Девушка трогает запретное яблоко
Просто трогает,
Не смеет украсть.
Возле неё стоит мужчина, прикрывающий алчные умыслы страстью к производству, к выстройке, страстью к создаванию. Этот мужчина – первый человек. По его подобию в будущем будут созданы акванцы, земляне и многие другие расы и народы новых кругов эволюции. Очевидно, энгелы – первые люди, а Каин без гиперболы – пуск и отбытие популяционных систем.
Элль/Нимфа вновь закрыла глаза - вновь увидела дьявола. Представила себя гуляющей в садах промежмирья. Девушка довольно быстро усекла, что все общие числа и объединения, все биоты и отдельные части вселенной рукотворны, как рукотворен и Эдем – начальный момент всей полнокровности, всей жизненной деятельности!
“Куда определяются незапятнанные души, если считать, что рай разрушен?”
Правильно, они определяются – в рай…
Нимфа вновь закрыла глаза – (не) вновь увидела дьявола. Это была её первая встреча с заклятым врагом. Когда произойдет вторая – неизвестно, но готовая к сражению, выносливая и ненавидящая тьму, принцесса Аквы будет ждать, сколько потребуется, хоть дециллион бесконечностей!
…Есть вещи, о которых Англия никогда не посмеет забыть. В подъеме народной борьбы против безжалостных захватчиков большую роль сыграл вклад Водяной Нимфы. Общепринятые практики и меры, применяемые ко всем жителям Лондона, обходили богиню стороной. Мнение о ней и её мотивации стало значительно более уважительным. Люди старались не задевать героиню. Священнослужители церемонно раскланивались, простые же верующие воздавали божеские почести. Вскоре пропала мешающая жить дискриминация в отношении протестантов-неангликан, считавших появление Элль причиной столь позитивных настроений.
Несомненно, комфортней всего приходилось Милберну Уокеру, которого сторонники и духовные последователи героини признавали чуть ли не богом, ибо из сотен жаждущих руки и сердца Элль ему одному удалось их добиться. Если зависть и имела место быть в какой-то мере, то была она по-хорошему нетипичной, с превалирующей светлой стороной. Впрочем, помимо верных друзей и, так сказать, “фанатов”, у Нимфы имелась горсть недоброжелателей, чей рьяный негатив затрагивал и Милберна. Как-то однажды Элль хладнокровно произнесла, обращая движением руки внимание на узкое окно, из которого неслись озлобленные возгласы против неё:
- Ты только послушай, что говорят люди. Только прислушайся! Мне кажется, ваш мир совсем не готов к переменам. Я частично виновата в твоём затруднении…
Имея великое утешение в виде прекрасного мотива, молодой человек принялся утешать и её:
- Не говори так. Не говори никогда! Поняла? Твоей вины нет ни в чём. Кто-то, кто в тебе сомневается, пусть сомневается дальше! Такие слепцы живут в своём, особом мире и, конечно, не оставляют надежду на то, что рано или поздно прозреют. Но ты будешь выше. Выше… всегда! И пора бы уже прекратить обо всём волноваться…
Твои слова да богу в уши – хотела сказать Нимфа, да промолчала, потому что сама была (почти) богиней и прекрасно осознавала предел собственных возможностей.
Территория Храма Энгелов всегда отличалась ухоженностью, кругом росли цветы элитных сортов, всюду веяло любовью, уносящей в сказочные измерения, наполненные душевной добротой и изобилием невещественных ценностей. Трудно поверить, что в святом месте проходила подготовка к войне. Но что есть добро как не положение, противопоставляемое злу? Что есть вселенная, как не арена для бескомпромиссных, негибких баталий?
Разочарование Элль в мироздании росло параллельно с событийным циклом. Очевидно, что “глаза” можно было “ослепить” лишь до поры, а дальше учредиться тон грустного смирения. Откорректировать обиходы будет невозможно, поэтому остаётся только принять этот строй.
Водяная Нимфа его приняла,
Хоть и не сразу, а лишь
“спустя” дюжину “спустя”…
…Решение пойти на уступки далось с преогромным трудом. Не Элль, которой в принципе ничего было не жалко, а чуть более пристрастному Милберну. Парень не поддерживал, чтобы возлюбленная отрицала божественность, и его не так уж и сложно понять: если “сверхъестественные” давно устали от омута мрачных привилегий и хотят лишь одного – чтобы их не трогали, чтобы на них не глазели косо, то смертные мыслят в корне иначе, потому что им неведом тот груз ответственности. Простым людям не представить, каково это: мечтать о крае и конце, не видя ни конца ни края, всякий раз убеждаясь, что продолжительность – враг жизнерадости.
Руководствуясь языком и духом теории, война со всеми её первобытными грубыми последствиями кажется второй преисподней. Так ли это? Непосредственное участие, вкратце практика, здорово меняет взгляды. “У людей слабых, нестойких, не имеющих твердых убеждений, любая ерунда перерастает в конфликт мирового уровня”. Особенно если ты бессмертен и земное оружие тебе нипочем, никакое пальбище игрушечных солдатиков не произведет и крошечного впечатления, не вызовет в душе и ничтожного отклика! Нимфа поняла это, согласившись воевать за Британию! Тоска одним словом… смертная тоска охватила её уже на третьем сражении. Со своей высокой позиции Элль запросто могла убедиться в непрофессионализме землян и проникнуться презрением ко всей земной расе. Благо, этому препятствовал Милберн, вечно державшийся рядом. Парень подсуетился, как всегда, вовремя и взял на себя ни много ни мало - управление настроением возлюбленной.
- Ты только оглянись! Меня используют все, кому не лень! Все пытаются разглядеть во мне свой козырь! Но хватит, я - не кукла, я - душа живая! Я принадлежу себе! Себе одной! – Водяная Нимфа чуть не закатила истерику. Милберну пришлось отвести её в сторонку для разговора с глазу на глаз, чтобы никто из окружающих не увидел, “как сомневаются боги”. Разрядка агрессии и выплеск негативных эмоций непозволителен, если на тебя молится едва не вся Англия.
- Так-так-так, послушай, но ведь тебя никто не просит воевать. Намерение тех, кто придумал этот план, было эгоистичным, и ты вольна отказаться. Только не нужно шума, пожалуйста! Это не остановит их, а лишь спровоцирует на новые завоевательские акции. Я никогда не дам тебе повода сомневаться в моих словах! Никогда! - голос Милберна звучал с неподдельной заботой. Было заметно, ему не плевать на репутацию Элль.
Почему человек способен переживать за кого-то больше, чем за себя? Ответ банален. Причина кроется в любви.
Храм богинь окружал открытый космос, напоминающий безбрежное чёрное озеро. Всюду “плавали” каменные глыбы самой разной ширины. Это место приковывало внимание Элль, хоть та и не могла разобрать почему. Оно звало её, будущую врагиню сатаны. Красавица должна была идти и не имела понятия, почему должна. Надо полагать, её основным спутником оставался сам храм, зовущий, рассудительный, элективный, мудрый, как матерь-вселенная!
“Я знаю, что Эдем был сотворён из эфира. Помню наизусть сто тридцать заклинаний. Меня растили на неседальных песнях о грядущем, о вере, о миссии, объединяющей всех оставшихся энгелов. Это было нечто большим, нежели моё первое самостоятельное путешествие. Первопричиной всего сущего, безусловно, является первоцель или Божественный замысел” – в первые же дни своего пребывания в храме Нимфа усвоила парочку заветов, один из которых гласил: Арай и Эйл Сафер были детьми Всесоздателя, но, в отличие от менее могущественных Каина и Авеля, они ещё не были людьми. Каин и Авель владели набором божественных качеств, не обладая истинно творческими свойствами, что серьезно отличало их от родителей. Каин увидел в этом несправедливость по отношению к себе. Так развязалась вторая война, положившая конец мирному существованию и раскрывшая изъяны Эдемии.
- Я вижу на дне чаши свет. Что это такое? Раньше дно было тёмным, а вот теперь… даже не знаю. Меняется ситуация - меняюсь и я, а перекрестно со мной меняется и моё восприятие… - спустя семь веков обучения демаскировались новые грани, которые Элль с удовольствием познала. Илифия могла только порадоваться за ученицу, ведь любой прогресс, любой незначительный шажочек вперёд, так или иначе, приближал энгельскую гильдию к свержению Мастеров Зла. Однако до полной победы над силами Дарейдаса было еще далеко. Более того, зло до конца не побеждено ни в одной из галактик. Лекарство, запущенное в производство, потребует терпения… и энергии, ведь это – лекарство от главной болезни, имя которой (!!!) - Дарейдас.
- Этот свет появляется и исчезает в зависимости от состояния силы надежды. Как только ты, последняя, входившая в Лиф, начинаешь сомневаться, свет гаснет, но стоит тебе снова поверить в себя, Лиф наполняется свято чтимым, возвышенным Духом! Дух временно вселяется в тебя для определения закономерности субъективных изменений! - дочь Зевса и Геры подробно известила Элль о последовательной передаче опыта и мудрости Чаши. Илифия сказала, что жидкость действует весьма персоналистически и понять данный алгоритм невозможно. Это - вне восприятия. Ограниченность в неограниченном мире!
- Так мне входить… или…? – Элль не смогла понять, что от нее требуется, а каких-либо подсказочек от Лиф всё не поступало. Дорогая сестра отвернулась и, словно прекрасная благородная птица, пошла обратно к Храму. Элль осталась стоять у Чаши и бороться с сомнениями, тренировать в себе веру и надежду!
“Как много в космосе всего, и что удивительно, всё имеет цену. Даже злое зло.О, как же я была наивна, играя в прятки сама с собой. Я думала, минуло время и боль не властна надо мной. Но боль всё тверже, все яснее. Боль не собирается тускнеть. Она, как частицы вещества микроскопических размеров и массы – предпочитает собой заполнять всё пространство.
Надо признать, мы все одинаково бессильны перед ней. Поэтому неудивительно, что мы ощущаем боль и потерю, сталкиваясь с окончательной версией смерти. А уж я, чей разум пленяется каждому фантому счастья, слаба и подавно. Несмотря на века и войны, образующие несусветный сумбур, легенды обо мне и о моих сестрах содержат преувеличения, они завиты в узор народных вымыслов, поэтому их ошибочно считать достоверными даже наполовину, даже на четверть. И как всегда от обмана смертных отделяет очень немного…”
После ряда тяжеловесных мучительных раздумий Элль снова подтянулась вверх, ухватилась пальцами за тот же край, и снова плюхнулась в смесь. Божественную ждал божественный отдых, который, как ей казалось, стоил всех её страданий! Акванка непередаваемо сильно устала от постулатов, и жажда забвения одержала победу над всеми альтернативами развитиями.
…Назревающая опиумная война, битва Англии с величайшей Маньчжурской династией, абсолютно не оставила желания что-то продолжать. Уши богини устали от бесконечных взрывов, от постоянной стрельбы. В какой-то момент ей захотелось всё бросить и уйти. Покинуть поле боя, откреститься от навязанного жуликами лжепатриотизма и размолвок с правдой. Примерно так она и поступила…
Пожалуй, единственным из смертных, кто не посмел упрекнуть Элль тем остроконфликтным, спорным вечером, был Милберн. Все же остальные, политически заинтересованные лица и лица, политикой не интересующиеся, повесили множество обидных ярлыков. Нимфа достаточно долго притворялась, что её не трогает ничья точка зрения. Но всё тайное рано или поздно становится явным - правда раскрывается, оставляя неприятный влажный след, который либо трудно смыть, либо вовсе невозможно.
Настолько ранима божественность…
- Я подумал, что ты заслуживаешь лучшего, чем иметь кого-то вроде меня в своей жизни. Признаюсь, я не смог ни на что повлиять. Извини…
Самым больным, больнее терок с организаторами войн, для Элль было то, что в их отношениях Милберн часто ощущал себя виноватым за создавшееся общее мнение о её достоинствах, неправильное, на его взгляд. Даже ночью, когда его часто мучили кошмары и тяжелые сны, ей приходилось успокаивать его, забывая о собственном отдыхе. Хотя это её ничуть не тяготило…
- Здесь нет твоей ошибки. Ты сделал всё, что мог. Родившиеся слепыми, им не суждено умереть зрячими. Лучше давай поговорим о тебе … - Нимфа выпрямила спину, убрала ногу с ноги, поднялась с кресла и потушила в их комнате свечи, - О кошмарах, которые по сей миг тебя мучают!
Возлюбленный задал вопрос, проходя в спальню и присаживаясь на край кровати.
- Откуда ты о них знаешь?
Нимфа знаком попросила возившихся с подушками фей удалиться. Феи эти – лучики раннего света, существа, сочетающие черты насекомых и птиц, если к ним приглядеться. Очередное чудное чудо, пожаловавшее на Землю с небес, которому Милберн не был удивлен (знакомство с Элль давно разучило его чему-то удивляться).
- Оттуда, откуда знаю обо всём! У тебя от меня не может быть секретов. Только не подумай. Я мысли читать не умею. Нет, это другое… - Элль сама не знала что. Она видела любимого насквозь. Временами, однако, проницательность молкла, и тогда Нимфа чувствовала его взгляд, полный какой-то открытости, бдительно следящий за ней.
- Ну… тогда расскажи причину моих беспокойств. Уверен, ты не ошибёшься! – бывший воришка открыл рот, максимально выпучил глаза и превратил изначально простую беседу в почти представление. Нимфе пришлось нелегко, потому что ей предстояло затронуть былое. Тем не менее, эта чаша весов не могла вечно пребывать в равновесии. Рано или поздно кто-то из них заговорил бы о Кракене.
- Везёт же некоторым… - Элль придвинулась к Уокеру как можно ближе, целуя его, чувствуя, как её обволакивает облако его магнитной энергии, скоплением паров его вкусного запаха, - Взгляни, я уже давно научилась тебя понимать. Кошмар прекратился, но не для тебя! Ты каждую ночь переживаешь всё заново. Есть вещи, которые не лечатся временем. И несчастье, с тобой приключившееся, с какой бы грустью это не звучало, неизлечимо. На самом деле я не смогла спасти того мальчика. Напрасно ты меня благодарил... - ощущение стыда накрыло Водяную Нимфу снежным валом. Богиня, словно артистка из погорелого театра, не могла выразить сожаление полноценно, потому что никогда прежде ей не доводилось испытывать ничего подобного, никогда не приходилось оправдываться.
- Не-е-е-е-е-т! – начал успокаивать её Милберн, мягко кладя свою ладонь поверх её руки и ласково сжимая, - Нет-нет-нет! Ты сделала всё, что было в твоих силах, чтобы отогнать смерть, и даже больше! Никто не смог бы мне полностью помочь. Мир не живет по писаным законам, наша жизнь не вписывается в них. Это не повод себя корить и не повод извиняться. Думаю, по сравнению с тобой я всё ещё никто… отчего, впрочем, моя любовь никуда не уходит. Мне только в радость знать, что ты лучше.
Угодившая в бурю собственных неподконтрольных страстей, тронутая интеллигибельным сочувствием Милберна, Элль подмигнула ему и на время забылась, чтобы в недалеком будущем сыграть свою роль. Красавица прилегла на другой край кровати, убирая волосы за спину и глядя в стенку с непониманием. С непониманием вселенной, с непониманием… себя.
Во время новой тренировки духа Илифия застигла Элль в Лифе. Акванка купалась, получая удовольствие. Вспоминала прогулки по Эдему. Это выглядело со стороны очень мило. Сестре искренне не хотелось её беспокоить, хоть и, понятное дело, пришлось. “Нарратив подражает жизни, жизнь подражает нарративу”.
- Смотри, детонька, не увлекайся. Скрывание чего-нибудь с целью ввести в обман, в заблуждение, доводит до не очень приятных последствий! Какие бы чудесные эмоции не приносила тебе Чаша, иллюзиями правду не заменишь… - дочь Зевса и Геры предупредила ученицу о негативных побочных эффектах долгого сна. В ответ Элль пообещала избавиться от возникающей зависимости,
бросить на совершенствование воли все силы! Хорошо знакомая с наследницей Эбресса, Илифия поверила ей на слово и прикинулась, что больше не волнуется. Никогда раньше Нимфа богинь не подводила, ни разу не давала почвы для сомнений. Всегда славилась
самостоятельностью, упорством, которые в комплекте с её генеральным, верховным добром выводили чудо.
- Я ни за что не позволю снам, какими бы прекрасными те не казались, подменить собой явь. Вам не стоит волноваться…