Использование слов для «описания» рисунка

Личный опыт прояснил для меня это затруднение с подбором слов для аналогового рисунка. Одна студентка принесла мне набор рисунков, какие вы только что выполнили. Мне бросился в глаза ее рисунок под заголовком «Гнев», и я, не подумав, сказала: «Ого, надеюсь, вы никогда не разгневаетесь на меня!». Ее рисунок чем-то напоминал рис. 7.9 на с. 69. (Я, конечно, не могу в точности воспроизвести оригинал, поскольку мы разные люди.)

Студентка спросила, почему, и я не нашлась, что ответить. Я знала почему, и думаю, что и вы знаете, почему, и что сама студентка внутренне знала почему, однако никто из нас не сумел отыскать достаточно точных слов, чтобы объяснить это, кроме разве что (я все-таки рискнула) рудиментарной фразы о том, что этот гнев будет длиться долго. Но в ее рисунке было нечто гораздо большее, совершенно не поддающееся описанию словами.

То же самое происходит, когда я пытаюсь описать мысли и чувства, которые стали видимыми на воспроизведенных здесь рисунках. Первый рисунок в левом верхнем углу рис. 7.8 мне представляется гневом, который, вспыхнув, перепрыгивает с одного объекта на другой. На этом, однако, мой вербальный язык изменяет мне, и я, например, не в состоянии выразить словами, какой смысл несут толстые перекрещивающиеся линии в центре. Я каким-то образом понимаю, но сказать не могу.

Следующий рисунок в верхнем ряду рис. 7.8: да, это серьезный гнев; я это вижу. Вы тоже видите?

Третий в верхнем ряду: да, узнаю этот гнев. Мне кажется, он очень острый и пронзительный. (Студент, выполнивший этот рисунок, сообщил мне, что, рисуя, он с удивлением поймал себя на том, что колол карандашом бумагу. Видите короткие резкие штрихи между линиями?)

Рис. 7.10. Рис. 7.11.

И четвертый: да, кажется, я понимаю этот гнетущий тип гнева... и т. д.

Заметьте, что каждый аспект этих рисунков сообщает некоторую информацию подобно тому, как человека раскрывает каждый аспект его почерка. Например, в третьем слева рисунке во втором ряду (показан на рис. 7.10) очень важен тот факт, что линии смещены вправо и касаются правого края прямоугольника. Об этом говорится в приведенной на полях цитате из книги преподавателя и писателя Филипа Росона.

Опять же трудно выразить словами, как такое размещение влияет на смысл рисунка, но вы можете чувствовать вместе со мной эффект этого смещения. На ум приходит образ человека, в гневе стреляющего куда попало — при этом, если говорить аналогиями, опираясь (или карабкаясь?) на стену и являя собой, как предполагает Росон, мощную преграду. Опять же, говоря аналогически, этот гнев отличается от гнева, который располагается в центре пространства бумаги, как показано на рис. 7.11.Имеет значение также то, что смещенная от центра форма «гнева» контактирует с правой стороной прямоугольника. Если бы форма касалась левого края, аналогия изменилась бы — выглядела более агрессивной, может быть, и почему-то менее оборонительной. Это изменение восприятия можно увидеть, если перевернуть книгу с рисунком вверх ногами.

Смысл в языке и в рисунке

Почему это так? И так ли это вообще? Неужели этот параллельный язык все люди, по крайней мере принадлежащие к одной культуре, «читают» примерно одинаково? Каким образом рисунок может иметь смысл? Если обратиться к другому языку — вербальному, — можно согласиться с Джорджем Оруэллом, что слова, какими бы ограничивающими и ограниченными они ни были, обычно означают то, что означают, и что люди обычно согласны с этими значениями. Ведь, как уточняет писательница Гертруда Стайн, слово «роза» означает именно розу и ничто другое. Не может ли быть такого же общего согласия в отношении смысла рисунков? Если это так, это было бы, наверное, дополнительным свидетельством в пользу возможного существования «глубинной структуры» визуальной формы, лежащей в основе изобразительного искусства, которая вплетена в человеческий мозг, может быть, подобно той структуре для человеческой речи, существование которой постулировано Ноамом Хомским. Аналоговые рисунки, возможно, тоже указывают на существование такой структуры.

Символический язык присущ человеку, как присуще человеку создание произведений искусства — рисунков.

Сверху в виде бесконечного цикла написано: роза есть роза есть...

Ричард Грегори, директор лаборатории мозга и восприятия Бристольского университета, Великобритания, в 1971 г. предложил идею существования «глубинной структуры» для восприятия.

«Главной особенностью человеческой речи является ее грамматическая структура, которая, если Ноам Хомский прав, присутствует во всех естественных языках, тесно связанных с тем, что он называет "глубинной структурой языка", которая наследуется, а не заучивается, и которая, как можно предположить, коренится в классификации восприятий и является ее существенной частью. Видимой проблемой для теории Хомского является то, что грамматический язык развился слишком стремительно в биологическом масштабе времени; возможно, эта стремительность вызвана тем, что произошел перехват "глубинной структуры" восприятия, имеющей биологически древнее — воистину дочеловеческое — происхождение».

Р. Грегори «Разум в науке», 1981;цитирует свою статью в «Грамматике зрения».