Глава 3. Пока Германия готовила войну

До войны бюджет британской Секретной службы намного уступал бюджету аналогичных служб любой другой великой державы. Не будем уточнять, укажем лишь на то, что Германия выделяла своей разведке, занятой раскрытием военных секретов соседних государств, в шесть раз больше денег, чем Великобритания.

Оставив в стороне вечные споры об этичности подобных действий в мирное время, рассмотрим существенные различия между Секретной службой, или разведывательными операциями, с одной стороны, и настоящим шпионажем, с другой. Агент разведки большей частью находится в такой же ситуации, как газетный корреспондент, и занят обычно “охотой” за информацией, которую другая сторона хотела бы скрыть, и ее последующим анализом. Подчеркнем - работа и журналиста, и разведчика не ограничивается только сбором фактов, но включает их изучение, проверку достоверности и логическое обобщение с помощью дедуктивного метода. В работе разведки, как и в журналистике, самые блестящие успехи были достигнуты путем оценки и сопоставления обрывков фактов, которые, на первый взгляд, сами по себе не несли никакой существенной информации.

Здесь неуместен вопрос, имеет ли государство моральное право бдительно следить за военными приготовлениями иностранных держав, которые по праву могут рассматриваться им в качестве потенциального противника.

В предвоенную эпоху Германия занимала в этой категории первое место. В ее случае уверенность вытеснила все сомнения. Не будем даже говорить об ее интенсивной активности в военно-морской области, цель которой была очевидной, вспомним лишь о том, что немецкие шпионы наводнили нашу страну с единственной целью проникновения в тайны нашего военного флота.

С 1908 года и до начала войны на каждого нашего агента в Центральной Европе приходилось пять или шесть немецких шпионов на территории Великобритании. И эти цифры включают только профессионалов. Если посчитать и любителей, то пропорция получится десять к одному.

Немецкие методы, в сущности, страдали недостатком воображения, были неловкими и малоэффективными. Основную роль в немецкой разведке играл псевдошпионаж, слабо подкрепленный анализом и дедукцией. Как будет сказано в последующих главах, донесения немецкой разведки из Англии в течение долгого периода перехватывались нашей службой безопасности. И эти донесения постоянно удивляли нас тем, что германские власти платили большие суммы за информацию, в общем, совершенно бесполезную. В большинстве своем эти сообщения были очевидно неточными, поскольку для распознания обмана или ошибки необходимо было обладать хотя бы минимальной компетенцией в технических вопросах. В то же время, факт, что передававшие такую информацию агенты по-прежнему исправно получали свое жалование от разведслужбы немецкого военно-морского флота, доказывает, что в штабе “Кригсмарине” их донесения воспринимались всерьез.

Кроме того, с уверенностью можно добавить, что Германия вербовала своих секретных агентов, не уделяя большого внимания их подготовке к этой работе. Шпионы, которых немецкая разведка направляла на наши военно-морские базы или в военные центры, представляли собой стадо без характеристик - мелкие коммерсанты, коммивояжеры, “курьеры” и т. д. - неосведомленные в области техники, неспособные отличить важное от несущественного. Господин Густав Штайнхауэр, прозванный “мэтром кайзеровского шпионажа”, хвастаясь своими вербовками целого полка таких “фальстафов”, в своей книге сам признался в очень поверхностных познаниях в военно-морской технике.

Подавляющее большинство этих людей, даже почти все, не были профессионалами, разве что в том смысле, что получали за свою работу жалование. Разными неловкими маневрами они пытались решить задачи, требовавшие высокого профессионализма. Неудивительно, что военно-морской атташе Германии в Лондоне однажды заявил почти публично, что в разведывательной работе один англичанин стоит десяти немцев. Похоже, что и другие разделяли его мнение в то время, что видно из книги господина Людекке о шпионаже:

“Среди секретных агентов Ришелье и его преемника Мазарини самыми лучшими, как правило, были англичане, когда дело касалось разоблачения темных интриг иностранных дворов и правительств”.

Совершенно иной, в отличие от банды постоянных агентов Штайнхауэра и многих более опасных его коллег, была деятельность многочисленных офицеров немецкого военно-морского флота, направленных в Великобританию для сбора информации, а официально - в отпуск, что было согласовано с британскими властями.

Перед войной практически не было никакого контроля за посетителями Королевских Арсеналов. Каждый мог прогуливаться там, в одиночку или с толпой любопытных зевак. А если его заставали в тех местах, где ему делать было совершенно нечего, он всегда с успехом мог объяснить, что-де “заблудился, отстал от группы”. Не было ничего легче, чем, войдя с группой, воспользоваться возможностью и осмотреть корабли, не привлекая ничьего внимания. Так и в самом арсенале можно было оказаться на борту даже самого нового военного корабля, что позволяло опытному наблюдателю всегда получать ценные сведения. Мы лично знали нескольких офицеров старого немецкого флота, знавших все закоулки Королевских Арсеналов Соединенного Королевства, посещавших периодически Тайн, Клайд и другие центры нашего военного кораблестроения.

Трость, на которой незаметно нанесена шкала в дюймах или сантиметрах, может стать превосходным инструментом для измерения толщины броневых листов, лежащих на пирсе, а на каждом листе написано название корабля, для постройки которого он предназначен. Опытный взгляд легко определит объем угольных бункеров или вместимость топливных танков. Новые корабли, их детали, инструменты, двигатели, механизмы и сотни других вещей, фотографировать которые на память было бы нежелательно, легко фотографируются с помощью миниатюрной камеры, такой маленькой, что ее можно спрятать в ладони.

Так же попадают под наблюдение и фотографируются и сами военные корабли, стоящие на стапелях, и еще не спущенные на воду. Постройка в Портсмуте “Куин Элизабет”, нашего первого броненосца, вооруженного 381-мм орудиями, и работающего на мазуте, осуществлялась в строгой тайне, поскольку Адмиралтейство очень хотело скрыть от чужих глаз формы корпуса этого быстроходного корабля. В качестве меры предосторожности в канун церемонии спуска на воду в октябре 1913 года старый броненосец “Зеландия” встал на якорь на траверсе стапеля, на котором стоял “Куин Элизабет”, чтобы скрыть обводы корпуса нового корабля от взглядов любопытствующих, сновавших на лодках по акватории порта. Но это не помешало одному офицеру немецкого флота сделать одну фотографию крупным планом и несколько мгновенных фотоснимков “Куин Элизабет”, воспользовавшись самым простым средством. Он взошел на борт ”Зеландии” и попросил одного из знакомых офицеров этого корабля сфотографировать его на подходящем фоне.

Чтобы проиллюстрировать полную бесполезность метода под названием ”Тише! Тише!”, как он практиковался у нас, можно вспомнить, что в немецком полуофициальном военно-морском ежегоднике “Наутикус” на 1914 год были опубликованы достаточно точные чертежи и описание броненосца ”Куин Элизабет”, со всеми мелкими деталями и с достоверными сведениями о толщине и распределении броневой защиты. И следует заметить, что книга эта набиралась еще за два месяца до спуска корабля на воду.

И еще: хотя толщина брони “Инвинсибла” и однотипных с ним линейных крейсеров в британских публикациях всегда указывалась как семь дюймов, “Наутикус”, ”Карманный справочник военных флотов” (“Taschenbuch der Kriegsflotten”) и другие немецкие справочники с самого начала называли правильную толщину - всего шесть дюймов.

С уверенностью можно предположить, что большая часть правдивой и полезной информации, попадавшей из Англии в Морское министерство Германии, собиралась немецкими офицерами, находившимися в отпуске в Великобритании.

Однако это никак не меняет того факта, что доверять следует, прежде всего, постоянной системе шпионажа, которая организовывалась у нас. Когда, с нашей стороны, мы создавали в Германии сеть нашей военно-морской разведки, мы могли только следовать ее примеру, хотя и с опозданием и в меньшем масштабе.

У нас тоже были сотрудники-любители, но с официальной стороны их не поощряли и помогали им в очень малой степени. Время от времени офицеры, находившиеся в отпуске в Германии, добывали крохи информации, которые по их опыту, могли представлять собой ценность. А в одном случае некий штатский англичанин, приехавший в Гамбург, принял линию, переданную ему одним из наших профессиональных агентов, по которой мы получили некоторые очень важные сведения о расположении пунктов снабжения в военное время немецких вспомогательных крейсеров.

Впрочем, это были единичные случаи. В полной противоположности с тем, что попадало от нас в Германию, девять из десяти достоверных и полезных донесений, попадавших в штаб военно-морской разведки в Лондоне, поступали от наших постоянных агентов. В штабе эти донесения проверялись, упорядочивались в хронологическом порядке, и все четыре предвоенных года они давали нам достаточно полное и подробное представление о развитии немецкого флота.

За эти примечательные результаты следует благодарить в первую очередь руководителей разведывательной службы, которые выбирали наших агентов секретной службы, направляемых для действий в Центральной Европе. Их было немного, можно сказать, очень мало, но каждый из них был специалистом в своем деле, хотя никто из них отнюдь не был профессиональным моряком. Они взялись за работу без желания и только в ответ на призыв к их патриотизму. Излишне говорить, что эта работа подвергала их постоянной и нешуточной опасности. Занимаясь своим ремеслом, секретный агент рисковал свободой, а часто и жизнью. Днем и ночью его нервы были напряжены до предела, и он никогда не мог расслабиться.

Вот личное свидетельство одного из таких агентов:

“Сама работа была неблагодарной, опасной, и обычно не приносила доходов, и те, кто ею занимался, часто попадали в сеть интриг, размолвок и ссор, и, пережив войну, так никогда и не избавились от этого зловещего ощущения. В какой-то степени можно сказать, что ни один из выживших ни в коем случае не занялся бы снова разведывательным ремеслом. Романтические ассоциации при словах “Секретная службы” возникают только у писателей, которым никогда не приходилось в реальности сталкиваться с такими вещами.

По необъяснимым для меня причинам работа в разведке, как бы опасна она ни была, и какими бы ценными ни были ее результаты, никогда не была в достаточной мере оценена нашими властями по достоинству. Возможно, эта бесчувственная сдержанность была вызвана старым предубеждением против всего, что касается шпионажа. Если это было причиной такой позиции властей, то она была совершенно нелогичной и несправедливой ввиду того факта, о котором уже говорилось, что все англичане, служившие в разведке за рубежом, которых я знал, взялись за это дело вовсе не ради денег, а по патриотическим мотивам. И то, в подавляющем большинстве случаев, они соглашались только после многократных просьб и срочных визитов руководителей разведывательной службы в Лондоне”.

Эти слова бывшего агента военно-морской разведки выражают не личные жалобы, но обиду, вызванную проявленным внешне холодным отношением официальных властей к его коллегам, отказавшимся от многообещающей карьеры ради патриотического долга.

За последние годы вышло множество книг, в которых работа разведки превратилась в насмешку.

Многие из их авторов были литераторами, по неясным причинам попавшими во время войны в Секретную службу. Первым намерением было, несомненно, использовать их возможности для пропаганды, но из-за возникших трудностей и неразберихи, многие из них, в конце концов, оказались втянутыми в псевдоразведку, особенно на Ближнем Востоке. Так как события, в которых они принимали участие, были пустыми и часто походили на фарс, нет ничего удивительного, что у них на основе такого опыта твердо сформировалось карикатурное мнение обо всей деятельности секретной службы, как о некоем шутовском балагане, оперетте, и именно так они и описали ее в своих книгах.

Среди таких авторов можно назвать господина Комптона Макензи с его “Первыми афинскими мемуарами”, в которых он вообще высказывает сомнение в полезности разведки, за исключением лишь тактической разведки, которую ведет армия во время военных действий. Но так как опыт господина Макензи, по меньшей мере, судя по его воспоминаниям, был ограничен Грецией, где сталкивались в политическом конфликте интересы стран-союзников, что усугублялось действиями их плохо управляемых и контролируемых агентов и приводило к ситуации одновременно буффонадной и трагической, нужно сказать, что его безоговорочное осуждение всей Секретной службы основывается на недостаточной компетенции.

Господин Макензи и ряд других подобных авторов, очевидно, знают мало о том, что делала служба, об ее не столь театральных методах до войны и во время ее.

Сэр Бэзил Томсон в своей книге “Секретная служба союзников в Греции” (“The Allied Secret Service in Greece”) тоже проявляет достаточно презрения к секретному агенту и его работе. По правде говоря, он достаточно великодушно признает, что ”офицеры разведки тоже были необходимы правительствам, которые призвали их из банков и торговых домов, и они таким образом надолго стали покорными, занявшись направлением разумным и деятельным; теперь они были для государства не более опасны, чем ежедневная газета для семьи”.

Но сэр Бэзил, как и Макензи, хотя и с меньшим оправданием, точно описывал шутовские подробности как раз той оперетты, которая разыгрывалась так называемыми агентами разведки в Греции, стране, где атмосфера во время войны, казалось, имела катастрофические последствия для душевного равновесия и способности рассуждать руководителей, государственных мужей, дипломатов и чиновников меньшего ранга, вне зависимости от национальности.

Несмотря на все промахи и слабости подобной политики, нет сомнений, что военно-морская разведка Великобритании сыграла необходимую роль в достижении победы в войне. Она не только была первостепенным фактором в провале немецкой подводной войны, в проникновении в немецкие военно-морские секреты до и во время конфликта, она уберегла нас от сюрпризов, которые, и это тоже не вызывает сомнений, имели бы для нас катастрофические последствия. Мы можем подтвердить, не боясь противоречий, что если бы Адмиралтейство без промедления реагировало на информацию, поставляемую, начиная с 1910 года, британскими агентами в Центральной Европе, мы добились бы больших успехов в войне на море и, прежде всего, в Ютландской битве. Эту мысль мы подробнее разовьем в свое время.

Весь предвоенный период, который мы сейчас рассматриваем, работа нашей разведки страдала от нехватки денежных средств. Если бы у нас было больше денег, мы уверены, что были бы достигнуты лучшие результаты. Чудо уже в том, что нам удалось сделать так много с теми финансами, которыми мы располагали.

В тех исключительных обстоятельствах, без сомнения, случалось, что наши агенты получали необходимую финансовую помощь, но в ходе их обычной работы ожидалось, что они будут довольствоваться очень скудными и ограниченными средствами. Вся ценная информация добывалась за счет личных усилий агента, часто с риском для его жизни.

Благодаря техническим знаниям, которыми они обладали, в отличие от агентов, работавших на Германию, наши агенты редко теряли время и никогда не тратили деньги зря, попадая на фальшивый след. Для тех, кто в действительности знает о достижениях этих людей между осенью 1910 и августом 1914 года, трудно спокойно читать смехотворные рассказы об операциях “разведки” в недавних книгах, написанных не одним видным писателем.

Вот, вкратце, некоторые из результатов, достигнутых нами благодаря неустанной бдительности, изобретательному уму, способностям и храбрости агентов нашей военно-морской разведки как раз в эти критические предвоенные годы.

О последней редакции “поправки к закону о флоте”, имевшей решающее значение в 1912 году и давшей “зеленый свет” созданию Флота открытого моря, огромному увеличению его боевой мощи, было сообщено в Уайтхолл за несколько недель до того, как этот законопроект был направлен на рассмотрение в Рейхстаг.

Адмиралтейство получило всеобъемлющую информацию о:

мобилизационных планах немцев;

безотлагательных мерах, которые проводились бы сразу после того, как сигнал “Мобилизация” был поднят в Киле и Вильгельмсхафене;

распределении с началом войны сил Флота открытого моря и специальных приготовлениях по освобождению Кильского канала для свободного прохождения по нему крупных боевых кораблей за такое короткое время, которое нам до этого не представлялось реально возможным;

размещении эскадр легких сил флота, миноносцев, подводных лодок сразу же после объявления войны;

плане усиления флотилий тральщиков и сил берегового патрулирования на суше и на море;

всемирной сети пунктов разведки и наблюдения и баз по снабжению углем, которые были заранее организованы немецкими консулами и другими агентами за границей для организации операций против торгового судоходства.

Читатели книги лорда Джона Джеллико “Гранд-флит и его работа” вспомнят многие пассажи, где автор подчеркивает, каким сюрпризом оказалась для англичан прочность брони немецких крейсеров в Ютландской битве и в других сражениях, как удивлены мы были высоким качеством немецкой артиллерии, боеприпасов, оптики, торпед, мин, прочего вооружения и оснащения. Архивы бюро военно-морской разведки содержат, впрочем, многие документальные свидетельства. что все эти немецкие “секреты” были задолго до войны раскрыты британскими агентами, и информация о них была передана в Лондон.

Мощное бронирование и сильная подводная защита немецких дредноутов были хорошо известны британскому Адмиралтейству, получившему характеристики и чертежи практически всех кораблей, которыми адмирал Райнхард фон Шеер командовал во время Ютландской битвы. Схемы и характеристики добыли наши агенты за предшествующие годы, и не их вина, что Адмиралтейство не удосужилось создать снаряды, способные пробивать борта и палубы немецких кораблей и затем взрываться внутри их корпусов.

Точное описание разработанных немцами снарядов, оказавшихся смертельными для нас в Ютландской битве, было в руках Адмиралтейства еще в 1911 году, вместе с подробным описанием результатов их испытаний в Меппене, где они пробивали мощную броню мишеней на испытательном полигоне Круппа, а также на море, где ими обстреливали специально построенные корабли-мишени.

В то же время или немного позже поступили также и сведения о последних моделях торпед, выпускаемых государственным заводом в Фридрихсорте близ Киля. Эти торпеды были именно тем оружием, которым подводные лодки немцев отправили на дно корабли и суда общим водоизмещением в миллионы тонн.

Все основные характеристики немецких мин, которые, несмотря на простую конструкцию, оказались очень мощными и надежными, содержались еще до войны в досье нашей разведывательной службы, однако, несмотря на этот факт, мы хватались за единственный тип мин, устаревший и неэффективный, еще целых два первых года войны.

Из жизненно важных секретов, только один или почти один, который наши агенты не смогли раскрыть, состоял в том, каким образом немецкий флот развернет военные действия против Великобритании. Но не так уж и плохо, что этот момент остался для нас в тайне, потому что, если бы мы знали, мы, возможно, были бы полностью разбиты.

Чтобы объяснить этот парадокс, необходимо вспомнить о той уникальной ситуации, которая сложилась в военно-морском командовании Германии в августе 1914 года.

К тому времени адмирал Альфред фон Тирпиц уже семнадцать лет был морским министром. Флот открытого моря был его детищем. Он был построен и организован строго в соответствии с его стратегическими взглядами, о которых мы знали, поскольку Тирпиц сам писал о них открыто. Он ни минуты не сомневался, что когда наступит “день Д” (“Der Tag”), Кайзер тут же прикажет ему покинуть свое бюро в Морском министерстве в Берлине и поднять флаг на флагманском корабле “Фридрих дер Гроссе” в качестве главнокомандующего всего флота.

Все его планы основывались на этой гипотезе. Они должны были стать апофеозом всех долгих лет труда и службы, посвященных одной мысли - Родине. И как только подвернулся бы случай, он был полон решимости взять на себя основную часть работы. Для него не существовало робкой и стеснительной стратегии, направленной на то, чтобы прятать флот у берега, за минными полями и под прикрытием береговых батарей “мокрого треугольника”, сохраняя его как залог, обеспечивающий выгодные условия мира. Нет, для Тирпица флот был острым и крепким мечом, которым следовало нанести смертельный удар британскому господству на море, которое он всегда рассматривал как самое серьезное препятствие на пути реализации амбициозных планов Германии.

Тирпиц, следовательно, намеревался нанести, как можно быстрее, решительное поражение британскому флоту в одном генеральном сражении. Он был вполне уверен в своем оружии, которое выковал и проверил на многочисленных маневрах. Если он преувеличивал мощь миноносцев и недооценивал боевой потенциал подлодок, то он ошибался в такой же степени, как и почти все морские офицеры того времени. Прямолинейность его политики в области строительства и вооружения линейных кораблей была блестяще подтверждена в Ютландской битве. Немецкие линейные крейсера, в особенности, оказались превосходными боевыми инструментами. То, что он не был лично ответственен за неподходящее вооружение легких крейсеров, вполне убедительно доказано в его мемуарах.

Но начало конфликта оказалось для него самым горьким разочарованием всей его жизни.

Кайзер твердо отверг его постоянные просьбы выдать ему “карт-бланш” на проведение операций и оставил флот под командованием адмирала Фридриха фон Ингеноля, офицера с посредственными способностями, который был обязан своей карьерой личной дружбе с Его Величеством Верховным Главнокомандующим и долгой службе на яхте Кайзера.

Но и это было еще не все.

Король Эдуард VIII в предыдущие годы любил выводить из себя своего племянника, называя немецкий флот ”игрушкой Вилли”. Эта шутка содержала в себе глубокую правду. Было очевидно, что Кайзер Вильгельм II рассматривал флот как свою личную собственность, которую он был обязан защитить и сохранить любой ценой. Перспектива подвергнуть свои драгоценные корабли грубым ветрам войны повергала его в ужас. Он мог со спокойной душой наблюдать за гибелью целых армейских корпусов на полях сражений, но дрожал от одной лишь мысли о потере хотя бы одного дредноута, которые были для него символом величия и престижа династии Гогенцоллернов.

В результате сразу же после того, как Великобритания объявила Германии войну, он собственной рукой изменил “оперативный приказ”, приговорив тем самым немецкий флот к пассивности как раз в тот момент, когда быстрая наступательная операция могла бы принести немцам самые лучшие результаты.

Не может быть никаких сомнений, то даже частичный успех немцев в Северном море мог бы надолго отсрочить высадку Британского экспедиционного корпуса во Франции и кардинальным образом изменить общую ситуацию в войне не в пользу союзников. Без присутствия Британского экспедиционного корпуса битва на Марне никогда не могла бы состояться, а если бы и состоялась, то ее результат мог бы быть совсем другим. Даже одна сконцентрированная атака немецких подводных лодок в южной части Северного моря могла бы нанести серьезный ущерб нашим военным планам.

Сверх того, смелое немецкое наступление на море вызвало бы в Германии бурю восторга, повышение популярности флота и подъем престижа этого все еще нового для немцев вида вооруженных сил, еще недостаточно опробованного. И такой успех настолько поднял бы моральный дух моряков, что сделал бы невозможным унизительные события ноября 1918 года.

Но Кайзер не думал ни об одном из этих обстоятельств. “Мои корабли не должны подвергаться риску” - вот что проходило красной нитью по всем его ”оперативным приказам”.

Они запрещали Флоту открытого моря покидать свои защищенные базы кроме того маловероятного случая, если немецкое побережье подвергнется британской атаке с моря. Ни один сколь-нибудь важный корабль не мог и пошевелиться без личного разрешения Его Величества Верховного Главнокомандующего, который приобрел абсолютный контроль над флотом. Таким образом, за исключением отправки на бессильную рекогносцировку флотилии подводных лодок или похода одного минного заградителя к устью Темзы, немецкий флот без толку сидел на своих сундуках в эти решающие первые недели войны.

Тирпиц безрезультатно настаивал на решающей битве (“Entscheidungsschlacht”), которая в начале войны могла бы решить вопрос о господстве на море, поскольку Великобритания еще не успела стянуть свои корабли из других океанов, и победа в ближних морях действительно была бы способна изменить весь ход войны.

Робость, в которой упорствовал Кайзер, для которого корабли были любимой игрушкой, вполне поддерживалась Рейхсканцлером Теобальдом фон Бетман-Хольвегом, желавшим сохранить флот как козырь за столом мирных переговоров, а также и адмиралами, завидовавшими Тирпицу. Даже перед войной он должен был считаться с враждебностью и интригами высокопоставленных офицеров, с недоверием относившихся к его уникальному положению в правительстве государства. Между ним и шефом “Морского кабинета” существовали жесткие разногласия. А так как этот орган занимался всеми назначениями на флоте при условии последующего формального утверждения Кайзером, из этого следовало, что все рекомендации Тирпица как правило игнорировались, а его протеже не получали новых назначений и оставались “за бортом”. С Главным морским штабом отношения Гроссадмирала были не лучше. В результате, несмотря на видимую “диктатуру” в военно-морской политике и в области строительства и вооружения кораблей, Тирпиц мог осуществлять лишь очень ограниченный контроль в вопросах кадров и стратегии.

Как раз в этом отсутствии координации между высшими руководителями немецкого морского командования, наряду с болезненной боязнью Кайзера потерять свои корабли, мы нашли ключ плохого управления флотом, необъяснимого другими причинами, за восемнадцать первых месяцев войны.

Заметим, что хотя эти разногласия в Морском министерстве Германии были известны нашим агентам Секретной службы, они не могли предвидеть эффект от их воздействия на боевые операции немецкого флота во время войны.

Британское Адмиралтейство благоразумно готовилось к любому развитию событий, включая немедленный удар Флота открытого моря, и эта возможность считалось вполне вероятной. В результате, когда давно ожидаемый конфликт стал реальностью, полное спокойствие и отсутствие инициативы со стороны немецкого морского командования вызвали в Уайтхолле замешательство.

Первые плоды работы нашей разведки в Германии были собраны почти немедленно. Благодаря нашей осведомленности мы заранее знали не только намерении Германии послать вооруженные торговые пароходы для каперской охоты на маршрутах торгового судоходства, но также о вооружении и оснащении с этой целью большого числа немецких торговых судов. Эти суда к моменту объявления войны находились в открытом море или в нейтральных портах. Это позволило нам принять срочные контрмеры, которые в результате почти свели на нет эти планы. На самом деле, лишь один вооруженный торговый пароход (“Кайзер Вильгельм дер Гроссе”) успел покинуть Германию в первый месяц конфликта, вместо целого флота судов такого рода, предназначенных для борьбы с нашим торговым судоходством в океанах. В значительной степени эта быстрая акция, предпринятая британским Адмиралтейством, обязана своим успехом “полученной нами информации”.

Это всего один из множества конкретных примеров, доказывающий пользу, которую принесла нам агентурная сеть, созданная перед войной нашей военно-морской разведкой в Центральной Европе. В сравнении с огромной машиной, созданной и мастерски руководимой адмиралом сэром Реджинальдом Холлом, она была почти ничтожной и по количеству персонала и по выделяемым ей средствам. Однако результаты ее работы были весьма полезны, как покажет эта книга. То, что эти достижения никогда не были оценены по заслугам, объясняется несомненно требованиями секретности, скрывающей эти результаты. Но те, кто знал об опасностях и тревогах службы, с разочарованием видят, как настоящий труд разведки смешивался в одну кучу и пригвождался к позорному столбу вместе с опереточными поступками агентов-любителей “Секретной службы” в столицах нейтральных государств во время войны. Стричь и тех и других под одну гребенку точно также разумно, как рассматривать полицейского агента в пантомиме как типичного настоящего полицейского.

Глава 4. “Торговля фальшивками”

Одним из побочных последствий интенсивной деятельности военно-морских разведок, охватившей всю Европу между 1911 и 1914 годами, было распространение через разоблаченных, но не арестованных агентов умышленно подготовленной дезинформации.

Конечно, она совершенно отличалась от той, которую “клепают” коммерческие шпионские бюро, стремящиеся продать “информацию” любому платежеспособному клиенту. Потому хотелось бы рассказать несколько поучительных историй об этом аспекте шпионского ремесла.

Вот, например: незадолго до начала войны некий индивид втерся в доверие одного важного британского морского учреждения и предложил ему (за хорошую цену) чертежи новейшей немецкой подводной лодки.

Он изготовил складывающийся печатный лист, размером с целую ежедневную газету, со множеством пометок на немецком языке.

Эта штука выглядело вполне достоверно и произвела на почтенное учреждение нужное впечатление. Но, к счастью, там под рукой оказался сотрудник, хорошо знавший немецкий язык. Его попросили разобраться, и он со всей напускной важностью заявил, что этот чертеж был вклеенной иллюстрацией, напечатанной и опубликованной хорошо известным в Берлине издателем, как приложение к журналу для подростков, который вполне открыто можно было купить за одну марку в любом газетном киоске за месяц до войны. В нем не содержалось никакой разведывательной информации о конструкции немецкой подводной лодки, которую нельзя было бы найти в обычных популярных справочниках!

Зато в то же самое время этот благовидный джентльмен отпраздновал маленький триумф, продав некоему издателю английского журнала смехотворную статью о морских оборонительных сооружениях немцев. Издателю не повезло. У него не было коллеги, способного дать консультацию по этим вопросам и знающего о немецком флоте из первых рук. Статью напечатали, и она здорово позабавила всех, кто знал правду.

Один случай “продажи фальшивок”, причиной которого была то ли немецкая дезинформация, то ли желание шпиона заработать деньги, потребовал от Адмиралтейства тщательного расследования. Было это за год или два до войны.

“Продавец”, немец, предложил крупномасштабную карту острова Боркум, который рассматривался нами как ключ к немецким береговым укреплениям в Гельголандской бухте, потому предложение вызвало у нас вполне объяснимый живой интерес. Это была большая карта со штемпелем Гидрографической службы Берлина.

Она показывала во всех подробностях батареи и другие оборонительные сооружения острова и с первого раза производила сильное впечатление. Немец просил за нее очень высокую цену, так много, что это превышало обычный бюджет нашей разведывательной службы. Но предложение было настолько интересным, что упустить его из рук не хотелось.

Перед тем, как принять окончательное решение, руководитель службы решил сам сопоставить эту карту со сведениями о Боркуме, которыми наша разведка уже обладала. И раскрыл, что карта была абсолютно неточной во всех важных моментах.

Возможно, что попытка одурачить нас была официально инспирирована из Берлина. Когда немец потребовал свои деньги, ему вежливо указали на дверь, но карта осталась и в качестве сувенира украшала одну из стен штаб-квартиры разведывательной службы.

Лорд Фишер всегда требовал добиваться успехов в “подбрасывании фальшивок” и подготовил для передачи в Берлин фальшивые чертежи наших первых линейных крейсеров, о чем рассказывалось в одной из предыдущих глав.

Лорд Фишер публично рассказал эту историю в своих мемуарах, и после этого уже упоминавшийся доктор Бюркнер категорически ее опроверг. Но в версии, предложенной Лордом Фишером, нет ничего невероятного, и сам факт, что немцы начали постройку “Блюхера” до того, как мы заложили на стапеле первые линейные крейсера подчеркивает, что они не подозревали о реальной природе “броненосных крейсеров”, содержащейся в британской программе 1906 года.

Как бы то ни было, официально раздутый в конце 1908 года в среде британских военных судостроителей шум вокруг чертежей наших первых линейных крейсеров, которые, как думали, положат начало целой серии, прекратился после экспедиции на эллинги адмиралтейства. Пакеты, в которых должны были находиться чертежи, были не повреждены и опечатаны, но в них недоставало некоторых чертежей. Причем именно этих отсутствующих чертежей, взятых вместе, хватило бы, чтобы восстановить конструкцию кораблей.

Первый немецкий линейный крейсер “Фон дер Танн” был заложен на стапеле в 1909 году.

Определенно известно, что немецкая разведывательная служба действительно купила изрядное количество фальшивок. По какой-то психологической причине русские оказались самыми ловкими в подбрасывании дезинформации секретным службам других государств. Немецкое Адмиралтейство проявляло живой интерес к российскому побережью и к укреплениям Риги, Либавы и Ревеля, точно так же, как мы интересовались укреплениями Гельголандской бухты. Следует вспомнить, что немецкий флот несколько раз атаковал позиции русских на Балтике в районе архипелага Моонзунд в годы войны и что, во время первых попыток, их усилия потерпели сокрушительный провал.

Причина этого, в значительной степени, состояла в том, что еще до войны русская контрразведка подсунула немецкому Адмиралтейству (за очень большую сумму) полностью искаженный план оборонительных сооружений этого района. Сотрудники английской разведки, поддерживавшие тесный контакт с русскими, уже в первые месяцы войны с уверенностью знали, что немцы заплатили сотни тысяч марок за эти схемы, выглядевшие весьма внушительно, полные мельчайших деталей - но абсолютно лживые.

Агенты британской разведки, работавшие в Германии, были проницательнее или удачливее своих соперников. Немцы прилагали огромные усилия , чтобы подбросить им фальшивые планы и чертежи, но они редко, очень редко, заканчивались успехом. В Адмиралтействе было хорошо известно, что материал, который добывали наши агенты, проходил тщательную проверку и “отфильтровывался” перед отправкой, потому были все основания считать, что то, что дошло до Лондона, было достоверным.

Если на<