы отходим от стола, Шарлотта смотрит мне в глаза и явно размышляет о том же. Мы неспешно обходим столики в ресторане.
В самом начале наш спектакль казался идеальным решением. Довольно правдоподобный способ выставить меня в выгодном свете, чтобы не сорвать сделку отцу, хотя при этом пришлось обмануть всю семью. Но теперь все зашло слишком далеко и граничит с бесстыжей манипуляцией. Моя ложь оставляет неприятный осадок в душе.
Но цель оправдывает средства, напоминаю я себе, когда мы направляемся к бару. Утром отец сказал, что к выходным будут решены все вопросы с банком, и они окончательно заключат сделку о продаже. Мне претит мысль, что Офферман мог отказаться от сделки, если бы я не стал плясать под его дудку. А еще я чувствую себя конченым мошенником, и мне за себя противно.
Хорошо хоть, что лгать осталось всего несколько дней.
Хреново, что времени осталось так мало.
– Улыбочку, – говорит Эйб, когда мы подходим к бару. За спиной у нас карикатуры Тома Хэнкса и Эдварда Аснера.
Я обнимаю Шарлотту и с легкой усмешкой наклоняюсь, вдыхая аромат ее шеи. Она пахнет персиками. Я целую ее в щеку, и у Шарлотты перехватывает дыхание. Она прижимается ко мне еще ближе, и ощущение фальши испаряется вместе с неприятным осадком. Между нами проскакивает искра. Я бы даже сказал, вспыхивает костер. От которого должен загореться объектив.
Я отпускаю Шарлотту и смотрю на журналиста с глуповатой улыбкой.
– Простите, но я бессилен. Она слишком красива.
– Очевидно, что вы ее любите, – говорит он, опуская камеру, а потом достает из кармана записную книжку. – Но все же позвольте спросить, когда она стала для вас единственной?
– Простите? – переспрашиваю я, наморщив лоб.
– Это же случилось совсем недавно? Я про верность и серьезность отношений.
– Конечно, мы верны друг другу. Мы же помолвлены, – властно отвечает Шарлотта, взяв меня за руку.
– Не сомневаюсь, – заявляет журналюга, косясь на обручалку Шарлотты. – Я спрашиваю, когда все стало так серьезно?
У Шарлотты на щеках вспыхивает румянец, и я вмешиваюсь в разговор:
– Мы начали встречаться недавно, если об этом речь.
– Ну, это понятно, – говорит Эйб, как шакал впиваясь в кость с твердым намереньем не выпускать добычу. – В прошлом месяце вы красовались на страницах «Жизнь Саус-Бич» с поваром из Майами, а всего несколько недель назад произошел инцидент со знаменитой тренершей.
Будь я проклят вместе со своим гулящим образом жизни. Я напрягаюсь, мышцы натягиваются как струна. Мы влипли в ситуацию, которую так отчаянно хотел избежать мой отец.
– Это была пустая болтовня, – говорю я, не переставая ухмыляться. – Вы в курсе как это бывает.
– Вы про Кэссиди? С Кэссиди Винтерс произошла случайность? – он спрашивает, делая ударение на последнем слове, будто подталкивая меня согласиться.
– Нет, я не говорил о случайностях. Я имел в виду простую шумиху. Сплетни, и ничего более, – решительно отвечаю я, поправляя наглого ублюдка.
Он кивает и поглаживает подбородок.
– Понял. Но не с поваром. Ведь в прошлом месяце в Фейсбуке мелькало фото, как вы целуете шеф-повара в щеку.
Эйб берет телефон, проводит толстым пальцем по экрану и показывает фотографию. Он подготовился и выжидал. Заранее все спланировал, готовясь к атаке. Я пожимаю плечами, быстро соображая, как разрулить ситуацию. Придумал. Наклоняюсь и целую Эйба в щеку. При этом сопротивляюсь инстинктивному желанию съежиться, когда губы замирают в миллиметре от детского личика, но я должен провернуть это дело.
– Видите? Я просто ласковый парень.
Эйб вытирает щеку ладонью.
– То есть с шеф-поваром ничего не было?
Я киваю и машу рукой в его сторону.
– Так же как и сейчас, – подтверждаю я.
К моему сожалению, я не могу сказать то, что он действительно заслуживает. Но если я уйду с заявлением «без комментариев», то это лишь сильней подстегнет его. Спокойный ответ дает шанс разминировать бомбу.
Эйб переключается на Шарлотту.
– Вас не волнует то, что еще несколько недель назад Спенсер Холидэй мелькал в газетах, как нью-йоркский плейбой?
Она качает головой с очаровательной улыбкой.
– Нисколько. Я знаю, к кому он каждую ночь приходит домой.
– Не каждую, – бормочет паршивец.
У меня окончательно лопается терпение. На этой ноте Мистер Милый Парень уходит в отставку.
– Прости? Что ты только что сказал, Эйб? – спрашиваю я многозначительно, ведь есть существенная разница между проявлением напористости и поведением конченой сволочи.
Он поднимает подбородок.
– Я спросил, руководите ли вы «Лаки Спот» как супружеская пара?
Лжец.
Но лжец дело говорит. Нам с Шарлоттой придется подумать, как следующих пару дней обыграть фальшивую помолвку на работе. А может, не придется, ведь совсем скоро все закончится.
Но от одной мысли об этом желудок сводит от боли.
Прежде чем я успеваю ответить на вопрос Эйба, к нам подходит миссис Офферман, присоединяясь к импровизированному интервью.
– Все в порядке?
Никогда не думал, что скажу это, но я чертовски рад ее видеть.
– Мы обсуждали, как быстро у Шарлотты со Спенсером начались серьезные отношения, – отвечает журналист миссис Офферман. – Прям молниеносно.
Женщина выгибает бровь, похоже, сгорая от любопытства.
– Правда? Знаю, что все произошло быстро, но не думала, что это случилось недавно.
Поправочка, я не особо-то рад ее видеть. Ни капельки. Тем более что ее слова пропитаны ядом.
Шарлотта откашливается, заправляет прядь волос за ухо и смотрит на миссис Офферман, а потом на Эйба.
– Да, все произошло недавно, и мы об этом упоминали не раз. Можно сказать, стремительно. Но разве любовь не приходит именно так, сражая наповал? – говорит Шарлотта, скользя пальцами по рукаву моей рубашки. Между нами слой хлопка, но клянусь, от ее прикосновения кожа вспыхивает, оставляя за собой огненный след. Наши взгляды встречаются, и у меня перехватывает дыхание. На мгновение окружающие словно исчезают.
Я киваю и сухо сглатываю от возбуждения. Не совсем уверен, кому точно отвечаю: ей, им или нам.
Но, что важно для меня, впервые я говорю совершенно искренне.
Шарлотта встает на цыпочки и нежно целует меня в губы. А когда отстраняется, берет под руку и смотрит на репортера:
– Не важно, с кем его видели несколько недель назад. Это ничего не меняет. Ничто не изменит моих чувств к нему.
У Эйба больше нет вопросов. По крайней мере, сегодня Шарлотте удалось пресечь его попытку вывести нас на чистую воду.
Я вспоминаю нашу вчерашнюю маленькую месть Брэдли в тренажерном зале. Конечно, Шарлотта получила удовольствие от представления, которое мы устроили для ее бывшего, но тот поцелуй на беговой дорожке ничто по сравнению с тем, что она сделала для меня сейчас. Шарлотта постоянно спасает меня.
Мое сердце замирает, а потом в стремительном галопе рвется к ней.
Что-то происходит. Странное и совершенно чуждое. Душа, которая так отчаянно стремится к Шарлотте, говорит со мной на языке, который я не понимаю
Зашибись! Теперь мне придется каждый день противостоять не только члену, но и сердцу.
* * *
Перед самым мюзиклом, когда мы идем по Сорок Четвертой улице к входу в театр «Шуберт[16]», меня подзывает к себе отец.
– Все в порядке?
– Вполне, – отвечаю я, поскольку в последнюю очередь хочу его волновать. Мимо нас с визгом проносится такси, извергая выхлопные газы, и резко тормозит на красный свет. – Репортер раздражал, но я встречал такое и раньше.
Отец качает головой.
– Я имею в виду Шарлотту. С ней все хорошо?
– Она в порядке, – отвечаю я с улыбкой, радуясь, что отец больше заботится о моей девушке, чем о самой истории.
Папа кивает в сторону Шарлотты, которая идет впереди нас на пару шагов.
– Вы идеально подходите друг другу. Не знаю, почему раньше не замечал этого, но теперь, когда я вижу вас вместе, такое чувство, будто правда всегда лежала у меня перед самым носом.
Вина коршуном несется с неба. На этот раз когти намертво впиваются в грудь. Я провожу руками по волосам. Мой отец будет очень разочарован, когда мы с Шарлоттой расстанемся.
– Ты такой безнадежный романтик, – говорю я.
Он смеется, и мы замедляем шаг, приближаясь к толпе рядом с ярко освещенным зданием.
– Вот почему у меня ювелирный магазин.
– Уже нет, – со смешком заявляю я. – Скоро ты станешь вольной птицей.
– Знаю, – он задумчиво вздыхает. – И буду по этому скучать.
– С другой стороны, ты будешь счастлив.
Он несколько раз кивает, как будто пытаясь убедить себя.
– Я с радостью буду проводить больше времени с твоей мамой. Она – центр моей вселенной. Как Шарлотта для тебя, – говорит он, похлопывая меня по спине.
Да уж, странность. Но сейчас это именно так.
ГЛАВА 20
Капельдинер[17] показывает нам места.
Шарлотта скрещивает руки и тяжело вздыхает.
– С тобой все в порядке?
Она кивает, поджав губы.
– Ты уверена? А то могу поклясться, что ты злишься.
– Я в порядке.
Я скептически приподнимаю бровь:
– Ты уверена, что ничего не случилось?
– Ничего. – Опустив руки, она хватает меня за рукав рубашки, меняя тему: – Когда будем делать куклу вуду на репортера?
В притворном раздумье я смотрю вдаль.
– Давай прикинем. В моем календаре завтра на три «окно». Подойдет?
Она энергично кивает.
– Ты принесешь булавки, а я достану ткань.
– Отлично! Я найду обучающий видеоролик, чтобы все прошло гладко.
Она лучезарно улыбается и шепчет мне, когда оркестр начинает играть вступительную мелодию:
– Ненавижу эти вопросы.
– Он пытался играть жестко, и разговор вышел тупым до безобразия. Хотя ты была великолепна.
– По мне, разговор был неловким, – возражает она и притягивает меня ближе, когда по залу проносятся скрипичные ноты. – Как думаешь, он нас раскусил?
– Он что-то заподозрил, но мне кажется, просто закидывал удочку, чтобы глянуть на нашу реакцию.
– Кстати, тебе мой ответ понравился?
Это слишком слабо сказано. Я в восторге от ее слов о стремительной любви. В большем восторге, чем должен.
– Это было восхитительно.
– Я отлично разрулила ситуацию? – говорит она, игриво обдувая пальцы.
Мое сердце разрывается и катится по полу. Внутри все обрывается. Приходит осознание, насколько я жажду, чтобы она тогда говорила искренне. Мне так хочется, чтобы что-то из этого было реальным.
– Это было вполне правдоподобно, – говорю я с фальшивой улыбкой.
Ее ответ служит напоминанием, что у нас с Шарлоттой осталось всего четыре дня, даже если я по какой-то причине не желаю все заканчивать.
Она собирается уйти, а я не хочу ее отпускать.
Начинается первый акт, и я думаю – нет, уверен – что это официально мое самое нелюбимое время в мюзиклах. На это даже смотреть больно.
* * *
Распрощавшись с моими родителями и Офферманами, мы бродим по Таймс-сквер. Пытаемся протиснуться через сумасшедшие толпы блестяще - неонового Манхеттена, это столпотворение в городе-многомиллионнике напоминает сардин в банке или зоопарк. Человек, разрисованный в серебряного робота, делает резкие движения рядом с ведерком, собирая монеты. Парень в прикиде Статуи Свободы задевает Шарлотту локтем.
– Ой, – бормочет она, прерывая долгое молчание.
– Ты в порядке? – спрашиваю я, протягивая руку. Наверно, инстинктивно хочу позаботиться о ней. Но одергиваю руку. Она этого не хочет, ей это не нужно. Шарлотта сама может о себе позаботиться.
– Да, все нормально, – говорит она, пожимая плечами. – И эй, мы пережили еще одно представление.
– «Скрипача на крыше»?
Она качает головой:
– Нет. – Она объявляет, как диктор на радио: – Сегодня в восемь часов вечера у нас в эфире «Счастливая Обрученная Пара».
Я морщусь.
– Все верно. Они самые.
Сейчас моя очередь шутить. Я должен успокоить ее. Еще раз поблагодарить.
Но я молчу. Мне нечего сказать. Лысый мужчина с двумя золотыми зубами зазывает людей на полуобнаженное комедийное представление:
– Полуобнаженка за полцены.
Кто-то кричит в ответ:
– А голые даром?
Мы проходим мимо театра и магазина футболок, обходим пару в шортах хаки, белых кроссовках и футболках с аббревиатурой Департамента пожарной службы Нью-Йорка. Без понятия, куда мы идем. Честно говоря, я даже не представляю, зачем мы вообще пошли гулять по Бродвею. А теперь, похоже, мы попросту ходим по кругу. Да что со мной не так? Я даже не в силах сориентироваться в родном городе.
Мы достигаем угла Сорок третьей и останавливаемся на тротуаре. Автобус ползет по Восьмой авеню. Туристы обходят нас, так как мы неловко стоим, смотря друг на друга. Всю мою жизнь я знал, что делать, куда идти, как встретить любой жизненный поворот судьбы. Сегодня я словно рыба, выброшенная на берег, едва понимаю, как передвигать ногами.
Я почесываю голову.
– Хм, куда мы идем, Спенсер?
Я пожимаю плечами.
– Я об этом как-то не думал.
– Чем хочешь заняться? – спрашивает она, стискивая пальцы, будто пытаясь придумать им занятие.
– Всем, чем тебе захочется, – отвечаю я, засовывая пальцы рук в карманы брюк.
– Хочешь пойти куда-нибудь?
– Если тебе этого хочется.
Она вздыхает.
– Может, мне тогда просто вызвать такси домой?
– Ты хочешь поймать такси? – спрашиваю я, с явным желанием отвесить себе пенделя. Я сейчас сам себе противен. Моим телом как будто завладел незнакомый, неуверенный в себе трус. Я его не знаю. И мне глубоко начхать на этого паникера. Я не давал ему права распоряжаться мной. Поэтому намерен избавиться от наглого захватчика. Я поднимаю руку.
– Забудь, – говорю я с отвратительной неуверенностью. Эта поддельная помолвка может закончиться через несколько дней, но я не намерен хандрить и испоганить лучший секс в моей жизни. Без вариантов, я буду на высоте.
– Забыть? Ты про такси?
Я качаю головой и кладу руки на ее плечи:
– То, чем я хочу сейчас заняться. Отвезти тебя к себе. Раздеть. Скользнуть языком по каждому миллиметру твоей кожи, а потом сделать то, о чем мы говорили, когда посещали «Катрин».
Ее глаза искрятся от вожделения. Она нетерпеливо кивает.
– Да.
Вот и здорово, красавица.
Словить такси здесь не реально, поэтому достаю из заднего кармана телефон, чтобы зайти в «Убер[18]». Нажимаю на кнопку приложения, но Шарлотта меня останавливает.
– Но, хм, вначале я хочу тебе кое-что сказать.
Вот блин. Сердце уходит в пятки. Она собирается покончить с этим. С нее достаточно. Она получила, что хотела. Сегодня вечером оттянемся в последний раз, и она отправит меня на скамейку запасных.
– Что? – спрашиваю я, а сердце дико колотится.
– Помнишь, мы говорили «никакой лжи»?
– Да, – сглатываю я, готовясь к неизбежному. От напряжения грудь словно сдавливают в тесках, и мне очень не нравится это чувство. Мало того, я не хочу чувствовать что-то подобное. Потребность или даже зависимость. Я с трудом понимаю, что это такое.
– Ты собираешься это сделать? – выплевываю я.
– Что?
– Положить этому конец? – спрашиваю я, потому что не могу больше ждать.
Она смеется.
– Это не смешно, – настаиваю я.
– Даже очень.
– Почему?
Она качает головой:
– Ты идиот. – Она хватает меня за рубашку и тянет к себе. Сердце готов выпрыгнуть из груди. – Это то, что я хотела тебе сказать, когда ты перед началом мюзикла спросил, все ли со мной в порядке. Помнишь я ответила, что все нормально? Я ревновала. До ужаса.
Я вспоминаю, как Шарлотта тогда скрестила руки на груди, потом шуточка о репортере и ее гордость собственным представлением.
– Ты ревновала?
– И отчаянно пыталась не делать этого. Вот почему сделала вид, что все зашибись и отшутилась про куклу вуду.
– Почему ты ревновала?
Она закатывает глаза.
– Женщины, о которых говорил Эйб. От одного упоминания о них меня охватывала ревность.
– Почему?
– А ты не понимаешь?
– Нет. Но мы уже определились, что тебе нужно мне все разжевывать как ребенку. Так что вперед. Выкладывай, учи меня уму разуму, – говорю я и постукиваю себя по голове, доказывая, что там пусто.
Она краснеет, а потом тихо говорит. Ее голос едва слышен сквозь шум улиц, звуки толпы и рев автомобилей. Но каждое слово для меня музыка:
– Потому что они были с тобой.
Я расплываюсь в улыбке.
– То же, что я чувствовал к Брэдли, когда вы встречались, – признаюсь я и понимаю, как гора сваливается с плеч. Более того, я рассказал о своих чувствах, которые в то время не понимал.
– Ты ревновал, когда я была с ним?
– Иногда, – подтверждаю я, вспоминая те дни, когда она встречалась с этим отъявленным мудаком.
Были ночи, когда она рано уходила из «Лаки Спот» вместе с Брэдли домой, а я не переставая думал о ней. Конечно, череда женщин отвлекала меня, но сейчас, как и тогда, меня посещал зеленоглазый монстр. Никогда не думал, что расскажу ей это. И мне бы стоило придержать некоторые вещи в секрете. Я поднимаю руку.
– Можешь себе такое представить.
– Спенсер? – шепчет она.
– Да?
– Думаю, сегодня мы нарушили еще одно правило.
Я вопросительно приподнимаю бровь.
– Какое из? Ложь?
– Да, но еще…
Мы говорим одновременно:
– Странности.
И начинаем смеяться. Вместе.
– Начиная с того момента, как ты пригласил меня на мюзикл, моя ревность и конченый репортер. Все это было странно, – говорит она и кидает на меня понимающий взгляд. – Есть только одно лекарство от странности.
– Анал?
Она бьет меня по плечу.
– Мы никогда не нарушим это правило. Никогда, – заявляет она, косясь на мою промежность. – Я больше думала о коленно-локтевой позе.
– Именно это я и имел в виду, – и, пока не приезжает машина, я целую ее.
А потом по дороге от центра города к моему дому. В лифте. Пока открываю дверь. Когда раздеваю ее и кладу на постель.
ГЛАВА 21
Начиная с шеи, я усыпаю поцелуями ее тело. Скольжу языком по безупречной, красивой спине. Шарлотта вздыхает и извивается на кровати. Поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, когда я приближаюсь к ее попке. Я целую ее ягодицу.
– Не волнуйся. Правило, мы нарушать не будем. Хочу, чтобы ты знала, с этим все в порядке, я рад обладать всеми остальными частичками твоего тела. Я просто дразнил, упоминая анал.
Шарлотта улыбается, тем самым благодаря меня.
– С другой стороны, мне нравится нежная кожа твоей задницы, так что, пожалуй, задержусь я тут подольше, – говорю я, вырисовывая линии на нижнем сгибе ее правой ягодицы.
Она поднимает попку выше в немой мольбе о поцелуе. Я облизываю линию вокруг изгиба ягодиц. Сначала одну, потом другую. Шарлотта начинает извиваться, с губ слетают тихие стоны. Целую и нежно прикусываю плоть. Стоны становятся громче.
По моим венам разливается похоть. Я тверд, как гранит, и сгораю от желания, но не буду торопиться, ведь каждая секунда доставляет мне море наслаждения. Сжимаю пальцы и приподнимаю ее попку еще выше, а потом удивляю, медленно и основательно облизнув мокрую киску.
Шарлотта всхлипывает.
– Не ожидала такого.
– Я так и понял. Но, уверен, тебе это понравилось.
– Еще как, – судорожно выдыхает она.
Но это все, что она получит сейчас. Возвращаюсь к ее ножкам. Я собираюсь довести ее до предела своими поцелуями, заставлю изнывать от желания.
Языком провожу дорожку по внутренней части бедра.
– Каждый миллиметр, – мягко шепчу я, касаясь ее кожи. – Я хочу пометить, поцеловать и потрогать каждый миллиметр твоей шелковистой кожи.
– Я тоже этого хочу, – хныкает она, а голос становится хриплым от возбуждения. Я уже знаю слова и мельчайшие признаки ее реакции на меня, хотя мы вместе всего несколько дней. Мне нравится изучать ее тело, узнавать его вкус.
Например то, что внутренний сгиб колена у нее – эрогенная зона. Скольжу по нему губами, и с губ Шарлотты срывается короткий сексуальный стон.
Продолжаю путешествие по ее голени, а потом переключаюсь на вторую ногу и прокладываю себе путь вверх к ее попке. Сжимаю ягодицы, наклоняю бедра и зарываюсь лицом между ее ног. На вкус она шелковистая и сладкая. Мой язык утопает в мокром великолепии, а нос заполняет аромат. Она прижимается ко мне, в груди вспыхивает желание и все кости ломит от дикой потребности трахнуть ее. Она – это все, чего я жажду. Я целую ее восхитительную киску, и Шарлотта кончает на мои губы.
Я отодвигаюсь, и она переворачивается. Прекрасный ротик открыт, глаза блестят. Кожа будто светится.
– Ничего себе, – говорит она.
Я шевелю бровями в ответ, срывая с себя рубашку.
– Кажется, я пристрастилась к твоему рту, – тихо говорит Шарлотта.
– Хорошо. Мой рот тоже пристрастился к тебе.
Я тянусь снять брюки, но Шарлотта садится и хватает молнию.
– Я хочу сделать это сама.
Она стягивает с меня трусы, и мой член отдает ей честь.
Шарлотта вздыхает с мурлыканьем.
– Я тоже рада тебя видеть, – говорит она и облизывает кончиком языка головку. Но я быстро отодвигаюсь, прежде чем окончательно затеряюсь в волшебном мире, который мне проречет ее восхитительный рот. Я хватаю ее за бедра и переворачиваю.
– Опустись на колени и руки, как хорошая порочная девчонка, – требую я.
– А я порочная?
– Со мной - да, – отвечаю я и иду за презервативом.
Останавливаюсь полюбоваться открывшимся взору красивым видом: Шарлотта, на четвереньках, ее великолепная попка приподнята в воздухе. Я легонько шлепаю ее по ягодице. Шарлотта вздрагивает с сексуальным стоном.
– О Боже, – всхлипывает она.
Этот звук. Ее слова. Стоны. Эта женщина – мечта. Она осознала, как сильно любит быть со мной, а я понял, что обожаю ее трахать. Я опускаю голову и целую место, куда пришелся шлепок. А потом стремительным движением хватаю ее за запястья и толкаю на кровать.
– Я передумал. Опустись на локти. Задницу подними повыше.
Она наклоняется, как танцовщица, исполняя мою просьбу. Я провожу головкой члена по ее влажности. Шарлотта стонет, придвигаясь ближе в немом приглашении, нуждаясь во мне и желая. Еще один шлепок, и она вскрикивает от удовольствия.
Натягиваю презерватив и погружаюсь в нее. По моим венам стремительно проносятся раскаленные добела искры. Так чудесно, туго и тепло. В горле зарождается низкий гортанный животный рык.
– Ты, – говорю я со стоном. – Ты такая сексуальная. Мне кажется, я собираюсь на всю ночь разбить здесь лагерь.
Она одновременно стонет и смеется.
– Ты псих.
– Нет, просто я еще никогда в жизни не был так до охренения возбужден, – сипло отвечаю я и начинаю выпады.
Шарлотта внезапно замолкает. Больше нет стонов, всхлипов, диких вздохов.
– Правда? – спрашивает она негромко, но очень четко.
Шарлотта поворачивается и смотрит на меня. Боже мой, она такая уязвимая, тело изогнуто, а глаза светятся доверием.
– Да, – отвечаю я, врезаясь в нее, отдаваясь ей целиком и полностью. – Клянусь, Шарлотта. Ты, черт возьми, что-то сделала со мной. – Я почти полностью выхожу из нее, кроме головки. Шарлотта выгибается, пытаясь вернуть меня обратно. – Ты сводишь меня с ума. Превращаешь в психа. – Я одним толчком заполняю ее, и дыханье Шарлотты превращается в восхитительный стон. – Я не могу насытиться тобой.
– О боже, я чувствую то же самое, – говорит она и наклоняется еще ниже, приподнимая выше попку, предлагая мне еще больше возможностей.
Шарлотта все, что я хочу. Вся без остатка. Я ее трахаю, пока она не кончает с неистовым стоном и сексапильными всхлипами. Мои мышцы напрягаются, перед глазами все плывет. На меня обрушивается собственная кульминация ярким, с ни чем не сравнимым удовольствием.
Я плюхаюсь на кровать, и Шарлотта падает рядом. Положив голову на сгиб моей руки, она не шевелиться, такая горячая, потная и обнаженная. Я рассеянно провожу пальцами по ее волосам. Шарлотта легонько касается ладонью моего живота.
– Это было волшебно, – лепечет она. – Думаю, этот раз у нас лучший. Я собираюсь достать тебе золотую звезду за выдающиеся достижения в искусстве оргазма. Пожалуй, даже статую.
– Обязательно поблагодарю киноакадемию, – начинаю я ее передразнивать.
Она бьет меня по груди.
– Так ты имитировал? Отлично, я тоже, – раздраженно говорит она.
В секунду я на ней, зажимаю как в капкане между коленей и локтей.
– Нет, ты не имитировала.
Ее глаза дразнят меня:
– Да. Именно это и делала.
– Это не правда. Но лишь за эту фразу, теперь ты покажешь мне, как сильно обожаешь, когда я тебя трахаю.
Я молниеносно поднимаю ее запястья над головой, а второй рукой шарю возле кровати и нащупываю платье. Хватаю его и вытаскиваю ленту-ремешок.
Обматываю стройные руки и фиксирую их за стойку кровати. Шарлотта следит за каждым моим движение, пока я затягиваю в узелок розовую ленту.
– Милашка в розовом, – шепчу я, проводя пальцем по ее губам.
Беру еще один презерватив и раскатываю его на члене. Что тут сказать? Да, я снова чертовски возбужден. А как может быть иначе? Шарлотта, мокрая от прошлых двух оргазмов, лежит привязанная к моей кровати. Конечно, я до одури заведен. Я развожу ее ноги, наслаждаясь представшим передо мной зрелищем: раздвинутые ноги, связанные руки и широко распахнутые глаза.
Я вклиниваюсь между ее бедер.
– Теперь ты будешь молить меня об этом.
– Я?
– Ты, – грубо отвечаю я. – Потому что ты ничего не получишь, пока хорошенько об этом не попросишь.
Я скольжу внутрь, но всего сантиметров на пять. Нависаю над ней на согнутых локтях и начинаю неторопливо трахать дразнящими движениями, не входя в нее полностью. Шарлотта со стоном извивается и изгибается дугой. От каждого моего движения с ее губ срывается сексуальный шепот и всхлип.
– Скажи это. Скажи, как сильно ты меня хочешь.
– Я не имитировала. Просто пошутила, – прерывисто дыша, говорит она.
– Скажи мне, как сильно ты хочешь этого. Насколько сильно жаждешь моего члена.
Ее бедра приподнимаются вверх:
– Я хочу тебя. Так сильно. Трахни меня глубже. Умоляю, – протяжно просит она. Как же восхитительно свидетельство ее отчаянной страсти.
Я трахаю ее жестко и глубоко, пока она не сходит с ума от удовольствия. До тех пор, Шарлотта не хрипнет от криков. Не прикрывает глаза в экстазе. Не повторяет мое имя как молитву, содрогаясь всем телом от экстаза.
Я тоже чертовски рад нескольким оргазмам, поэтому присоединяюсь к Шарлотте в мире наслаждений.
Стоило мне только развязать ленту, как Шарлотта зарывается пальцами в моих волосах, тянет к себе и пылко целует.
– Я соврала. Это было лучшим разом.
– С каждым разом становится все лучше, – нежно говорю я.
Вскоре она встает и начинает собирать одежду. Ходит по кругу, что-то выискивая на полу.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я с любопытством.
– Од<