Глава 20. «воскресенье со мной»

Шелленберга Штирлиц нашел на телевидении. Вальтер был в туалете, когда туда спокойно вошел Максим Максимович. «Неужели опять будут бить?» — спросил сам у себя бывший шеф ШиРа.

Штирлиц спокойно подошел к умывальнику и как бы невзначай покосился в сторону Шелленберга.

— По-большому? — вежливо поинтересовался Отто.

Вальтер кивнул и отчаянно застучал зубами.

— Говорят, что тебя по телевидению показывали? Это хорошо. Сегодня я тоже выступаю. А вот тебе сейчас вмажу!

Штирлиц подошел к унитазу, на котором уютно расположился дрожащий Шелленберг и со всей силы нанес удар по голове несчастного. Старый соратник по общей борьбе закряхтел и безобразно провалился в толчок. Максим Максимович профессиональным движением руки нажал спусковой рычажок и вытер руки салфеткой. Послышался грохот, вода в бачке противно заурчала.

— Подмойся, друг! — сказал генерал Исаев, выходя из уборной. — Впредь, не будешь прикрываться моим именем.

— Господа! Приветствую вас на четвертом канале «Останкино»!..

— Простите, голубчик, «господа» это — вы. Я — товарищ, — поправил Владимир Ильич.

— Хорошо, хорошо! — небрежно сказал Дибров. — Уважаемые телезрители, мы благодарим вас, что вы остаетесь с нами! И вы не пожалеете об этом. Сегодня у нас в студии — сенсация века! — смотря в объектив телекамеры, торжественным голосом вещал Дима. — Я бы даже сказал: суперсенсация! К нам любезно согласился придти не кто-нибудь там… а штандартенфюрер CC фон Штирлиц. Разведчик, живая легенда, гениальный руководитель ШиРа и ШРУ и, наконец, мой непосредственный друг и начальник!

— Простите, ведь это же я — сенсация! — возмутился Ленин.

— Да помолчите же вы, Владимир Ильич. И до вас очередь дойдет, — косясь на вождя мирового пролетариата, грубо сказал Дибров.

Штирлиц взял чашку с кофе и закурил «Беломор». Стараясь показаться скромным, он мягко улыбнулся и отпил небольшой глоток.

— Уважаемые телезрители, — просто сказал он. — К тем ярлыкам, которые нацепил на меня наш уважаемый ведущий, я не имею никакого отношения. Я — простой человек…

— Максим Максимович недавно вернулся из космоса, где воевал с татуин…

— Я прошу вас не перебивать. Вы что? Ополоумели? — сухо произнес Штирлиц. — Вы еще скажете свое… Прежде всего, я хотел бы обратиться к нашим избирателям. — Генерал Исаев сделал невинное лицо и затушил папиросу. — Господа и товарищи! Голосуйте за мой блок! И покупайте только акции ШРУ! Помните, что только с помощью ШиРа Россия выиграет эту священную войну. Сегодня мы говорим: Кто не с нами, тот — против нас! А кто с нами, тот — за нас!

— Но когда же я, голубчик? — удивленно спросил Ленин.

— Ваше время истекло, то есть, я хотел сказать прошло. Так что сиди, лысый, и не рыпайся! — недовольно буркнул разведчик, даже не посмотрев в сторону вождя. — Наша программа проста: Тушенки побольше! Болтовни поменьше! Голосуйте за ШиР! Все в ШиР! Покупайте акции ШРУ!

— Я сейчас пущу бегущую строку… Господа, вы знаете наш телефон, — улыбаясь, сказал Дима, обращаясь к телезрителям. — Максим Максимович постарается ответить на все интересующие вас вопросы.

В это время картинка сменилась и под классическую музыку на экране возникла голая женщина с выпирающими грудями. Через каждые три секунды рекламного времени она говорила с ударением в словах: «Зачем нам женщинам купальники? Пользуйтесь дневным кремом «Анкл-Бэнс»! Ведь он — продукция компании «Проктер энд Гамбл»!

— Вот такая реклама! — противно поморщился журналист Дибров. — Аллеу?.. Слушаем вас! Да… Четвертый канал… Здравствуйте!

— Телезрительница Сидоренко из деревни Замухлюевка.

— Приветствуем вас! — играя глазками, воскликнул Дима.

— У меня вопрос к товарищу Штирлицу.

Максим Максимович кивнул головой.

— Скажите, — продолжала телезрительница противным голосом, — а как вы относитесь к Юлиану Семенову? Это первый вопрос. А вот второй вопрос, тоже к товарищу Тих… Штирлицу. Простите, вы читали «Операцию «Шнапс»?

Штирлиц наморщил лоб и закурил.

— Кто такой Семенов, черт вас возьми? И что это за «Операция «Шнапс», мать вашу! — громко сказал разведчик. Если вы имеете ввиду эти дурацкие книги, то я со всей ответственностью хочу заявить, что никогда их не читал и читать эту гадость не буду. Я вам не литературный герой! Я — живой человек! Все в ШиР! Кто не с нами, тот — против нас!

Дима нажал кнопку на телефонном пульте и в студии раздался зловещий треск господина Кулебякина, сквозь который послышался тоненький голос:

— Товарищ Тихонов…

— Я не Тихонов, мать вашу! Я — штан-дар-тен-фю-рер CC фон Штир-лиц! — по слогам произнес легендарный шпион. — Они что, все с ума посходили? — Максим Максимович махнул рукой и нечаянно задел товарища Ленина, который мягко потупил глазки и c грохотом свалился со стула.

— Я хотел сказать: товарищ Штирлиц… — продолжал телезритель.

— Это уже ближе к телу, как говорил Мопассан! — пошутил генерал Исаев.

— Господин Штирлиц! Вот вы говорите, что мы выиграем войну, развязанную вашим блоком, только с помощью этого же блока. Так?

— Так… — спокойно ответил Штирлиц.

— Почему?

— Коммуняка что ли? — вступая в разговор, спросил Дима.

Голос хрюкнул, раздались короткие гудки.

— Далеко не уйдешь! Мы тебя из-под земли, сука, достанем! — пообещал штандартенфюрер. А вы тоже хороши! — похвалил он Диброва поддельным голосом. — Коммуняк — в эфир! Ненавижу!

— Да, господа, позвольте представить вам живого Ленина!

Владимир Ильич поперхнулся и показал телезрителям свои желтые и некрасивые зубы.

— Нет, господа, — продолжал Дима, — Это не какой-нибудь там псих из «пятнадцатой». Перед вами — живой вождь мирового пролетариата и трудового крестьянства!.. Владимир Ильич, будьте так любезны… Вот это, господа, так называемый транслятор, c помощью которого товарищ Ленин прибыл к нам из Горок 1924 года.

— Все в ШиР! — вдруг перебил его Штирлиц. — Война до победного конца! На хер вам, господа, этот лысый вождь? Я — вождь!

— Нет, позвольте, Максим Максимович, что значит «на хер»? В конце-то концов, имею я право сказать рабочему классу несколько слов о…

Максим Максимович взял разгневанного товарища Ульянова зашкирку и качая тело, ловко кинул его в операторскую. Изображение погасло. Через минуту телезрители услышали голос Диброва:

— Господа! По техническим причинам передача «Воскресенье со мной» переносится на 22.00. Примите, господа, наши извинения…

ГЛАВА 21. РЕШАЮЩЕЕ СРАЖЕНИЕ

А на Аляске шли ожесточенные бои. Русские отчаянно наступали. Американцы с ужасом падали на снег, изрыгая пену и кровь. Российскими войсками командовал генерал Каталкин, американскими — попавший в немилость «железного» Билла, генерал Джекобс. Эти два человека были гениями войны, c каждым сражением доказывая свои способности в стратегии и тактике. Война для них была, скорее, работой, чем стихийным или каким-либо еще бедствием.

Решающее сражение, по соглашению главнокомандующих, было назначено на 23 февраля 1994 года.

В то утро генерал Каталкин стоял на плацу перед строем солдат и, глубоко вдыхая морозный воздух Аляски, громовым голосом кричал:

— Солдаты! Родина ждет от вас мужества и стойкости! Только победа! Сегодя вы, сыны России, будете сражаться во имя будущего нашей Родины! Так не посрамим же ее честь. Слава русскому воину — воину освободителю!

— Ура-а-а! — послышалось со всех сторон.

— Ура-а-а! — отчаянно орал генерал. — Слава нам! Слава! Вперед! Сокрушим янков!

Раздался мощный залп, возвещающий о начале боя. Первыми двигались «молодцы» из подмосковного города Балашиха, за ними женский «подрывной» батальон. Танковая дивизия генерала Крышечникова наступала с левого фланга. C правого — галопом мчалась кавалерия подполковника Хромова. Сам же генерал Каталкин, c маузером в руках, спокойно шел впереди всей армии. Духовой оркестр, стоящий на снежном пике «Возмездия», зловеще играл пятую симфонию Бетховена.

— Ура-а-а! — орали солдаты.

Не ожидая такого натиска, янки драпали как зайцы на подмосковной охоте товарища Брежнева.

Господин Джекобс в тот же день связался с президентом по рации.

— Господин президент, — нервно говорил он, — мои парни полностью смяты. Бетховен их окончательно доконал. Я ухожу. Нет больше сил… Но моя честь уйдет вместе со мной. — Генерал достал свой именной револьвер, выпил немного виски и, приставив к виску холодный металл, нажал на спуск. Последовала осечка. Генерал повторил. Результат тот же.

— А-а, янки! — воскликнул Каталкин, вбегая в блиндаж. — Стреляться? Не позволю!

Револьвер выпал и господин Джекобс упал без сознания.

— Солдаты, — ухмыляясь, подозвал Каталкин, — хотите посмотреть на человека без чести? Вот он… Вот он, этот янки! Даже застрелиться по-человечески не смог…

ГЛАВА 22. ЗА ДЕНЬ ДО…

— Пора бы уже сдаваться, Егор Тимурович…

— Подождем еще немного. Все идет нормально.

— Вчера пришла телеграмма из ООН. Выражают протест. — глухо произнес Ельцин, косясь на недочитанную книгу.

— Подождем, — спокойно заверил Гайдар. — Каталкин уже на границе с Канадой.

— Ого! Куда залетел! — воскликнул президент. — А что народ?

— Чей? — c интересом спросил премьер.

— Ну как чей? Наш!

— Народу все до лампочки! Все голосуют за ШиР!

— Да?

— Ладно, завтра отступаем. Пусть гонят нас до Москвы.

Без стука вошел Руслан. Егор Тимурович отвернулся и медленно покачал головой.

— Борис Николаевич, на проводе господин Клинтон, — мягко сказал бывший спикер Верховного Совета России. — Он возмущен до крайности.

— Меня нет дома, я на даче, — спокойно бросил президент.

— Он звонил на дачу.

— Там нет телефона, — мягко вставил Гайдар, выпихивая Хасбулатова. — Черти что! Без стука входят!.. Ну да ладно… Завтра, Борь, все решится окончательно. Со своей стороны могу пообещать, что воодушевленные легкой победой, янки попрут через всю Сибирь!

Борис Николаевич страстно потер руки. Гайдар неохотно достал из книжного шкафа томик «Тимура».

А за окном перестал играть оркестр Ростроповича, «Сникерс» и «Марс» продавали уже по «бешеным» ценам. Куранты зловеще молчали.

…Стефани нещадно расстреливала крокодилов. Мария плавала в кровавой воде и c отчаяньем требовала милосердия. Неукротимая садистка медленно открывала дополнительную заслонку, за которой радостно плескались кровожадные касатки.

ГЛАВА 23. ОПЛЕУХА

— Максим Максимович, а помните, как мы с вами пили воронежскую самогоночку? — мягко спросил Владимир Ильич картавым голосом.

— Помню, — нехотя буркнул Штирлиц.

— А помните, как мы делали революцию?

— Помню, помню.

— А помните?..

— Да пошел ты, придурок лысый, c мировым именем! — грозно воскликнул Максим Максимович, доставая кастет.

— А вот этого не надо! Кастетов я, видите ли, c детства не люблю. Понял, товарищ штандартенфюрер, понял! Я, батенька, очень понятливый!

— Дим, почему с нами вечно этот лысый? — неподдельно поинтересовался Штирлиц у журналиста Диброва, стучащего на пишущей машинке.

В мавзолее была удивительная тишина. Даже Шелленберг, от шума которого всегда был бардак, мирно храпел на бывшем ложе вождя.

— Макс, не кричи пожалуйста, люди спят! — прошептал Дима, косясь на бывшего шефа ШиРа. — Звонил Гайдар. Просил Ленина держать на привязи. Сам не знаю зачем.

— А-а! Ну тогда пусть живет! — понимающе кивнул Штирлиц и неохотно спрятал свой кастет; кастетов он не любил доставать просто так. Подойдя к Шелленбергу, он бережно накрыл его пластиковой крышкой. Вальтер что-то прошептал и покорно положил руки на живот. «Вот еще один вождь в саркофаге!» — подумал разведчик и тщательно привинтил крышку к основанию.

— Если я никому, товарищи, не нужен, то положите меня на место! Все равно настоящего тела там нет! Вот так! — неожиданно сказал Ленин тонко-картавым голосом.

— Я же попросил не орать! — грубо сказал Дибров. — Владимир Ильич, не беспокойтесь, вы еще понадобитесь России!

— В войне я участвовать не буду, — резко отрезал вождь и обидчиво отвернулся.

— А тебя, ханырик, никто и спрашивать не будет! — Штирлиц как бы случайно врезал по уху господина Ульянова и мерным шагом вышел из офиса ШиРа. Вождь скорчился от боли и протяжно завыл. Дибров, подбежав к нему, сказал просто:

— Не то время щаз, товарищ Ульянов, можно ведь не только по уху, но и, извините, по харе схлопотать! Это же вам не институт благородных девиц, из которого вы командовали революцией. Это — Шир! А в ШиРе, кто не с нами, тот — против нас! Учуял, друг?

«Если бы я мог вернуться назад, — печально подумал Ленин, — то незамедлительно бы повесил товарища Бонч-Бруевича! Сволочь…»

ГЛАВА 24. ПРИКАЗАНО ИДТИ ВПЕРЕД!

«Железный» Билл пыхтел и отчаянно матерился. Господин Марк Иргенштейн — министр обороны, стоял рядом и чувствовал как у него бессовестно вянут уши.

— Я забросил физкультуру. Перестал читать газеты. Не хожу играть в хоккей. Кофе утренний не пью! И, вообще, весь на нервах! А вы? Вы, что делаете?

— Работаю, господин президент! — робко ответил Марк.

— Нет, вы не работаете, — не согласился с ним Клинтон, — а знаете почему?

— Почему? — c особенной страстью поинтересовался министр.

— Потому что вы — свинья! — не задумываясь ответил «железный» Билл.

Иргенштейн покраснел; уши и без того розовые последовали за ним.

Через минуту вошел сияющий от радости помощник президента.

— Господин президент! — громогласно воскликнул он. — Русские отступают! Наши войска…

— А что Джекобс?.. — потупившись спросил Билл.

— Он в плену у русских.

— Так ему и надо! Свинье — свинячья жизнь. Хотя русские это — первые из свиней!.. Так что вы говорите? Мы наступаем?

— Да, господин президент!

Марк подошел к сияющему парню и буквально выхватил у него листок бумаги с последними новостями с линии фронта.

— Ладно, парень, можешь идти, — ткнув пальцем, сказал министр. — И правда, хорошие новости! Аляска — снова наша! Заместитель генерала Джекобса ждет приказа о переходе границы русских.

— Ждет? — яростно воскликнул «железный» Билл стальным голосом. — Да они, что там у вас, совершенно освинели? Немедленно в бой! Победу будем праздновать в Москве. Я им устрою свинячью жизнь. Они у меня все еще заговорят по-английски. Pigs!

— Что вы заладили: свинья, да свинья! Как будто других слов нет! — уходя из кабинета обиделся розовый Марк.

— Потому что вы — главная свинота! — снимая тапок и кидая его вслед уходящему господину Иргенштейну прокричал Билл. — Вы все свиньи!.. Магда!.. Магда… Принеси чего-нибудь выпить! Не работа, а каторга!

А за окном толпились возмущенные американцы. В правительственном парке возле фонтана стоял двухметровый оратор, трезвонивший грозную речь против русских поработителей.

ГЛАВА 25. ЧИТАТЕЛИ

— Все читаете, Борис Николаевич?

— Читаю, Егор Тимурович!

ГЛАВА 26. ПИСАТЕЛИ

— Все пишите, Павел Николаевич?

— Пишу, Нестор Онуфриевич!

ГЛАВА 27. СТРЕЛОЧНИКИ

Случилось так, что когда читатели и писатели отмечали встречу в «Доме журналиста», что на Суворовском бульваре в Москве и пили шампанское, закусывая его «подарочным» тортом, в Кремле шло важное совещание.

— Господа! — сказал Ельцин. — Парламент выставил правительству ультиматум: Или война до победного конца, или президент в отставку, или одно из трех!.. Кто возьмет на себя ответственность и примет решение?.. Вот я смотрю, что господин Шахрай хочет взять слово…

— Я? — удивился Шахрай.

— Вы, вы. Встаньте, пожалуйста.

— Господа! — начал Шахрай. — Наш блок в Федеральном собрании имеет ничтожно малое количество голосов. ШиР — вот организация, которая должна ответить за развязанную войну и пропаганду насилия.

— Что? — воскликнул лидер ШиРа.

— Я прошу, Максим Максимович, не перебивать, — продолжал выступающий, — вы, в конце концов, не у себя в мавзолее. И непосредственную вину я бы возложил на господина Исаева — лидера этого блока с непонятной программой!

— А что скажет Егор Тимурович? — равнодушно сказал президент, как будто уже знал, о чем будет говорить премьер.

— В чем-то Шахрай прав. А в чем-то нет. Почему? Я отвечу! — Гайдар заговорил медленно, просто и хорошо. — Это прекрасно, что господин Шахрай ищет виновных. Можно было бы добавить, как я думаю, к их числу и господина Ульянова-Ленина, появившегося совсем недавно в столице. Но все это мелочь, господа. В стране чрезвычайное положение. Что делать правительству? Сражаться армией, которая уже давно не способна воевать? Или же капитулировать перед янки, но спасти Россию?

— Господин Шапошников, — сказал Борис Николаевич, обернувшись к министру обороны.

— Как это не было бы трудно мне сказать, — глухо произнес маршал, — но премьер, господа, прав. Армия устала. Продолжать войну, значит послать на смерть миллионы солдатских жизней! Родина нам этого никогда не простит!

— Господин Штирлиц.

— Господа! — мощным голосом сказал генерал Исаев. — Только победа! И победа до полного конца! Иных мнений быть не может. Не способна армия? Собрать добровольцев или студентов! Народ против войны? Не надо его спрашивать! Господа, только победа! Все в Шир!

— Ну я думаю, господа, что товарища Ленина мы слушать не будем! — мягко крякнул Борис Николаевич. — Всем известно, что нам может сообщить новоявленный вождь… Поэтому предлагаю… — Борис Николаевич покосился на Гайдара и нервно застучал по столу. — Поэтому предлагаю возложить ответственность за развязанную войну на террористический блок «ШиР» во главе с подполковником Тихоновым. А также на вождя мирового пролетариата господина Ульянова-Ленина. — Вождь, сидящий на низенькой кухонной табуретке в конце президентского стола заерзал и суетливо заморгал глазками. Штирлиц был спокоен как танк. — Это первое. Второе. Сдаться на милость врагу, но спасти Россию. Тем более, как мне здесь правильно подсказывают, враг уже в Курске.

Несколько офицеров из генерального штаба застрелились на месте. На них никто, кроме товарища Ленина, не обратил внимания.

— Господа, это еще не все! Прошу тишины! — спокойно сказал президент, громко стукнув по столу. — Предлагаю, кроме этого, отправить так называемого вождя мирового пролетариата в пятнадцатую психиатрическую лечебницу города Москвы, дабы не смущал этот проказник народ российский!

— Правительство полностью поддерживает президента! — кротко сказал премьер и небрежно посмотрел на товарища Ленина.

Касатки сожрали несчастную Марию. Коварная Стефани, подпрыгнув от радости, поскользнулась и упала в бассейн. Ее вскоре настигло справедливая возмездие.

ГЛАВА 28. ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ

А господин Рязанов уже снимал свой фильм на новой киностудии «Мосфильм энд Голивуд ЛТД». На роль Штирлица был приглашен король российской комедии Игорь Угольников. Президента играл губернатор пятьдесят первого штата США Борис Николаевич Ельцин. К маю 1994 года фильм был снят. В считанные дни он стал мировым бестселлером, а в конце года режиссеру вручили «Оскар». Эльдар Александрович был очень доволен и отдыхал на Багамах…

ЭПИЛОГ

За окном палило солнце и слушали американский гимн.

Губернатор штата Россия отошел от окна и взглянул на Егора Тимуровича, из последних сил дочитывающего «Тимура».

— Ну вот, господин вице-губернатор, теперь мы американцы! — без особой грусти сказал Борис Николаевич и c размаху плюхнулся в кресло.

Гайдар невольно отвел взгляд и щурясь от яркого света, сказал просто:

— А помните, как мы с вами, Борис Николаевич, в девяносто четвертом головы ломали: как это нам обустроить Россию! А сейчас! Нет вы только взгляните! Люди довольны всем! Зарплата в баксах! У каждого автомобиль! Чего еще надо России? Могу вам, господин губернатор, c уверенностью сказать, что теперича мы уж точно в историю попадем!

— Так, — спокойно произнес губернатор.

— Теперь и парадом можно покомандовать!

— Парадом?

— Именно. В честь воссоединения России и Америки.

— Хм… А вот чем занимается сейчас господин Штирлиц? — неожиданно для себя спросил Борис Николаевич.

— Думаю, что в ближайшее время он в новых заданиях нуждаться не будет, — ответил Гайдар как всегда просто и хорошо. — Разве что в будущем. Но будущее России — далеко и не доступно нашему восприятию.

А за окном палило солнце и слушали американский гимн.