Работа над интонацией и фразировкой произведения

По словам Лемешева: «Певец должен трактовать музыку исполняемого произведения, исходя прежде всего из своих данных. Прочтя произведение, надо прежде всего выяснить его ведущее направление, мысль, а затем выделить «ударные слова». На главное слово в фразе мы можем обратить внимание слушателей или силой звука, или проникновенностью тембра, какой-то особенно запоминающейся краской, нюансом. Но нельзя весь романс или арию спеть на одной краске, на одинаковой силе звука. Это будет скучно и фальшиво. Таким выдуванием воздуха из легких слушателя не увлечешь.» [27, С.339]

Шаляпин же говорил, что именно «...В правильности интонации, в окраске слова и фразы – вся сила пения.» [49, C.65]

Другими словами, но об этом же, о важности правильной интонации, пишет и известный итальянский баритон и оперный режиссер Тито Гобби: «Если в тексте одно и то же слово, одна и та же фраза повторяются несколько раз, старайтесь произносить их всякий раз по-новому: с иным оттенком, иной интонацией. Публика – это чудовище, которое поминутно надо чем-то занимать, а то оно заснет. Если вы почувствуете, что хоть чуть-чуть надоели зрителю, немедленно что-то предпринимайте.» [8, C.65]

Глинка пишет: «В музыке, особенно вокальной, ресурсы выразительности бесконечны. Одно и то же слово можно произнести на тысячу ладов, не переменяя даже интонации, ноты в голосе, а переменяя только акцент; придавая устам то улыбку, то серьезное, то строгое выражение.»[27, С.346]

Значение принципов Станиславского в создании образа произведения при формировании вокально-исполнительских навыков

В оперной студии, которой руководил Станиславский, он требовал от певцов занятий танцами, пластикой, ритмикой, для того, чтобы тело артиста могло свободно подчиняться исполняемой музыке. Следуя музыке, голос и тело певца должны осуществлять ту «непрерывную линию», которая, по определению Станиславского, является началом любого искусства.

Про эти же принципы писал и выдающийся русский певец Шаляпин: «Непринужденность, свобода, ловкость и естественность физических движений – такое же необходимое условие гармонического творчества, как звучность, свобода, полнота и естественность голоса.» [49, С.119]

«Движение души, которое должно быть за жестом для того, чтобы он получился живым и художественно ценным, должно быть и за словом, за каждой музыкальной фразой. Иначе и слова и звуки будут мертвы. И в этом случае, как при создании внешнего облика персонажа, актеру должно служить его воображение. Надо вообразить душевное состояние персонажа в каждый данный момент действия. Певца, у которого нет воображения, ничто не спасет от творческого бесплодия – ни хороший голос, ни сценическая практика, ни эффектная фигура. Воображение дает роли самую жизнь и содержание.» [49, С.107]

Потрясающе передавала музыкальный образ произведения, вживалась в него, ученица концертмейстера оперной студии Станиславского Ирина Архипова. В своей книге она приводит такие воспоминания о ней советского оперного и эстрадного певца Юрия Гуляева: «С первого же звука голоса певицы все преобразилось, зажило и заговорило. Она пела: «Вот до чего я дожила, Григорий...» И это был такой вздох, протяжный и щемящий, это была такая правда, что я обо всем забыл; это была исповедь и рассказ, было откровение обнаженного сердца, отравленного горечью и страданием. В ее строгости и внутренней сдержанности, в умении владеть красками голоса с помощью самых лаконичных средств жила абсолютная достоверность, которая волновала, потрясала и удивляла. Я верил ей во всем. Слово, звук, внешность – все заговорило богатым русским языком.». [2, С.69]

«Главная задача каждого исполнителя, с чем бы он ни выходил на сцену или эстраду, поселить в душе слушателя образ, ввести в мир человеческих переживаний и страстей Вот чем увлекают нас хорошие актеры или музыканты. Только когда чужое чувство на мгновение станет и нашим, затронет струны нашей души, мы станем эмоционально богаче. Ведь в каждом предмете истинного искусства запечатлен опыт души не только его создателя, но и интерпретатора. Чтобы передать его слушателю, артист сам должен вызвать в себе эти чувства, ясно представить и пережить их, «увидеть» образ, и тогда его «увидит» и наш слушатель.» [27, С.340]

«Как бы хорошо ни работал режиссер с актером, если воображение певца молчит, если эмоции дремлют, то вряд ли будет достигнут необходимый эффект» [27, С.286]