Глава 2. скандал в «трех поросятах»
Полдень.
Кабачок «Три поросенка».
За одним из столиков — Геббельс и Борман. Пьяные в «доску».
— Только Маркс — истинный диалектик! — орал Борман, сотрясая своим голосом полки с водкой и самогоном.
— Ваш Маркс, Борман — жирная свинья, впрочем как и вы, — визжал Геббельс, истинный знаток трудов Ленина.
— Что вы сказали? Повторите!
— Что слышали!
— Ах ты, жирная харя, ты с кем разговариваешь?
— C жирной свиньей и скотиной, — прошипел доктор Геббельс.
Борман незаметно вздрогнул и ему показалось, что голова Геббельса чертовски смахивает на голову кобры, готовой броситься в атаку. Однако рейхсляйтер вовремя спохватился и обеими руками схватил Геббельса за горло и принялся яростно душить новоиспеченного защитника ленинских трудов. Геббельс, извиваясь как урюпинская болотная гадюка, вырывался и кричал:
— Только Ленин — истинный диалектик!
Подбежавший официант, c явно воронежской физиономией, убирая разбитые стекла и опрокинутые тарелки, шепнул Борману:
— За яблочко, рейхсляйтер, за яблочко его!
— Не учи меня душить, скотина! — заорал Борман и ударил несчастного кельнера в место чуть ниже пояса. От нестерпимой боли бедный парень взвыл и на чистом русском языке заорал:
— Фашистская сволочь и свинья!
Борман не обращал на него никакого внимания. Он весь был прикован к горлу Геббельса. Несмотря на то, что рейхсляйтер понял, что официант — русский шпион, он воспользовался его советом, в результате несчастный Геббельс уже не мог орать. И кто знает, чем бы все это окончилось, если бы в дело не вмешался штандартенфюрер CC фон Штирлиц…
Штирлиц, как всегда спокойный, вытащил из правого кармана мундира свой любимый кастет, сжал его в правой руке так, что его рязанская физиономия превратилась в рожу головореза гестаповских застенков и направился к дерущимся. Через секунду Борман даже не понял, почему вместо костлявого горла Геббельса в его руках оказалась бутылка армянского коньяка и очень сильно болело правое ухо, а сам он был далеко не за своим столиком… Расправившись с Борманом, Штирлиц принялся мутузить Геббельса с удвоенной силой опытного боксера киевского чемпионата по боксу. Когда Штирлиц понял, что гений нацистской пропаганды может не выдержать, он швырнул избитое тело за стойку бара откуда, кроме грохота, послышалась отборная русская ругань с нежным, украинским акцентом.
Неожиданно в кабачке появился Гитлер.
— Что вы себе позволяете, штандартенфюрер, — закричал он, увидев окровавленные руки разведчика — вы что сошли с ума? Или белены, батенька, объелись? Вы на кого руки поднимаете?
— Но, мой фюрер…
— Молчать! Я вам запрещаю! Слышите, запрещаю говорить! Как стоишь, гад, перед фюрером!?
После последних слов посетители кабачка вскочили и хором заорали:
— Хайль Гитлер!
— То-то! — Фюрер радостно заморгал глазками. — Будете, впредь, хотя бы замечать любимого фюрера. Распустились тут без меня… Исаев, а что вы здесь делаете?
— Простите, мой фюрер, я не понимаю, — c физиономией напакостившего школьника пробурчал штандартенфюрер.
— Бросьте притворяться, И-са-ев, — по слогам произнес Гитлер. — Ну да ладно, вы, я вижу, трезвый, в отличие от избитых вами грязных свиней?
— Мой фюрер…
— Оставьте, товарищ, эпитеты и звания. Я тоже, как и вы, трезв как стеклышко. Давайте выпьем! Официант! Бутылку водки, банку тушенки и тарелочку супа. И быстро!
Они сели за столик и, как старые добрые друзья, принялись болтать о погоде в Германии, Англии, Америке… дойдя до России Гитлер загадочно улыбнулся и, приблизившись к Штирлицу, шепотом спросил:
— А, что господин Бользен, московский климат мягче, чем берлинский?
Штирлиц был непробиваем:
— В Москве, мой фюрер, слишком холодно…
Его оборвал кельнер:
— Ваш заказ, господа.
— Ты как обслуживаешь, скотина?! — заорал Штирлиц, увидев, что кельнер засунул палец в тарелку с супом.
— Простите, — извиняясь, пролепетал официант. — Палец нарывает, и доктор рекомендовал держать его постоянно в тепле.
— Свинья! В таком случае ты бы лучше заткнул его в свой жирный зад! — прокричал глава Третьего Рейха и вождь великой Арийской расы.
— Мой фюрер, я так и делаю, когда не обслуживаю клиентов.
Штирлиц встал. Достал любимый кастет и, схватив официанта зашкирку, вмазал ему по физиономии с такой силой, что тот вылетел из кабачка на улицу, разбив при этом изящную витрину.
«Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?» — подумал Гитлер.
— Не обращайте на него внимания, мой фюрер. Они здесь совершенно освинели. Эти сволочи совершенно забыли, что здесь им не сортир за десять пфеннигов и не народные магазины, — вещал Штирлиц, глядя на Гитлера и заставляя его краснеть. — Они забыли, мой фюрер, прежде всего самих себя.
— Хороший удар! — сказал Гитлер, приступая к супу.
Когда с супом было покончено, от тушенки осталась только банка, а от водки бутылка, очнулись Борман и Геббельс.
— Разрешите, мой фюрер, присоединиться к вам, — проговорил рейхсляйтер Германии. — Прошу прощения за мое хамское поведение. Но доктор Геббельс совершенно не может понять, что от меня сбежала моя любимая секретарша.
— Причем тут секретарша? — заурчал Геббельс. — Мы с вами были не согласны по принципиальным вопросам диалектики.
— Оставьте ваши споры, господа и товарищи! — остановил их Гитлер. — Водка и тушенка вас помирят. Кельнер, еще водки! Еще тушенки!
Появившийся ниоткуда Мюллер, никого не спрашивая, сел за столик, щелкнув пальцем, подозвал официанта, что-то шепнул ему и, обратившись к Гитлеру, сказал:
— Мой фюрер, мы перерыли весь Берлин, перекрыты все основные магистрали и подъезды к городу, арестовано более пяти тысяч человек, убит мой хороший друг и соратник по борьбе, на ноги поднято все Гестапо и берлинская полиция, плюс ко всему этому, я уже третьи сутки не спал…
— Что все это значит, группенфюрер? — вскричал взбешенный фюрер.
— Это значит, мой фюрер, что секретаршу Бормана до сих пор найти не удалось! Вот.
— Какую секретаршу Бормана? — прохрипел Гитлер. — И причем здесь я?
— Как! Я думал, что вы в курсе, мой фюрер! Об этом весь Берлин знает!
— Фюрер не обязан знать о всех пропавших секретаршах Германии! — воскликнул взбешенный Гитлер.
— Успокойтесь, мой фюрер, еще немного и мы найдем ее, — как ни в чем не бывало, продолжал Мюллер. — Я бы просил вашего согласия на разрешение подключить к поискам товарища Исаева, то есть Штирлица — c ним дело пойдет быстрее.
«Ну почему же я импотент?» — безнадежно подумал Гитлер, а вслух сказал: — Да ради бога, только меня оставьте в покое, — и вырвал на стол.
Неожиданно вскочил Геббельс и закричал тонким писклявым голосом:
— Эта жирная свинья ничего не может делать! Он даже собственную секретаршу упустил!
Борман покраснел.
Штирлиц спокойно встал, достал из левого кармана кастет и вмазал Геббельсу по физиономии и по почкам. Шеф пропаганды свалился под стол и на него уже никто не обращал внимания, а Борман, в благодарность, заказал для Штирлица еще одну бутылку водки и банку тушенки.
Прошло тридцать минут и в кабачок нагрянули Шелленберг с Холтофом.
— Ну как? — спросил Мюллер голосом коровы, не кормленной третьи сутки.
— Глухо, — ответил Шелленберг голосом Мюллера.
— Глухо, — подтвердил Холтоф, подражая Шелленбергу.
Борман не выдержал и несчастный Холтоф получил страшной силы удар по голове бутылкой французского коньяка.
— Разгильдяи! — c раздражением в голосе сказал рейхсляйтер. — Если к вечеру вы не найдете мою любимую Анхен, к утру вы будете в казематах Мюллера, в местах, где воняют не только носки!
— Успокойся, Мартин, — потирая руки, пробубнил в доску пьяный Мюллер. — За это дело теперь возьмется Штирлиц. Вы же прекрасно знаете, что он прославлен у нас логикой и усердием.
— Будем надеяться.
ГЛАВА 3. НОВОЕ ЗАДАНИЕ
«Юстас — Алексу.
Гитлер доверил мне найти пропавшую секретаршу Бормана (она же моя связная с Центром). Приступая к этому серьезному заданию, прошу дополнительных санкций Центра на особые полномочия в обращении с Катериной, которая оставила свой боевой пост в трудную для нашей Родины минуту.
Юстас».
Штирлиц передавал эту шифровку третий раз. Ответа не было. «Уснули они там что ли? — думал он. — Ведь сегодня далеко не пятница!» И только поздно ночью он услышал долгожданные позывные. Диктор говорил их четким и ровным голосом, смысл которого понимал только он — Юстас.
«Алекс — Юстасу.
Юстас, вы — осел. Козлова никуда не пропадала. Она получила новое задание. Попробуйте связаться с ней через нашего нового, присланного к вам агента. Оставьте в покое придурка Гитлера. У нас для вас есть новое задание.
По нашим сведениям среди высших руководителей Рейха ведутся подлые разговоры о поставке в CCCP крупной партии шнапса. Вам необходимо выяснить:
1. Являются ли данные сведения — дезинформацией;
2. Если это не дезинформация, выяснить, кто именно из высших бонс ведет двойную игру с Москвой и водкой, т. e. c шнапсом;
3. Наказать виновных.
Кроме этого, верните документы, пропавшие из сейфа Гитлера — люди волнуются…
Алекс».
Задание, полученное Штирлицем из Центра было сложным и необычным. Сложным — потому что он точно знал, что информацией о такой крупной партии шнапса может владеть только Геббельс — истинный знаток выпивки и украинской горилки; выходить же с ним на контакт означало — провал, так как после «Трех поросят» Геббельс совершенно перестал с ним разговаривать. Необычным — потому, что Штирлиц ненавидел шнапс (это знали и в Центре). Штирлица сильно удивил, тот факт, что именно ему было поручено такое секретное задание. И все эти обстоятельства, c которыми можно было бы смириться осенью сорок первого, совершенно выбивали его из сил весной сорок пятого, когда ему было глубоко наплевать на все задания.
— Они что, свихнулись там, что ли? — сурово произнес Максим Максимович. — Ведь сейчас весна сорок пятого!
Кроме этого, Штирлица не на шутку встревожило, что Анхен тоже получила задание, информацию о котором Штирлицу не сообщили. «Стерва! — подумал он. — Как она могла? Продаться этой жирной свинье! Убью!» Мысли не покидали его всю ночь. Но утром, решив, что задание Центра важнее сексуальных инстинктов, Штирлиц настроил рацию для вызова нового связного.
Шла весна сорок пятого…