Заклинательные искусства кельтов

Как обособленный этнос кельты выделились из общей массы индоевропейских народов приблизительно в начале I тысячелетия до н.э. Их «прародина» находилась, как признано сейчас большинством специалистов, в треугольнике между верхними течениями Дуная и Рейна. Уже к середине тысячелетия они занимали обширнейшие пространства центральной и южной Европы и продолжали осуществлять экспансию во всех направлениях. По самоназванию европейских кельтов — галлы — получила своё название огромная европейская страна Галлия. В процессе миграции кельты достигли Испании, балтославянских территорий, владений этрусков.

Значительно позднее кельты на территории континентальной Европы были смяты германскими племенами; культура их оказалась частью уничтоженной, а частью — воспринятой германцами и славянами, языки же стали мёртвыми. Несколько иная картина наблюдается лишь на Британских островах, ставших последним оплотом кельтов.

Таким образом, как ни хотелось бы мне говорить о заклинательных искусствах всех кельтов в целом, это, к сожалению, оказывается невозможным. От континентальных кельтов остались лишь названия городов, озёр, рек и гор, смутные упоминания у античных авторов, короткие посвятительные надписи и загадочные изображения... Посему обращаем взор свой к Британским островам.

Точная дата заселения кельтами Британских островов не установлена; наиболее вероятным выглядит отнесение первого появления здесь кельтских переселенцев с континента к середине I тысячелетия до н.э., однако они могли оказаться здесь и значительно раньше. Выделяется по меньшей мере две-три волны кельтской экспансии, постепенно ассимилировавшие или уничтожавшие туземное население, известное под обобщённым названием пикты. Несомненно, кельтские языки островов содержат в себе некоторые элементы пиктского языка, но однозначно выделить эти элементы не представляется возможным, так как ни одного «чистого» кельтского языка не сохранилось, а сведения о пиктах незначительны.

Любопытно мнение, согласно которому пикты являются представителями древнейшей волны кельтских переселенцев с материка[149], другие специалисты предполагают существование двух разных групп пиктов: пиктов — кельтов и пиктов — неиндоевропейцев. На настоящий момент однозначного мнения о пиктах и их языке не может быть вынесено.

Возможно, именно древнейшие кельтские переселенцы и называли себя собственно «британцами», дав островам своё имя. Кельты последней волны называли себя белги, и эта волна экспансии может быть датирована достаточно точно — около I века до н.э. Кельты, осевшие в Ирландии, называли себя гэлами[150]; в раннее время параллельно этому названию употреблялось имя «иверны», позднее — «скотты». В дальнейшем имя «скотты» унесли с собой в Шотландию[151] ирландские переселенцы, участники уничтожения последнего оплота пиктов (ок. V в. н.э.).

Приблизительно в это же время (V-VI вв н.э.) до Британских островов добрались племена германцев из континентальной Европы. Начался процесс нового завоевания островов, в котором кельты участвовали уже как обороняющаяся сторона. В течение нескольких столетий германцы вели непрерывную войну за земли в Англии и Корнуолле, постепенно проникая вглубь страны и оттесняя кельтов на побережье Атлантики[152]. Кельтам не удалось отстоять острова, но они не утратили своей культуры и не позволили германцам ассимилировать себя. Отступив на запад и лишь частично слившись с завоевателями, кельты сохранили свой язык, доживший в кельтских областях Британских островов до наших дней.

Оплотом кельтской культуры на Британских островах стали Ирландия и Уэльс. Это может показаться парадоксальным, но в Уэльсе, на земле Соединённого Королевства, ещё до недавнего времени оставались люди, не знающие английского языка, говорящие только по-кельтски!

Долгая и сложная история смены народов на Британских островах отразилась, разумеется, и в мифологии кельтов. В «Книге Захватов Ирландии», записанной около X века, повествуется о многократном чередовании пришельцев на этих землях. Можно воспринимать «Книгу» как мифологизированные представления об исторических событиях или как произведение чисто мифологическое — так или иначе, но самая идея чередования нашествий заимствована, вероятно, из реальной истории.

Итак, обратимся к захватам Ирландии.

Ирландия

Ri amrae ro boi... «Жил-был великий король...» Так начинаются многие древнеирландские саги, и я позволю себе так же начать рассказ о заклинательном искусстве кельтов.

Ri amrae ro boi Eochaid Ollatar. Жил-был великий король Дагда из Племён Богини Дану, иже зовомый Эохайд Оллатар, что значит Эохайд-Отец-Всех, или же Эохайд Руад Рофесса, что значит Эохайд-Красный-Многомудрый. И жили Племена Богини Дану на далёких северных островах, куда смертный не найдёт дороги ни морем, ни посуху. Там изучали они магию, чародейные и боевые искусства, пока не стали выше многих людей.

Тогда построили Племена Богини Дану множество кораблей и отправились в море и добрались до побережья острова Эйре[153], где жили тогда могучие и умелые Фир Болг. Едва корабли коснулись береговых скал, люди Племён Богини подожгли их, чтобы не было пути назад, и сходили на ирландскую землю, подгоняемые пламенем. Дым от горящих кораблей закрыл небо у того побережья, и оттого возникло предание, что Племена Богини Дану появились из облаков дыма.

В битве при Маг Туиред Племена Богини разбили народы Фир Болг и долгое время жили в Ирландии. Многие боги кельтов вышли из Племён — и король Дагда — Эохайд Оллатар, и однорукий Нуаду, и Луг — Господин-Всех-Искусств, и многомудрый Огма, создавший алфавит друидов...

Мифологема появления Племён Богини Дану известна только кельтам Британских островов[154], но боги, связанные с Племенами, в большинстве своём общекельтские. Можно считать, что кельтская традиция возводит появление друидов именно к богам этой группы; если же говорить конкретно о Британских островах, то окажется, что Учение друидов было занесено с неведомых северных островов этими же богами.

Итак, Учение друидов. Происхождение и значение самого слова друид не выяснено; существует предположение, что слово это восходит к индоевропейской основе со значением «дерево», звучащей также и в соответствующем славянском слове.

Появление друидов как особого сословия кельтских жрецов и магов может быть отнесено ко второй половине I тысячелетия до н.э. Мы многое знаем и об общественной роли друидов, и о структуре их организации, охватывающей огромные территории Галлии и Британии, но очень мало — об их Учении. Но одно мы можем утверждать однозначно: все более поздние волшебные искусства кельтов, известные нам по письменным и иным источникам, так или иначе были наследниками искусств друидов.

Так, именно к друидам восходит сохранявшаяся долгое время традиция «трёх песен»: прошедший обучение неизвестному нам заклинательному друидическому искусству в качестве «экзамена» должен был исполнить три песни — песнь радости, песнь плача и песнь сна. Заклинатель считался состоявшимся, если три эти песни заставляли присутствующих радоваться, плакать и засыпать...

На континенте (в Галлии) друиды, просуществовав около 500 лет, были уничтожены волной римских завоеваний. На Британских островах, покорённых римлянами лишь отчасти, друиды уничтожены не были, но с приходом христианства (около V века) неким странным образом растворились в воздухе, ушли, как иногда говорят сегодня. Таким образом, в Ирландии и Уэльсе древняя традиция не исчезла, хотя и понесла значительный урон.

Наследниками друидов в Ирландии стали филиды — маги, певцы и прорицатели, не обладавшие, в отличие от друидов, жреческими функциями. Формирование сословия филидов началось ещё при друидах, а когда друиды ушли, филиды в Ирландии заняли их место.

Классическая традиция связывает появление филидов на ирландской земле со следующей после Племён Богини Дану волной переселенцев — с сыновьями Миля:

В день девятнадцатый, не лжёт преданье,

вошли Фир Болг под своды Эйре,

а на девятый день за тем

пустились в море Племена Богини.

В семнадцатый же день, без всякого сомненья,

пришли на остров Миля сыновья,

у Инбер Скене славных парусов,

в семнадцатый же на берег ступили[155].

Примечание:

Инбер Скене — название местности; досл. «Устье Скене», р. Скене, вероятно, — совр. р. Карран; перечисление номеров дней не следует, разумеется, понимать буквально; вероятно, речь идёт о лунных днях.

Именно к сыновьям Миля классическая традиция возводит и появление на острове исторических предков современных ирландцев — гойделов. Предания говорят, что, когда подошли к острову, поднялся страшный ветер с берега, и буря отнесла корабли сыновей Миля далеко на запад.

— Это ветер друидов, — сказал тогда Донн МакМиль, старший в роду.

— Так и есть, — сказал брат его Аморген, — коли не дует он поверх парусов.

Тогда взобрался на мачту младший в роду Эреннан. Но едва достиг он верхушки мачты, как ветер стих, и Эреннан, не удержавшись, упал вниз.

— Не дует ветер поверх парусов, — кричал он, когда падал.

Тогда встал Аморген и спел первый в Ирландии лид:

Заклинаю ирландскую землю,

Омытую морем обильным,

Обильны горы великие,

Велики леса могучие,

Могучи реки в извивах,

В извивах озёр глубины...

И Ирландия приняла их...

Этот первый лид (ирл. laid) — первое филидическое заклинание, произнесённое на ирландской земле, — очень интересно звучит на языке оригинала:

Áliu iath n-Érenn

Ermach muir mothach

Mothach sliab strethach

Strethach caill cithach...

Строки выглядят фонетически заплетёнными (сравн. рус. «плести словеса»), хотя кельты и не использовали аллитерационное стихосложение так широко, как скальды. Созданное филидами искусство заклинательного и стихосложения Филидехт было основано на иных принципах, нежели скандинавское, но также имело жёсткие законы и правила. Одна из наиболее характерных черт этого искусства — потрясающая образность, богатство эпитетов, таящие не только общеизвестное кельтское стремление к поэтике, но и глубочайший магический смысл, ускользающий в большинстве случаев от современных исследователей. Приведу в качестве примера небольшой стихотворный фрагмент, также приписываемый Аморгену:

Я — ветер над морем,

Я — волна в океане,

Я — бык семи схваток,

Я — ястреб на скалах,

Я — капля росы,

Я — вепрь свирепый,

Я — искусное слово,

Я — клинка острие...

Мы ещё вернёмся к магической символике образов в кельтских заклинательных текстах; здесь же мне хочется указать на то, что русский перевод древнеирландского текста хотя и позволяет увидеть эти образы, оказывается лишённым главного — стихотворной формы. Но прочитав приведённый отрывок, нельзя не вспомнить знаменитые бальмонтовские, почти заклинательные, строки:

Я — изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты — предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевныя, гневные, нежные звоны.

Я — внезапный излом,

Я — играющий гром,

Я — прозрачный ручей,

Я — для всех и ничей...

Но вернёмся к ирландским филидам.

Принципиальное отличие ирландских филидов от скандинавских скальдов заключалось в том, что каждый филид помимо искусства стихосложения овладевал ещё и знанием истории и законов, выполняя целый ряд сугубо социальных функций и выступая в качестве своего рода «юриста», а иногда и судьи. В относительно более поздние времена (с приходом христианства) эта сторона деятельности филидов стала превалировать как над магической, так, позднее, и над поэтической, и тогда роль хранителей заклинательной и стихотворческой традиции полностью перешла к бардам, положение которых в древнеирландском обществе в значительной степени напоминало положение скальдов на Севере.

Овладение далеко не простой системой стихосложения, знанием многочисленных и сложных законов и традиций, регламентирующих социальную жизнь в древней Ирландии, изучение исторических и мифологических текстов — всё это требовало, конечно, специальной системы образования. Филидическое образование обеспечивалось сетью школ, наследовавших, вероятно, традицию школ друидов. Обучение в таких школах могло занимать до двенадцати лет; учебный год захватывал только зиму и весну — от Самайна (1 ноября) до Бельтана (1 мая). В течение всех этих лет обучение происходило по одной и той же схеме: утром учитель вводил учеников в тёмное помещение, что-то рассказывал им, после чего покидал помещение, раздав задания, и возвращался только вечером, чтобы проверить их выполнение. Так же, как и у друидов, все записи в этих школах были запрещены, и в течение двенадцати лет обучения будущие филиды должны были заучить наизусть сотни самых разных текстов — от небольших заклинаний до юридических трактатов и исторических саг[156].

После ухода друидов филидам, под натиском христианства, не удалось долгое время просуществовать как обособленному сословию, выполняющему одновременно социальные и магические функции в обществе. Сословие стремительно теряло своё значение, и уже к концу I тысячелетия слово «филид» вряд ли означало что-то большее, чем просто «учёный человек», «поэт», «заклинатель».

Традиция заклинательного искусства снова понесла значительный урон, но не умерла, став достоянием этих самых «просто поэтов» и бардов. Долгое время сохранялось, например, аналогичное скандинавскому представление о магическом воздействии хвалебных и хулительных песен, первые упоминания о существовании которого у кельтов относятся ещё ко временам друидов. И сами поэты ещё очень долгое время продолжали пользоваться в Ирландии огромным уважением и почитанием, какое и не снилось скандинавским скальдам. Об этом уважении говорят, например, многочисленные старинные ирландские легенды о поэтах.

Так, согласно одной из этих легенд, повстречался однажды живший в IX веке поэт Маклонин с неким бедняком из Дал Каса, возвращавшимся домой из Голвэя. В Голвэе этот бедняк проработал целый год и в награду за труд получил корову и тёплый плащ. Узнав, что судьба позволила ему встретить самого знаменитого Маклонина, бедняк не медля попросил его сложить поэму в честь своих земляков. И Маклонин порадовал бедняка поэмой в честь далкасовцев, за что бедняк с радостью отдал ему заработанные тяжёлым трудом корову и плащ. А когда жители Дал Каса узнали о его поступке, все вместе они одарили бедняка десятью коровами за каждую четверть той коровы, что послужила платой за поэму Маклонина.

Уэльс

Судьба древней заклинательной традиции в Уэльсе разительно отличалась от судьбы заклинательного искусства в Ирландии. Около четырёх веков кельты Уэльса и Логрии[157] находились под владычеством Рима; позднее они же первыми на Британских островах столкнулись с континентальными саксами. Ирландия ещё только знакомилась с набегами с моря, когда в Британии уже рухнуло королевство Артура, и вся центральная часть острова оказалась оккупированной пришельцами с континента. Оттеснённые на север и запад, бритты продолжали сопротивляться нашествию, и для Уэльса это сопротивление означало семь столетий (!) непрерывной войны с Англией. Лишь в 1283 году, когда был убит последний валлийский князь, уэльс был окончательно присоединён к Англии.

Эта бесконечная война не могла не отразиться на магической традиции Уэльса. Древняя религия кельтов, служителями которой были друиды, понесла значительный урон ещё при римлянах; когда же последний легион покинул остров, здесь понемногу уже набирало силу христианство, и друидизму не суждено было возродиться. Позднее англосаксы тоже не слишком ласково относились к носителям культуры и древнего учения завоёванного народа; это может показаться невероятным, но ещё в прошлом столетии[158] в валлийских школах жестоко наказывали детей, осмеливавшихся говорить на родном языке. В музее Гламоргана до сих пор хранятся тяжёлые деревянные доски с надписью WELSH NOT, которые вешали на шею ученикам, рискнувшим произнести в школе несколько слов по-валлийски.

Казалось бы, в таких тяжёлых условиях волшебные искусства, равно как память о древнем учении, должны были исчезнуть, раствориться в лавине инородных культур и религий... ан нет, не исчезли; более того, ещё два столетия тому назад в Уэльсе были живы последние барды — носители традиции, восходящей непосредственно к друидам, а традиция игры на арфе, тесно связанная с заклинательным искусством, жива до сих пор. Валлийские манускрипты первой половины II тысячелетия сохранили значительное количество древних преданий и мифов, а вместе с ними и стихотворных текстов, принадлежавших древним бардам V-VII веков, а валлийские энтузиасты и исследователи XVIII века успели записать тексты священных, заклинательных и мирских песен непосредственно со слов последних из бардов...

Сословие бардов — певцов и заклинателей, окружённых почётом и уважением всего народа — сложилось в Южной Британии (Уэльс и Логрия) ещё в доримские времена. По крайней мере, в последней четверти I тысячелетия до н.э. на этой земле бард был при каждом святилище и храме, при каждом мало-мальски значимом короле. Барды были непосредственно связаны с друидами, как единым учением, так и общей организацией, В отличие от друидов, барды пережили и времена римского владычества, и приход христианства; ещё и во времена «развитого» Средневековья они играли значительную роль в духовной и социальной жизни кельтского общества Уэльса, хотя сословие их (или, вернее, каста) претерпело, конечно, значительные изменения.

Барды Уэльса делились на три касты: учеников, королевских бардов и учителей (или старших бардов). Желающий стать бардом поступал в ученичество к одному из учителей, попадая, таким образом, в число учеников. Если по истечении лет ученичества учитель признавал ученика достойным, тот принимал посвящение и входил в круг королевских бардов; сам король той земли, где жил учитель, дарил новому барду новую арфу, королева — золотое кольцо, а закон — личную неприкосновенность (за убийство барда с виновного взималась вира в размере, превышающем две сотни коров!)[159]. Если же ученик не выдерживал испытания, он мог отправляться на все четыре стороны со старой арфой, имея право беспрепятственно зарабатывать на жизнь музыкой и пением.

Средневековые валлийские законы предписывали барду петь на королевских праздниках и для простого народа, лично приводить на суд к королю любого, кого он считал неправым, а главное «хранить память о людях, о народе, о том, что было и есть».

Один раз в три года в Уэльсе устраивались особые празднества, куда съезжались королевские барды всей страны, чтобы принять участие в поэтическом соревновании, победитель в котором входил в круг главных бардов, или бардов-учителей. Если вступление в круг учеников приносило свободу даже сыну раба, вступление в круг собственно бардов давало значительные доходы и право сидеть на пиру рядом с королём, то вступление в круг бардов-учителей освобождало из-под власти любого из мирских владык; более того, барды-учителя обладали реальной духовной властью, значительно превышающей власть любого короля или князя...

* * *

Изо всех валлийских бардов величайшим, несомненно, был Талесин, прозванный Главой Бардов Запада. Рассказывая о заклинательных искусствах кельтов, мы не можем не рассказать о нём, тем более что принадлежащие ему произведения составляют значительную часть сохранившейся до наших дней древневаллийской поэзии[160].

О детстве Талесина разные легенды рассказывают по-разному, сходясь на том, что родился он в первой половине VI века, т.е. непосредственно после падения королевства Артура. Юность он провёл при дворе Эльфина, сына одного из валлийских королей; все легенды утверждают, что Эльфин сам выловил прибитый к берегу коракль[161] и, найдя в нём мальчика, взял его к себе. Коракль был покрыт кожами, и когда Эльфин разворачивал их, чтобы увидеть, что находится внутри лодчонки, из-под кож показался лоб мальчика, и от этого лба исходило такое сияние, что княжич вокликнул в удивлении «Tal iesin!», что по-валлийски означает «Сияющий лоб». Отсюда и появилось известное нам имя барда.

Наиболее «здравомыслящие» из источников полагают, что Талесин родился в Корнуолле и там же обучался в школе св. Кадока. Однажды, когда он ловил на море рыбу, его похитили ирландские морские разбойники. От них-то он и уплыл на маленьком коракле, который прибило к побережью принадлежащих Эльфину земель. Однако другие источники содержат совсем иной, похожий более на сказку, рассказ о детстве Талесина.

Говорится, что Талесин якобы не был прежде самим собой, а был мальчиком по имени Гвион Бах, что значит Гвион Маленький. Этот мальчик служил у чародейки Керидвены, и однажды, когда та варила чудодейственный напиток, содержащий в себе всё искусство бардов, Гвион случайно испробовал волшебного питья. Тотчас открылись ему настоящее, прошлое и будущее и все глубины мироздания, и дар величайшего из бардов снизошёл на него. Но волшебное зелье оказалось при этом испорченным, и разгневанная чародейка проглотила мальчика в наказание за проступок.

Мальчик, однако, не умер и через девять месяцев был рождён чародейкой. Не смея убить мальчика, ставшего отчасти её сыном, Керидвена посадила его в маленький коракль и бросила в открытое море...

Современные исследователи видят противоречие в двух приведённых вариантах описания детства Талесина, Они действительно выглядят альтернативными, но лишь до тех пор, пока мы воспринимаем их просто как тексты, пока мы читаем их, не задумываясь о том, что видели сами барды за словами этих преданий.

Разобраться в этом противоречии оказывается совсем не так сложно, если внимательно и непредвзято присмотреться к тексту. Мог ли раннесредневековый бард, образованнейший человек, всерьёз полагать возможным и естественным рождение женщиной ребёнка, которого она незадолго до того проглотила? Мы должны ответить отрицательно, если хотя бы немного уважаем мыслительные способности не столь далёких предков. А это означает, что сами барды никогда и не считали, что события, описанные во втором предании, происходили здесь, в обыденной реальности. Это — рассказ о магической жизни Талесина, в то время как первое предание действительно повествует о том, где он родился (где родилось его тело, если угодно) и каким образом он физически оказался при дворе Эльфина.

При такой трактовке легко узнать в волшебном зелье, которое испробовал маленький Гвион, уже знакомый нам Мёд Поэзии. Любопытно также удивительное сходство рассказа о Гвионе с несохранившейся, увы, древней русской сказкой, известной нам только по стихотворному переложению Александра Сергеевича Пушкина, — я имею в виду сюжет о плавании в бочке по морю царевича Гвидона...

Вернёмся, однако, к рассказу о юности Талесина.

Итак, Эльфин нашёл маленького Талесина в коракле на берегу моря. Мальчик понравился ему, и Эльфин принёс его домой. Очень скоро обнаружилось, что, несмотря на младенческий возраст, Талесин превосходно владеет искусством бардов, и довольный этим Эльфин оставил его при своём дворе. А спустя некоторое время случилось происшествие, которое показало всем, что найденный на берегу мальчик обладает не только великолепным поэтическим даром, но и могущественной магией.

Однажды был большой пир в Каэр Дэганви — в замке, где располагался двор короля Маэлгуна, вассалом которого являлся отец Эльфина. Был на том пиру и сам Эльфин, и довелось ему услышать, как придворные Маэлгуна, чтобы польстить королю, говорят, будто ни у кого в Уэльсе нет такой прекрасной жены и таких великолепных бардов, как у него. Усмехнулся Эльфин и тихонько сказал сам себе, что его жена прекраснее королевы, а Талесин — его бард — лучше всех бардов Маэлгуна. К несчастью, кто-то услышал эти слова и донёс королю; немедля приказал Маэлгун схватить Эльфина и бросить в темницу и держать его там до тех пор, пока не докажет, что сказал правду.

Тем временем Талесин в замке Эльфина рассказывал своей госпоже о том, что Эльфин заточён, но просил её не терять надежды и верить, что всё кончится хорошо. Он сказал ей, что пойдёт в Каэр Дэганви ко двору Маэлгуна освобождать их господина.

Тогда же сложил Талесин песнь, и спел её, и кончалась она такими словами:

Ни блага, ни красоты

Маэлгуну из Гвинедда;

Да придёт месть за ложь,

За жестокость и наглость

И дела его сына Рина;

Да будут земли его пусты;

Да будет жизнь его коротка;

Да будет наказание долгим

Маэлгуну из Гвинедда[162].

Примечания:

Гвинедд — королевство в средневековом Уэльсе, принадлежавшее Маэлгуну.

...дела его сына Рина — предание упоминает о гнусных делах, совершаемых Рином при попустительстве отца.

Здесь мы снова встречаемся с уже знакомым нам приёмом европейского заклинательного искусства; несомненно, перед нами хулительная песнь, аналогичная скандинавским нидам.

Талесин, как и обещал своей госпоже, отправился в Каэр Дэганви и застал там пирующего Маэлгуна. Наложив на королевских бардов могучую магию, он заставил их молчать, когда король требовал от них песни. Удивившись, спросил у него король, кто он, и тогда ответил Талесин, что он — бард Эльфина, и спел такую песнь:

Я был с моим Господом

на небесах,

Когда пал Люцифер

в глубины ада;

Я нёс боевое знамя

впереди Александра,

Я знаю имена звёзд

от севера до юга...

И говорят, эта песнь привела короля и всех, кто слышал её, в величайшее изумление. Тогда Талесин спел ещё одну песнь, в которой объяснял королю, зачем он явился в замок, и что он здесь делает. И заканчивалась эта песнь такими словами:

Так я — Талесин,

Князь Бардов Запада;

И я освобожу Эльфина

из золотых оков его.

Потом запел Талесин песнь силы, и поднялся страшный ураганный ветер, сбивавший людей в зале с ног. Все стали просить короля Маэлгуна поскорее привести из темницы Эльфина, иначе рухнет замок под натиском ветра. И король подчинился просьбам своих людей, а когда привели Эльфина и стих ветер, Талесин запел другую песнь силы, и разбились оковы, что были на ногах его господина...

...Именно Талесину принадлежит уникальное произведение, значение которого для изучения заклинательных искусств Европы невозможно переоценить — поэма о Битве Деревьев (Cad Goddou). Ничего подобного этой поэме не существует ни у скандинавов, ни у других кельтских народов. Анализ её оказывается интересным с самых разных точек зрения, и потому я позволил себе привести свой перевод «Битвы» и небольшой комментарий к ней в Приложении к этой главе книги.

* * *

Поэма о Битве Деревьев сохранилась до наших дней в одной из так называемых «четырёх древних книг» Уэльса, а именно в Книге Талесина. Все эти книги (три остальных — Чёрная Книга из Кармартена, Красная Книга Хергеста и Белая Книга Риддерха) были записаны, как уже указывалось, около середины II тысячелетия и содержат как действительно древние (времён Артура и Талесина), так и относительно поздние стихи и сказания. Кроме «четырёх древних книг», известны и другие связанные с бардами рукописи — в основном компиляции XV-XVI веков и более поздние. По этим рукописям мы знакомы с произведениями многих валлийских бардов, и о некоторых из них следует хотя бы упомянуть на этих страницах.

Пожалуй, лишь ненамного менее Талесина знаменит Мирддин сын Морврана, известный также как Мирддин Виллт, т.е. Мирддин Неистовый, живший в VI веке. Согласно традиции, он владел знаниями и опытом не только барда, но и друида. Мирддину приписывается значительная часть Чёрной Книги из Кармартена; Книга действительно содержит ряд фрагментов, которые могут быть датированы VI веком, хотя большая её часть имеет гораздо более позднее происхождение.

Как в письменных, так и в фольклорных источниках его нередко смешивают с Мирддином Эмбрэйсом, известным современному читателю как Мерлин; некоторые исследователи полагают, что это вообще одно и то же лицо[163]. Значительную часть жизни Мирддин аб Морвран провёл в Северной Британии. Согласно легенде, в некоей битве он потерял рассудок и бежал в лес Коад Келиддон, что в Шотландии. (Росс Николе замечает, что это стандартная история для кельтской сказительской традиции[164].)

Ещё один известнейший валлийский бард того времени Лливарх Хен, т.е. Лливарх Старый. Согласно традиции, он прожил около 150 лет; предполагается, что он родился в конце V или в самом начале VI века и умер в середине следующего. По крайней мере, он был жив как в момент смерти короля Артура (542 год), так и в момент смерти следующего великого короля Уэльса — Кадваллона (646 год). Собрание принадлежащих ему поэм было издано на двух языках в 1835 году Вильямом Оуэном.

С другим знаменитым валлийским именем — Анерин — связан единственный известный случай убийства барда в Уэльсе, а также единственная в своём роде великолепная героическая поэма «Гододдин», сложенная в последней четверти VI века. Анерину довелось присутствовать при катастрофическом поражении объединённого войска бриттов в битве с англами и скоттами, произошедшей в Южной Шотландии около 578 года; этому событию и посвящена поэма.

Приложение 4

КАД ГОДДО

БИТВА ДЕРЕВЬЕВ

Древняя валлийская поэма о Битве Деревьев (Cad Goddou), традиционно приписываемая Талесину, содержится в Книге Талесина, дошедшей до нас в списке середины текущего столетия, хотя многие тексты Книги действительно могут быть датированы VI — VII веками (время жизни Талесина).

Валлийские «Триады Острова Британии» упоминают Битву Деревьев как одну из трёх величайших битв, вызванных незначительнейшими причинами. Причиной Кад Годдо, согласно некоторым источникам, была самка благородного оленя, которую привёл из Аннуна маг Амаэтон ап Дон, брат упомянутого в поэме мага Гвидиона. Однако собственно Битве посвящена лишь часть поэмы. Помимо этого поэма содержит значительное количество заклинательных формул и магических указаний, благодаря чему и представляет огромный интерес.

Данный русский перевод текста поэмы, а также комментарии к нему принадлежат автору этой книги. Нами были использованы два независимых английских перевода, опубликованных леди Гэст в составе её издания Мабиногиона (The Mabinogion. Tr. by Lady Sh. Guest. London, 1906) и П.Фордом в сборнике средневековых валлийских текстов (The Mabinogi and other Medieval Welsh Tales. Tr. by P.K.Ford. Berkley, Los Angeles, London, 1977), а также некоторые соображения P.Грэйвса (R. Graves. The White Goddess. London, 1961.). Оригинальный валлийский текст можно видеть, например, в издании Дж. Гвеногврина Эванса (The Book of Taliesin. Ed. by J. Gwenogvryn Evans. Llanbedrog, 1910).

Для удобства читателя текст был искусственно разделён нами на смысловые части, из которых только вторая посвящена собственно Битве Деревьев. Пропуски в тексте соответствуют местам, перевод или (чаще) понимание которых затруднено.

Я был многим, прежде чем стал собой:

Я был узким волшебным мечом — я верю, так было;

Я был в воздухе каплей дождя и лучами звезды;

Я был словом ответа, я был книгой начал;

Я был тем, кто светит, — год и ещё половину;

Я был мостом над устьями трижды двадцати рек;

Я был орлом в пути, был в океане челном[165];

Я был пеной над пивом, я был каплей в дожде;

Я был сталью в руке, был щитом в бою;

Я был струной заколдованной арфы [...] в пене воды;

Я был искрами в пламени, был дровами в костре.

И я не был тем, кто молчал, я пел с тех пор, как был мал;

Я пел в войске древесных ветвей, пред британским вождём;

Я бил резвых коней, я крушил корабли;

Я бил страшного зверя в чешуях, о ста головах,

С лютой битвой под основанием языка

И другой битвой позади головы;

Я бил чёрную жабу — сто когтей на ней;

И волшебную, с гребнем, змею — сто душ страдают под шкурой её.

Я был в Каэр Невенир[166], где нападали трава и деревья,

Где пели поэты, и воины мчались вперёд,

Где Гвидион[167] поднимал свой жезл волшебства,

Где взывал он к Господу, и взывал к Христу,

Чтобы Тот, кто создал его, охранил его.

Тогда ответил Господь в словах и в земле:

«Создай себе войско из стойких деревьев,

И закрой Пеблиг от грядущей войны».

И когда совершил он чары, во имя нашей надежды,

И срубили деревья...[168]

И три вождя вступили в битву тягостных дней.

……………………………………………..

......................................................................[169]

................. кровь людей поднялась нам до бёдер.

……………………………………………..

……………………………………………..

……………………………………………..[170]

Ольшаник — лучший в строю — начал атаку;

Рябина и ива держались в хвосте;

Терновник был жаден до боя;

Могучий кизил — дерущийся князь;

Розовый куст в битве с толпою яростен был;

Малина...................................................

Длл сбережения жизни ................ и жимолость;

И плющ прекрасен, и дрок ужасен;

Над ворогом вишня смеялась; и шла позади берёза с высоким умом —

Не по трусости, но потому, что была велика;

........ чужеземцы над чужою водой ..........

Сосна — впереди, правитель в сраженьи;

Ясень трудился, монархам служа;

И вяз в своей ярости сдвинуться с места не мог:

И прямо ударил бы, сбоку и сзади;

Орешник — судья, плоды его — дар твой[171];

Бирючина рада — бык битвы, князь мира;

............................................. ель бушевала;

Падуб размахивал зеленью, и он был в сраженьи;

Прекрасный боярышник сеял раненья;

Лоза рвалась в бой, нападая;

Папор крушил; ракитник толпу

Плугом косил; дрок невезуч,

Но ярость в руке его; прекрасен дерущийся вереск;

Был .................................. гонитель людей;

Мощен и яростен дуб, дрожали пред ним небеса и земля;

..... лютый враг воинов, имя его — на дощечках[172];

................................... сеял ужас в сраженьи;

Он ................ противостоял другим из дыры.

Груша теснила на бранном поле.

Каштан, князя елей позор.

Тьма черна; вздрогнут горы; очистится горн;

Но великая волна грядёт прежде того;

И когда будет услышан крик —

Верхушки берёз выпускают новые листья — Сила незыблема;

Верхушки дуба ........ для нас от Гвархана Маэлдэру,[173]

Смеющегося со склона холма, господина ...................

Не был рождён я отцом и матерью;

Вот девять частей, из коих я создан, как при Твореньи:

Из плодов фруктов, из плодов Бога — вначале;

Из примул и цветов, что растут на холмах; из лесных и древесных цветов;

Из основы Земли был я создан;

Из крапивы цветков; и из вод девятой волны.

Колдовал меня Мат[174], прежде чем стал я ...

Гвидион колдовал меня — великая магия из посоха чар;

От Эйрвиса и Эйрона, от Эйрона и Модрона;

От пяти полусотен магов и мастеров, могучих, как Мат, был я рождён,

Господь меня создал, когда был он в огне;

Маг Магов создал меня прежде творенья Земли;

Когда я явился ................ просторы мира.

Огненный бард! Обычай велик; я спеть могу всё, что язык изречёт.

Я был на рассвете, я спал в багрянце;

Я был в обороне с Диланом Мором[175];

В мантии среди королей;

В двух крепких копьях, что вышли с небес;

В Аннуне будут точить их, в битве, для ко<