Подчинение и гипо-гиперонимическая асимметрия
Подчинениехарактеризует такие логические отношения, когда объем одного понятия полностью поглощается объемом другого. В лексике это проявляется при сравнении слов, заключающих в себе родовые понятия (гиперонимы), со словами, обозначающими видовые понятия или имена собственные (гипонимы). Определение какого-либо понятия как подчиненного или подчиняющего не имеет абсолютного характера и действительно только в конкретной паре. Гипо-гиперонимические цепочки могут иметь довольно большое количество членов. В этих цепочках каждое последующее понятие оказывается подчиненным предыдущему. Данные переходы чрезвычайно важны для перевода. Именно в силу возможности неограниченного обобщения генерализация как переводческий прием является одним из наиболее распространенных.
Отношения подчинения просматриваются в словах detective (англ.), détective (фр.) и детектив (русск.). И в русский, и во французский языки это слово прищдо из английского. Это в известной степени и обусловило характер и направление межъязыковой асимметрии. В английском слово detective обозначает инспектора полиции, сыщика, сыскного агента, переодетого полицейского, агента безопасности, следователя. Во французском языке аналогичное по форме слово обозначает только частного сыщика. В русском языке слово обозначает агента сыскной полиции. Таким образом, объем понятия английского слова покрывает объемы понятий как французского, так и русского слов. Поэтому при переводе с английского языка на русский использовать сходное по форме слово
можно не всегда, а лишь в конкретных случаях, когда английское слово будет обозначать именно тот конкретный объект, который подпадает под значение русского слова, т.е. агента сыскной полиции. При переводе в обратном направлении ограничений на использование английской лексемы не будет.
Несколько иначе складываются отношения между английским и французским словом. При переводе с английского на французский придется всякий раз избирать соответствующую форму для обозначения именно того конкретного объекта, который будет назван обобщающим английским словом. Слово détective во французском тексте возникнет в том случае, когда английский язык уточнит private detective, private eye.
Английский | Французский | Русский |
detective | inspecteur de police | — |
— | inspecteur | — |
— | policier en civil | — |
— | agent de sécurité | — |
— | enquêteur | детектив |
private detective | détective | — |
— | — | детектив (книга) |
Последняя строка в таблице межъязыковых преобразований интересна тем, что она демонстрирует сложный характер межъязыковой асимметрии в диалексемах.
В самом деле, наличие у русского слова детектив значения книги демонстрирует иной характер логической связи. Иначе говоря, английское и русское слова находятся между собой в отношении не только подчинения (по первому значению), но и вне-положенности (по второму значению). Сложность логических связей характеризует многие пары асимметричных диалексем.
Общая типология «ложных друзей переводчика» в сфере лексики может быть представлена следующим образом:
Реальные асимметричные диалексемы | Псевдоанало-гизмы | |||
Межъязыковые омонимы (внеположен-ность) | Частично асимметричные диалексемы | |||
Стилистические и исторические синонимы (равнообъем-ность) | Семантические синонимы, метафоры, метонимии (перекрещивание) | Гипонимы, гиперонимы (подчинение) | ||
Категория «ложных друзей переводчика» отражает довольно сложное и многогранное явление межъязыковой асимметрии. Даже наличие двуязычных словарей не всегда способно помочь переводчику избежать ложных шагов. Подобие формы и представление о том, что языковые универсалии возможны, создают особую психологическую обстановку, в которой переводчик может даже не заглядывать в словарь, чтобы убедиться в справедливости выбора эквивалента. Поэтому проблема «ложных друзей переводчика» и составляет неотъемлемую часть теории переводческой эквивалентности.
Итак, теория перевода направлена на то, чтобы помочь переводчику выбрать наиболее оптимальные решения в условиях воздействия на него множества факторов культурологического, лингвистического, социально-исторического, психологического планов. Как справедливо отмечал Ж. Мунен, правильно применяемые научные знания помогают переводчику больше, чем какой бы то ни было ремесленнический эмпиризм. Но не только научные знания лежат в основе переводческих решений. Деятельность переводчика, даже если он работает вне области литературно-художественного перевода, является творчествоми оказывается сродни искусству.
Глава 8
ПЕРЕВОДЧЕСКИЙ ЭКВИВАЛЕНТ
И ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ.
ПЕРЕВОД - ИСКУССТВО
Выявление сущностных сторон перевода как деятельности предполагает обращение прежде всего к двум его аспектам, а именно: а) перевод — это речевая деятельность и б) перевод — это искусство. Рассмотрев перевод как вид двуязычной речевой деятельности, попробуем взглянуть на то, что сближает его с искусством, что позволяет многим мастерам перевода заявлять: перевод — это искусство.
Искусство предстает как группа разновидностей человеческой деятельности,объединяемых в силу того, что они являются специфическими художественно-образными формами воспроизведения действительности. В более широком плане искусством называют любую деятельность, если она совершается умело, «искусно» в технологическом, а иногда и в эстетическом смысле.
Определение перевода как искусства вызывает новый вопрос: искусства в узком или в широком смысле? Можно, видимо, пойти по второму пути и рассматривать перевод в более широком
смысле, как умело совершаемую деятельность. Однако в этом случае мы вряд ли продвинемся в понимании сущности переводческой деятельности. Во-первых, искусство в этом значении не имеет сколько-нибудь отчетливо выраженных сущностных категорий, на которые можно опереться в определении перевода. Во-вторых, «умелая» и «искусная» — это суть категории субъективно-оценочные. Они не могут быть положены в основу определения понятия. В самом деле, один и тот же перевод может рассматриваться разными лицами как более или как менее искусный. Хорошо известно также, что представления об «искусности» перевода на протяжении многих столетий неоднократно менялись. Но при этом сущность переводческой деятельности оставалась неизменной.
Попробуем взглянуть на перевод как на искусство в узком смысле слова, т.е. как на деятельность, в основе которой лежит художественно-образная форма воспроизведения действительности.Первое, что сближает перевод с разными видами искусства, это именно его вторичный характер. Как и любой другой вид искусства, перевод воспроизводитдействительность, т.е. некую данность, существовавшую до начала этой деятельности. Иначе говоря, продукт переводческой деятельности, как и любого другого вида искусства, — это продукт индивидуального отражения некоего объекта действительности. В этом еще одно, и весьма существенное, отличие понятия перевода от понятия искусства в широком плане, так как в результате «искусной» деятельности могут создаваться первичные объекты, не являющиеся воспроизведением действительности.
Центральной категорией искусства в узком смысле слова является понятие художественного образа.На первый взгляд, именно эта категория и не позволяет рассматривать перевод как искусство, ведь говоря о переводе, мы имеем в виду не только художественный перевод, которому не чужды все категории литературного творчества, в том числе и категория художественного образа, но другие разновидности перевода, как тематические (научный, технический, общественно-политический и т.п.), так и формальные (например, разные формы устного перевода).
В философии понятие художественного образа определяется как всеобщая категорияхудожественного творчества, средство и форма освоения жизни искусством. Если она всеобщая, то должна распространяться и на переводческую деятельность, в противном случае перевод не может быть определен как искусство в узком смысле слова и выражение «перевод — искусство» окажется лишь пустой, лишенной содержания фразой, уводящей от истинной сущности рассматриваемого нами объекта.
В то же время категория художественного образа никогда не являлась категорией теории перевода. Если о художественном об-
разе и говорили, то исключительно тогда, когда речь шла о художественном переводе, и лишь по поводу того, насколько удалось переводчику сохранить систему художественных образов автора оригинала.
Поэтому правильнее было бы выделить центральную категорию перевода и посмотреть, насколько ее структура совпадает или не совпадает со структурой художественного образа. Совпадение, или во всяком случае близость, структур той и другой категории позволили бы нам считать переводческую деятельность одним из видов искусств.
Центральной категорией перевода как деятельности является, на мой взгляд, категория переводческого эквивалента.Действительно, какую бы проблему перевода мы ни взяли, в конечном итоге она сводится к категории переводческого эквивалента. Понятие образа в философии и искусстве предполагает прежде всего его вторичность. Образ — это отражение, будь то результат познавательной деятельности человека или обобщенное художественное представление действительности.Образ повторяет в той или иной форме то, что существует помимо него и исторически предшествует ему.
Переводческий эквивалент также является вторичным по отношению к тексту оригинала. По определению, эквивалентным является то, что равнозначно другому, полностью его заменяет. Заменять же можно только то, что существует помимо замешаю-щего объекта и исторически до него. Следовательно, и понятие образа, и понятие эквивалента соотносятся с вторичными объектами, замещающими некоторые первичные. Существенное отличие понятия «эквивалент» от понятия «образ» состоит в том, что эквивалент претендует на полную равнозначную замену первичного объекта, понятие же образа, напротив, всегда предполагает некоторую субъективность воспроизведения, поэтому не может претендовать на равнозначность по отношению к замещаемому объекту. Однако вся история перевода показывает, что в действительности переводческие эквиваленты никогда, точнее почти никогда, не бывают равнозначной заменой форм оригинала. Они субъективны в той же степени, что и образы в искусстве и в познавательной деятельности человека.
Рассмотрим структуру категории художественного образа как философского понятия и попытаемся определить, что в ней общего с категорией переводческого эквивалента.
Категория художественного образа включает в себя онтологический, семиотический, гносеологический и эстетический аспекты.
Онтологический аспектхудожественного образа состоит в том. что он представляет собой факт идеального бытия, облеченного
в вещественную основу, не совпадающую с вещественной основой воспроизводимого объекта реальной действительности. В самом деле, мрамор не есть живая плоть, а рассказ о событии не есть само событие. Онтологический аспект представляется нам чрезвычайно важным для понимания сущности перевода и переводческого эквивалента. Перевод, равно как живопись, музыка, литература, в известной степени также представляет собой идеальное бытие, облеченное в вещественную основу, не совпадающую с вещественной основой воспроизводимого объекта: переводческие эквиваленты вещественны, но они есть не что иное, как материальное обличив идеального бытия, каковым является психическая деятельность переводчика. Они также не совпадают по форме с воспроизводимыми объектами — знаками текста оригинала. Наиболее очевидными случаями несовпадения являются такие разновидности перевода, как устно-письменный или письменно-устный (например, субтитры кинофильмов или устный перевод «с листа»), когда оригинал, предстающий в качестве объекта воспроизведения, не совпадает по своей вещественной основе с воспроизведенным объектом, т.е. текстом перевода. Но даже если тексты оригинала и перевода и совпадают по форме, они остаются различными по своей вещественной основе. В основе различия — несовпадения графических или фонетических форм речевых произведений.
В онтологическом аспекте перевод не отличается от других видов искусства. Глядя на мраморную статую, нередко восклицают: «Как живая!»; глядя на пейзаж или на натюрморт — «Как настоящие.» Слушая музыку, слышат, как щебечут птицы или шелестят листья, как страдают или радуются люди. Читая книгу, думают: «Как в жизни\» Именно эти как и подчеркивают онтологическую сущность искусства как идеального бытия, облеченного в иную вещественную оболочку, нежели объекты реальной действительности. Но если мы вспомним историю перевода, то увидим, что на протяжении веков в качестве идеала перевода возникало требование: переводчик должен писать так, как написал бы автор, если бы творил на языке перевода. Не является ли это еще одним подтверждением близости перевода другим видам искусства в онтологическом аспекте?
В семиотическомаспекте художественный образ есть знак, т.е. средство смысловой коммуникации в рамках данной культуры. Близость перевода другим видам искусств в семиотическом аспекте очевидна. Если художественный образ является знаком, т.е. вещественным элементом, в котором зашифрована информация о каком-либо фрагменте действительности, то и избранный пере-
12~18593 353
водчиком эквивалент также является знаком, в котором зашифрована информация о том объекте действительности, каким является оригинал. Следует обратить внимание на одну из важнейших черт перевода, которая нередко упускается из вида и которая лежит в основе множества заблуждений как теоретического, так и практического плана: нередко полагают, что переводчик воссоздает реальность, описанную в оригинале. Но переводчик не воспроизводит вторично действительность, уже воспроизведенную однажды автором оригинала, он воспроизводит систему смыслов, заключенную в оригинале, средствами иной семиотической системы, точнее, если признать одной семиотической системой человеческий язык в целом в противопоставлении другим знаковым системам, средствами иного семиотического варианта для иной культуры, для адресата, владеющего иным культурным кодом.
В гносеологическом аспектехудожественный образ есть вымысел, т.е. категория, близкая той, что в теории познания называется допущением. Художественный образ является допущением, т.е. гипотезой, в силу своей идеальности и воображаемости. Таким же допущением, характеризующимся идеальностью и воображае-мостью, является и переводческий эквивалент. Действительно, эквивалентность переведенного текста является идеальной и воображаемой. Можно сравнить живописные полотна, написанные разными художниками с одной и той же точки (замечательные примеры для таких сравнений представляет экспозиция картин с морскими сюжетами в музее Орсе в Париже), и переводы одного произведения, выполненные разными мастерами. В сравнении переводов идеальность и воображаемость переводческих эквивалентов демонстрируется с не меньшей очевидностью, чем при сравнении картин, написанных разными художниками с одной точки. В самом деле, в основе переводческой деятельности лежит индивидуальное восприятие текста оригинала и его субъективная способность вообразить, выбрать то, что представляется ему эквивалентным. Полных однозначных соответствий в любой паре языков не так уж много, большинство же переводческих эквивалентов — не более чем допущение.
Считается, что художественный образ является допущением особого рода, внушаемым автором художественного произведения с максимальной убедительностью. Так же можно охарактеризовать и переводческий эквивалент. Переводчик всегда стремится убедить читателя в том, что выбранный им эквивалент и есть максимально точное отражение того, что содержится в тексте оригинала.
В собственно эстетическом аспектехудожественный образ «представляется организмом, в котором нет ничего случайного и механически служебного и который прекрасен благодаря совершенному единству и конечной осмысленности своих частей»1. Данное определение полностью соответствует нашим представлениям о переводческом эквиваленте. В самом деле, переводческий эквивалент не может быть ни случайным, ни механически служебным. В оппозиции случайного и служебного отражается суть переводческих дискуссий двух тысячелетий, а именно дискуссий о вольном и буквальном в переводе, т.е. о вольном выборе случайного эквивалента и механическом, служебном следовании букве оригинала. Стремление к совершенному единству и конечной осмысленности также обращает нас к извечным проблемам перевода, к поиску таких эквивалентов, которые при совершенстве и законченности языковой формы обладали бы всей полнотой смысла. Об этом писали древние мастера слова, в частности Цицерон исв. Иероним, этому были посвящены многие трактаты эпохи Возрождения (Л. Бруни, Э. Доле, Ж. Дю Белле и др), об этом продолжают писать многие переводчики нашего времени. Художественный образ объективенв качестве идеального предмета, субъективенв качестве допущения и коммуникативен (межсубъек-тен)в качестве знака. Переводческий эквивалент обладает теми же свойствами. Он вполне объективен как данность, существующая в переведенном тексте; он субъективен как выбор конкретной личности, переводчика; он коммуникативен как знак, позволяющий установить диалогическую связь с адресатом перевода.
Внутреннее строение художественного образа различно в разных видах искусств. Оно зависит от материала, пространственных, временных и других характеристик художественной деятельности. С известной степенью огрубления все структурные типы художественных образов могут быть сведены в две группы: те, что построены по принципу репрезентативного отбора, когда реконструкция объекта действительности предполагает воспроизведение одних его признаков и исключение других, и те, что построены по принципу ассоциативного сопряжения, когда сущность реконструируемого объекта передается в виде символа. Если попытаться перенести эту градацию на категорию переводческого эквивалента, то придется признать, что переводческий эквивалент удобно располагается в обеих группах. В самом деле, в большинстве случаев переводческий эквивалент выбирается по принципу репрезентативного отбора. Структура переводческого эквивалента, подобно структуре художественного образа, зависит от материала,
Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 761.
т.е. от вещественной основы его бытия. Естественно, что в переводе в качестве материала выступает язык перевода, или, как его принято называть в теоретических трудах по переводу, переводящий язык. Но структура каждого естественного языка такова, что она никогда не может полностью покрывать собой структуру другого естественного языка. Асимметрия выразительных способностей (семантических, формальных, функциональных, стилистических и др.) языка перевода как вещественной основы перевода и языка оригинала как вещественной основы воспроизводимого объекта действительности в любой паре языков столь значительна, что переводческий эквивалент неизбежно выбирается по принципу репрезентативного отбора. Он способен отражать лишь некоторые из признаков первичного объекта. Отражением репрезентативного отбора эквивалентов может служить так называемая семантическая модель перевода. Иногда переводческий эквивалент имеет иную структуру, так как строится по принципу ассоциативного сопряжения. В этом случае у избранного эквивалента нет никаких видимых соответствий с воспроизводимым объектом действительности, но он способен вызвать у адресата те же эмоции, ту же реакцию, что и сам воспроизводимый объект. Эквиваленты такого типа нашли свое достаточно полное представление и теоретическое обоснование главным образом в модели динамической эквивалентности перевода.
Мы попытались установить связь между основными категориями искусства, с одной стороны, и перевода — с другой, а именно между категорией художественного образа и категорией переводческого эквивалента. Структура этих категорий в самых различных аспектах весьма близка. Это позволяет предположить, что переводческая деятельность не так уж далека от искусства.
Но к какому виду искусства ближе перевод? B.C. Виноградов, определяя сущность перевода как деятельности и его подобие искусству, отмечает: «Нужно согласиться с мыслью, что перевод — это особый, своеобразный и самостоятельный вид словесного искусства.Это искусство "вторичное", искусство "перевыражения"оригинала в материале другого языка. Переводческое искусство, на первый взгляд, похоже на исполнительское искусство музыканта, актера, чтеца тем, что оно репродуцирует существующее художественное произведение, а не создает нечто абсолютно оригинальное, тем, что творческая свобода переводчика ограничена подлинником. Но сходство на этом и кончается. В остальном перевод резко отличается от любого вида исполнительского искусства и составляет особую разновидность художественно-творческой
деятельности, своеобразную форму "вторичного" художественного творчества»1.
Перевод действительно является искусством перевыражения, но он не «вторичное искусство». Переводчик не репродуцирует подобно копиисту уже существующее речевое произведение. Он действительно ограничен в известной степени рамками оригинального речевого произведения. Но искусство его не в том, чтобы повторить нечто уже созданное. Его искусство в том, чтобы создать новое произведение в иной семиотической системе, для иной культурной среды, иногда и для иной эпохи. Перевод речевого произведения с одного языка на другой — это такой же творческий процесс, как постановка кинофильмов и спектаклей, создание опер и балетов по литературным произведениям, живопись на библейские и другие литературные сюжеты и многие другие виды межсемиотического перевода.
Являясь творческой деятельностью, сближающей его с искусством, перевод тем не менее всецело опирается на научные знания, на теорию, которая изучает закономерности переводческих решений и пытается отделить возможное от невозможного, верное от ошибочного. Ж. Мунен сравнивал перевод с медициной. Подобно медицине перевод, конечно же, является искусством, но искусством, основанным на науке.
' Виноградов B.C. Лексические вопросы перевода художественной прозы М., 1978. С. 8.
♦ Часть III ♦
МЕТОДОЛОГИЯ ПЕРЕВОДА
Глава 1
ТЕОРИЯ МЕЖЪЯЗЫКОВЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ