Глава 9. штирлиц и президент
Штирлиц мерным шагом шел по столице Соединенных Штатов Америки. Ничто не могло смутить советского разведчика. И даже форма полкового комиссара, надетая специально к празднику Советской Армии и Военно-морского Флота, нисколько не стесняла его — Максим Максимович Исаев был очень горд, идя по чуждым улицам империалистического города, тем, что жители Вашингтона смотрели на него, как на идиота.
Пройдя центральную улицу, Штирлиц вышел к Белому дому. Здесь он немного постоял, выкурил бразильскую сигару, затянул потуже ремень и маршем, c песней, направился к оплоту империализма:
Мы красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ
О том, как в ночи ясные,
О том, как в дни ненастные…
Дуайт Эйзенхауэр, пьющий в это время утренний кофе, услышал песню и, высунувшись в форточку, c пятого этажа начал подпевать:
…Вэдии Бюдьенный нас смэлэе в бой
Пуст гром грэмитт, пускай поджар крюгомм
Ми беззавэтние герои всэ…
Штирлиц тепло, по-товарищески помахал ему ручкой.
— Hello! — поприветствовал президент США.
— Good morning! — ответил на приветствие Штирлиц.
— How are you?
— Very well! Do you speak Russian?
— Yes. And are you?
— И я тоже!
— Вы очень похожи на советского разведчика, штандартенфюрера CC фон Штирлица. Это вы?
— Нет, это не я. Я — полковник Исаев. Вы меня с кем-то перепутали.
— Говорите громче, ничего не слышно, — заорал президент, когда мимо Белого дома проезжал советский танк.
— Что?!
— Говорите громче!
— У вас тут наши танки ходят! — порадовался Штирлиц за свою Родину.
— Это подарок из Москвы.
— Говорите громче!
— Что?
— Говорите громче! — надрывал глотку Максим Максимович.
— Вы ко мне?
— К вам.
— По какому вопросу?
— Говорите громче!
— Что?!
— Говорите громче, ничего не слышно!
— Я тоже ничего не слышу! — орал президент, стараясь заглушить своим голосом ревущий танк, который остановился как раз под окнами Белого дома. Молодые американские танкисты высунулись посмотреть на своего президента и на придурка, так спокойно называющего себя «полковник Исаев».
Максим Максимович, решив, что в таких условиях вести переговоры с главой правительства США невозможно, вытащил из правого кармана галифе разрывную гранату, выдернул кольцо и c криком «Ура», бросил в танк.
Танкисты, как зайцы, разбежались врассыпную, а на месте, где раньше стоял танк, образовалась глубокая воронка.
— Отличные у вас гранаты, — угрюмо сказал президент и прикусил себе язык.
— Не жалуемся, — радостно сказал Штирлиц, вытирая сажу со лба.
— Так вы ко мне?
— К вам.
— По какому вопросу?
— Послушайте, господин президент, я в разведке не первый год, и не привык разговаривать с лицами вашего ранга, черт подери, стоя, как идиот, внизу, под окнами!
— Что вы предлагаете?
— Может, я поднимусь к вам, наверх?
— Извините, что сразу не пригласил, — сказал Дуайт Эйзенхауэр и закрыл форточку.
Штирлиц поднялся наверх и вошел в хорошо убранный и элегантно обставленный кабинет. Возле камина, на кресле, сидел немолодой человек, лет семидесяти, c очень яркими чертами лица и симпатичными ушами.
«Президент», — догадался Штирлиц.
«Штирлиц», — понял президент.
Два великих человека понимали друг друга без слов. Штирлиц сделал милую гримасу, пытаясь поприветствовать главу Белого дома, а Эйзенхауэр, в благодарность за это, очень мило пошевелил ушами.
«Хитрец», — подумал Эйзенхауэр.
«Хитрюга», — подумал Штирлиц.
Штирлиц подошел к камину, погрел руки и взглянул в честные глаза президента США. Президент ответил тем же. Так они и молчали в течение часа, до тех пор, пока тишину не нарушил черный-черный негр в белых-белых перчатках.
«Лакей», — сообразил Штирлиц.
«Штирлиц», — недвусмысленно подумал лакей.
«Откуда он меня может знать?» — подумал Штирлиц.
«От верблюда!» — подумал лакей и загадочно улыбнулся, показав Штирлицу свои великолепные белые зубы. Затем он тихим шагом подошел к президенту и что-то шепнул ему на ухо. Эйзенхауэр легким движением руки дал ему понять, что он может быть свободен и, обращаясь к Штирлицу, сказал:
— Мне только что сообщили, что пятнадцатого сентября к нам прибудет глава вашего правительства. Вы, наверное, по этому поводу пришли ко мне?
— Как вам сказать?
— Послушайте, Максим Максимович, я в прошлом военный, вы — тоже человек не глупый и хорошо одеваетесь, зачем нам хитрить?
— Я просто хотел сказать…
— Вот этого не надо.
— Ну, тогда…
— А зачем?
— Чтобы не осложнять…
— Об этом вы можете не беспокоиться, — сказал президент и закурил «Беломорканал», протягивая пачку Штирлицу; Штирлиц взял измятую папиросу и тоже закурил, c удовольствием вдыхая аромат близкого его сердцу табака.
— Но тогда мы во всем обвиним вас, — сказал Штирлиц и, прямо в лицо президенту, выпустил дым.
— Нас? — покашливая, спросил президент.
— А кого же еще?
— Вы хотите сказать, что Хрущев будет стучать своим ботинком по трибуне ООН и плеваться в зал, а мы в этом будем виноваты?!
— C чего вы взяли, что он будет стучать? — недоумевая, спросил Штирлиц.
— А что же по-вашему он будет там делать? — высморкавшись, сказал Эйзенхауэр.
Штирлиц пренебрежительно посмотрел на него, тоже высморкался и ответил:
— Никита Сергеевич, расстрендить Кузькину мать, будет произносить речь за мир и процветание во всем мире!
— Какую мать?
— Кузькину мать!
— Вы что, надо мной издеваетесь?! — возмутился Эйзенхауэр.
— Простите, я не хотел вас обидеть, — потупив глазки, сказал Штирлиц. — Это русский сленг и любимое выражение Никиты Сергеевича.
— А-а-а! — протянул президент.
Прошел еще один час. Тот же лакей принес кофе. Штирлиц отпил глоток и его чуть не вырвало.
— Что это за гадостью вас поят?! — возмутился он.
— Это же кофе, — извиняясь, сказал лакей.
— Меня таким суррогатом даже в нацистских застенках не поили! — закричал возмущенный Максим Максимович и выплеснул на несчастного негра всю чашку. Тот что-то пробормотал на уругвайском языке с легким перуанским акцентом и, еще раз извиняясь, вышел.
Эйзенхауэр тоже извинился перед Штирлицем. Штирлиц простил ему и не стал доставать свой любимый кастет.
«Классно было бы, если бы я врезал ему!» — подумал полковник Исаев.
«Руки не доросли!» — подумал президент США, а вслух сказал: — Максим Максимович, мы с вами умные люди и зачем осложнять отношения из-за какой-то чашки кофе?
— Хорошо. Ну, допустим, вы все уже знаете. Допустим, вы даже знаете то, о чем я даже не догадываюсь. Допустим, Хрущев будет себя вести безобразно в зале ООН. Я здесь не за этим. — И Штирлиц протянул президенту шифровку с заданием Центра.
Эйзенхауэр внимательно прочитал уже знакомый ему текст и, усмехнувшись, сказал:
— Вы хотите найти Бормана?
— Вы умный человек. Мы прекрасно понимаем друг друга. Вы знаете, где он?
— Знаю, — сказал Дуайт, шевеля ушами.
Штирлиц понял его и, вытащив из левого кармана галифе вторую разрывную гранату, протянул ее президенту.
— Годится! — сказал президент, пряча гранату в бронированный сейф. — Борман находится в вашем ведомстве, в параллельной камере с Гитлером.
— Благодарю вас, — сказал Штирлиц и, чеканя шаг, вышел из кабинета.
Придя в свой номер, Штирлиц передал Родине следующее послание:
«Юстас — Алексу.
По моим сведениям Борман находится в Бутырской тюрьме. Прошу провести с ним оперативную работу и выяснить, связан ли он с американской разведкой.
В случае отрицательного результата, прошу выслать того же Бормана ко мне.
Извиняюсь за те оскорбления, которые я нанес Первому. Это была роковая ошибка. Впредь, такое не повторится. Даю слово.
Юстас».