Как прочитать свою собственную линию

Теперь снова возьмите тот лист бумаги, на котором вы расписались. Держите его в вытянутой руке. Хорошенько рассмотрите свою подпись как рисунок (чем она и является). Попробуйте интуитивно прочитать, что выражает эта линия. Попробуйте на минутку избавиться от более или менее автоматических вербальных суждений, которые приходят на ум, вроде: «Мой почерк никогда не был особенно хорош», «Просто каракули какие-то. Иногда у меня получается лучше, если постараюсь», «Мой почерк становится все хуже и хуже» и т. д. Вместо этого постарайтесь увидеть формы, образуемые линией, стремительность или медлительность штрихов, выразительность всей «картины». Можете попробовать перевернуть лист вверх ногами, чтобы лучше разглядеть свойственную линии экспрессию.

Вы смотрите на изображение самого себя. В этой подписи присутствуют сведения о вас, вашем характере, ваших привычках, ваших отличительных чертах — все это выражено на богатом и сложном языке, который вы можете читать визуально, образно и интуитивно. Этот язык, понимаемый иначе, чем речь, параллелен вербальному языку и существует на некотором уровне сознания у каждого человека.

Чтобы убедиться в этом, проделайте следующий шаг, показанный на рис. 6.1. Под первой подписью напишите свое имя еще раз, но уже непривычной рукой — левой, если вы правша, или, наоборот, правой, если вы левша.

Теперь посмотрите на этот рисунок. В линии проявились новые, незнакомые вам качества — и кто-то, попытавшись прочитать такой рисунок, будет воспринимать вас иначе.

Теперь опять возьмите карандаш в ту руку, которой обычно пользуетесь, но на этот раз напишите свое имя задом наперед, т. е. справа налево и выписывая последнюю букву первой.

Опять посмотрите на рисунок. Вы увидите, что линия замедлилась, стала менее уверенной и, наверное, неуклюжей. Что вы думаете об этом «человеке» (имея в виду только характер линии и притворившись, что вы не знаете, что подпись сделана задом наперед)?

И последнее. Напишите свое имя непривычной рукой, на этот раз не глядя на руку, пока она пишет — отвернитесь в сторону или закройте глаза. Теперь рассмотрите эту подпись. Она покажет большую степень расстройства, тревоги и крайнюю степень неуверенности в себе. Опять же имейте в виду, что поскольку имя в вашей подписи не меняется, восприятие меняется только за счет характера линии. Линия выворачивает внутреннее наружу.

Обратите взгляд снова на первую, обычную для вас, подпись. Этот рисунок дает самый правдивый ваш образ, не искаженный накладываемыми извне ограничениями — т. е. моими условиями писать не той рукой, справа налево и т. д. Но важно отметить, что другие ваши подписи тоже дают правдивую картину и точную информацию: вашу реакцию на ограничения, накладываемые извне. Ваш почерк может в любой момент проявлять ваше душевное и физиологическое состояние, включая сложную и путаную информацию о вашей уверенности или неуверенности в себе, радости или огорчении, ясности или запутанности мышления, удовольствии или недовольстве, легко вы пишете или с трудом, быстро или медленно: все эти черты становятся объективными и видимыми. Линия может точно регистрировать не только «лучший случай» (ваша нормальная подпись), но и все другие состояния ума, во всей их возможной переменчивости. Однако эта линия все равно отражает конкретно вас и никого другого.

Визуальный язык линии — будь это линия подписи или рисунок иного рода — может быть переведен в слова, но лишь с большим трудом, потому что визуальная информация очень сложна и очень плотно упакована. Длинные строки описательных слов могут лишь начать распутывать сложность ряда нарисованных вами подписей. Однако разум способен охватить подпись целиком за долю секунды, постигая «послание», передаваемое линией за счет «скачка понимания». Это понимание, конечно, может усиливаться и углубляться через дальнейшее исследование и мышление, но первоначальный мгновенный инсайт часто бывает необходим для будущего понимания.

Для этого упражнения повторите последовательность подписей, демонстрируемую писателем Джеффри Харрисом:

Обычная подпись.

Подпись, написанная другой рукой.

Привычная рука, но написано задом наперед.

Другая рука, не глядя на письмо.

Рис. 6.1.

Венгерский художник и дизайнер Ласло Мохой-Надь так говорил о невербальном постижении в своей книге «Новое видение», 1947:

«Интуиция точнее всего понимается как ускоренная подсознательная логика, параллельная сознательному мышлению, но более тонкая и плавная. Глубинный смысл, так часто приписываемый интуиции, обычно правильнее постигается через чувства. Это нельзя выразить словами. Опыт такого рода принципиально невербален, но не является недоступным для зрения и других органов чувств. Интуиция в вербальной вселенной всегда потенциально объяснима. Интуиция же в пластическом смысле, во всех видах искусства, включая поэзию, вероятно, никогда не бывает доступна сознательной вербализации».

«Особенно волнующей для многих исследователей является затрудненность узнавания, которая, кажется, ограничивается только лицами — это расстройство называют прозопагнозией (от греческого прозопон = лицо + агнозия). Другие предметы человек, страдающий прозопагнозией, распознает с меньшим трудом. Его речевые функции развиты хорошо, и интеллект, скорее всего, никак не поврежден. Он хорошо помнит людей, которых знает, и способен узнавать их по голосу, по словесному описанию или замечая какие-то отличительные черты, например усы, очки или любимую шляпу... Однако ему не удается узнавать ничем особенным не выделяющиеся лица... он в целом не испытывает ощущения, что это лицо ему знакомо, даже если это лицо близкого друга, родственника или даже его собственное! Если ему сказать, чье это лицо, пациент... выражает недоверие, иной раз добавляя, что этот человек (даже он сам!) очень изменился с тех пор, как он его последний раз видел».

Говард Гарднер «Умственные расстройства», 1975

Чтение языка линии

Судя по всему, способность «читать» язык линии, какую вы только что продемонстрировали, является широко распространенной и вполне обычной, но мало используется на сознательном уровне в повседневной жизни, особенно в нашей преимущественно вербальной, цифровой, технологической, ориентированной на Л-режим культуре. Ввиду этого смещения культуры в сторону мышления в Л-режиме визуальный язык поначалу может казаться ненадежным, неточным, невыразимым, непоследовательным и эфемерным.

Совсем наоборот, визуальный язык не обладает ни одной из этих черт: язык линии точен, тонок и силен, доступен для быстрого прочтения, доставляет эстетическое и интеллектуальное удовлетворение. Для чтения языка линии требуется режим мышления, аналогичный тому, что мы используем для сложной и трудной задачи узнавания лиц. Узнавая лица, мы подсознательно опираемся на визуальное мышление в П-режиме, способном обрабатывать сложную и тонкую информацию, чтобы не только узнать, кто этот человек, но и в каком он расположении духа.

В начале одного из моих курсов студенты часто удивляются, когда я «читаю» их рисунки в ходе нашего еженедельного обсуждения их работ. Я могу сказать: «Вам нужно тратить на рисование больше тех пятнадцати минут, которые вы на это выделяете», или «Я вижу, что вы потратили на этот рисунок примерно три четверти часа», или «Я вижу, вам нравится рисовать воротники, но не очень нравится рисовать волосы модели», или «Что происходило в комнате, когда вы рисовали? Рисунок показывает, что вы постоянно отвлекались», «Я вижу, что, выполняя этот рисунок, вы большей частью очень радовались. Но есть тут и участок грусти. Что произошло в тот момент?» и т. д.

Некоторые откровения происходили в ходе наших дискуссий. Например, я часто даю студентам задание нарисовать собственные ноги. Проверяя выполнение этого задания, я заметила, что рисунок одной студентки выражал беспокойство и грусть. Хотя рисунок был выполнен красиво и вдумчиво, явно отражая точность восприятия деталей и соотношений, часть листа была протерта почти до дыр. (Это не портило рисунок; энергичное стирание и повторное нанесение линий придавали рисунку мягкость и экспрессивность.) «Расскажите мне об этом рисунке», — обратилась я к студентке. «Что вы имеете в виду?» — спросила она. «Ну, это необычный и красивый рисунок. Но мне кажется, что что-то происходило в ваших мыслях — что вы, может быть, были чем-то обеспокоены. Не можете ли вы рассказать мне об этом?»

Студентка удивленно посмотрела на меня, потом очаровательно рассмеялась, стукнув себя по лбу ладонью, и сказала: «Я сейчас что-то скажу вам. Я ненавижу свои ноги».

Все засмеялись. Потом один из студентов сказал ей: «Я думаю, что у тебя очень красивые ноги». Эта мысль эхом разнеслась по классу, затем всеобщее внимание постепенно вновь сосредоточилось на студентке. Она задумчиво смотрела на свой рисунок и потом сказала с ноткой удивления в голосе: «Может, они и правда не так уж ужасны. Попробую их нарисовать еще раз».

Рисуем линию, видим линию

Чтобы продемонстрировать язык линии, давайте начнем с азбуки. На листе бумаги нарисуйте три линии: первую нанесите очень быстро, вторую медленнее, со средней скоростью, а третью настолько медленно, насколько возможно.

На рис. 6.2 я нарисовала три линии с разной скоростью. Порядок линий перепутан. Какая из них была нарисована быстрее всего? Откуда вы знаете?

Ответ, разумеется: вы знаете потому, что знаете. Вы способны видеть быстроту или медлительность: свойства быстроты или медлительности являются неотъемлемыми свойствами линии. Если вы рассмотрите бок о бок свои три линии и мои, вы, возможно, сумеете различить шесть разных скоростей, поскольку наши с вами рисунки не дублируют друг друга. Скорость проявляется в текстуре линии, ее массивности, ее шероховатости или гладкости. Таким образом, рисунок запечатлевает само время — не так, как время понимается в Л-режиме, линейное и измеримое, но так как время запечатлевается на человеческом лице, например. Время становится запечатленным качеством, которое можно увидеть и постичь.

Теперь на том же листе бумаги нарисуйте новый набор очень быстрых линий. На этот раз попытайтесь в точности продублировать быстрые линии, перерисовывая их очень медленно. Вы заметите, что, как и на рис. 6.3, сколь бы аккуратно ни рисовались медленные линии, они никогда в точности не повторят быстрые линии, потому что линия точно передает — на языке линии — ту скорость, с какой она рисовалась.

Рис. 6.3

Рис. 6.4

Проверьте эту идею еще раз: нарисуйте очень быстрым движением изогнутую линию. И попробуйте повторить ее очень медленно, как показано на рис. 6.4. Теперь наоборот: нарисуйте медленную кривую и попробуйте продублировать ее быстрой линией.

Рис. 6.5—6.9 — это примеры рисунков, где скорость линии является одним из первейших средств выражения. Вообразите, с какой скоростью двигалась бы ваша рука, дублируя рисунки Матисса или Кокошки. Отметьте несколько более неторопливое, хотя все равно очень быстрое качество линии у Делакруа. А теперь сравните это с линией, которую использовал Рембрандт, рисуя портрет проповедника. Линия замедлилась, она задумчива и нетороплива. И наконец, рассмотрите выполненный Шаном портрет физика Роберта Оппенгеймера. Здесь линия болезненно медлительна, напряжена, даже как бы сварлива и раздражительна.

Теперь испробуйте эти линии. Войдите в душевное состояние Матисса, Кокошки, Делакруа, Рембрандта и Шана. Не пытаясь копировать изображения, просто продублируйте скорость и жестикуляцию линии — иными словами, на мгновение встаньте на место этих великих художников, как показано на рис. 6.10—6.14. Ваш штрих, конечно, никогда не будет тем же самым по причинам, упомянутым выше: вы другой человек, и ваша линия всегда будет только вашей линией. Тем не менее пережить в своем уме хотя бы один элемент работы великих художников — в данном случае, просто скорость линии — полезно и поучительно.

«Французские штрихи»

Современный британский художник Дэвид Хокни полушутя говорил, что пользовался «французскими штрихами», чтобы проникнуться «французским духом», работая над декорациями к спектаклю «Дитя и волшебство», который ставился в 1981 г. в театре «Метрополитен-опера». Хокни считал, что «французские штрихи» можно отыскать, например, в акварелях французского художника Рауля Дюфи.

Рауль Дюфи «Скачки в Довиле», 1929. Фрагмент. Художественный музей Фогга, Кембридж, Массачусетс

Рис. 6.5. Анри Матисс (1869-1954). «Этюд женской фигуры». Перо и чернила. Музей современного искусства, Нью-Йорк. Дар Эдварда Штейхена

Рис. 6.6. Оскар Кокошка (1886-1980). Портрет г-жи Ланьи». Мелок. Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Рис 6.7. Эжен Депакрул (1798-1863). Фрагмент «Этюда рук и ног» по «Распятию» Рубенса. Перо и сепиевые чернила. С разрешения Чикагского института изобразительного искусства

Рис. 6.8. Рембрандт ван Рейн (1606-1669). «Ян Корнелий Сливий, проповедник»: посмертный портрет. Тростниковое и птичье перья и чернила. Национальная художественная галерея, Вашингтон

Рис. 6.9. Бен Шли (1898-1969). «Д-р Дж. Роберт Оппенгеймер», 1954. Кисть и чернила. Музей современного искусства. Нью-Йорк

Рис. 6.10. Линии Матисса

Рис. 6.11. Линии Кокошки Рис. 6.12. Линии Делакруа

Рис. 6.13. Линии Рембрандта

Рис. 6.14. Линии Бена Шана