Судя по спокойной реакции дочери Зевса, Элль таки смогла её убедить. Её и прочих смотрительниц храма.

“Ни за что не позволю вам, сны...”

…Однажды Нимфа, по чистой случайности, не предвидя ничего знаменательного, без позволения сунулась в Лиф. Но в этот беспокойный раз её разум переместился не в прошлое. Нет! Прекословница угодила далеко вперед – в будущее, сквозь несколько тысяч годов! И то, что она там узрела, поразило Элль в самое сердце. В женское сердце!

Будущее. Две тысячи двадцать восьмой год!

…Слова “я люблю тебя. Иди сюда. Мы будем вместе” звучали без старой искры, будто свеча почти потухла и теплящийся слабый огонек, что остался догорать без внешней поддержки, уже ничего не решал. Ночь, проведенная в обнимку, встала перед большим зеркалом на верхней ступени бесконечной лестницы и, шепча, напомнила – ничего не получится, пора уходить.

- Не смей себя ни в чем укорять, мы хотя бы попробовали… - чувство радости моментально сменилось неким огорчением, что с наглядностью отражалось в голосе Нимфы, которая, ощущая разочарованность Джона, также грустнела и переполнялась тоской. Степень её духовной связи с Землей зависела лишь от отношений с этим человеком. Больше её ничего здесь не держало, - Видимо, плохому танцору фальцетом петь не суждено! Из нас вышли так себе любовники…

…Миновав искусственное кладбище, дьявольский сад и подойдя к краю скалы, чтобы спрыгнуть, Водяная Нимфа закрыла глаза, что-то прошептала. Её душа стала легче. Затем принцесса упала. Пучина поглотила её.

Это было уже будущее. Ни прошлое, ни настоящее.

Будущее, какое оно есть, с новыми проблемами, разочарованиями…

БУДУЩЕЕ…

Нимфа повидала разное во многих мирах: войны, застои, перестройки. Руководителей государств, пожалуй, сменилось с десяток на каждой планете. Последствие подобных достижений, это незаменимый и главное непередаваемый опыт платонических раскусываний, исповедных проработок, странных трансцендентностей, бессмертных искусств. Всё божественное тянется к смертному. Элль усвоила это, хоть, как она и считала, слишком поздно, чересчур не вовремя. По крайней мере, её больше не мучили никакие диссонансы. Героиня научилась чувствовать комфорт и озвучивать Милберну свои пожелания максимально корректно. Её адаптация прошла не сказать что без боли, но довольно успешно. И народ привык к ней, тоже “адаптировался”.

Как-то раз, тёплым солнечным днём, случилось непредвиденное и очень мотивирующее: Милберн вернулся с работы раньше обычного и ввалился в дом будучи избитым.

Все его лицо было в синяках и кровоподтеках. К щеке был приклеен багровый грязный лист…

Нимфа боялась, что Уокеру всыпали из-за неё и её страхи подтвердились в полной мере, как только зашедший ей рассказал.

- Сделавшие это убивают мирных людей. Их тиранические деяния сеют смерть! Меня оставили в живых лишь за тем, чтобы я тебе сообщил! Чтобы ты пришла с ним сразиться … он только этого и ждёт!

Элль поверила любимому на слово и попросила её отвести к его обидчикам. Все доказательства были непосредственно исследованы в ходе выяснения! Исследованы быстро…

…И снова околоток храма богинь!

- Вселенная многогранна, дитя, в ней происходит множество событий и вызревает множество процессов! – объясняла Илифия, - Энгелы часто вступают в отношения со смертными. Были времена, когда богини славились меньшей категоричностью и искали любви героев, которые затем иногда числились среди богов, а боги любили дочерей человеческих. Часто герои человеческих саг – это дети богов и смертных, и в это божественное происхождение я верю твердо, поскольку наши отличия от них минимальны и упираются лишь в продолжительность физической жизни и в степень воздействия на вселенную.

Нимфа заставилась оставить предрассудки. Уж больно убедительной была дочерь Зевса! Незаметное обретение внутри выразительного света, мудрости и пресловутых знаний равно пертурбации и не проходит бесследно. Наставница подсказала Элль как “пройти сквозь чистилище”, как перестрадать, став чем-то другим, но сохранив все лучшее от себя прежней. Эти уроки дорогого стоили, и чтобы полностью оправдать их, придется совершить много невозможностей, построить миниатюрную страну чудес и шаг за шагом, мало-помалу, развить её до пределов Вселенной.

…Всякие, водившие дружбу с Милберном Уокером, имели в виду, что он больше всего ненавидел кому-нибудь жаловаться, а привычка полагаться на собственные силы, кажется, вылезла из утробы матери заодно с ним. Гипертрофированных случаев ситуативной готовности, когда молодой человек терял голову и лез на рожон, было не счесть, и не всегда заканчивалось гладко. Но сегодняшняя ситуация слишком неординарна с акцентом на наречие “слишком”: неизвестные завоеватели подмяли под себя все доходные земли в нескольких графствах и загнобили беспомощных крестьян. Видимо, прознав о героине, предводитель разбойников хитрым способом выследил Милберна и “разукрасил” лицо, чтобы вынудить героиню явиться в их сети. На честную дуэль с наименьшим уровнем честности!

Лазоревые полозья, оставляемые интимными мечтами, простирались на многие мили непочатой, целинной фантазии. Элль вдавалась вглубь, смотря на звёзды, на активные ядра, на миллионы, на миллиарды. Квазары её прилакомляли. Было так легко заметить их тесную общность и также легко пропустить: внегалактический объект свидетельствовал своё почтение, а Нимфа привечала и кланялась, выражая благосклонность и чрезвычайно нежный,фосфоресцирующий блеск. Блеск доброхотства и энгельского такта!

Сегодняшний день – аподосис, праздник отдания, своего рода конечный этап энгелиево попразднества! Все наставницы во главе с Илифией отмечали приятное событие, собравшись возле Лиф. Элль смотрела на торжество издалека и опасалась приближаться. В ней, словно пенистые, чёрные волны, бурлили эмоции, которые правильно попридержать, нежели давать им волю. Даже, несмотря на то, что, в основном, эти эмоции – свет и добро!

“Я слишком зарылась в ложном Я, чтобы так просто быть чей-то частью. До тех пор, пока во мне нет уверенности, мне стоит их сторониться, чтобы не передать эти сомнения. Главный враг энгелов после Гадеса и Дарейдаса – робость при исполнении”

Нимфа повторила фразу, давно произнесенную.

- Главный враг энгелов после Гадеса и Дарейдаса – робость при исполнении! – повторила вслух. Сейчас её ждала новая ответственность, новый героический подвиг, результат которого должен поднять её в глазах неверящей Англии. Если всё пройдёт благополучно и Элль изгонит обнаглевших, зарвавшихся разбойников, обратит негодяев в бегство, отношение к ней, вероятно, станет значительно теплее. Впрочем, точно утверждать невозможно. Не каждый благой помысел сулит вознаграждение, а предавать и проявлять ахарисгию – очень в природе людей. С одной стороны их можно за это винить, а с другой совершенно бесполезно. Нимфа лишь потратит время в попытке им что-то вдолбить…

Следы ярко-небесного цвета на чёрно-звездочном лике, тянувшиеся, казалось, до истой бесконечности, оставались всего лишь девчоночьей фантазией Элль, предпочитающей белесую голубизну небес космическому мраку. Но Элль видела именно голубизну, видела именно небо, помимо которого как будто не было ничего другого! Как будто не было последующих веков, а вся причитаемая величественная драма, что тиражировалась с самой незапамятности – игра чьего-то горького рассудка, собрание причудливых образов, внезапно пробудившихся.

- Считай окончание обучения здесь своим вторым рождением – говорила Илифия, готовя Нимфу к последнему этапу, к самому тяжелому, многое решающему, - Тебя пересоздали заново. Ты больше не та наивная девчонка, какой была, придя сюда. Теперь ты – оружие небес, инструмент светлой стороны вселенной. Рано или поздно тобою захочет воспользоваться зло, но нужно быть готовой к этой встрече. Тебе будут противостоять самые могущественные твари и порождения. Готовься, Элль, готовься…

Ученица, накопившая громадный багаж практических знаний и приобретшая внушительный магический опыт, восприняла напутственные слова “сестры” с невозмутимым спокойствием. Дочь Зевса и Геры мысленно провожала Водяную Нимфу, желая ей поскорее обрести постоянный, незыблемый смысл и полностью встать на ноги.

Нимфа свободно восклонилась, сжала рукоять меча и обратилась к наставнице:

- Уверяю, я готова к любому испытанию – подняла она голову, - Сейчас, когда я уже познала все священнодействия, явленные в энгельских обрядах, ни одному демону не удастся сломить мой дух. Ни за что! Я обязательно брошу все свои силы на то, чтобы достичь цели и отомстить за Эдем! Правда, мне может понадобиться время…

“Много времени” – последнее было произнесено ею с сущей неуверенностью в отличие от всего предыдущего.

Илифия дружески улыбнулась ученице, проявив заботу, почти материнскую.

- Не делай громких обещаний, знай предел своих способностей, будь поумеренней в словах. Амбиции, о, да, прекрасны. Но ты пока что энгел, а не бог, и не можешь прямо влиять на мироздание.

Не имевшая ни нареканий, ни претензий, Нимфа попросту не посмела бы спорить. И хотя её беспокоили различные, дифференциальные, всяческие страхи, в числе чего был страх не победить, здешний главный закон истолковывался как каноническое, признанное бремя. Оковы, гнет бессмертия…

- Хорошо. Впредь никаких лишних клятв. Я не буду пытаться перепрыгнуть через себя… но я целиком оправдаю возложенные на меня ожидания! Вот увидите!

Отпущенная, освобожденная энергия, позволяет лететь, не отрывая ног. И, как ни странно, это не связано с Лифом. Элль “вспарила”, предалась вдохновению, вспомнив…

прекрасные сады, по которым гуляла, будто снова вкусив блаженные токи и ароматы! Это была целая прогрессия чувств,преемственность восхитительных радужных эмоций!

В приветхом мире, мрачном и чужом,
Где рая нет, а ад столь многочислен,
Умение мыслить только об одном,
Мешало умереть. Грехи повисли!

Яко вампир, блуждал слепым во тьме,
Незримость брала верх по чайной ложке,
Молился второпях "о, чудо, заприметь"
И где-то там, вдали, блеснули две сережки.

Я Чуду не поверил. О, как же? Это ад!
Стоял, как вкопанный, чеша рукой затылок!
Глядел на энгела, на Нимфу, на тебя!
Вдруг сердце подсказало "рядом выход".

Обратный путь мне дался тяжело,
Преисподняя дышала в мой затылок,
Зато теперь мог утверждать одно:
В пещере была Нимфа! Чудо = было.

В привычку Милберна Уокера вошло написание стихов поздним тихим вечером. В это время, обычно, любимая отсутствовала, занималась более важными вещами, чем быт. Как бы это не нравилось ему, он ничего не мог изменить. Сожительство с великой героиней имело ряд неприятных нюансов, которые, впрочем, стоили того. Можно сказать, Милберн принимал подарки судьбы, кладя их на полку.

Бирюзова юдоль магична,
Как ведренный отзвук мягка,
На многие века ты любима.
Жаль, правда, как все, коротка!

Что ты приносишь с собою,
Кроме как ни тепло, как ни шанс,
Я несся к тебе со всею душою,
Ты мой посланник, мой резонанс!

Бытие не возымело значения,
Доколь не возникло на свете тебя!
Если не мир, то его наречение,
Ты – чудо, на что воззревают любя.

Бирюзова юдоль магична,
Как ведренный отзвук мягка,
На многие века ты любима,
Жаль, правда… как все, коротка!

Что ты приносишь с собою,
Кроме как ни тепло, как ни шанс,
Нечто великое, нечто большое,
Ты - космос, ты - всё, ты – баланс

Хороня Арая, хороня Эйл Сафер, хороня богов, детей Всесоздателя, Водяная Нимфа дала себе зарок отплатить за зло таким же равным злом. Это была самая громкая, самая великая клятва из всех произнесенных! Это – первая клятва.На рассвете всего мироздания…

Лучшая русалочка в мире

Лучшая русалочка на всём белом свете

Подобна русалка звучанию лиры

Свет Нимфы красив, свет Нимфы заветен!

“Если всё пройдёт благополучно и Элль изгонит обнаглевших, зарвавшихся разбойников, обратит негодяев в бегство, отношение к ней, вероятно, станет значительно теплее”

Спасибо за то, что ты есть.

За то, что голосок твой весенний

Приходит, как добрая весть.

В минуты обид и сомнений.

Спасибо за искренний взгляд:

О чём бы тебя ни спросил я –

Во мне твои боли болят,

Во мне твои копятся силы.

“Не каждый благой помысел сулит вознаграждение, а предавать и проявлять ахарисгию – очень в природе людей’

Признаюсь, милая душе,
Туше, я проиграл и каюсь.
Пора не сходит - в этом знание,
Амур не создан, он - природен,
Признаюсь, милая душе,
Пора эта вечна, как ты,
Как то амурное признание.
Туше...

Нимфа в одиночку, призвав на помощь только свои знания, которые были бесценными, атаковала лагерь разбойников. Первый взмах меча – первый труп.

Узрелось бытие в очесах чарованья,
Души мой властелин, ума - хозяин,
Узнал б в тебе дрожащее дыханье,
Не будь мираж фиктивен, номинальность.

Как будто ластовка в затёмных небесах,
Промеж грозовых туч, посредь тумана,
Стремишься ты, любовь моя, в наглядность.
Молю господь, не допусти обмана. Тайно)

И к лучшему, ВСЁ, в миг переменись!
Создайся вновь, чтоб не было осадков!
Чтоб путь любви моей был гладким
Не в пример! О, ластовка, хранись!

С душой, с умом, высокость при свечах,
Стремишься, ласта, всё прорезаешь путь,
Покорно, милая, мерси-мерси, родная,
Узнав дыханье, агапэ, не дай минуть.

Душой ты рядом, а умом со мной,
При этом курс свой вовсе не скрывая!
Узрелось бытие, мираж – очарованье.
Ты – ласта, что парит святой зимой!

Наглядность. Тайно… Агапэ, минуть…

Чуя настороженные взгляды мерзавцев, Нимфа ускорилась. Ей не впервой приходилось подавлять в себе гнев, чтобы не пролить больше крови, чем нужно.

Неистовость, фантазм - скрипят воротца
Потоки тонкости в божественных глазах,
Сердечко в гулкость бьётся!
И налёт резкости в словах:

"Окрест всё полыхает – кругом ад!
Ну, где ты, когда так мне нужна!"
Вовеки не замкнётся!
Так мертвецы звучат!

И так тепло в бесОвстве леденеет!
Столь велика потеря в лице веры!
Вскрик “энгел, ну, случись!”
Утроил шансы, но, кажись,

Ад не предстал пред нами в глянце
И мир не стал втройне приятней!
Вскрик спас меня, меня и только!
Худо без энгела, без ангела горько!

А бесы, меж тем, продолжили танцы…

“В какой бы недосягаемой дали не располагался мой родной мир, моя Аква, Земле не потерять своё значение. Я всегда буду стараться, насколько получится, хорошо помогать этим смертным, не прося благодарности. Это судьба, от которой не скрыться.

Моя личная…” – Нимфа воспользовалась подходящим моментом: пока бандиты спали,

ничем не озабоченные, тихие, как мыши, всё их оружие было аккуратно изъято. На улице стояла ранняя ночь, где-то поблизости горели задумчивые факелы, ветер оставался по-прежнему тёплым. Идеальное время для атаки!

- Я знаю, тут кто-то есть… - молвил чей-то проснувшийся, испуганный голос.

Разбойник обежал палатку вокруг раза четыре, чтобы успеть ухватить взглядом удалявшийся женский силуэт, но ни единой живой душеньки... Некий потусторонний холод вселился в убийцу внезапно, вселился неожиданно, в уже оклемавшегося, целиком пробужденного, и раскрыл все прежде дремавшие границы, все инфинумы и стыки его психики!

- Я знаю, тут кто-то… - приблизительно спустя одну минуту, когда товарищ-разбойник уже вздумал ложиться, на него обрушилось легкое, но натренированное тело акванки. Могучей героине понадобился какой-то миг, чтобы обнажить заждавшийся меч и “вознаградить” неприятеля парой нелетальных, но болезненных ран, после которых обязательно останутся шрамы!

Нимфа сдерживалась с заметным трудом. По-хорошему ей хотелось исполосовать его всего, заставить ответить за всё им содеянное! Но чувство ответственности запрещало особенно раскручиваться и приходилось держаться компромисса: не производить ликвидацию врагов, а просто отправлять их в нокаут.

- Отпусти… - хрипло взмолился разбойник, как только упругие, пружинистые ноги принцессы обхватили его потную шею. Капельки слюны вылетали изо рта и оседали на влажной траве. Нимфа сознавала, ещё чуть-чуть и мразь задохнётся, а значит, самое время, если не отпустить, то хотя б ослабить хватку и дать мразоте перевести дух.

Проявив снисхождение, Элль разжала ноги. Сделала это через не хочу. Подонок зашелся в сипящей инспирации. Ему было совсем не до чего…(

“Как-то даже не смешно. Вечно я с подобными сюсюкаюсь. Вроде, пора бы прекратить лелеять глупые надежды и признаться себе, что не всех возможно изменить, а с другой стороны, чем я буду от них отличаться, если начну всё крушить?

Самое главное, чему меня учили в водобеге бытности, при мелосе богов - высшей справедливости, а не убийству. И хотя одно другому не больно и перечит, а наоборот, служит дополнением, есть мотивы, которые не нужно пытаться совместить. Это всё испортит… очернит обеты, опозорит моё имя безмездного предстателя.

Кто ещё я для этой планеты?” – Нимфа услышала недалеко позади себя чье-то скоропалительное, взбалмошное рысканье и тут же усмехнулась. Попытки смертных противостоять величайшему усваивались в голове девы с изрядным умилением. Впрочем, ничего большего они не вызывали.

“Для этого мира я энгел, как и для любого другого. Но здесь мне предоставлена особая свобода. Земляне однозначно слабее большинства рас. Их страх иррационален. Этим можно пользоваться сколько угодно. Пока не устану” – стоило достигнуть конкретной отметки, весь постепенно приобретаемый цинизм низводился до уровня картонного образа. Дальше этого дело не шло. К Нимфе возвращалась старая гуманность, заковывающая в цепи. Любовь, внимание к человеку, уважение к человеческой личности, доброе отношение ко всему живому, человечность, человеколюбие…

Результат ночной вылазки оказался неоднозначным: на совести Элль был труп дурака и семеро дураков покалеченных (но, вроде как, дышащих). Не идеальное завершение миссии, если под идеалом рассматривать “отсутствие смертей”, но определенно близко к тому. Теперь дело оставалось за малым – отыскать главаря, который, по идее, должен быть где-то здесь, и навсегда отучить

Где ты - там рай, где рай - там ты.

В глазах твоих мне зрится бесконечность,

Там отражена вся роскошь всех глубин.

Смотреть на них по силам даже вечность

Едина в божестве во множестве един.

Багряность в твоих сдобных лабиа орис

Приводит в трепет, руша устой Земли.

О, как нежны, что трогать не придется!

Души, однако, ты, своей внемли!

Все ипостаси красоты: и лабиа, и зраки,

Слились в случайном беспорядке.

Вся роскошь на краю кроватки,

Когда ты только на краю сидишь.

Где ты - там рай, где рай - там ты…

Нимфа осмотрела все близрасположенные домики, зашла в каждый – никого не обнаружила. Зачинщика, если он был здесь, простыл след, и теперь его можно искать где угодно. Ярость, клокочущая в горле, мешала сосредоточиться, а беспокойство, связанное непонятно с чем, всё чётче с удивительной скоростью проявлялось. Демоны, или бесы созданы из материи, невидимой для смертных. Хотя их присутствие около себя можно ощутить внезапным образом, демоны предпочитают выжидать. В случае с Элль сработала та же классическая схема: подозревая слежку совершенно явственно, акванка воспользовалась своим обострённым чутьём и быстро распознала козни.

Повторно заглянув в уже изученный домик, стоящий близко к озеру, Нимфа кликнула прячущуюся там нечистую силу. Той ничего не осталось, кроме того, как наконец-то раскрыться. Этим нечистиком оказался сгорбленный (по первому впечатлению) старик, обряженный в монашескую мантию. Старик ещё не показал своего лица, как героиню пронзил противный, липкий ужас, оставивший вдоль позвоночника дорожку из тысячи колких мурашек. Это чувство, ничем не передаваемое, жестокая радость или радостная жесть, стремилось в ней укорениться. И чем больше Элль сопротивлялась страху – тем упорнее он становился, просачиваясь, смешиваясь путём диффузии, самопроизвольно распространяясь во все стороны.

Нимфе неожиданно вспомнился давнишний разговор с нынче покойной “греческой” Илифией…

- Вспомни, кем ты была веков тридцать назад и кто ты сейчас! Зло питается нашими слабостями, нашими страхами! Это наши сомнения позволяют править таким чудовищам, как Гадес и Дарейдас!

Минуты через три терпение полуэнгела начало ожидаемо лопаться. Былое хладнокровие и выдержка ей изменили, сердце вероломно закололось, губы изменно затряслись.

Храмовый праздник отмечали беспокойство, невозделанная ненависть и, конечно, интерес.

- Ты не из этого мира! Ты не из Земли! Так что ты здесь забыл? Точнее, кто ты?

- Боюсь, правда тебе не понравится. Однако ты сама напросилась, поэтому получи… - согласившись удовлетворить любопытство мятущейся Элль, псевдомонах, спустя чреду раздумий, явил своё лицо. И та мгновенно узнала в нём демона, изреча с разрушительно-смертельным, жалящим презрением:

- Ты…?! Так это… всё ты! Получается, чтобы сдохнуть, тебе мало лишиться головы! Хочешь сказать, ты вообще никогда не умираешь? Типа бессмертен, да? – от самооценки напрямую зависел уровень боеготовности Нимфы, а также мощь энергии её меча. Когда самооценочка падала – вместе с ней падали и её показатели. Сейчас же эти показатели рухнули, а не просто упали. Унизительная беспомощность, замучившая Нимфу, грозилась растянуться на неопределенный срок с учётом характера всей ситуации.

- Перерождаться, создавать себя заново – первое, чему я научился, покинув Эдем! - стал с упоением рассказывать Каин, рискуя второй раз лишиться башки, - Потом прошли годы, века, тысячелетия… и я достиг вершин сего мастерства! Я слепил Аид из разреженных, прозрачных, лучезарных слоёв воздуха, которым дышали мои родители-боги! Я втайне от них крал эфир, становясь с ними вровень, а то и выше! Меня следовало простить за то, что я сорвал яблоко, но сейчас я нисколько не жалею, что меня не простили, ведь иначе я не стал бы тем, чем стал! Правильно говорят, от судьбы не уйти! Моя же судьба – править!

- Так, стоп, погоди… - Нимфа едва ли могла в это поверить. Гадес здесь? На Земле? Но как? И для чего? А главное, что делать ей и как реагировать на появление богоубийцы и иезуита, а также врага энгелов номер один? Казалось, такое положение вещей не характерно для мироздания в ПРИНЦИПЕ. Но, как показала суровая действительность, чудеса случаются и далеко не все из них носят положительный окрас. Какие-то начисто выбивают из сил, вытягивают веру, жгут добрые эмоции!

- Я тебя удивлю, дитя, но мне был предоставлен доступ к Земле её коренными обитателями, которые мне поклонялись, которые образовали вокруг меня культ, желая власти! Многие цивилизации, а ежели говорить открыто – абсолютно все, имеют точки, пятна, превозносящие Аид и всё, что со мной связано! Отрубишь одну голову - на её месте тут же вырастут две! Нельзя убить такого змея! Я вечен, как космос. Я… и есть вечность! – громко прошипел Гадес, и глаза его засияли, как два маленьких солнышка. Засияли огненно-красным! Теперь Нимфа убедилась, что не бредит, и перед ней сидит на коленях не кто-нибудь, а сам антимессия. Антихрист собственной персоной.

Вместо ненависти Элль поразил шок. Гнева более не возникло. Однажды появившись, ненависть к себе может эхом отдаваться на протяжении нескольких бессмертий. Сейчас Нимфа находилась в одном шаге от пропасти. Ещё немножко и она упадёт, если срочно что-то не предпримет, если не

свернёт!

- Что ж, если задумал наказать меня, похитить мою душу, отправить в Аид, то не советую тебе с этим медлить. Может, я и не смогу тебе отомстить, но кто-нибудь обязательно сможет! - нотки неуверенности регулярно сквозили в голосе героини. То и дело говорившая куда-то отворачивалась, словно стараясь избегать взгляда Каина. Постепенно эта встреча вылилась в моральную пытку для неё.

- Признаюсь, изначально в мои планы входило отнятие твоей души. Никаких приманок, никаких ловушек! Но так как ты последний живой энгел и представляешь для вселенной особенную ценность, я счел недостаточным просто тебя убивать. Нет, ты здорово помучаешься, прежде чем отбыть! – Гадес был готов буквально на всё: приложить все силы, все навыки, весь многодавний опыт, лишь бы пролонгация божьего замысла сдохла в утробе, лишь бы не дать добру победить!

Нимфа, которая от роду не страшилась демонов, решила ему подыграть, чтобы узнать, что именно задумал бес. Это правильно назвать обманом чувств:

- Я боюсь тебя. Пожалуйста, не забирай мою душу… - Элль не особенно старалась, тогда как “первый человек” повёлся неожиданно быстро. Уверенность в собственной исключительности затмевала рассудок и хладнокровие, делая Каина интеллектуально уязвимым перед более собранной, невозмутимой акванкой.

- Тогда у меня есть к тебе предложение, дитя. Если примешь его – не заберу. Вот увидишь! – Гадес уж было понадеялся, что Нимфа клюнет, и собрался рассказать ей о своём нанимателе из далекой галактики.

- Ну, хорошо. Я жду. Давай. Озвучь предложение, а там поглядим, какой из тебя спорщик! – ради создания некоего эффекта Нимфа достала меч и взмахнула им невдалеке от дьявольского лика.

Каин дважды выдохнул воздух, распирающий прогнившие легкие, и приготовился выложить всё начистоту. Среди вариантов, как поступить с полуэнгелом, доминировал вариант - склонить на свою сторону. На сторону алчности, на сторону зла!

- Тот, кому я служу, едва не старше жизни, едва не старше космоса! Если одумаешься, клянусь тебе, ты не пожалеешь! Тебе достанется источник вечного могущества, как мне когда-то! Ты научишься творить, создавать новые реальности, как научился я, Аид создавший! – голос Каина отдавал убедительностью, отражал его преступный фанатизм, из-за вложенных в него сильнейших эмоций. Корыстолюбие и общая дурная ненасытность занимали основу чёрной души, - Дарейдас… Дарейдас всем отец, всем бог! Сморд покровительствует над нашей Вселенной в Синей системе, рядом с Синей Звездой! Он по одному и тому же принципу дарит жизни и забирает их всю долновременность, всё мироздание! Сопротивляться нам бесполезно! Твой меч и твоя магия ничто против воли камней!

Нимфа услышала ровно то, что ожидала. О союзничестве первого человека с властелином смордов свидетельствовало многое, и предположения Илифии оказались верны: долголетие Каина не что иное, как результат механизационной пандерации. Научившись существовать без воздуха Эдема и заменяющей его чаши Лиф, предатель, тем не менее, не научился обходить закладенные грани и запреты, пошатнувшись умишкой.

- Что конкретно я получу, присягнув тьме? Какими богатствами вознаграждает Дарейдас помимо снятия необходимости в чаше? – Элль приблизилась к демону на целых два шага, чего тот не заметил, поскольку впервые за долгое время был заинтригован беседой. Даже встреча с родным братом Авелем и его последующее уничтожение не вызвали такого интереса.

- Что получишь? Вопрос уместный. Всё без исключения! ВСЁ! Дарейдас награждает полно! С нами ты не будешь нуждаться в любви, с нами ты не будешь довольствоваться малым! Путь, выбранный мною, единственно верный! Так было всегда – и так всегда будет! Пойми, я не столько тебе враг, сколько друг и советчик! Я желаю всей жизни такого же добра! Такой же долговечности! Такого же покровителя! Такого же… Себастьяна Дарейдаса!

Нимфе, улыбнувшейся всего лишь раз во время разговора, улыбнувшейся ярко и почти искренне, не удалось выцедить и пародию на страх, не выразила она и подобия смятения! О том, как искушал её дьявол, можно не заикаться, поскольку никакого искуса не получилось. До Гадеса таки дошло, что с ним игрались, как с игрушкой, но, увы, позднее желательного. Меч Элль аналогично молодому ветру взвеял вверх, собираясь отсечь гаду голову. Снова!

Тогда дьявол посмотрел в глаза яростной, беспокойной, страстной, дерзкой Водяной Нимфы! “Этот взгляд посеял немало семян”. Как бы ни был Каин готов к такому обороту, в нем всё содрогнулось, ибо Каин ясно и окончательно понял, что его как лихоманца и плута, судя по всему, настиг провал позорный.

- Боги твои - ложь, слова твои - ложь, дела твои - ложь.

Я тебя знаю! Ты славен обманом, намеренным введением в заблуждение! Но не уж-то ты рассчитывал меня подкупить? Меня – прошедшую огонь и воду с целью уничтожить тебя… - Элль приготовилась, - Тебя и Дарейдаса! Этого безмозглого тирана!

Закончилось все строго в соответствии с первоначальным замыслом Нимфы: Каин не успел охнуть, а полуэнгел не успела позлорадствовать. Длинный нож героини, схожий с римским гладиусом, породил противный треск и хорошенько “анатомировал” дьявола. Тощее раскромсанное тезево с вывалившейся вскрытой “требушиной”, а также выделение темно-зеленой слизи из угловатого острого носа… Каину было не в первой прощаться с телом.

Нехристь дёрнул уголком сухого, морщинистого рта, что должно было означать усмешку, и сказал на прощанье:

- Ничего. Ты ещё поплатишься за это, поплатишься за

неправильный выбор! Когда я уговорю Дарейдаса вторгнуться в эту планетную систему, бог первым долгом обратит свой взор на Землю и все смертные погибнут благодаря тебе! Только не зарывайся, не думай, что в твоих силах нам помешать! Утешайся кратковременными ничтожными победами, а я не буду чуять под собой ног от большой радости, как кода-то не чуял их, уничтожая сады! Ты же помнишь это? Не так ли?

Помнишь же…?

Множество веков назад, во времена, когда человек еще не потерял себя и понятия “грех” не существовало, жило-было королевство. Прекрасное королевство. Мир, наполненный нектаром первозданной мудрости, огороженный забором из высоких трав, достигающим почти два миллиона метров в высоту! От его садов исходила всеисцеляющая сила, а счастье, явление, нынче очень редкое, раздавалось даром. Все его края сияли плодовитостью, а в очах и сердцах обитателей гнездилась удивительная радость.

Но, увы, к большому сожалению, все это побледнело и померкло, словом сгинуло во тьме! И сейчас уже сложно поверить, что некогда в многоколонном каменном храме, расположенным посреди ярко-зеленого внушительного леса, посреди мира, где попеременно чередовались холмы, поросшие редкой растительностью, и ясные поляны, где благочестивую святую тишину нарушало лишь звонкое пение птиц, мудрые

мужья-боги и жены-богини принимали гостью – красавицу Нимфу. Любимицу Эдема!

Разбушевавшись пуще прежнего, как буря, как пурга, Нимфа громко ответила:

- Помню!

“Я ничего не забыла и не забуду уже никогда” – готовая на всё, она схватила полудохлого демона за шею и начала сдавливать пальцы на ней. Немного погодя клинок ударил в спину под ребрами, пронзил позвоночник и вышел из живота сатаны. Это был сладко-завершительный акт, своеобразный трофей за терпение. Элль отомстила

уже второй раз…

Пусть о вечном спорят звезды

В непокорных небесах,

Едут где-то паровозы,

Ходят стрелки на часах.

Не нужны мне эти вещи

Без тебя, любовь моя.

Ты - важнее всяких женщин.

Ты - основа бытия.

…С тех пор прошло ещё два интереснейших, богатых событиями года! Элль не решилась рассказать Милберну всю правду, допуская, что это его отпугнет. “Не каждому захочется вникать в истории противостояния дьяволу”. Ей было ценно внимание, которое он чистосердечно оказывал. Это были бурные отношения, но это были и самые лучшие отношения, рожденные взаимной благостынной привязанностью. Со стороны вовсе не казалось, что влюбленные из разных миров. Наоборот: чем дольше длился роман, тем больше между ними возникало схожестей, как будто их друг для друга “изваяли” по чьему-то тайному умыслу. И этот умысел, если он реально имел место, исходил только от добра, только от света!

- Ты не желаешь поделиться со мной подробностями твоих разборок с теми убийцами? Я остался без малейших объяснений, смирившись, будто так и должно быть… - время от времени Милберн напоминал Нимфе, как сильно его волнуют её методы. Сказать по чести, экс-воришка так и не был уверен, что возлюбленная не превратила его обидчиков в фарш. Ему не хотелось быть тем, по чьей вине погибли люди, пусть они четырежды грешники.

- Той ночью я отняла лишь одну жизнь, если ты об этом. Всего лишь одну! И то, это было не совсем преднамеренно! Мне трудно сдержаться, когда трогают тех, кто мне дорог, и все же я, как никто, знаю цену жизни. Тебе не нужно волноваться! Всё давно прошло…

Склонный доверять Элль, не допускающий ни капли сомнений, Милберн накрыл себя и её теплым одеялом. Вечером они сидели на вершине горы, вместе наблюдали закат, всю ночь они были вместе, они растворились и перемешались друг в друге, и вместе легли. Так прошел любвеобильный насыщенный вторник!

…Наутро!

Ювенальная розовая денница проникала в растворенные окна, являя лондонцам фееричный свето-перечень. Полупрямые полосы вылезающего солнышка приветливо ласкали кожу зевающих. Ощущать на себе прикосновение этих тёплых лучей – удовольствие, доступное везучим, но многих обходящее.

“Ангелы среды просыпаются ангельски, провоцируя выход на поверхность всех рыжин и валёров, всех оттенков благоденствия, благополучия, блаженство и благосостояния, чтобы мы, смертные, еще горячее возлюбили будущее, которое хотим!”

Узор трагедий в могущем бытие,

Симптомы хаоса в окне - не вздор.

Обет наш - вечность в тайной тишине,

Которую нарушит лишь просвет, зазор.

Услышав отдаленный стон во мгле,

Я, что памятью бессонной окрылён,

Внезапно захотел взлететь к тебе,

И вспомнилось “но ты же просто сон”

Сколько бы ни прошло времени, дней, годов, осеней и зим, Нимфа не могла избавиться от клейковатого, настырного чувства, что обязана посветить Милберна в свои главные тайны. Это укрепит их взаимопонимание, считала она.

Библия не передает и половины правды, зато представляет довольно достоверную картину случившегося. Из её страниц можно узнать, что имя первых детей - Каин и Авель. Оба - дети Адама и Евы, которых на самом деле звали Арай и Эйл Сафер. Причина трагедии в том, что Каин завидовал брату. Зависть имела свои корни. Авель якобы все время пас овец, Каин - был земледельцем. Авель был добр и бескорыстен, а Каин получился полным антиподом брату. В конце концов, Каин (якобы) из зависти убил Авеля в поле. За грех, к которому привела зависть, Господь наказал убийцу, сделав его изгнанником и скитальцем по земле. Адам и Ева, согласно библии, были первыми людьми, но Эйл с Араем были богами, а первыми людьми были их дети. Людьми со “сверхспособностями”, которые не передались генетически будущим континуумам, чему, возможно, поспособствовало предательство старшенького брата. Возможно, перед смертью Арай понял несовершенство механиз