Союзная интервенция в Сибири. 9
— 130 —
открыта, и они могли вполне использовать свой оппортунизм^ При таких обстоятельствах редактор влиятельной газеты, отказывающийся принять взятку за чашкой чая, просто оказывается со своим товаром без спроса на рынке. Высшая же степень участия их дипломатов обнаруживается, когда вы слышите учтивые соболезнования жертвам войны и революции, произнесенные на изысканном французском языке.
Но полковник Робертсон уехал во Владивосток, а его место было занято типичным британцем в лице консула Ходгсона, который сразу же правильно оценил обстановку и меньше, чем в сорок восемь часов навел порядок.
Удивительно, как много может значить влияние мужественного и прямого человека, и это доказывает, как необходимо в этом, повидимому, беспрерывном толчении поручать ответственную роль нашего представительства только лучшим людям. Уезжая в свою миссию на Урал, я был в полной уверенности, что в отсутствии генерала Нокса наши интересы в Омске не потерпят ущерба, поскольку они будут находиться в руках нашего старшего консула.
После бесконечных хлопот с русскими должностными лицами, я выехал к западу 5-го апреля. Миссия состояла из полковника Франка (моего адъютанта), г-жи Франк (переводчица), майора Гордона и эскорта из двадцати двух солдат с пулеметом. Мы посещали на этот раз прифронтовую полосу и города, которые не так давно были очищены от большевиков, так что было интересно узнать, насколько их идеи проникли в сознание народа. Новые русские армии стремительно двигались вперед. Их продвижение было более общим и постоянным с конца ноября 1918 года, когда чехи окончательно отказались участвовать в наступлении на Пермь. Когда русские офицеры прочли в январских английских газетах о том, как чехи, итальянцы, французы и союзные войска нанесли поражение большевикам при взятии Перми, это вызвало на их лицах только саркастическую улыбку. Ни один, ни чешский, ни итальянский^ ни французский, ни вообще какой нибудь союзный солдат не дали ни одного выстрела после того, как адмирал Колчак принял на себя высшее командование. Необходимо отметить толькоодно исключение. Броневые поезда с корабля «Суффольк», под командой капитана Вульфа Муррея, продолжали сражаться
— 131 —
на уфимском фронте до января 1919 г. Только страшные морозы, в связи с необходимостью пополнить снаряжение и силы, заставили их уйти в Омск. Британские моряки, сражавшиеся по Уралу, были единственным напоминанием для русского солдата, что союзники России еще не совсем покинули ее.
Прибыв в Тюмень 7-го апреля, мы устроили хороший митинг для рабочих, которые, повидимому, были довольны, узнав, что большевики едва ли смогут теперь вернуться. Эти рабочие видели в правлении большевиков какой-то ужасный кошмар. Они не могут ни о чем заботиться, если вы их не успокоите на этот счет. Настолько ужасен был сон, от которого они проснулись^ сравнении с цветистыми обещаниями, ими полученными, что я готов думать, что даже Ивана Грозного они встретили бы как спасителя. Но как раз это опасное чувство я больше всего старался разбить, так как эксцессы большевистского режима подготовляют путь—и притом сознательно—для возвращения к абсолютизму.
Мы приехали в Екатеринбург в то самое время, когда генерал Нокс прибыл туда из Челябинска. Первыми его словами было поздравление меня с орденом Бани, новость, которая только что пришла. Я посетил консула Престона и у него прочел доказательстванасилий, совершенных большевиками над местными рабочими, собранные трудом его и его французского коллеги. Как раз здесь находился в заключении царь со своей семьей.
Был митинг железнодорожных рабочих и служащих; я был удивлен вниманием и серьезностью аудитории. Они с жадностью слушали рассказ об организации и деятельности наших трэд-юнионов и просили, чтобы был устроен еще один митинг на следующий день в большой вагонной мастерской в центре города. Последующий оказался самым замечательным из всех, на которых я присутствовал. Была сооружена красивая платформа на одном конце главной мастерской. Море голов, покрытое разноцветными папахами, растилалось по полу, в то время, как каждый вагон был покрыт человеческим муравейником; даже на стропилах здания висел человеческий груз. Ясно казалось мне, что началось воскресение России; разрушение России началось с верхушки, напротив, возрождение ее—с фундамента.
*
В ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ.
Невьянск расположен на европейской стороне Урала. До прихода большевиков это был крупный железоделательный центр, причем одна фирма располагала там тремя тысячами рабочих. Когда я прибыл, многие заводы были брошены, и, машины стояли в бездействии. Улицы были пустынны, ибо по подсчетам, погибло около половины населения. Остаток жителей храбро собрался, и если установить порядок и что-нибудь вроде законюности, то можно рассчитывать, что они возобновят свою жизнь. Мы говорили с ними, ободряя их продолжать борьбу против ржавчины, проевшей их дома и родину. Надежды их, кажется, проснулись, когда они узнали о симпатии к ним английского рабочего класса. Я доволен, что они не знают о том, что и у нас имеются безумцы, желающие нанести такие же раны родной Стране.
Фунт сахара стоит тридцать пять рублей, пара галош двести пятьдесят рублей, фунт хлеба семь руб. Эти вещи как раз мы собирались купить, а потому и узнали о их ценах; пришлось ограничиться одним хлебом, без которого мы не могли обойтись. Тиф свирепствует почти в каждом доме. Генерал Нокс сделал себе прививку, и я тоже решил рискнуть. Доктора повсюду исчезли, вследствие ненависти к каждому получившему буржуазное образование.
На следующий день мы прибыли в Тагил, где были такие же следы разрушения, хотя и в меньших размерах. Около городского сквера лежала в грязи статуя Александра II, сброшенная революционерами, а рядОхМ с ней была сворочена с пьедестала белая фигура женщины, которая должна была
— 133 —
изображать «Воцарение свободы», образовав придорожное сиденье для пяти или шести ужасных голодных оборванцев. Надпись на памятнике Александра указывает, что он воздвигнут в память освобождения крестьян от крепостной зависимости. Большевики не успели сделать свою надпись; да она и не была нужна: достаточно было покийутых домов и опустевших улиц.
Митинг в Тагиле был повторением других, и мы проехали в Кушву. Местечко это было ужасно разорено.
Большевистский ,комиссар, очевидно, был просто-напросто анархист. Вся классовая ненависть, которая поколениями копилась при романовском режиме, нашла себе выражение в деяниях этого человека. Количество яда, влитого им в управление и работу, было вполне достойно защищаемого им дела. Но действия его политики произвели результаты как раз противоположные тому, что он ожидал. Первое доказательство его рвения лежало на снегу против железнодорожного управления. Большой несгораемый шкаф с вывернутыми дверцами и с пустым содержанием указывал на силу его принципов. Чиновник, потерявший ключи, был брошен в колодец рядом, для напоминания другим собственникам сейфов. Но этот чиновник не был одинок, так как несколько железнодорожных рабочих, отказавшихся помогать в грабеже, нашли себе водяную могилу со своим старшим. Всего около семидесяти человек, рабочих и буржуа 4), нашли себе могилу в этом колодце. Но ^большинство из них не принадлежало ни к какому классу; единственной их виной, казалось, было то, что они считали себя социалистами-революционерами. Последние были объектом наиболее жгучей ненависти со стороны большевистских вождей, которые считали, что лица, именующие себя социалистами и в то же время колеблющиеся принять участие в полном истреблении буржуазных правящих классов, действуют как трусы и изменники общему делу. Эта измена тем тяжелее, если изменивший принадлежит к рабочему классу.
Большевики вполне честны в преследовании своей цели— перенести власть и собственность из рук буржуазии в руки
*) Курсив в тексте принадлежит везде автору.
— 134 —
пролетариата. Если член пролетариата настолько сошел с ума, что отказывается принять участие в осуществлении этой схемы, то те, которые силой событий призваны к диктатуре от его имени, имеют право уничтожить его, как несознательного врага себя самого и своего класса. Таким образом, не может быть никакой пощады социалистам-революционерам, которые, проповедуя конечное торжество пролетариата, боятся прямого действия, когда время действовать уже наступило.
Движению большевиков вперед оказало огромное содействие несчастное отложение чешских войск, коз^рые покинули фронт под влиянием своего местного Национального Совета. Генерал Гайда отказался от своего поста в чешской армии и получил командование над правым крылом новой русской армии. Адмирал решил тогда же подвергнуть испытанию свою новую армию, попытавшись вернуть потерянное пространство и, если возможно, спасти остатки воткинских рабочих. Теперь каждый знает, как при температуре ниже 60° недавно мобилизованные сибирские рекруты восстановили былую славу русского солдата, выбив войска террористов из их позиций и совершенно разбив их под Пермью. Вообразите удивление генерала Голицына, когда при наступлении обнаружилось, что воткинские рабочие удержали свои позиции и оказали ценную помощь спешившим их освободить сотоварищам.
Революция в России может изменить некоторые вещи, но едва ли она произведет много перемен в характере народа. Железная, гора в округе Кушва представляет иллюстрацию смешения средневековья и индустриального модернизма в промышленном развитии России. Верхушка горы увенчена православной церковью, и немало усилий было потрачено на то, чтобы устроить перенос ее в менее возвышенное и менее ценное место. Мне сообщили, что даже простой намек на это кончался фатально для инициаторов, и этим они достигли того, что едва ли предложение будет повторено. Совершенно невинно я сделал намек на этот счет, но вызвал такую бурю, что только мое невежество иностранца обеспечило мне прощение.
Мы двинулись в Пермь с остановкой на Верхнетуринских заводах. Здесь работало от четырех до пяти тысяч рабо^ чих, изготовляя все, начиная от чугуна и кончая машинострое-
— 135 —
нием; они были оборудованы лучше всех других заводов, виденных мною на Урале. Единственный недостаток—отсутствие порядка. Старый режим делал все для борьбы с этим, поставив даже промышленное развитие всего этого минерального округа под особое покровительство царей. Большевики разрушили государственное управление этими заводами; б у рж у а з-и я уже бросает жадные взоры на эти грандиозные промышленные предприятия, и омские министры потирают руки в надежде поживиться при передаче этих концессий. Как тщетны оказались надежды тех, кто полагал, что революция разовьет общественный контроль над всеми естественными богатствами. Государственные земли уже разошлись по кусочкам в руки богатых крестьян, которые в результате этого расхищения установят крупную земельную аристократию, и, если я не ошибаюсь, последняя готова превзойти крупную государственную промышленность, создавая аристократию земельного капитала.
В Туринске мы наткнулись на сержанта Кольмэна, из Дургэмской легкой пехоты, единственного англичанина, который проделал путь из Архангельска с партией русских, отправившихся с севера для соединения с русской армией. Они проделали кружный путь, обходя уезды, занятые большевиками, а потому и не могли сообщить нам что-нибудь интересное. Вся партия под командой русского офицера в английской форме была прицеплена к моему поезду для отправки в Пермь, где их ждали инструкции тотчас же отправиться в Омск.
Рассматривая повреждения, нанесенные уличной борьбой во время взятия Перми, мы наткнулись на толпу красногвардейцев, которая перешла фронт у Глазова и сдалась генералу Гайде. Для переклички они были построены в колонну по четыре на рыночной площади. Я изучал их лица и общий вид, придя к заключению, что если мировой прогресс зависит от таких, как эти, то человечество стоит на очень скверном пути. Здесь были киргизы, монголы, татары, китайцы, смешанные с небольшим числом русских крестьян, рабочих и другого простонародья; среди них было довольно много «старых солдат», что их и делало страшными. Странная мысль пришла мне в голову—поговорить с этими людьми. Предложение, сделанное почти в шутку, было
— 136 —
Принято в серьез моим адъютантом, полковником Франком, который переговорил по этому поводу с комендантом станции, полковником Николаевым. Сначала тот встретил слова Франка враждебно, но, узнав сущность того, что я предполагаю изложить, согласился и назначил митинг на следующий вечер, 22 апреля, в б ч. в. Из всех митингов, которые мне довелось устраивать, это был единственный в своем роде. Большевистские солдаты стояли внимательно и слушали меня с большим интересом. Один или двое из них были матросами и кое-что, повидимому, понимали по-английски, что было видно из того, как они шептали своим соседям, передавая некоторые места моей речи. Госпожа Франк перевела ее в удивительной передаче. Когда она повторила мою картину неубранных полей, разрушенных домовг оскорбленных женщин и гибнущих детей, как результат не вражеского нашествия, а их собственных рук, междуусобия русских с русскими, слезы показались на этих испуганных лицах. Ясно было,—эти люди чувствовали, что их обманули, и охотно постарались бы загладить свои прошлые преступления. Некоторые добровольно предложили свою помощь Родине, чтобы поднять ее из опустошений, причиненных ими, и учинить правосудие над теми, кто ввел их в заблуждение; на полковник Николаев просил их не забывать, как велики1 их преступления, и сказал, что только время может излечить раны и смягчить горечь, причиненную их поведением. Некоторые из солдат заявили, что они вовсе не большевики по своим взглядам, но были принуждены стать солдатами красной армии, из которой не могли дезертировать, пока их деревни не были заняты армией Колчака, так как иначе все их семьи, удерживаемые как залог их хорошего поведения, были бы убиты. Последнее, по их словам, происходило бесчисленное количество раз, когда семьи находились в руках большевиков.
Ценность рубля в Перми была в этр время около одного пенса. Моим офицерам и солдатам платили па расчету 40 рублей за 1 фунт стерлингов. Лагерь пленных находился за ЗУ2 версты, и митинг продолжался час пять минут. Плата за переезд на дрожках была 100 рублей. Все остальное было в такой же пропорции. Например, обыкновенные папиросы—по рублю за штуку. Если бы я выкуривал в день два десятка штук или
— 137 —
угощал моих многочисленных посетителей, то половины моего полковничьего жалованья как не бывало. Тут что-то неладно с валютой, в результате чего офицеры находятся в состоянии бедности нисколько не лучшей, чем население, совершенно разоренное революцией. У меня нет средств для исправления этого, но весьма мало устраивает получать рубль по стоимости шести пенсов, а расходовать по расчету рубль за пенс. Чего же еще больше? Если бы мне платили стерлинги в золотой валюте, я мог бы получить за каждый фунт—рублей по 200 по местной расценке. Заработная плата при большевистском управлении была повышена, но цены были таковы, что одно из наших требований, направленных к Омскому правительтсву относительно рабочих, состояло в том, что заработная плата и цены должны быть в той же пропорции, как при старом порядке.
В мою задачу не входит описание жестокостей, какими опозорила себя пролетарская диктатура в Москве. Когда я не мог избежать в своем рассказе упоминания о них, я делал это без перечисления возмутительных деталей, которыми они сопровождались. История показывает, что невозможно воздержаться от этах эксцессов всякий раз, как страстями толпы сметены все устои гражданского порядка. Наши домашние революционеры должны заранее помнить об этом, а не после того, как началась революция. На них необходимо смотреть не как на случайность, а как на определенность, раз подорваны все корни правопорядка.
Большой митинг, устроенный нами в железнодорожных мастерских, произвел полную сенсацию. Факт, что англичане находятся в Перми, распространился до Омска, и четыре дня спустя появились там японская и французская миссии. Если французы прибыли туда для поддержания своего престижа, то приходится жалеть, что они не выбрали лучших агентов для этой цели. Я был приглашен на завтрак к очень почтенному представителю города господину Пастрокову с женой. Прибыв, я нашел милую даму в большом возбуждении. К ним заходил французский офицер и сообщил хозяйке, что только что прибыла французская миссия, состоящая из трех офицеров; что им необходимо занять три лучших комнаты, кухню и прислугу; что
— 138 —
никакая обстановка не может быть вынесена под страхом наказания из указанных им комнат, и тому подобное. Дама протестовала и сказала французскому офицеру, что даже большевики не требовали части ее маленького дома, когда узнали потребности ее семьи; но офицер заявил, что все неудобства будут уравновешены великой честью, оказанной ее дому присутствием офицеров французской армии. Было бы невежливо по отношению к доблестной французской армии повторить ответ госпожи Пастроковой. Это показывает только, как необдуманно посылать за границу негодных людей для представительства великой и галантной нации. Я естественно напомнил госпоже Пастроковой, что она русская, живет в своей родной стране, под управлением своего собственного правительства, и что она должна довести об этом случае до сведения русских властей, которые и обеспечат французскую миссию всеми удобствами.
Если вам не приходилось бывать в России, то вы не имеете никакого понятия о гостеприимстве. Гостеприимство наших пермских друзей было поистине русское, и я жалел, когда мы должны были уезжать. Господин Пастроков рассказал мне следующий эпизод, относящийся к помощи со стороны Перми в борьбе с террористами.
«Армия генерала Пепеляева была растянута вдоль железной дороги от Перми к Вятке—пункту соединения с Архангельской железной дорогой. Температура стояла ниже 60°, солдаты были без одежды, тысячи погибали от холода, тысячи были в ужасных условиях с отмороженными конечностями. Кой-где не было даже госпитальных приспособлений, а омские министры были глухи ко всем призывам о помощи, занимаясь больше тем, чтобы мешать деятельности верховного правителя, чем стремиться к лучшему выполнению своего долга. В первые дни февраля вопрос о питании армии получил неотложный характер, а омские министры все еще молчали. 10 февраля Пастроков получил приказ немедленно явиться в управление генерала Эпова. Прибыв туда к 11 часам утра, он встретил там девять самых состоятельных граждан Перми. Выглянув в окно, они увидели, что здание со всех сторон оцеплено ротой сибирских стрелков, вооруженных штыками. Вошел генерал и сел за стол; все они продолжали стоять. Взглянув на них и затем на каждого в отдельности, генерал обра-
— 139 —
тился к ним со следующей речью: «Господа, я пригласил вас сюда, чтобы сообщить вам, что там, по железной дороге, между вами и вашими врагами находятся остатки нашей доблестной армии. У них мало одежды, но зато в изобАлии лес, так что' огонь сохранит их от замерзания; но вот в продолжение десяти дней у них не будет пищи, и если продовольствие для них не будет обеспечено, ничто не сможет помешать им разбежаться или погибнуть с голоду. Я же решил, что не должно быть ни того,, ни другого. Омские министры забыли нас, верховный правитель дал приказы, но эти трусы, окружающие его, ничего не делают. Мы сами должны выполнить их долг». Прочитав затем список того, что необходимо для армии, он прибавил: «Вы, господа, должны достать эти вещи в течение десяти дней. Если 21 февраля мы не будем располагать этими запасами, то это будет означать конец всего, что лично вас десятерых касается».
«Он не позволил никакого обсуждения, — продолжал Пастроков,—а если бы он разрешил нам обсудить вопрос, то мы и теперь бы продолжали спорить, а тем временем террористы снова захватили бы Пермь. Я вернулся домой, и невольная дрожь охватила меня. Ко мне был приставлен конвой из пятнадцати человек, так же как и к моим товарищам по несчастью. Многие были обескуражены происшедшим, но я послал за своим другом и мы вместе наметили план для осуществления приказаний генерала. Недавний факт экзекуции над одним ротным и взводным командирами в одном из полков под командой генерала Эпова, позволившими бежать к неприятелю тридцати солдатам из их роты, во многом содействовал быстроте и определенности наших решений. Мы видели, что имеем дело с человеком, который никогда не отступит от своего слова».
«18 февраля генерал прислал к нам своего адъютанта с извещением, чтобы мы привели в порядок все свои дела, так как будем отправлены на фронт для приведения в исполнение приговора, чтобы голодающие солдаты знали, что они страдают не по вине своих непосредственных начальников, ответственных за положение зрмии. Пастроков был в состоянии ответить, что все дела налажены и что только дезорганизация железных дорог принуждает просить генерала о четырехдневной отсрочке. Эти четыре дня были даны, по истечении которых припасы были
— 140 —
распределены согласно предписанию. «Что же тогда сделал генерал?» был мой вопрос. «Когда солдаты были накормлены ? он бросился ко мне в дом, начал целовать меня и стал бы вероятно на колени, если бы я позволил ему. С тех пор он несколько раз посещал меня, и мы сделались большими друзьями. Вот настоящий русский человек», гордо прибавил Пастроков.
Мы вернулись в Екатеринбург 29 апреля и с удивлением узнали, что генерал Нокс и штаб главной квартиры уехали из Омска и перенесли сюда свое местопребывание. Гемпширский полк уже двинулся, были заготовлены для него бараки и другие приспособления. Первый эшелон прибыл на следующий день. Англо-русская пехотная бригада находилась в периоде формирования и, повидимому, обещала большой успех. Туда начали назначать многочисленных офицеров морской бригады, которые прибыли и для которых долго не могли подыскать подходящего места. Вот уж действительно1 гениальная была мысль у нашего военного министерства — наводнить нас инструкторами и солдатами для новой русской армии, из которых едва ли хоть один мог сказать слово по-русски. Я определенно чувствую, что русские и мы вполне справимся вместе с затруднениями, настолько мы похожи друг на друга. Омск и Уайтхол действительно типичны; каждый из них прежде всего исчерпает все возможные ошибки и, когда больше их уже не остается, вступает на правильный путь. Единственная разница у них в мотивах. Наши большей частью обусловливаются общественным мнением, которое всегда на стороне воспитанной посредственности; у них побудительная причина обыкновенно связана с личными эгоистическими соображениями. Разница между нами также и в примерах: все наши правительственные теории исключают возможность скрытой личной выгоды при ведении государственных дел; по русской же точке зрения, ни один знающий чиновник никогда не станет вести деловых сделок для государства, если они лично не дают ему никаких выгод. Если же чиновник пренебрегает представляющимися ему возможностями, то возникает подозрение, что угрызения совести делают его негодным для защиты государства. Другими словами, чиновник, оказавшийся бедняком в конце приличной государственной карьеры, никогда не получит доверия для ведения общественных дел. Обычный их
— 141 —
аргумент тот, что они не хуже других, забывая, что эти исключения только подтверждают правило, в то время как в России Местный чиновник скорее исключение. Прежде всего, конечно, общественное мнение определяет уровень поведения, принятый данной страной. Мораль изменяется со временем так же, как со странами и народами. Гарем представил бы неудобства в Лондоне, но является благословением Аллаха в Константинополе.
Я вернулся в Омск 3 мая, а 5-го была получена из Лондона •специальная депеша, откладывавшая мой отъезд во Владивосток. У меня была длинная беседа с генералом Ноксом относительно моего путешествия по Уралу и данных, собранных мною об ископаемых и производительных ресурсах тех округов, через которые я проезжал. Лондонская депеша привлекла наше внимание, и так как верховный правитель назначил мне на завтра последний прощальный прием, то мы коснулись также возможных тем моего завтрашнего разговора. Было решено отложить мой отъезд во «Влади», пока не будут решены согласно с инструкциями все дела, указанные в депеше.
Моя аудиенция у верховного правителя была очень задушевной, и он особенно благодарил меня за помощь, оказанную ему в России в мрачные дни ноября и декабря 1918 г. Он выразил мнение, что моя миссия к рабочим увенчалась успехом и представляет начало обширного плана восстановления и воскрешения русского государства. Он указал, что все его личные труды посвящены единственной цели восстановления порядка в стране, но что его задача может быть осуществлена только при тюмощи могущественной армии. Англия оказала ему всякое содействие, но военная проблема все еще занимает все его мысли и исключает всякое активное участие с его стороны в деле социального строительства. По его мнению, министры и другие помощники были в состоянии сотрудничать с ним в этом направлении, но он столько раз ошибался в них, что решил самостоятельно изучать каждый вопрос, а потому был особенно благодарен мне за мое содействие.
Мы выпили вместе чаю, во время которого он сообщил мне, что собирается уехать на фронт для организации дальнейшего наступления вдоль линии Северной железной дороги на Вятку
— 142 —
и на Петроград с надеждой соединиться с силами из Архангельска; он просил меня остаться в Омске до его возвращения» если на это согласится генерал Нокс. Последний представил верховному правителю лондонскую депешу, и я остался, чтобы помочь разобраться в ее деталях.
7 мая глава британской военной миссии генерал Нокс попросил меня помочь ему в составлении ответа на лондонскую телеграмму. Основные положения уже были приняты верховным правителем; было необходимо теперь посоветоваться с министром, ведавшим иностранные дела. Последний отличался какойто ловкостью, которая очень близко граничит с коварством. В немного лет из него выработается очень ловкий дипломат старой школы, но понадобятся ли люди такого закала при новом порядке вещей, сейчас, в муках родов, трудно предвидеть. Он республиканец, долго живший в Америке и честно думающий,, что Россия должна быть скорее ориентирована в направлении республиканских стран, чем исключительно монархических, как Англия. Тут я думаю, что больше знаю его русских соотечественников, и лучше, чем он, понимаю их характер и чувства. Впрочем, он очень молод, очень способен и успеет научиться.
8 связи с желанием правителя, депеша и проект ответа были показаны ему. Несколько часов спустя, обедая с одним казачьим генералом, я был спрошен, знаю ли я что-нибудь о лондонской депеше, которая вызвала большой переполох среди членов французской и американской миссий. Я ответил, что, будучи полковым офицером, не прикомандированным к английской миссии, я не имею никакого отношения к депешам, хотя обычна мне сообщают, если приходят важные телеграммы. Я не слышал ни о какой депеше, которая могла бы нарушить покой французской и американской миссий.
Я уведомил об этом консула Ходгсона, заменявшего верховного уполномоченного на время его отсутствия, причем было решено спешить с составлением ответа.
В своей окончательной форме он был составлен генералом Ноксом и мной в его поезде на станции «Омск-Ветка» против помещения русской ставки в 9 ч. 30 м. утра 9 мая 1919 г.
— 143 —
Многое в этом русском «билле о правах» стало бы поперек горла для русских официальных кругов. Верховный правитель, напротив, никогда не колебался ни по одному пункту. Его широкие демократические симпатии были удовлетворены подписью на документе, в котором, он надеялся, заложено основание русской свободы. Какое счастье было для России, что в час ее нужды она призвала такого человека! Нет нужды, каков будет окончательный результат его усилий, успех или поражение, но его сознание и личность дали возможность этому великому народу выйти из пучины, окружавшей его, и повернуть свое лицо к солнцу.
Каким счастьем было, что в этот критический час русской истории Англия была представлена генерал-майором Ноксом. Я никогда не слышал о нем до путешествия в Сибирь, однако, в нем мы нашли человека, соединяющего мужество солдата с высокими качествами государственного человека, созданного для руководительства специальными делами.
Способ, каким мы случайно поставили подходящего человека на подходящее место, не столько акт правительства, сколько дело случая. Мы делали ужасные промахи в этих делах, но в данном случае счастье улыбнулось нам для какой-то цели. Неоднократно, когда робость «политиков» почти разрушала веру русских в честность наших намерений, твердая прямолинейность этой личности наклоняла чашу весов в нашу пользу. Каждый русский полагался на него, исключая тех, кто забыл, что они русские. Такие ненавидели его. Это лучшее свидетельство его ценности. Я очень хорошо понимаю страх некоторых рабочих кругов у нас, что наше пребывание в Сибири могло быть использовано реакционерами в целях восстановления старого порядка. Если бы я оставался дома, то, пожалуй, питал бы такие же чувства. Но я был там и знал, что как раз наше присутствие и делало это временно невозможным. Эксцессы заставили народ, как рабочих, так и крестьян, вздыхать о сравнительной безопасности царского режима. Реакционные элементы только бы дбрадовались, увидя, что мы уходим; наше присутствие было предохранением от самодержавия, о котором некоторые из них мечтали. Утомление крестьянства и рабочих революционной анархией давало в руки реакции возможность установить другой
— 144 —
абсолютизм, который ограничивался только влиянием со стороны. Генерал-майор Нокс не писал учтивых депеш относительно движений армии под его командой, но, быть может, своей терпеливой и творческой деятельностью на месте, где решалась одна из величайших мировых проблем, он оказал большую услугу человечеству и демократии.
НА ОБРАТНОМ ПУТИ.
Мая в Омске стало известно, что верховный праойтёль находится на пути с фронта. Казачий конвой выстройлсй сйаружи, в то время как отряды русской пехоты в английских мундирах заняли платформу. Русские «Томми» еыглядят такими же расторопными, как и наши, и без своих длинных, узких треугольных штыков могут быть легко приняты по ошибке за английские войска.
Ожидая поезда, генерал Нокс сообщил мне, что оба иаших Проекта, а именно о предоставлений избирательных прав женщинам и о. всеобщем обучении не пропущены реакционерами. Почему все церкви в мире так враждебны просвещению народа? Церковь только тогда готова разрешить народу получать образование и воспитание, если они находятся под наблюдением священников. Она предпочитает оставить его в невежестве и сделать легкой добычей шарлатанства большевиков скорее, Чем позврлить ему выработать сознательное мышление. Против женского избирательного Црава поднялся совершенно другой сорт людей, это те, которые особенно выставляют напоказ свое чрезмерное уважение к женщинам в гостиных и считают нас, англичан, лишенными галантности, если мы не целуем каждую женскую ручку, которую пожимаем. В общем, я думаю, Что хорюшо было двинуть их так далеко вперед. Если Мерить русским масштабом, это дает в общем целую революцию в идеях управления. Теперь как раз самая главная задача—наЖётить некоторый пункт, за кбторый политический маятник не Должен качнуться, иначе мы пойдем к реакций. Рабочие пресытились