Традиция исихазма в XVIII веке. Паисий Величковский.
Как известно, учение исихастов имело на Руси своих последователей и после поражения “нестяжателей”. В XVIII веке в защиту традиции «священнобезмолвия» выступил Паисий Величковский (1722-1794), «настоятель Нямецкого и других монастырей в Молдавии и основатель Русского Ильинского скита на Афоне».[368] С его именем связана вся история русского старчества, особенно знаменитой Оптиной пустыни.[369] Поводом для выступления послужили труды и деятельность некоего философа-монаха, пребывавшего в Мошенских горах в Молдавии. Но в целом Паисий стремился воскресить и вернуть православию вытесненную в XVI веке, как из православного богословия, так и из монашеской практики, высокодуховную традицию исихазма, к которой он приобщился на Афоне.
Ссылаясь на авторитет святых отцов, на данный самой Богородицей дар внутренней молитвы, Паисий посвящает свой «Свиток», как он сам называл свой труд, описанию возможностей практики умного делания. Вместе с тем он стремится предохранить от тех ошибок, в которые может впасть инок, использующий эти приемы самопроизвольно, без послушания, без чтения книг исихастов, без советов старцев.
2Паисий ведет речь не о той молитве, которая произносится «только устами и языком», а о «самой тайной, безгласной, из глубины сердца воссылаемой молитве», которая совершается «не действиями тела, и не криком голоса, а с «с сокрушением мыслей и внутренними слезами, с душевною болезнию и затворением мысленных дверей».[370] Продолжая тему мучительного преодоления греховной плоти, которая была главной в творениях Кирилла Туровского и Нила Сорского, Паисий обращается к излюбленному исихастами образу сердца. «Раздери, как повелел Пророк, сердце твое, а не ризы. Из глубины призови Бога <...> из сердца привлеки глас: сделай молитву твою таинством».[371]
Обобщая писания святых отцов и древнерусских последователей «внутреннего делания», Паисий разворачивает исполненную глубоким богословским и философско-психологическим смыслом картину двух видов молитвы и ее ступеней. Все, что говорится о псалмопении, его необходимости особенно для начинающих иноков, относится к тому виду молитвы, который принадлежит «деянию», а не «видению», представляющему собой высшую стадию молитвенного состояния. Вслед за Григорием Синаитом Паисий называет 8 видений-ступеней, входящих в заключительную фазу умной молитвы: 1- видение Бога безвидного, безначального и несозданного, причину всего, единой Троицы и пресущественного Божества; 2- чина и устроения умных сил; 3- устроения чувственных тварей; 4- смотрительного снисхождения Слова; 5- всеобщего воскресения; 6- второго страшного пришествия Христова; 7- вечного мучения; 8- царствия небесного, не имеющего конца.[372] Эти ступени и являются тем, что называется «видением и ужасом молитвы», на которых отсекаются не только плач, но и сама молитва. Так раскрывается понятие синергии как сотрудничества с Богом и слияния с ним – вершины Небесной Лествицы.
Все остальные категории монашеской жизни - кротость, смирение, терпение (все святоотеческие заповеди), послушание, пост, слезы, церковное и келейное правило, само «умное и тайное упражнение молитвы», весь монашеский подвиг, художество внутренней жизни, достигаемое через болезненное «пренемогание» телесной слабости - все это составляет принадлежность молитвы-действия, объективно необходимого подготовительного этапа молитвы-зрения, раскрывающей непостижимые для человеческого ума божественные тайны. Ступени видения предстают перед монахом по мере очищения его духа и даются по его субъективной мере и индивидуальным возможностям.
Паисий подчеркивает, что по собственному произволу, «самовластно», без света благодати в «зрительную Молитву» войти нельзя. Одно только собственное стремление к восхождению в созерцание способно породить лишь «мечтания», вдохновленные «мечтательным духом», а не видение божественной истины, которого возможно достичь лишь «претерпевая молитвами и молениями день и ночь в горнице безмолвного жительства».[373]
Что касается собственно монастырского пения в жизни самого Паисия, то судя по его Автобиографии, во время пребывания в Киево-Печерской Лавре клиросное пение (наряду с изображением икон на меди) входило в число его послушаний. Называвший себя «невежей в пении» Паисий, тем не менее, «аще и без воли», «хождах на правый крилас, поя по силе своей мало, еже умеях, и чтя овогда Часослов, овогда же каноны».[374]
Так же, как и его предшественники, исихасты Средневековой Руси, Паисий был наделен даром художественного слова. Его собственный язык и те образы и выражения, которые он отбирает из святоотеческой литературы для доказательства спасительной силы умной молитвы, представляют собой высокохудожественные образцы, принадлежащие к тому стилю изысканного «словесного витийства», который составлял особенность творений исихастов. Самые яркие примеры поэтической речи так же, по традиции, относятся к Богоматери, образ которой он сравнивает со «светлым облаком живой, поистине, воды», «зарей мысленного дня и огнеобразной Колесницей Слова».[375] Паисию близки интеллектуальные писания Нила Сорского, объясняющего слова «делать и хранить», сказанные Нилом Синаитом о молитвенном плоде, данном первому человеку в раю. По мысли Нила Сорского, райское дело - это молитва, а хранение - соблюдение своего ума от злых помыслов.
Кроме «Свитка», написанного в защиту исихазма, Паисий Величковский известен своими переводами с греческого творений Отцов Церкви: «Добротолюбие» Исаака Сирина, «Огласительные слова» Феодора Студита, сочинения Варсонофия, Григория Паламы, Максима Исповедника, сборник «Восторгнутые классы», куда вошли сочинения Иоанна Златоуста, Мелетия, патриарха Фотия, аввы Марка, аввы Симеона и др. Церковные источники упоминают также «Письма» Паисия.[376] В. В. Зеньковский характеризует его как серьезного ученого, тщательно изучившего древние рукописи, в том числе и те, которые были неизвестны русским монастырям. Ученая добросовестность, вдумчивость и глубина отличали весь духовный строй старца, поэтому его руководства искали многие монахи (вокруг него на Афоне собралось около 700 иноков). Паисий соединял в себе мудрость старца, светлый взгляд на людей и твердое сознание того, что первое дело для каждого человека есть правильное устроение его духовной жизни.[377] Но главной заслугой Паисия Величковского было возрождение прерванной традиции монашества, идущей от монастырей Синая и Афона.