Я покосилась на часы. Два ночи. Денег ни гроша. Если по дороге не изнасилуют, к утру домой доберусь. Пешком.

Перепад в настроении Василий увязал с волнением (я так подумала) и подмигнул мне. И подозвал официанта

рассчитаться за ужин. А еще велел от «нашего столика» презентовать музыкантам бутылку марочного вина — они славно нынче играли!

А в ресторан закатилась новая компания. Я тут же оценила женщин (ревностно очень!). Это были тщательно отшлифованные беззаботной жизнью стервы. Жены? Подруги? «Ночные бабочки»?

Василий поднялся, от мыслей отвлек:

— Нам пора... — и под локоток меня нежно.

Апартаменты, где ждал остаток ночи, представляли собой сплошную кровать. Убранная стильным покрывалом, она манила прямо с порога плюхнуться на покрывало и предаться любви. Еще был миниатюрный столик на кокетливо изогнутых ножках. И пара кресел, в каких хорошо нежиться у камина.

Я с любопытством оглядывала бордельчик. Я примеряла на себя «декорацию», на фоне которой сыграю кульминацию роли. Василий не мешал. Под душем освежался. Да, интересно, а... сколько он заплатит?

От этой шальной мысли телу стало зябко. Я опустилась в кресло. Вжала себя глубоко. И вдруг растерялась. Я не знала, что делать дальше. Хотя нет, знала, конечно же, но... Я вдруг поняла: я не хочу любить Василия! Даже за солидный гонорар. Даже на роскошном ложе и при мерцающих свечах. Любовь без любви — уродство. Это холодная, без вдохновения работа. Хотя я могу, конечно... Но я разочарую мужчину! И к полудню он меня забудет. Как скучный ночной эпизод. А я по-другому хочу. Я хочу музыки секса. И чтобы первую скрипку вести самой. И тогда он снова позвонит. И попросит о встрече. Не то умрет. Но так бывает, если не подмешаны деньги. А здесь подмешаны.

Мысли тугими рваными спиральками скручивались. Голова от боли тяжелела. А во рту пересохло. Я подошла к окну. Я поняла, роль я завалила. На самом изломе игры. И теперь — наказание. В виде чего его ждать от «нового русского» Василия?

Он вышел из душевой. Я не потрудилась снять даже сапоги. А по «сценарию» вроде все уже должна была снять с себя.

Окинул взглядом. Но не удивленным — внимательным, и разлил шампанское:

— Расслабься... — и достал пачку презервативов. — Свои не ищи. Предпочитаю только эту фирму. — И опять внимательно так на меня.

Я покосилась на «фирму». Конечно, он запросто меня может изнасиловать. И не посмею даже пикнуть. Я отхлебнула шампанского и посмотрела на Василия. Но уже не тем взглядом, который возбуждает мужчин.

Первая фраза про то, что я вообще-то не ОНА, далась мне с диким трудом. И тяжкий, тяжкий вздох. Но если он... то я, в принципе... Господи, какую же я чушь несла!

Монолог не прервал. Ни словом. Ни жестом. Откинувшись на спинку кресла, молча дымил «Парламентом». А потом тишина. Вязкая, тяжелая. В ушах от нее звенело.

Сигарету загасил, не докурив:

— А я понял это. Еще в ресторане. — И усмехнулся. — Но ты так ломала из себя... с панели... Я только не мог понять — зачем? И до сих пор не понимаю. У тебя ведь даже походка не ТА... Но решил не мешать. Решил посмотреть, что дальше будет...

Настаивать на любви он не стал.

Утро проклюнулось. Сиренево-мутное, схваченное морозцем.

Он вез меня домой. У цветочного магазина вдруг остановился. Вернулся с дивной розой. Роза была неестественно красива и похожа на искусственную даже, так тщательно потрудилась над ней природа.

Я коснулась губами бутона, и запах спелого позабытого лета уловила. Он дурманил. И в далекий пока что июль уводил.

— Позвони мне вечером. Только обязательно, — мужчина вдруг попросил. Я сказала: «Да».

Но тем вечером я не позвонила «новому русскому» Василию. Не позвонила и следующим. И другой раз тоже не позвонила...

Он пришел в редакцию сам. Через много месяцев. Но пришел не ко мне. По делу.

Окинул взглядом меня равнодушно. Уселся напротив. Спросил, как живу.

Я оживилась. Я ждала, он меня пригласит куда-нибудь. В бар. Или вечерний ресторан. И я на сей раз возможно даже...

А он и не думал. Он курил и все также равнодушно на меня смотрел. А потом сказал:

- Ты страшная женщина...

Я в ответ воздухом поперхнулась:

- ?!

И был дальше монолог мужчины, рассчитанный на таких стерв, как я. И он (монолог) на всю жизнь впеча-тался в мою память. Вот что говорил Василий.

Женщина, которая водит за нос мужика, — самая что ни на есть злостная мужененавистница. Ее интерес к мужчине сводится лишь к тому, чтобы испытать на нем свою власть. Не более. Величайшая радость такой гнусной стервы — вызвать желание, а после прикинуться дурой. Целомудренной. Ну, и все такое.

Она пользуется своим телом как приманкой, Она давно созрела для насилия... И если ее в конце концов изнасилуют — это будет хорошим возмездием ей. Вполне возможно, так и поступит он, Василий, со мной в подходящий момент и удобном месте. И упаси Господь, если возникну... Придушит...

Мораль какова? Не дразни голодного пса куском мяса, не то пес истерзает тебя...

Василий все это сумбурно изрек и поднялся со стула:

- Ты — дрянь, — он сказал у дверей. — Не делай так больше ни с кем.

Мне обидно стало. И я вдруг вспомнила дивную розу... И было открыла рот, чтобы про любовь и духовность... Но за Василием уж захлопнулась дверь...

КАК СОБЛАЗНЯЕТ СТЕРВА

У стерв свои, «фирменные» уловки обольщения. Они не похожи на уловки других женщин, потому что стерва ни на кого не похожа. Помнишь, я ведь рисовала ее портрет в самом начале. Если забыла и лень найти главу, напомню.

Стерва — фатальная женщина. Украшение и звезда приемов. Кто посмотрит — тот пропал. Это настоящий, высший класс дамы как таковой. К ее беде (а может, радости), не подходит для каждодневной жизни ни в качестве жены, ни в качестве любовницы.

Отличительный знак дамы-вамп — длинные ногти-когти яркого цвета. Глаза опущены. Ресницы отяжелели от туши. Губы темно-красные, чувственные, зовущие... Возникает мысль о поцелуе, и губы обещают: поцелуй будет страстным, жгучим, губительным, головокружительным...

За спиной дамы-вамп густой шлейф сплетен. Главная связана с мужчинами. И их разбитыми сердцами. И их исковерканными судьбами...