Глава 11. оскорбленный разведчик

Когда Мюллер сверял отпечатки пальцев на стакане, оставленном Штирлицем после попойки в кабачке «Три поросенка» с отпечатками на русской рации, недавно найденной на помойке возле здания Рейхстага, его поразило их сходство. «Вот тебе, и друг детства!» — подумал Мюллер и вызвал своего адъютанта.

— Немедленно роту солдат на квартиру Штирлица! — нервно проговорил Мюллер.

— Простите, я не ослышался? На квартиру штандартенфюрера Исае… то есть Штирлица?

— Да, да, осел! Прочисти уши! Немедленно его арестовать!

— Слушаюсь, группенфюрер!

Мюллер потирал руки. «Ну вот, теперь он никуда не уйдет!» — радостно подумал он.

А Штирлиц в это время вместе с Борманом ехал в «Три поросенка». Друзья решили пропустить по стаканчику шнапса и отметить заключенную сделку: Штирлиц передавал Борману Анхен, а Борман в свою очередь — карту с указанием мест дислокации цистерн со шнапсом и армянским коньяком на границе Германии со Швейцарией.

Подъехав к кабачку, друзья увидели Анхен, стоявшую у входа и, видимо, давно ожидавшую их. Радости Бормана не было предела:

— Анхен, как я долго ждал вас! — вскричал рейхсляйтер, прижимая к себе русскую разведчицу.

Штирлиц видел это. Ревность взяла верх над Штирлицем и он прошипел:

— Партайгеноссе, будьте добры, документики!

— Они в машине, в бардачке, — прогнусавил Борман и пригласил Анхен в кабачок.

Штирлиц вытащил документы, на всякий случай, их перефотографировал, завел авто, и вскоре подъехал к одному из городских телефонных автоматов. Новое послание Центру на этот раз было сформулировано в форме отчета:

«Юстас — Алексу.

Ваше задание выполнено.

Операция «Шнапс» провалена. Виновные наказаны (Была проведена пытка носками, и не только…)

Документы, взятые в сейфе Гитлера, возвращены.

Отправляю вам карту дислокации спиртных напитков на территориях вражеских государств.

Жду вашего нового задания.

Юстас».

Ответ, как ни странно, пришел быстро:

«Алекс — Юстасу

Юстас, вы — осел. Какого черта, вы занимаетесь розыском дурацких карт, годных лишь сами знаете для чего…

За выполненное задание награждаем вас почетной грамотой.

Поручаем вам новое задание. Используйте свое влияние на фюрера для достижения следующих целей:

1. Выяснить, куда собирается эвакуироваться верхушка Третьего Рейха в случае разгрома Берлина.

2. Выяснить, в каких банках и под чьими именами находится золото партии (Бормана).

PS!: За драку, учиненную в неком кабачке, объявляем вам строгий выговор с занесением в личное дело.

Алекс».

Прочитав шифровку, Штирлиц был возмущен до крайности:

— Это кто — осел? — орал он. — Это я — осел? До каких пор они будут издеваться надо мной? Выговор! Да плевал я на ваш выговор! Они сами не знают, чего хотят! Нет, сейчас далеко не осень сорок первого!

Штирлиц решил повести машину в какое-нибудь укромное местечко, где бы он мог успокоиться и спокойно поразмышлять о новом, «дурацком» задании Центра, и вообще о нужности его работы весной сорок пятого, когда Анхен, наверняка, втюрилась в Бормана.

ГЛАВА 12. СПЯЩИЙ РАЗВЕДЧИК

Штирлиц стоял на берегу Одера и смотрел в даль. «Нет, это не Волга», — подумал он и вполголоса запел:

Летят утки,

Летят утки

И два гу-у-ся…

Вдруг он замолк, увидев недалеко от себя толстенького человечка, сидевшего у самой воды и строящего песочные замки. Это удивило Штирлица, так как дул ветер и было ужасно холодно. Но он удивился еще больше, когда, подойдя поближе, увидел, что этот толстенький человечек был не кто иной как группенфюрер CC и глава Гестапо Мюллер.

— Группенфюрер, вы ли это?! — спросил Штирлиц.

Мюллер от неожиданности подпрыгнул. Увидев Штирлица, он покраснел, промямлил что-то невнятное, собрал кое-какие свои вещички, включая детский совочек, вскочил и бросился наутек.

— Эй, послушайте! Куда вы? — бросил ему вдогонку Штирлиц.

Но Мюллер бежал так быстро, что Штирлиц решил не преследовать его.

«Чудеса!» — подумал Штирлиц и направился обратно к машине. Но завести ее он не смог. Разведчика сморила усталость и он решил поспать. Штирлиц знал, что через двенадцать часов он проснется и начнет выполнять новое задание Центра.

…Прошло двенадцать часов. Но Штирлиц спал. Слишком напряженными были последние дни. И даже выработанная годами профессиональная привычка не могла пробудить его. Полковник Исаев спал! Он спал и даже не знал, что именно сейчас поднято на ноги все Гестапо, разыскивая его. Он спал и не знал, что перекрыты все границы, а пограничникам разосланы фотографии с его рязанской физиономией и пометкой «Особо опасный преступник». Он спал и не мог предположить, что Мюллер именно в эти минуты докладывает Гитлеру о разоблачении в аппарате CC русского резидента, а Шелленберг, моя ноги Гиммлеру, грызет себе ногти, получая по физиономии от своего шефа. Он спал и не видел, как Геббельс прыгает от радости и пьет, давно не первую, бутылку шнапса за здоровье Сталина, а Борман отдает последние распоряжения об устройстве русского резидента в одном из лучших концлагерей Германии.

В Рейхе Штирлица ненавидели все. Мало этого, многие догадывались о его, далеко не немецком, происхождении. Однако этот факт, который давно бы привел к провалу любого другого шпиона, не мешал полковнику Исаеву работать, отдыхать, любить Анхен, постоянно втюриваться в Еву Браун, ненавидеть Гитлера, жрать тушенку и успешно выполнять новые задания Центра.

ГЛАВА 13. ГЕРИНГ И ВКП(Б)

Геринг, как верно просчитал Штирлиц, был совершенно не причастен к снятию отпечатков пальцев в аппаратах CC и Гестапо. Он даже и не думал об этом. Геринг, который давно уже понял, что война проиграна, сидел у себя в кабинете и кормил русской селедкой любимую собаку, облизывая свои нежные, корявые, жирные пальчики. Несчастный Геринг, которого вчера на совещании у фюрера мерзко оскорбили, думал о том кошмаре, ожидавшем его, когда в Берлине начнет громыхать русская канонада. Геринг решил спасаться. Он давно предполагал, что Штирлиц — переодетый русский шпион. Более того, он точно знал, что не кто иной, как полковник Исаев, может помочь ему спасти свою шкуру. «Если Штирлиц — русский резидент, — размышлял Геринг, — а русские вот-вот будут в Берлине, то нет ничего проще, как вступить, пока не поздно, в их чертову партию. Сейчас или никогда!! Война проиграна. Лучше быть коммунистом, а не собачкой на побегушках у этого шизофреника». И он решил провести совещание среди офицеров, которым особенно доверял.

Когда все были в сборе, он решил отложить в сторону все нацистские словечки и без предисловий начал проводить первое, среди офицеров такого ранга, партийное собрание:

— Товарищи! — все были ошарашены. — Да, вы не ослышались — то-ва-ри-щи! Сейчас, когда ясно, что Германия со всеми ее шизофрениками и идиотами выходит из игры, а фанатик Гитлер утратил свое влияние в народе, я не вижу другого выхода, как сложить с себя всякие полномочия и вступить в нашу родную, ленинскую, народную партию!

В кабинете, где проходило совещание, прошел шорох волнения и недопонимания. Некоторые офицеры тут же покончили жизнь самоубийством. Послышались робкие крики:

— Это… предательство!

— Я, — спокойно продолжал Геринг, — как истинный патриот, и в душе с рождения коммунист, конечно же не могу прямо заявить о своем выходе из игры. Но, мои дорогие товарищи и друзья, если не сегодня — завтра будет поздно. По моим тайным каналам нам стало известно, что Борман собирается переправить все золото партии в свои надежные банки в Швейцарии, — послышались еще выстрелы и крики отчаяния. Геринг был непробиваем: — И нет никакой возможности воспрепятствовать этому. Товарищи, Борман слишком глуп для бегства из Германии, когда в нее войдут русские танки и слишком умен для того, чтобы мы могли его одурачить! Денег нет! Продолжать борьбу — полная бессмыслица! Быть верным идиоту и импотенту фюреру — значит стать таким же как он! Бежать из Рейха — догонят и, мало этого, изуродуют физиономию. В этой ситуации предлагаю следующее. Первое. Связаться со штандартенфюрером, простите, товарищем Исаевым (только дурак его еще считает офицером CC — каждому здравомыслящему солдату Германии давно ясно, что он никто иной, как советский шпион, простите, наш товарищ по партии). Второе. По моим каналам, из Москвы были переданы бланки заявлений для вступления в члены ВКП(б), мы размножили их. Я думаю, хватит на всех, — и, посмотрев на несколько наповал убитых офицеров, добавил: — И даже еще останется. Да, я предлагаю всем вступить в ленинскую гвардию, чтобы хоть на время спасти наши, давно никому ненужные, жизни.

Речь Геринга была равносильна ночному кошмару. Но те офицеры, которые решили сохранить себе жизнь, покорно взяли бланки заявлений и принялись их заполнять. Среди них был и сам Геринг. Когда все бланки были сданы, Геринг с важным видом встал и, как на торжественных коммунистических собраниях, четко проговорил:

— Товарищи! Поздравляю вас со вступлением в ленинскую партию, партию мира и труда! Предлагаю выдвинуть в качестве кандидатуры на пост первого секретаря партийной ячейки нацистской коммунистической партии труда (НКПТ) себя. Будем голосовать или как?

Все офицеры хором ответили: «Или как!»

— Какие будут вопросы? — голосом бюрократа спросил Геринг.

Молоденький офицер поднял руку, встал и недвусмысленно спросил:

— Товарищ Геринг, я насчет партийных взносов. Зарплата, наверняка, будет маленькая, а платить, как я слышал, надо рублями, а нашими марками обклеиваются городские сортиры. Как быть?

— В свое время, мы подумаем и об этом, — пробурчал Геринг, махнув на всех рукой, давая понять, что партийное собрание окончено.

После долгих, продолжительных аплодисментов, все разошлись по домам.

ГЛАВА 14. ПРОВАЛ

Прошло двадцать семь часов и Штирлиц проснулся. Ни о чем не подозревая, он поехал к Мюллеру. Штирлиц намеревался получить хоть какие-нибудь разъяснения по поводу новых увлечений группенфюрера, свидетелем которых он вчера был на Одере. «Старик совсем свихнулся, — думал Штирлиц, закуривая «Беломор» и заводя мотор».

Подъезжая к зданию Гестапо, советский разведчик почувствовал что-то неладное, так как за ним, явно, была устроена слежка. Когда до Гестапо оставался всего один квартал, Штирлиц остановил машину. Взглянув в зеркало, он понял, что не ошибся — старенький «Москвич», преследовавший его, остановился метрах в двадцати от его новенького «Мерседеса». «Точно, следят, — подумал Штирлиц, выходя из машины и направляясь к «Москвичу», в котором сидели головорезы из подвалов Мюллера. — Четверо! — сосчитал Штирлиц и полез в карман за любимым кастетом».

Агенты Мюллера, которым было поручено следить за Штирлицем, не на шутку перепугались, так как лицо штандартенфюрера ясно говорило о его, далеко не мирных, намерениях и, естественно, бросились врассыпную. Штирлиц был неотразим. И когда он догнал одну из своих жертв, он принялся мутузить ее с такой силой, что крики несчастного были слышны даже в подвалах Мюллера, который незамедлительно примчался на помощь своему сотруднику.

— Господин Штирлиц, — запыхаясь проговорил Мюллер, — прошу вас, оставьте его.

Но Штирлиц был неумолим — в ход пошли ноги.

— Штандартенфюрер, немедленно прекратить! На вас люди смотрят!

Штирлиц был непробиваем:

— Группенфюрер, эта скотина следила за мной! Я пытаюсь выяснить, кто за этим, черт возьми, стоит!

— Это я ему приказал! — сказал Мюллер, но посмотрев на Штирлица, понял, что поторопился.

Штирлиц прекратил избиение.

— Вы?

— Да, я.

— Ах ты, старый, жирный свинтус!

И Штирлиц с тем же усердием, выдержкой и хладнокровием принялся избивать своего, уже бывшего, старого друга, который все же успел громовым голосом заорать:

— На по-о-о-мощь!

Через минуту к месту происшествия подбежала рота эсэсовцев, а Штирлиц, связанный, очутился в той же камере, в какой недавно сам пытал Геббельса.

Очнувшись, Штирлиц понял, что это был провал.