Глава XXIX. Дистанция «Чан Бого – Амундсен Скотт».

Джонс проснулся на час раньше запланированного времени. Он еще долго лежал и просто смотрел на спящую рядом с ним Фрэю. Его мысли о предстоящем состязании переплетались с чувствами ответственности за победу, от которой зависило не только его с Фрэей будущее, но и будущее всех членов команды. Просто получить вознаграждение за миссию было мало, необходимо было однозначно придти первым, чтобы в дальнейшем иметь стопроцентную возможность участвовать в последующих проектах программы, ведь она только начала развиваться, а значит, у нее было долгое и интересное будущее. За пятнадцать минут до того, как их должны были разбудить по громкой связи в его комнате, он аккуратно встал и отключил ее через управление на сенсорном мониторе «интеллектуального помошника», встроенного в стене, чтобы не разбудить Фрэю, которая продолжала сладко спать. Он оделся и осторожно поцеловал ее перед выходом. Фрэя поежилась и что-то промямлила во сне. Джонс покинул комнату абсолютно спокойным и собранным, с осознанием того, что ему предстоит еще увидется с Гансом за завтраком.

При встрече Ганс протянул ему руку и сделал легкий кивок головой, в качестве приветствия. Они сели как обычно за разными столами, времени было девять пятнадцать утра, до старта оставалось сорок пять минут.

- Скажите, Джонс, - обратился Ганс, - сейчас на «Амундсен-Скотт» пять, а всего вместе с вашей подругой здесь шесть человек, судьба которых полностью зависит от вас, не так ли?

- Абсолютно верно, – спокойно ответил Джонс.

- Вы испытываете какие-нибудь особые чувства по этому поводу?

- Не больше, чем просто осознание ответственности.

- Не сочтите мое любопытство назойливым, я просто хочу понять, у кого из нас сильнее обоснование к победе.

- Зачем? – поинтересовался Джонс.

- В немецкой философии существует мнение, что из двух одинаково сильных соперников побеждает тот, у кого обоснование к победе сильнее.

- А какое ваше обоснование? – опять спросил Джонс.

- Хм…- задумчиво произнес Ганс, - если сегодня к финишу я приду первым, меня наградят Офицерским Крестом «Ордена за заслуги перед Федеративной Республикой Германия», - с гордостью и очень серьезно ответил Ганс.

- Ммм-да… - подумал про себя Джонс, - у меня здесь шесть человек, плюс я, и все хотят продлить контракт, чтобы не потерять бабло, а тут всего лишь какой-то крест.

- А у вас, конечно, все сводится к сохранению контракта, т.е. высокому, стабильному материальному обеспечению и престижности в будущем, не так ли? – продолжил Ганс с улыбкой на лице.

- Не скрою, это действительно так, – ответил Джонс.

- В связи с этим у меня возникает еще один вопрос. Скажите, если бы вас сегодня ожидала аналогичная награда за победу, только естественно от вашего государства, обоснование стало бы больше или меньше?

На этом месте Джонс начал понимать, что его пытаются морально вскрыть на неприятном сравнении в вопросах собственного достоинства, причем очень пакостным способом. Но он не растерялся и спокойно ответил, не теряя ритма диалога:

- Признаюсь, после того, как возник данный вопрос – конечно, обоснование было бы максимальным. Но должен заметить, что мы говорим о разных по своему принципу факторах ответственности. Мое командование требует от меня профессионального выполнения поставленных перед нашей миссией задач, а ваше руководство предложило вам отбить у нас линию первенства, чтобы стать основой в подборе контингента для будующих программ. Между нашими целями огромная разница.

- Я всего лишь хочу, чтобы сегодня каждый хорошо понимал, ради чего будет происходить эта схватка. Это придаст ей откровенности и остроты, она должна быть настоящей и честной, чтобы стать запоминающейся. Ведь честное поражение ничем не хуже честной победы, – закончил свою мысль Ганс с выражением некоторого внезапного порыва откровенности.

Джонс понял, что имел в виду Ганс. Его настрой открывал представление о сущности противоположной силы, заранее одновременно подготавливал к тяжелой борьбе и давал право на гордое поражение. Чувство, которое возникало при этом, не относилось к чувствам дружелюбия, но полностью позволяло откровенно желать друг другу удачи.

Стоя перед выходом со станции пилоты еще раз обменялись рукопожатиями и, надев шлемы, двинулись к своим сновигаторам.

Диспетчер незамедлительно представился после того, как захлопнулись кабины, и прошла загрузка основных бортовых систем. Практически весь маршрут в одну тысячу двести тридцать восемь и шесть десятых мили проходил через Трансантарктические горы, огибая с правой стороны шельфовый ледник Росса, и заканчивался на Полярном Плато в самом центре Антарктики. Время следования было рассчитано с большим интервалом от восьми до двенадцати с половиной часов, с поправкой на очень сложный рельеф прохождения дистанции. По погоде особых замечаний не было, кроме того, что на весь маршрут обещали пасмурное небо.

Временной интервал между стартами решено было исключить полностью, оба пилота в этот раз стартовали одновременно, полигон спокойно позволял это сделать. Таким образом, перед пилотами открывалась невеселая перспектива десять часов подряд толкаться, обгонять и подрезать друг друга на опасных виражах в неизвестных «коридорах» среди горных хребтов. Можно было использовать сразу несколько тактик прохождения, но с учетом полнейшего отсутствия какой-либо информации о структуре ландшафта каньонов, определиться было практически не возможно, и все решения могли быть приняты только во время гонки.

Момент наступал по истине грандиозный. Два военных летчика одинако-вого возраста и летного стажа из разных стран, не одно десятилетие находящихся в тесном конкурентном сотрудничестве, на двух разных сновигаторах: одном, собранном в извесных немецких мастерских, имеющих легендарное имя в истории машиностроения и другом, выполненном в российском бюро высоких технологий по спецзаказу, являющемуся новейшей экспериментальной разработкой в сфере высокоскоростного транспорта, стояли сейчас на одной стартовой прямой с разогретыми до максимума двигателями, готовые в любой момент сорваться вперед, для того чтобы выяснить, кто из них все-таки сильнее, быстрее и профессиональней.

В эфире прошла команда диспетчера на первую готовность перед стартом.

Включился обратный отсчет. И вот сновигаторы начали динамично разгоняться параллельно друг другу. Пилоты тонули в своих летных глубоких кожаных креслах около минуты, пока машины набирали свою максимальную скорость в двести узлов по прямой. До входа в зону горных Трансантарктических хребтов они могли свободно двигаться на такой скорости еще около десяти миль.

Пока они шли так около полу часа, Ганс решил еще кое-что сказать Джонсу, причем именно во время гонки он по непонеятным причинам обращался к нему «на ты»:

- Ты знаешь, Джонс, что у тебя есть реальное преимущество в этой гонке передо мной.

Джонсу стало интересно:

- И какое же?

- Сейчас за тебя болеют сразу пять человек, а за меня не одного, – ответил он.

- Но позволь, разве за тебя не болеет вся Германия, – возразил Джонс.

- Это так, но никто из них не находится сейчас конкретно на «Амундсен-Скотт».

- А разве это имеет какое-то значение? – поинтерсовался Джонс.

- Конечно! – ответил Ганс, - с точки зрения кармы и всего остального запредельного это просто бомба. Только представь, что в пункте «А» скопилось целая куча народа, которая одновременно и очень сильно массой своего сознания искренне до глубины души желает, чтобы ты приехал к ним первый, а я вообще не приехал. Какого а? На этом основаны все соревно-вания, когда от количества болельщиков зависит проведение, а значит и итог игры.

- Слушай, ну ты меня только что поставил в неловкое положение, – начал Джонс, но не успел продолжить, так как Ганс перебил его.

- Да ладно я пошутил! – и Ганс расхохотался, - хотя это действительно так, будем считать, что я дал тебе фору.

- О.к. – сказал Джонс.

Пилоты заходили в зону хребтов, начинались крутые виражи на затяжных поворотах с боковыми подъемами, прыжками и уходами в короткие «коридоры». «Коридорами» назывались области дистанции между склонами холмов, они были разной ширины и сложности. По-сути весь путь в этой зоне был следованием по такому «коридору», который образовывался в результате естественного выбора маршрута пилотом.

Скорость резко упала, что было естественно, и теперь не превышала сто тридцать узлов. Ганс ушел вперед, приходилось постоянно маневрировать, чтобы уходить от снежного «хвоста», который оставался за его сновигатором и абсолютно снижал видимость. Он хорошо подбирал маршрут, не оставляя логического выбора для ухода по другому пути. УЗС, он же ультразвуковой сонар, очень плохо работал в такой местности, «упираясь» матрицей снимков в близлежащие склоны гор.

После двух часов езды по сложным ландшафтам Джонс приноровился к маневрам, свойственным для этой области и как опытный пилот начал приблизительно разрабатывать дальнейшую стратегию, исходя из оставшегося расстояния до выхода из области горных хребтов и количества форсажного кислорода в баке. Все это время он параллельно вел машину, не снижая скорости, что серьезно усложняло весь процесс, так как все расчеты было необходимо производить с учетом постоянного уменьшения расстояния, отвлекаясь на показания приборов и переключая масштабы навигационных карт. Иногда он едва успевал уходить в сложный вираж на очередном повороте, рискуя потерять управление и врезаться в массивы снега на склонах. Результатом его вычислений стал следующий алгоритм действий. От точки окончания области горных хребтов до конечного сектора, где находилась станция, было чуть больше двухсот миль по предположительно ровной поверхности маршрута. Это расстояние необходимо было использовать как максимально эффективное для разгона. Значит большую часть форсажа надо было использовать именно там, а до этого постараться не сильно отстать от Ганса. Оставалось самое главное и веселое в то же время. Дело в том, что проходить область хребтов было не обязательно, следуя в очереди одним маршрутом друг за другом. Можно было уйти в другие «коридоры», в любую сторону, и это даже значительно сняло бы напряжение в гонке. Но существовал классический для всех водителей прием – пристраиваться сзади и спокойно следовать за ведущим, попутно обходя его ошибки в управлении. Каламбур заключался в том, что Гансу это также было известно, как и Джонсу и оба это хорошо понимали. Гансу наверняка бы не понравилось, если бы его соперник постоянно использовал проложенный им маршрут до точки возможного разгона и постарался бы оторваться или прибегнуть к хитрому маневру ухода на другой «коридор», чтобы остаться один. Также самостоятельный одиночный уход в другой «коридор» являлся как бы лотереей, ведь на дистанции с общей продолжительностью выигрывал тот, кто делал меньше маневров в поворотах и объездах, а также спусков и подъемов, так как для этого приходилось постоянно снижать скорость и разгоняться вновь. Неизвестным также оставался процент ошибок в пилотировании у Ганса, который довольно резво управлялся с препятствиями, поэтому Джонс решил большую часть горных хребтов проследовать за ним, попутно изучая манеру его езды. Затем, после половины пройденного маршрута, уйти в соседний «коридор» на удачу и проследовать до выхода из него как можно быстрее, максимально сконцентрировавшись. По его расчету к этому времени Ганс порядком утомится от сложных маневров, и будет двигаться значительно медленнее, а он только начнет усиленно работать и, как говорится, со свежими силами преодолеет оставшееся расстояние.

Чтобы не выдать свой план действий и не привлекать особого внимания к своей тактике преследования, Джонс решил остаток расстояния до своего ухода в другой «коридор» потратить на ложные попытки периодических обгонов, тем самым давая понять, что он якобы хочет обогнать Ганса и просто уйти вперед, создавая иллюзию какого-то постоянного действия и отвлекая внимание от настоящих целей обычного следования за Гансом по проложенному им пути. Для этого приходилось иногда очень аккуратно использовать форсаж, чтобы не потратить его слишком много. Джонс ускорялся и заходил на обгон по склонам сбоку, но умышленно не завершал маневр, а отступал назад перед очередным поворотом, чтобы не столкнуться со сновигатором Ганса. И так каждый раз при достаточно удобной возможности. Этот способ действительно оказался успешным. Удрученный участью первопродца, Ганс не то чтобы не предполагал тактические схемы Джонса, а вообще не мог понять, чего он добивается. К тому же уступать ему лидерство в «коридоре» он не был намерен исходя из общих понятий о предотвращении возможных угроз.

Гонка входила в свой миттельшпиль. Пилоты хорошо размялись, и теперь, были одним целым со своими сновигаторами. Реакции стали быстрее, натиск и скорость потихоньку нарастали. Наконец, на шестьсот пятидесятой мили маршрута, выйдя на очередное плато, Джонс увидел уход в другой «коридор» с хорошим углом захода. Он не стал терять времени на раздумья и, чуть добавив форсажа, резко отклонился от прежнего курса. На форсажном разгоне по ровной поверхности с хорошим острым углом отклонения он быстро сравнялся с Гансом, и их сновигаторы практически одновременно скрылись в разных «коридорах». Теперь от Джонса требовалась максимальная отдача, это был его личный маршрут и только от его внимательности, скорости и профессионализма зависило успешное его прохождение. По своей сложности, как он заметил в первые двадцать минут следования, его «коридор» ничем не отличался от предыдущего, где всем заправлял Ганс. Но в последствии Джонс обратил внимание, что углы в поворотах были более тупые, а всего уходов в сложные маневры стало меньше, и это его действительно начало радовать. Все складывалось хорошо, хотя конечно он понимал, что у Ганса могло вполне быть и лучше. На фоне происходящего, Джонса начала посещать мысль о том, что ландшафт горных хребтов имеет свойство рассеивать сложность рельефа и снижать крутизну склонов в зависимости от удаленности от его центра протяженности. Иными словами, по краям «коридоры» были проще, чем в центре, но он не был уверен в этом до конца, так как не обладал широкими познаниями в геологии. Оставалось только одно, - дождаться выхода из зоны хребтов и убедиться в полученном результате по факту. Это еще больше интриговало и вызывало страсть к быстрейшему прохождению данной дистанции.

Точки на радаре, соответствующие местоположению сновигаторов в пути, как назло не отставали друг от друга. Цифры на панели навигации предупреждали о скором выходе из зоны Трансантарктических хребтов, показывая зеленым цветом математическую разницу между основным расстоянием красного цвета и фактически пройденным – синего. Наконец,

впереди начала открываться просторная свобода снежной равнины. Джонс добавил форсажа и через пять минут вылетел на нее, с невероятным облегчением оставляя за собой самую тяжелую и сложную часть их маршрута. Девять с половиной часов постоянного напряжения в управлении сновигатором не могли остаться не замеченными. Джонс встал на курс и начал плавно набирать скорость, понемногу добавляя форсаж. Теперь все зависило от скоростных способностей сновигаторов и количества оставшегося в баке кислорода. Джонс отчетливо наблюдал сновигатор Ганса на радаре, но никак не мог его разглядеть. К слову оцифровка показаний на радарах относительно других машин давалась с достаточной погрешностью, и сновигатор Ганса мог вполне отставать на двести – триста метров, находясь в боковой дистанции от сновигатора Джонса на расстоянии мили. Начинало смеркаться, огромная распростертая равнина превращалась на горизонте из голубой в темно синию. Джонс включил фары, длинные острые лучи белого света разрезали темнеющее пространство впереди как лазеры, покачиваясь вверх – вниз при прохождении сновигатором очередного вертикального препятствия.

Внезапно откуда-то сзади и слева вдалеке также показались световые лучи от фар сновигатора Ганса. Джонс резко посмотрел назад и увидел, что Ганс действительно отстал от него на небольшое расстояние и пытается на форсаже нагнать его, постепенно сужая угол с боковой дистанции по отношению к нему. Он кинул взгляд на панель навигации, до финишной прямой оставалось двигаться около пятидесяти миль. Потом он перевел взгляд на цифровой индикатор уровня форсажного кислорода, его запаса хватило бы на семь, может быть восемь минут максимальной подачи. Это говорило о том, что через десять минут можно было смело включать его и двигаться так до самого конца на шести перегруженных форсажем пульсарах, что несомненно предвещало победу. Однако возникала очень неприятная и сложная проблема, - что делать эти десять минут, в то время как Ганс настойчиво приближался к нему, пытаясь вырваться вперед? Прикинув время, за которое Ганс должен был с ним поравнятся, Джонс рассчитал, что резко набирать ускорение было бы не так выгодно, как удерживать дистанцию разрыва, плавно расходуя форсаж, так как остаток пути на финише в самом худшем случае можно было бы дойти и на инерции разгона. Джонс начал понемногу добавлять кислород, его сновигатор заметно ускорялся, не давая приблизиться Гансу. Внезано он понял, что Ганс опять стал настигать его, но уже более агрессивно, что свидетельствовало о его серьезных намерениях. Тогда Джонс еще больше увеличил подачу. Посте-пенно все перерастало в ожесточенную схватку перед самым финишем и уже через пять минут обе машины были разогнаны до предела, серьезно подпрыгивая на малейших неровностях поверхности снежного плато. Чувства жесткой конкуренции и эмоции азарта нахлынули внезапно как никогда. Внимание к трассе и показаниям на приборах было настолько острым, что на лбу начинал выступать пот, а глаза тяжело резало при каждом переводе взгляда от повышенного давления в капиллярах. Обстановка нагнеталась не только на психологическом, но и на физиологическом уровне. В какой-то момент Джонсу начало казаться, что он находится в другом измерении, не на Земле и не в своей обычной жизни, а в этой сумасшедшей адской обстановке внутри сновигатора или даже внутри высокоскоростного потока вокруг него. Он переживал такое чувство, как будто эта новая реальность завладела им, зациклилась и не хочет отпускать его обратно. Бортовой компьютер начал сигнализировать аномальное повышение температуры его тела и автоматически включил систему жизнеобеспечения на принудительное охлаждение летного комбинизона. По телу прошла приятная волна свежей прохлады, в лицо внутри гермошлема задули две тонкие струйки холодого воздуха. Наконец, штурманбот сообщил о приближении к конечной фазе их маршрута.

Машины были на пределе своих возможностей. Оба пилота следили за навигационными параметрами и приборами в ожесточенном напряжении, уже не обращая внимания на подробности открывающихся пейзажей и видов за бортом. Уровень форсажного кислорода в баке уменьшался на глазах. Скорости сновигаторов достигали двухсот узлов. Боковая дистанция между ними была около мили и постепенно уменьшалась с приближением к финишу. Таким образом, они создавали ровный клин, угол которого упирался во вход финишного «коридора» на полигоне.

Джонс влетел в финишный «коридор» полигона на предельно допустимой для своей машины скорости, как вихрь, дожигая оставшийся форсаж.

Вслед за ним практически без отрыва влетел Ганс на своем «Meerschlag».

Навигационная система зафиксировала первым прохождение сновигатора «Fast Vector» на последней контрольной финишной точке. Дело было сделано, Джонс победил в этой гонке, оставалось только удачно остановить разъяренную до предела машину.