Сестринская жертва, или на откуп валькирии

Ромен и его сестра Мадлен, которая была на шесть лет моло­же, выросли в тихом провинциальном французском Кламси в семьенотариуса.

В 1892 году Роллан, в те годы молодой профессор Сорбонны, посмел жениться на дочери знаменитого лингвиста Мишеля Бреаля - Клотильде Бреаль. В ответ на лице матери на много лет застыла маска негодования - Клотильда же еврейка, безбожница.

А сестра была в отчаянии и ревновала. Но Мадлен оказалась шустра и проворна: она выслеживала легкомысленную Кло с нюхом ищейки и док­ладывала брату обо всех ее встречах с приятелями в кафе Ла­тинского квартала, невинных и не вполне улыбках, расточае­мых новоиспеченной мадам Роллан молодым людям.

Мадлен первая пронюхала про шашни Кло с известным пианистом Корто, и когда ничего не подозревающие любовники предава­лись радостям в одном из пригородных романтичных отель­чиков, Мадлен, устроившись в кафе напротив, строчила Роме­ну подробный полицейский отчет: где, во сколько, во что оде­ты, как выглядит швейцар отеля и т.д. и т.п.

Через девять лет Роллан развелся с Клотильдой, несмотря ни на что испытывая перед ней смутное чувство вины: на самом деле виновата была в основном Мадлен, а слишком совестливому Роллану каза­лось, что это он недостоин любви - скучен, сух, не умеет раз­влекать, вот и поделом ему.

Тридцать лет одиночества под при­смотром бдительной старой девы для красивого влюбчивого мужчины - это что-то! Но у Мадлен был отличный козырь - здоровье Ромена. С детства его больные легкие требовали на­блюдения и ухода, юношеская вспышка туберкулеза грозила повториться. И Мадлен после развода Ромена с женой «принес­ла себя в жертву» - поселилась с братом и следовала за ним как тень.

Он уже понял к тому моменту свое призвание и бросил преподавание - писал книги, романы, статьи, и Мадлен, полу­чившая неплохое гуманитарное образование, заменяла ему се­кретаря. Однажды Ромену понадобился помощник, знающий английский, -и как раз у него наметился роман с очарователь­ной американской журналисткой Талией То.

Как и впоследст­вии Майю, Роллан пригласил Талию к себе под предлогом по­мощи в работе. Так Мадлен в рекордно короткие сроки настолько преуспела в изучении английского языка, что поправляла несчастную Талию на каждом слове, выставляя ее необразованной дурой, стыдила за незнание британского язы­ка и высокомерно насмехалась над ее американским. Оскорб­ленная девушка уехала, порвав отношения с Ролланом.

Когда Роллан заинтересовался Восто­ком и стал собирать материалы для своих романов о Рамакринше и Вивекананде, труженица и ревнивица Мадлен овладела даже труднейшим бенгальским.

Майя уже догадалась, что этот человек, Ромен Роллан, такой смелый и независимый в вопросах духа и творчества, готовый перед всем миром отстаивать собственную точку зрения, что он и делал, свою личную жизнь отдал на откуп этой валькирии - своей сестрице, жалел ее, боялся обидеть, готов был ради нее страдать сам.

«Замуж выходить будем? Гото­вить Вас будем?»

В Москве Майе пришло новое письмо от Роллана, но «товарищи» сочли нужным вскрыть и ознакомиться первыми.

Ромен писал, что «поймал себя на чувстве к ней», что он «постоянно ее вспоминает и не может выбросить ее образ из головы», - словом, он зовет пого­стить ее надолго, разумеется, вместе с сыном, чтобы они полу­чше присмотрелись друг к другу, и тогда, возможно...В общем, Роллан был, как всегда, не слишком определен, зато «товарищи» одно­значно восприняли его письмо как предложение Майе выйти за него замуж.

... - Ну что, Мария Павловна, замуж выходить будем? Гото­вить Вас будем? Провожать, так сказать, в дальний путь?

Майя стояла перед «товарищами» в знакомом специальном отделе и думала: «О чем они? Издеваются? Пьяны? Изволят шутить?»

И с этой секунды все закрутилось, как мгновенно сменяю­щиеся картинки в калейдоскопе. Оказалось, что Майя и удивилась, и не удивилась. Как ни странно, она предчувствовала что-то в этом роде. Провожая ее на вокзале, Роллан слишком долго держал ее руку и не спешил отпускать.

Хотела ли она поехать к нему? Еще как! Мечтала, рвалась. Только бы побыстрее, поскорее вон из этого адского, давно чужого и бесприютного города, от этого нищенского прозя­бания, от ежедневной унизительной пытки на службе - туда, в покой, уют, сытость; и к нему, да, к нему, немолодому, стран­ному, нелепому, но доброму - Майя это знала и чувствовала: доброму, милому, о котором хотелось заботиться, которого хотелось согреть, любить пусть без страсти, но искренне, ров­но.

А главное, Майя безошибочно чувствовала, что он сумеет любить ее той возвышенной абсолютной любовью, о которой онамечтала в молодости. В Роллане есть что-то от Дон Кихо­та, а ей так не терпится стать для кого-то Прекрасной Дамой, а не просто подстилкой на час.

А Мадлен? Что Мадлен?.. Если только Майя в самом деле станет законной женой Роллана, она с ней как-нибудь уж поладит. Ну, а если даже Ромен и не женится на ней, что вовсе не исключено, так она с сыном готова остаться кем угодно в этом чудесном Вильневе, хотя бы и горничной у кого-то, как ее мать, - все лучше, чем здесь. Потом они, может, в Женеву переберутся, а там кто знает, как сложится ее жизнь?

- ...Сережка, счастливый, ты будешь жить в Швейцарии, гу­лять с тобой будем, путешествовать, велосипед тебе куплю... А сколько там твоего любимого шоколада, ты не представляешь! Горы, тонны... В Швейцарии самый лучший шоколад в мире! - мечтательно не говорила, а пела Майя сыну-подростку, у кото­рого глаза загорелись от такой перспективы, и он все донимал мать вопросами: ну, когда же, когда едем?

Вся их крошечная комната была перевернута вверх дном, беспорядочно завалена вещами, тканями, старыми платьями, Сережиными игрушками. Майя готовилась к отъезду.

И вдруг удар в спину: Сереже ехать нельзя, ему не дают визу. Почему? Как же так? А «товарищи» Майе спокойно так объясни­ли: мол, он советский мальчик, ему тут учебу продолжать надо.

Да с кем же он останется без матери? На все был готов ответ. Как с кем? А бабушка на что, Кудашева Екатерина Васильевна?

И заметалась Майя. Куда же она без сына, как расстанется с ним, как оставит, как в глаза ему смотреть будет? И решила: без Сережи никуда она не поедет.

- ...Нельзя уже Вам, Мария Павловна, не ехать. Роллан ждет, он Вам не мальчик какой-нибудь, солидный человек с именем. И потом, небольшая просьбишка к Вам... Без Вас некому испол­нить...

Опутали ее «товарищи», поймали. И снова Майя оказалась в засаде, вся ее жизнь с юности - одна сплошная ловушка. Сережу-то они хотят в заложниках ос­тавить. Если она там что не так сделает или не то скажет - сын у них, а она - на крючке.

Через Майю «товарищи» из Мо­сквы надеялись влиять на Роллана, еще больше расположить его к России, ведь у него огромный вес в мире, оказывается.