Глава 4. мартин рейхстагович борман

Вечером Геббельс получил письмо следующего содержания:

Мой друг!

Я вчера была в театре, где впервые увидела Вас! В этом письме я не в силах передать Вам все мои чувства любви и нежности, впитавшиеся в мою душу после Вашего выступления в театре. Ваш нежный голос проник в меня до такой степени, что я готова встретиться с Вами через неделю в 17.00 у Бранденбургских ворот возле здания «Берлинжилстройпроектсантехканализация» и передать Вам мою любовь.

Искренне Ваша Марта Зюгерс.

Марта Зюгерс (она же Мария Сукина) была новой связной Штирлица. Разведчик не нашел другого способа связаться с Геббельсом, как написать ему это письмо. Это было рискованным шагом, так как Марта была с Украины, и Геббельс мог бы это пронюхать в любой момент. Последствия всего этого Штирлицу представлялись довольно ужасными. Штирлиц понимал, что был на грани провала. Делу мог помочь только Мартин Борман, c которым у Штирлица были хорошие отношения. И полковник Исаев решил записаться на прием к Борману, предварительно написав следующее письмо:

Дорогой партайгеноссе!

Мне стало известно, из источников близких к журналистским третьих стран, что за нашей спиной ведется двойная игра: в Россию собираются поставить крупную партию шнапса. В этой авантюре, в этом грязном деле участвуют представители высшего командования, а также лица, известные не только мне, но и Вам, что меня, как офицера Рейха и патриота Германии, не может не волновать. Прошу помощи для обезвреживания врагов Рейха и нации.

Штандартенфюрер CC, Ваш Штирлиц.

Борман был удивлен, что Штирлиц не ворвался к нему в кабинет, как это он обычно делал, а записался на прием, как это делают все честные немецкие граждане. «Значит, — подумал Борман, — дело серьезное» Но так как Борман был мелким пакостником, он решил продержать Штирлица в приемной ровно столько, сколько не мог бы выдержать даже Кальтенбруннер. Последствия этого не заставили себя ждать: взбешенный Штирлиц выбил дверь и голосом загнанного зверя прохрипел:

— Господин рейхсляйтер! Я не могу больше, как свинья, ждать пока вы соизволите пообщаться с моей персоной, в то время когда за нашей спиной идет двойная игра!

— Успокойтесь, штандартенфюрер, прошу вас, садитесь, — спокойно сказал Борман. — Что вы имеете в виду под «двойной игрой»?

Штирлиц привычным жестом смахнул со стула кнопки, сел и положил на стол папку с письмом.

— Что это? — спросил мелкий пакостник.

— Прочитай, узнаешь! — грубо ответил Штирлиц.

Борман открыл папку и принялся за чтение письма. Читал он долго… Долго, то ли от того, что не понимал смысла написанного, то ли для того, чтобы подольше помутузить Штирлица с ожиданием ответа.

Прошел час. Борман читал.

Прошло два часа. Борман читал. Штирлиц полез в карман за кастетом.

Прошло два с половиной часа. Борман, синий от ударов, хрипя и проклиная все на свете, лежал под столом, не в силах подняться и вызвать охрану.

ГЛАВА 5. ОШИБКА ГЕББЕЛЬСА

После неудачной аудиенции с Борманом, Штирлиц решил пойти к Гитлеру. Письмо, как и в прошлый раз, он решил не писать, считая, что Гитлер и без письма поймет, где двойная игра, а где партия шнапса.

…Поздно ночью, когда в бункере Гитлера в очередной раз прорвало канализацию, а Ева Браун испытывала блаженство от чар любви с Геббельсом, и Геринг в третий раз слушал магнитофонную запись концерта ансамбля песни и пляски вооруженных сил CCCP, появился неотразимый Штирлиц. Сдав дежурному два автомата Калашникова, армейский пулемет и две гранаты, он зашел в бункер Гитлера.

— Разрешите, мой фюрер? — спросил Штирлиц голосом преданной собаки.

— А, Исаев! Проходи! — радостно заморгал глазками Гитлер. — Максимыч! Какими судьбами?!

Ни один мускул не дрогнул на лице легендарного русского разведчика и, лишь машинально, его крепкая рука полезла в карман за кастетом. Гитлер это заметил и успел предупредить:

— Оставьте ваши выходки для Геббельса, штандартенфюрер!

— Прошу прощения, мой фюрер, но я как раз по поводу Геббельса. Эта скотина ведет двойную игру и пытается переправить крупную партию шнапса в Россию.

— Что это за бред, господин Исаев?! Объяснитесь! Какой еще шнапс?

— Мой фюрер, это не бред. Информация, которую я получил по хорошо проверенным каналам, не может быть подвергнута никакому сомнению, даже вашему, дорогой Адольф! — и Штирлиц вытянулся по стойке «смирно».

Гнев Гитлера превзошел все границы:

— Какое ты, русская свинья, имеешь право называть меня «Дорогой Адольф…»?! Это позволено только моей любимой Евочке Браун!

— Вы — слепец, мой фюрер. Ваша Ева сейчас в одной постели с вашим любимчиком Геббельсом!

— Молчать! Я вам запрещаю говорить, слышите, запрещаю! — прохрипел Гитлер, рыгая на Штирлица пену.

Прошло десять минут, Гитлер вызвал своего любимого адъютанта и они вместе со Штирлицем направились в апартаменты Евы Браун.

28 февраля 1945 года

(23 часа 17 минут)

Штирлиц ударом левой ноги вышиб дверь в спальню Евы Браун, которая спала в объятиях тощего Геббельса. Увидев своего милого Адольфа, она была удивлена, что он ворвался к ней без стука:

— Мог бы и постучаться.

— И ты смеешь мне такое говорить?

— А что, собственно, такое произошло?

— Молчать! Взять его! — показывая на Геббельса, закричал Гитлер.

Адъютант Гитлера, видя как беспокоен его шеф, ласково лизнул щечку фюрера и тихо прошептал:

— Дорогая, ну стоит ли волновать себя! Это все пустяки! Главное — наша любовь вечна!

Натренированные уши Штирлица услышали это и советский разведчик был не на шутку смущен.

— Так! — уже более спокойно сказал Гитлер.

Штирлиц все понял. Достав из правого кармана свой любимый кастет, он привел несчастного доктора в чувства, напоминающие предсмертные судороги, надел на свою жертву наручники и совершенно голого потащил по темным коридорам бункера по направлению, которое было известно лишь Штирлицу и Мюллеру…

ГЛАВА 6. ПЫТКА НОСКАМИ

В застенках Гестапо, в камере нижнего яруса третий день шла пытка носками. Несчастная жертва в виде доктора Геббельса, связанная по рукам и ногам, нюхала старые, грубые носки Штирлица и Мюллера. Мюллер, мастер своего дела, был неотразим:

— Кто из твоих сослуживцев участвовал в операции «Шнапс»? Кто подстрекал Даллеса и английских свиней к переправке партии в Россию? Отвечай, сволочь! — кричал Мюллер, подставляя носки к Геббельсу.

Геббельс молчал. Не помогал и любимый кастет Штирлица. Не помогали и портянки Гитлера, одолженные у него накануне. Геббельс был несгибаем:

— Я люблю любимого фюрера! Я был всегда предан ему.

Внезапно в камере появился Гитлер. Зажав нос, он подошел к Геббельсу, посмотрев на него с полным равнодушием и, обернувшись к Штирлицу, спросил:

— Ну что, Максимыч?

— Молчит.

— Молчит, — подтвердил Мюллер.

— А мои портянки? — спросил Гитлер.

— Не помогают, мой фюрер, — c сожалением в голосе сказал Штирлиц.

Гитлер устало посмотрел на Штирлица, перекинул взгляд на Мюллера и, плюнув в лицо Геббельса, спокойно произнес:

— Хорошо, развяжите его, мы его заставим заговорить. Максимыч, он поступает в ваше распоряжение. Разбудите его совесть! Объясните ему, что нехорошо торговать шнапсом, когда нам самим нечего пить!

— Слушаюсь, мой фюрер! — протараторил Штирлиц.

Гитлер ушел. За ним ушел Мюллер. В камере остались Штирлиц и Геббельс. И тут Геббельс не выдержал:

— Мой фюрер! Я все скажу, только уберите от меня эту русскую свинью!

Нервы стойкого разведчика не выдержали. Он достал кастет и принялся избивать отца немецкой пропаганды и агитации с такой силой, что его крики были услышаны Мюллером и Гитлером, которые быстро вернулись в камеру.

— Господин Исаев, прекратите! — заорал запыхавшийся Гитлер. — Я вам предоставил его не для мордобития.

— Но мой фюрер?..

— Молчать!

Геббельс со слезами на глазах подполз к фюреру и голосом забитого козленка заблеял:

— Мой фюрер, я во всем сознаюсь! Я все, все скажу! В операции «Шнапс» участвовал бригаденфюрер Шелленберг и некто пастор Шлаг. Клянусь родной Украиной — это правда!

— Клево! — обрадовался Штирлиц.

Гитлер заморгал глазками, поднял несчастного Геббельса с заплеванного пола, поцеловал его в щечку и тихо сказал:

— Вы всегда были преданы мне, мой друг. Я прощаю вас, — и, подумав, добавил: — Но только за операцию «Шнапс»! За ваши любовные похождения с Евочкой, вы еще ответите мне и всей Германии!

ГЛАВА 7. ВАЖНОЕ СОВЕЩАНИЕ

В бункере Гитлера после очередного прорыва канализации проходило важное совещание. Обсуждалось два вопроса: о безалаберном отношении к своим обязанностям сантехников рейхсканцелярии и алкогольном заговоре против фюрера и нации. На совещании присутствовали: штандартенфюрер CC фон Штирлиц, группенфюрер CC Мюллер, генерал Канарис, переодетые в немецкую форму русские, английские и американские разведчики, Гитлер, Гиммлер, Борман, стенографистки, другие официальные и случайно зашедшие лица. Кроме этого, на совещание были приглашены: пастор Шлаг, Шелленберг, Ева Браун, Марта Зюгерс, провинившиеся сантехники.

Гитлер был в бешенстве. Три стенографистки не успевали записывать его пространственную речь:

— В то время, когда Германия переживает тяжелые дни, а в моем бункере чуть ли не каждый день рвет канализацию, среди нас отыскиваются алкоголики, отказывающиеся думать о трезвых мыслях, рождающихся в умной голове великого фюрера для спасения бункера и нации… В то время, когда я всего себя отдаю народу, находятся двурушники в виде небезызвестного доктора Геббельса, пытавшегося переправить в Россию партию шнапса за рубли. Мало этого, нашлись дегенераты, готовые помочь этому грязному делу. Валютчики и спекулянты! Разгильдяи и бездельники! У меня больше нет слов для названия такого рода предателей! Но благодаря пытке носками и штандартенфюреру CC полковнику Исае… то есть, я хотел сказать, Штирлицу, заговор был раскрыт! Доктор Геббельс, как вы могли, батенька, дойти до такого? Что вы думали в тот момент когда вашими поступками руководила рука Москвы? И это после нашей многолетней дружбы!

— Мой фюрер, — рыдал Геббельс, — этого больше никогда не повторится!

— А вы, грязные свиньи, — продолжал Адольф Гитлер, подходя к Шелленбергу и пастору Шлагу. — Как вы могли предать родного фюрера, до какой же это степени надо докатиться, чтобы стать такими дегенератами как вы? Вы, подлые твари, стали прислужниками поганых вражеских разведок…

В углу, где стояли переодетые разведчики, послышался ропот возмущения и недовольства, даже Штирлиц нахмурил брови, но сдержал себя и не полез за кастетом.

Гитлер понял, что переусердствовал и попытался исправить создавшуюся ситуацию:

— Прошу прощения, — пролепетал он, — я хотел сказать «врагов нацизма и Рейха».

Наконец очередь дошла до сантехников. Увидев их, Гитлер был взбешен до крайности, не помог даже его любимый адъютант:

— До каких пор в моем бункере будет вонять городскими помоями? Твари! Твари и разгильдяи! — орал глава Третьего Рейха!

Его прервал Штирлиц:

— Мой фюрер, позвольте попросить вас передать этих подонков в мое распоряжение, я научу их ремонтировать не только японские унитазы!

— Если это не повредит нашей канализации…

— Смею уверить вас, что хуже вонять не будет! — прокричал Штирлиц и вытянулся по стойке «смирно».

— Я доверяю вам, мой друг, — спокойно сказал Гитлер и нежно, по отечески, похлопал Штирлица по щеке.

ГЛАВА 8. СКАНДАЛ В ЖКУ

В Берлинском жилищно-коммунальном управлении Ди Штиллештрасского района был переполох. В управление нагрянул штандартенфюрер CC фон Штирлиц. C собою он привез роту эсэсовцев и, скованных наручниками, провинившихся сантехников. Начальник управления Барбара Крайн была не на шутку напугана: Штирлиц зверствовал как мог, его ярости не было предела.

— Вонючие фашистские свиньи, — орал он. — В бункере из-за вашей безалаберности скоро придется ходить в противогазах. Я вас научу чистить сортиры…

— Но, господин Штирлиц… — пыталась оправдываться Барбара Крайн, от которой несло конским навозом.

— Молчать! — перебил ее Штирлиц. — Ты, девочка, видно не понимаешь, c кем имеешь дело?! — и Штирлиц, как бы подкрепляя свои слова конкретными действиями, принялся избивать несчастных сантехников.

Прошел час. Штирлиц устал и решил отдохнуть.

— Барбара, принесите мне кофе.

— Кофе нет, но есть отличный грузинский чай! Фрау Анхен привезла нам с фронта отличный чай!

Штирлиц подумал, что он уже когда-то слышал это имя. Память разведчика была на пределе. Но он не стал поддаваться первым чувствам и деликатно спросил:

— Послушайте, как вас там… Барбара, а какое настоящее имя этой Анхен? Может Катя Козлова?

— Простите, господин штандартенфюрер, не могу знать! — прочеканила Барбара. — Она у нас работает недавно. Но, впрочем, она скоро появится и, думаю, вы сами у нее спросите.

Штирлиц лениво взглянул на Барбару, опустил свой суровый взгляд на ее прелестные ножки и по-русски сказал:

— Изнасиловать бы тебя, крошка, но под двести семнадцатую можно залететь.

— Простите, я не понимаю! — промычала, испуганная Барбара, прекрасно поняв Штирлица.

— Тем хуже для тебя!

Штирлиц решил подождать, тем более времени у него было предостаточно, так как сантехники еще не очухались, да и сам он устал и решил поспать.

— Барбара, разбудите меня когда появится ваша Анхен, она меня очень интересует… — зевая пробубнил Штирлиц и уснул.

А была весна и за окном управления стояла рота эсэсовцев…

Штирлиц проснулся и увидел глаза — это были глаза любимой Катюши.

— Любовь моя! — прошептала она.

— Солнце мое! — прошептал Штирлиц.

— Как я долго тебя не видела!

— Наверное, целую вечность!

— Любимый мой, люби меня! Я принадлежу только тебе!

И Штирлиц забыл все: и толстую свинью Бормана, и новое секретное задание Центра, и придурка Геббельса, и Барбару Крайн, подслушивающую под дверью.

«На каком это они языке трепятся?» — подумала Барбара.

«Что это за тварь там подслушивает под дверью?» — подумал Штирлиц и выстрелил в дверь: пуля прошла насквозь и угодила в нежное, молодое, нацистское сердце Барбары, которая успела прошептать:

— На русском! — и скончалась в предсмертных судорогах.

— Не обращай внимания! — сказал Штирлиц, целуя Катюшу. — И легендарные разведчики отдали себя в чары волшебной любви…

ГЛАВА 9. НА ГРАНИ ПРОВАЛА

Йозеф Геббельс пришел к Бранденбургским воротам в назначенный день, ровно в 17.00. Прошло полчаса. Марта не появлялась.

«Шо це такэ?! Письмо написано человеком, который, чувствуется, не обманывает!» — думал он, вспоминая все хвалебные в свой адрес слова и эпитеты.

И только через час он увидел направляющуюся к нему девушку.

«Ничего!» — подумал Геббельс, глядя на Марту.

«Ну, и придурок!» — подумала Мария Сукина, глядя на великого доктора Германии, а вслух сказала:

— Хайль! Это я писала письмо.

— Дорогая моя! Ну, сколько же можно ждать?!

— Прости меня и заткнись! — сухо оборвала она его.

Подхватив Марту за руку, Геббельс повел ее в кино. Шла картина «Девушка моей мечты». Геббельсу этот фильм ужасно не нравился. Но, что не сделаешь ради любимой девушки! И он терпел…

К утру на столе Гиммлера лежали фотографии со сценами «любовных» встреч.

Гиммлер с Шелленбергом потирали руки. Они были готовы растоптать бывшего компаньона, не брезгуя никакими средствами.

— Я представляю лицо фюрера в момент, когда он увидит эту кинопленку, — то и дело повторял Шелленберг. — Наш доктор теперь за все поплатится! Скотина!

— Послушайте, Шелленберг, но вы же, и только вы, были автором операции «Шнапс», — орал Гиммлер. — И если расследование зайдет далеко, то дело может дойти и до меня! А это, вы сами понимаете — стыд и позор!

— У меня есть надежное прикрытие.

— Что вы имеете ввиду?

— Я продумал все. Поставкой шнапса в Россию занимался генерал Вольф, не так ли?! Он и сейчас прорабатывает все детали этой операции с американцами, совершенно не подозревая о случившемся провале. Это первое… Второе. Через специально подобранных подставных лиц продуманы каналы прикрытия; последнее доверено Штирлицу, который, в соответствии с задуманным планом, выводит Шлага на связь с наиболее крупными швейцарскими ликероводочными комбинатами… И, наконец, самое главное, если операция «Шнапс» — провалена («Геббельс, конечно же, трус и подлый предатель!» — подумал Шелленберг) и, извиняюсь, придурок Геббельс вышел из игры, поставим в Россию, например, армянский коньяк, цистерны с которым давно стоят на границе Швейцарии с Германией и ждут своих российских потребителей.

— Это безумие, Шелленберг!

— Рейхсфюрер, нашим алиби будет являться генерал Вольф, который, в случае необходимости, выйдет из игры также как и доктор Геббельс…

— Ваше алиби, ваше… — оборвал его Гиммлер. — Неутомимый подхалим вытянулся по стойке смирно, давая понять любимому шефу свое бескомпромиссное согласие. Рейхсфюрер заметил это и не поленился похвалить своего любимчика:

— Молодец!

«Молодец — в смысле «дурак»!» — предположил Шелленберг, а вслух прочеканил: — Рейхсфюрер, ради вас — хоть в Сибирь!

— Будет тебе еще Сибирь…

Неожиданно открылась дверь и в кабинет вбежал Штирлиц.

— Рейхсфюрер! — задыхаясь, заорал он. — Можете меня считать сумасшедшим, но с сегодняшнего утра — мы все «под колпаком» у Мюллера! Вы, надеюсь, знаете что это такое?! — Штирлиц сделал особо шпионское выражение лица.

— Что все это значит, господин Штирлиц?! — прямо глядя в честные глаза Штирлица, заорал испуганный Гиммлер.

— Объяснитесь! — подхватил подхалим первой гильдии Шелленберг.

— Я сегодня узнал от Кальтенбруннера о том, что Мюллер, негласно, снимает отпечатки пальцев со всех сотрудников аппаратов СД и Гестапо. Дорогой рейхсфюрер, что-то затевается! — шепотом пробубнил Штирлиц.

— Но почему же эта полицейская ищейка не сообщила об этом мне? — c удивлением прошипел Гиммлер.

— Этого я не могу знать! — устало промолвил Штирлиц.

— Шелленберг, а что вы думаете по этому поводу? — спросил Гиммлер, пытаясь хоть как-то решить идиотскую проблему.

— Я думаю, — c умным видом начал Шелленберг, — что в этом деле может быть замешан только Геринг, так как Геббельс вышел из игры, фюреру не до этого — у него проблемы в семейной жизни, а Борман занят своей пропавшей секретаршей.

Штирлиц загадочно улыбнулся.

— Кроме этого, — продолжал Шелленберг, — только у Геринга очень хорошие связи с Мюллером. Вы конечно же помните, господа, что именно Геринг в 1942 году достал Мюллеру открытку на «Мерседес» по цене, над которой можно было бы долго ржать, так как по тем временам это было смехотворно дешево.

Наступило молчание. Гиммлер и Штирлиц пытались анализировать все то, что сказал великий подхалим Германии. Штирлиц думал о том, что и в самом деле, Борману в это время было не до мелких пакостей. А у фюрера — разборки с Евой Браун. Значит, вполне логично допустить тот факт, что именно Герингу могла в голову прийти такая дурацкая мысль. Штирлиц также знал, что у Шелленберга имеются серьезные основания недолюбливать Геринга, так как последний, незадолго до Дня рождения фюрера, не достал Шелленбергу китайский гарнитур, хотя и пообещал. «Поэтому, — думал Штирлиц, — если подходить к делу с другого конца, то вполне возможно предположить, что отпечатки снимаются для выявления русского резидента в аппаратах СД и Гестапо. И, кроме того, удивление на этих двух гнусных рожах не что иное, как подделка, если не у Шелленберга, то у Гиммлера — точно!» И Штирлиц решил пощупать за «жабры» эту скользкую очкастую рыбку:

— Рейхсфюрер, у меня другая точка зрения!

— Другая? Какая же? — загадочно улыбнулся Гиммлер.

И по этой улыбке подлеца и негодяя, Штирлиц понял, что он был прав. «Да, они хотят вывести на «чистую воду» русского резидента!» — подумал Штирлиц и шепотом ответил:

— Я думаю, что Геринг и Борман задумали это вместе и пытаются найти след сбежавшей секретарши.

— Но не в Гестапо же?! — хором заорали Гиммлер и Шелленберг.

— Рейхсфюрер, дело очень тонкое. У Бормана есть все основания считать меня главным похитителем его секретарши, так как именно я ее ему привел. Это знает и Мюллер. Поэтому то Борман и доверил это дело провести Герингу, а Геринг — Мюллеру, как своему старому дружку. Мюллер же, рассказал Кальтенбруннеру, у которого я только что был.

— Но почему он вам раскрыл карты? — спокойно спросил Гиммлер.

— Очень просто, рейхсфюрер. Когда я зашел к нему в кабинет, то первое, что я увидел это колбасу и «анисовую», которые пожирал Кальтенбруннер. Я спросил у него вежливо: «Послушайте вы, слизняк из детской песочницы! Где вы достали «анисовую», в то время когда вся Германия страдает без выпивки?!» Вместо ответа, он вылил мне в лицо содержимое стакана (именно тогда я понял, что он лумзал «анисовую»). Я, как вы сами понимаете, не выдержал и достал свой любимый кастет… Что было дальше, вы, наверное, догадываетесь… Рейхсфюрер, простите меня, но я выбил ранее сказанные мною сведения от Кальтенбруннера!

— Вы — идиот, Исаев! — заорал Гиммлер.

— Дорогой Штирлиц, за вашу карьеру я больше не дам и ломанного гроша! — заскалил зубы Шелленберг и получил по ним от Штирлица тем же кастетом, каким был зверски избит Кальтенбруннер.

— Прекратите распускать руки! — заорал Гиммлер.

— Извините меня, дорогой рейхсфюрер, но я не сдержался… — убирая кастет проговорил Штирлиц.

— Значит, вы думаете, — не обращая внимания на стонущего Шелленберга, продолжал Гиммлер, — что все исходит от Бормана?

— Несомненно, рейхсфюрер! От этой жирной свиньи, сами понимаете, можно ожидать любую гадость! — прочеканил Штирлиц и коечего добавил в адрес Бормана, далеко не на немецком языке.

В углу послышались стоны, приходившего в сознание, Шелленберга. Гиммлер, c абсолютным безразличием, посмотрел на него, поднял вверх указательный палец правой руки и, махая им, загадочно прошептал:

— Господа! Не дадим жирным свиньям делать мелкие и крупные пакости в моем аппарате! Действуйте, Штирлиц!

Штирлиц вышел. Шелленберг, увидев это, уже вдогонку ему крикнул:

— Грязная, русская свинья!

Штирлиц, на его счастье, не слышал этого — Штирлиц несся по коридорам Гестапо к телефонам правительственной связи. Штирлиц искал мира с Борманом…