Искусство как духовное явление

То, благодаря чему произведения искусства, становясь явлени­ем, представляют собой нечто большее, чем то, что они есть, — это их дух. Определение произведений искусства через дух близко тому определению, согласно которому они представляют собой фе­номены, являющееся, а не слепые явления. То, что проявляется в произведениях искусства, находясь в неразрывной связи с явлени­ем, но в то же время не являясь идентичным с ним, — это их дух. Он делает произведения искусства, эти вещи в ряду других вещей, «другим» в качестве предметно-вещного, причем они могут стать этим «другим» только в качестве вещей, и не в результате их лока­лизации в пространстве и времени, а вследствие присущего им процесса овеществления, который делает их равными самим себе, тождественными с собой. Иначе об их духе, явлении совершенно невещественном, вряд ли могла идти речь. Он не просто spiritus¹, дыхание, одухотворяющее произведения искусства, в результате чего они становятся одушевленными феноменами, но также и сила или внутренняя сущность произведений, сила их объективации; в ней он принимает не меньшее участие, чем в противоположном ей создании феноменальности. Дух произведений искусства — это внутренне присущее им опосредование. Оно свойственно их чув­ственным моментам и их объективному оформлению; опосредова­ние в том строгом смысле, что каждый из этих моментов в произ­ведении искусства становится очевидным для своего собственно­го «другого». Эстетическое понятие духа сильно скомпрометиро­вано не только идеализмом, но и тем, что писали представители радикального «модерна» в начале этой эпохи, такие, например, как Кандинский. Поднимая вполне оправданный мятеж против сенсу­ализма, который еще в русле «югендстиля» придавал преобладаю­щее значение в искусстве явлениям, бывшим источником чисто чув­ственного наслаждения, он абстрактно изолировал то, что проти­востояло этому принципу, и овеществлял его так, что было трудно отличить заповедь «Ты должен верить в дух» от суеверия и худо­жественно-промышленных фантазий на тему о «высоком». Дух, присутствующий в произведениях искусства, трансцендирует их вещно-предметные элементы точно так же, как и чувственный фе­номен, и все же проявляется лишь в той мере, в какой существуют эти моменты. В качестве доказательства от противного это означа­ет, что в произведениях искусства ничто не носит буквального ха­рактера, и уж меньше всего — их слова; дух — это эфир произве­дений, то, что говорит их устами, или, выражаясь более строго,

¹ дух (лат.).

что делает их письмом. Точно так же, как духовное, не возникаю­щее из конфигурации чувственных моментов произведения, — вся­кий другой дух, в особенности внедренный в него усилиями фило­софии и якобы нашедший в нем для себя выражение, все логичес­кие компоненты являются в нем всего лишь материалами, как цве­та и звуки, — играет весьма незначительную роль, так и чувствен­ные элементы произведения, не опосредованные духом, лишь с большой натяжкой можно назвать художественными. Даже те из произведений французского искусства, что с максимальной степе­нью проникнуты стихией чувственности, обретают свои подлин­но художественные качества благодаря тому, что они неосознанно превращают присутствующие в них чувственные моменты в носи­теля духа, который черпает содержание своего опыта из грустного разочарования в бренном чувственном бытии; никогда эти художе­ственные создания не насладятся своей пленительной прелестью, они навсегда лишены чувства формы. Дух произведений искусст­ва, не имеющий никакого отношения к философии объективного или субъективного духа, носит объективный характер, он и явля­ется, собственно, их содержанием, и именно он решает, какими быть произведениям, — это дух самой сущности произведения, проявляющийся посредством явления. Его объективность измеря­ется той мощью, с которой он внедряется в явление. Как мало об­щего имеет он с духом творцов, даже с каким-то элементом этого духа, видно из того, что он пробуждается посредством артефакта, как порождение его проблем, его материала. Духом произведения искусства не является даже явление произведения в целом и, в конце концов, якобы воплощенная в нем или символизируемая им идея; он не обретает предметно-вещной реальности в непосредственном тождестве с явлением произведения. Он не образует также ника­кого слоя под или над явлением, его предпосылка была бы не ме­нее вещной. Местом его самоосуществления является конфигура­ция являющегося. Он так же формирует явление, как и оно его; дух — это источник света, которым загорается феномен, становясь вообще феноменом в точном смысле этого слова. Для искусства его чувственные элементы существуют только как одухотворенные явления, не в чистом виде, а с «примесью» духа. Это можно пояс­нить на примере категории серьезной ситуации, чреватой реаль­ной опасностью, в выдающихся произведениях искусства прошло­го, без познания которой анализ оказался бы бесплодным. В «Крейцеровой сонате», несправедливо обвиненной Толстым в чувствен­ности, перед повторением первой музыкальной фразы звучит ак­корд второй субдоминанты, производящий потрясающее впечат­ление. Если бы он прозвучал вне контекста «Крейцеровой сона­ты», где-нибудь в другом месте, он выглядел бы более или менее нейтральным, вовсе не оказывая такого воздействия на слушателя. Это место в сонате приобретает свое значение только благодаря особенностям композиции, в силу своего положения в ней и вы­полняемых им функций. Серьезным оно становится, выходя за пре-

делы своего сиюминутного существования, своего hic et nunc¹, и оно распространяет чувство серьезной опасности, грозящей беды и на то, что предшествует ему и следует за ним. Это чувство не нужно воспринимать как существующее само по себе, независи­мое ни от чего единственное в своем роде чувственное качество, поскольку оно возникает в результате соединения нескольких ак­кордов в определенной критической точке, проявляясь с неопро­вержимой наглядностью как чисто чувственное явление. Дух, по­лучающий эстетическое выражение, «загоняется» на свое место в феномене, как когда-то духи должны были обитать в том месте, вокруг которого они бродили; и если дух не появляется, возмож­ность возникновения произведений искусства так же мала, как не­значительно его присутствие. Дух равнодушен к различию между искусством, имеющим склонность к изображению чувственных яв­лений, к живописанию чувственной стихии, и искусством, кото­рое духовно-исторические схемы относят в разряд идеалистичес­кого. В той мере, в какой чувственное искусство воплощает дух чувственности, оно не является только чувственным; это обстоя­тельство зафиксировано в концепции духа плоти, созданной Веде­киндом. Дух, элемент жизни искусства, связан с правдой искусст­ва, с той истиной, которая заключается в его содержании, отнюдь не совпадая с ней полностью. Духом произведений может быть и неправда. Ведь истина, содержащаяся в произведении, постулиру­ет в качестве своей субстанции действительное, и никакой дух не является непосредственно действительным, реальным. Он безжа­лостно, без оглядки на какие-либо привходящие обстоятельства, детерминирует произведения искусства, присваивая все, что в них есть чувственного, фактического. В результате произведения ста­новятся секуляризованными, более враждебно относясь к мифоло­гии, к иллюзии реального существования духа, в том числе и сво­его собственного духа. Тем самым произведения искусства, ради­кально опосредованные духом, истощают собственные силы. Оп­ределенным образом отрицая действительность духа, они все же остаются связанными с ним; они не имитируют его присутствие, но та сила, которую они мобилизуют в борьбе с ним, является сви­детельством его вездесущности. Никакой другой формы духа се­годня невозможно себе представить; прототипом его является ис­кусство. Как напряжение, существующее между элементами про­изведения искусства, а не просто как явление, существующее sui generis², дух произведений представляет собой процесс, в силу чего он и становится произведением искусства. Понять сущность про­изведений искусства невозможно без осознания этого процесса. Дух произведений искусства — это не понятие, но именно посредством духа произведения становятся соизмеримыми с понятием. Когда критика выявляет из конфигураций, складывающихся в произве-

¹ здесь и сейчас (лат.).

² своего рода, своеобразное, здесь: существующее само по себе (лат.).

дениях искусства, их дух и сталкивает разного рода моменты про­изведения друг с другом и с являющимся в них духом, она прибли­жается к той правде произведения искусства, что находится по ту сторону эстетической конфигурации. Поэтому критика необходи­ма произведениям. По духу произведений она познает ту истину, что содержится в произведениях, или выявляет черты этой исти­ны, отделяя ее от произведения. Только в этом акте, а не благодаря какой бы то ни было философии искусства, которая диктовала бы искусству, каким должен быть его дух, и соединяются искусство и философия.