За экспедиции 1862—1863 гг. Гейман, по представлению участника их, принца Альберта Прусского, был на

За экспедиции 1862-1863 гг. Гейман, по представлению участника их, принца Альберта Прусского, был награждён ПРУССКИМИ орденами: Красного Орла 3-й степени с мечами и Короны 2-й степени.

Василий Александрович Гейман (1823—1878) — русский генерал, участник покорения Кавказа и русско-турецкой войны 1877—1878 гг

Биография

Родился в 1823 году в Ковенской губернии. Получив образование в Гродненской гимназии, в 1839 году вступил в военную службу унтер-офицером в Нижегородский пехотный полк. По происхождению еврей ^[1].

В 1842 году переведён в Кавказский линейный батальон № 1, а в 1844 году — Кавказский линейный резервный батальон и вскоре за выслугу лет произведён в прапорщики.

В 1845 году переведен в 16-й Грузинский линейный батальон и прикомандирован к Кабардинскому пехотному полку, и с тех пор в течение 20 лет продолжалась его выдающаяся боевая деятельность на Кавказе. Вместе со своим полком он участвовал почти во всех экспедициях в Чечне. Во время экспедиции графа Воронцова в Дарго он, состоя в авангарде генерала Белявского, отличился во многих делах и обнаружил такую неустрашимость, что Воронцов назвал его храбрейшим из офицеров Кавказской армии. Гейман был ранен в одном из этих дел в левое плечо с повреждением плечевой кости; удачная операция спасла ему жизнь, но с тех пор он не мог свободно владеть левой рукой и всю жизнь носил руку на широкой чёрной перевязи. За Даргинскую экспедицию Гейман был награждён чином подпоручика и орденом св. Анны 4-й ст. В 1846 и 1847 годах он продолжал участвовать в делах против горцев, за отличие в которых получил орден св. Анны 3-й степени с мечами и бантом.

[Нажмите, чтобы прочитать]

В конце 1847 года назначен бригадным адъютантом. В 1848 году произведён в поручики.

В 1849 году возвратился во фронт и назначен ротным командиром. В 1851 году, уже в чине штабс-капитана, получил ордена св. Анны 2-й степени и св. Владимира 4-й степени с бантом. В 1852 году произведён в капитаны.

В 1854 году назначен заведующим обучением нижних чинов стрельбе в цель и участвовал в нескольких больших делах с горцами, при чём 13 июля был два раза ранен ружейными пулями. В 1856 году произведён в майоры и получил под свою команду стрелков.

В 1857 году был в составе Кумыкского отряда и принимал особенно деятельное участие в борьбе с горцами: 19 января был при взятии с боя аула Али-Султан-Кале, 19 марта — при штурме и занятии укрепленной позиции Гойтемир-Капу, 21 марта — при уничтожении аула Самго-Юрта, 24 марта — при взятии аулов Машеил и Бельноши; за отличие в этих делах награждён золотой драгунской саблей с надписью «За храбрость»^[2].

В 1859 году получил чин подполковника и орден св. Станислава 2-й степени с Императорской короной и мечами.

Когда в 1860 году после пленения Шамиля главные действия были перенесены на правое крыло Кавказской линии, Гейман был послан туда во главе сводно-стрелкового батальона и команды охотников Кабардинского полка.

При занятии аула Шабаниц его батальон был в числе войск первой линии, а при дальнейшем движении к верховьям реки Или постоянно находился в авангарде. В начале июня Шапсугский отряд, в состав которого входил этот батальон, передвинулся на реку Шабш; 7 июня, при переходе через неё, шедшие впереди два батальона Кабардинского и Апшеронского полков, под командой Геймана, выдержали весьма жаркое дело и нанесли горцам значительные потери. Затем, в составе Нижне-Абадзехского отряда, батальон Кабардинского полка под командой Геймана участвовал в утверждении в крае русского владычества и вытеснении горцев.

В конце 1861 года Гейман произведён в полковники и назначен командиром 75-го Севастопольского пехотного полка, также состоявшего в числе войск правого крыла.

В конце апреля 1862 года он, начальствуя Нижне-Абадзехским отрядом, искусно выполнил трудные и опасные операции по овладению Даховским ущельем, после чего оставлен был там для устройства новой казачьей станицы. Работы по устройству Даховской станицы, продолжавшиеся до 12 июля, стоили огромных трудов и подвергали войска ежечасным встречам с неприятелем. 18 июля Гейман совершил набег в долину реки Гуфабго и уничтожил большой аул со всеми собранными там запасами хлеба. 25 сентября генерал Евдокимов, командовавший войсками правого крыла, прибыл к Даховскому отряду и совершил с ним движение к реке Курджипс. Военные действия в бассейнах рек Белой, Пшехи и Курджипса завершились в конце 1862 годах взятием аула Хамыши. В этом же году Гейман был награждён орденом св. Владимира 3-й степени.

Во второй половине января 1863 года Даховский отряд получил поручение занять верховья Курджипса и рубить вниз просеку и, несмотря на упорное сопротивление горцев, удачно выполнил его: к 8 февраля просека была окончена. 27 февраля Гейман двинулся на хребет по реке Тлоц для встречи нового главнокомандующего — великого князя Михаила Николаевича. Движение это сопровождалось жаркими делами с наседавшим на отряд неприятелем. Успешно отразив нападения горцев, Гейман 5 марта дошёл до станицы Курджипской и представился великому князю, а 7 возвратился в Даховскую станицу. Затем в течение 1863 года отряд Геймана, двигаясь по разным направлениям, забирался в самые непроходимые места.

За экспедиции 1862—1863 гг. Гейман, по представлению участника их, принца Альберта Прусского, был награждён прусскими орденами: Красного Орла 3-й степени с мечами и Короны 2-й степени.

В начале 1864 года, до открытия главных действий против племен южного склона Кавказского хребта, приказано было всем отрядам ещё раз пройти по разным закоулкам северного нагорного края и вытеснить оттуда враждебных туземцев, чтобы окончательно обеспечить свой тыл.

Гейман, в 1863 года произведённый за отличие в генерал-майоры, действовал во главе Даховского отряда с прежним искусством и 19 апреля 1864 года был награждён орденом св. Георгия 3-й ст. № 508^[3]

в воздаяние отличной храбрости и примерной распорядительности, оказанной в деле с убыхами 18 марта между Псезуапе и Шахе и при занятии всего морского берега до реки Сочи.

В декабре 1865 года он был назначен помощником начальника 21-й пехотной дивизии, в 1866 году — помощником командующего войсками Кубанской области, в 1867 году — начальником Сухумского отдела, в 1872 году произведён в генерал-лейтенанты с назначением сначала состоять в распоряжении Августейшего главнокомандующего, а затем командиром 20-й пехотной дивизии.

В 1875 году был награждён орденом св. Владимира 2-й степени. В 1875—1876 гг., Гейман подал великому князю Михаилу Николаевичу записку: «Военные соображения на случай войны с Турцией со стороны Кавказа», вызвавшую полезные нововведения (ещё раньше им были поданы записки: в 1870 году — «Военный обзор Сухумского края» и в 1874 году — «Военные меры к обеспечению спокойствия в Терской и Дагестанской областях»).

Когда началась русско-турецкая война 1877—1878 гг., Гейман состоял при армии, действовавшей в Турецкой Армении и командовал при переходе через р. Арпа правой колонной. 28 апреля 1877 года ему был вверен особый отряд для действий под Ардаганом. 5 мая, во время решающего штурма крепости, он командовал колонной, штурмовавшей укрепления Каз-Тапеси и Сингер, причем собственным примером воодушевлял войска. Штурмовые колонны шли с распущенными знаменами и музыкой, прикрываясь стрелковыми цепями, впервые употребленными в Кавказской армии. Наградой за штурм Ардагана, прославивший имя Геймана, была золотая шпага, украшенная бриллиантами^[4].

При сосредоточении главных сил к Карсу Гейману предписано было с частью их перейти в юго-западные окрестности этой крепости, ознакомиться с местностью для обложения Карса с запада и выбрать позицию, откуда можно было бы, в случае надобности, выдвинуться навстречу турецким войскам, идущим из Саганлуга; позиция удачно была выбрана у деревни Когалы, но по изменившимся соображениям главные силы отряда Геймана были переведены на Аравартан для сближения с остальными войсками, которые должны были начать осаду укреплений Карса. 27 мая Гейман предпринял рекогносцировку Шорахских высот и встревожил турок, полагавших, что наши войска идут на приступ, 3 июня отбил со значительным уроном нападение неприятеля на Аравартанский лагерь, а 6 июня был отправлен с отрядом к Саганлугу, чтобы отвлечь Мухтара-пашу, двигавшегося с большими силами на эриванский отряд Тергукасова. Попытка, по приказанию Лорис-Меликова, овладеть 13 июня Зевинской позицией, на которой остановился Мухтар-паша, окончилась полной неудачей. 23 июня отряд Геймана присоединился к главным силам и вместе с ними отступил от Карса. 16 июля значительная колонна под начальством Геймана произвела демонстрацию против армии Мухтара-паши, расположенной на Аладжинских высотах, что повело к довольно жаркому делу, после которого войска Гейман отступили в Кюрюк-Дара. 6 августа, при новой усиленной демонстрации против позиции главной турецкой армии на Аладже, Гейман командовал средней колонной.

В боях под Аладжей с 20 сентября он принимал видное участие, а 3 октября овладел Авлияром, одним из важнейших пунктов неприятельской позиции, и тем содействовал поражению турецкой армии в в Авлияр-Аладжинском сражении. 5 октября Гейман возобновил блокаду Карса. Посланный 10 октября с особым отрядом для преследования Мухтара-паши, Гейман не мог догнать его и помешать соединиться с Измаилом-пашой. Поход этот представлял чрезвычайные трудности по бездорожью и крайней пересеченности местности. В течение 7 1/2 дней войска Геймана прошли 174 версты. Соединившись 16 октября с отрядом Тергукасова, Гейман занял с боя Гасан-Кала. 23 октября он атаковал Мухтара-пашу и Измаила-пашу на позиций у Деве-Бойну, на Эрзерумской дороге, и нанес им поражение, но замедлил преследованием и тем дал туркам время опомниться, вследствие чего не удался ему штурм Эрзерумских укреплений в ночь на 29 октября. Гейман решил было тотчас повторить штурм, но отказался от этой мысли по недостатку снарядов, крайнему утомлению людей и начинавшейся среди них болезненности.

12 ноября 1877 года Гейман награждён орденом св. Георгия 2-й степени № 109^[5]

За отличие, выказанное при взятии крепости Карса в ночь с 5-го на 6-е ноября 1877 года.

Между тем началась продолжительная блокада Эрзерума в самое неблагоприятное время года. В войсках появилась эпидемия тифа, продолжавшаяся и по очищении Эрзерума турками и занятии его русскими войсками на основании заключённого 19 февраля 1878 года мира. Жертвой её сделался и Гейман, скончавшийся в Карсе 13 апреля 1878 года.

Его старший брат, Михаил Александрович, также долгое время служил на Кавказе, был полковым штаб-лекарем Кабардинского пехотного полка; умер в 1866 году.

Гейман отличался выдающейся храбростью и страстной любовью к военному делу, но стремление атаковать «на ура», недостаточные рекогносцировки и некоторое пренебрежение к противнику были иногда причиной неудач. Кавказская армия обязана ему некоторыми нововведениями в строевом уставе (атака цепями). Современники сравнивали его с Блюхером по его огненно-боевой натуре и по уважению, которое он питал к военной науке.

В «Кавказском Сборнике» (№ 3, 1879 г.) напечатаны воспоминания Геймана о Даргинской экспедиции 1845 года (переизданы в сборнике «Даргинская трагедия. 1845 год». СПб., 2001). Несколько статей и заметок он поместил в «Военном сборнике» и «Русском Инвалиде

Память

Имя Василия Александровича Геймана носит кубанская станица Геймановская и гора Гейман в Туапсинском районе

Источник

О безусловной пользе трупов

Оригинал взят у ochendaje в О безусловной пользе трупов

Молодое американское государство, начав свою историю с победы в Войне за Независимость, спустя всего пять лет столкнулось с первыми массовыми беспорядками. Общественная драка началась с весьма сомнительной шутки хирурга с отрезанной рукой. Она получила название «Антиврачебный бунт»...

[Нажмите, чтобы прочитать]

Для начала сделаем небольшое отступление. В конце 18–го века в США у работников медицинских учреждений не было возможностей легально доставать тела для изучения и обучения молодых врачей–студентов. Это привело к тому, что эти учреждения платили очень приличные деньги людям, которых назвали «похитители трупов».

Они, преимущественно по ночам, раскапывали свежие могилы, вытаскивали тела и нелегально поставляли их медикам. Бывали случаи, когда и сами медицинские работники совершали ночные рейды за материалом для исследований. Жители города предпринимали различные попытки уберечь покойников.

Те, что побогаче, заказывали специальные защищенные от вскрытия гробы или нанимали вооруженную охрану, которая днём и ночью дежурила на кладбище в течение двух недель, пока охраняемый представлял интерес для врачей. Так продолжалось до тех пор, пока 13 апреля 1788 года не произошла непредсказуемая череда событий.

Прерванное вскрытие (Harper's Magazine, 1882)

Утром у Нью–Йоркского госпиталя играли мальчишки. Один из них, ведомый любопытством, залез к одному из окон и увидел студента Джона Хикса, который анатомировал тело. Джон заметил мальчишку и, видимо решив подшутить, схватил руку, только что отделенную от трупа, начал махать ей и закричал мальчику, что это рука его матери.

Это так и осталось бы циничной шуткой, если бы у мальчика на днях действительно не умерла мать. Мальчик в страхе прибежал к отцу и всё ему рассказал. Полный эмоций отец двинулся прямиком на кладбище. И надо же было такому случиться, что могила его жены была пуста! Более того, она была разграблена второпях и даже не засыпана. Разъяренный муж собрал своих друзей и знакомых, и негодующая толпа пошла на госпиталь.

Ворвавшись в здание, люди нашли ещё несколько трупов, что ещё больше разозлило их. Одного врача и несколько студентов, которые не успели сбежать, толпа схватила и вытащила на улицу, собираясь предать суду Линча. Но подоспевший мэр города спас их: он публично арестовал их и направил за решетку.

Всё новые люди, найдя подтверждение ходившим слухам про похитителей–медиков, примыкали к протестующим. На третий день волнений несколько тысяч человек двинулись по Бродвею в поисках Джона Хикса. Когда они подошли к зданию суда и принялись забрасывать его камнями, органам правопорядка был отдан приказ стрелять на поражение. Десятки погибли, прежде чем бунт удалось подавить.

Тюрьма Брайдуэлл в Нью-Йорке. Возле нее в 1788 году произошли основные столкновения.

Правительство мгновенно отреагировало на возникшее недовольство. Был принят закон о предоставлении тел казненных преступников для медицинских исследований. Но, несмотря на это, тел всё равно не хватало, и нелегальная охота за трупами продолжалась вплоть до середины 19–го века.

"Вскрыть умершего необходимо, — без этого клиническое преподавание теряет всякий смысл. Но для матери вскрытие ее ребенка часто составляет не меньшее горе, чем сама его смерть; даже интеллигентные лица большею частью крайне неохотно соглашаются на вскрытие близкого человека, для невежественного же бедняка оно кажется чем–то прямо ужасным; я не раз видел, как фабричная, зарабатывающая по сорок копеек в день, совала ассистенту трехрублевку, пытаясь взяткою спасти своего умершего ребенка от "поругания". Конечно, такой взгляд на вскрытие — предрассудок, но горе матери от этого не легче. Вспомните вопль некрасовской Тимофеевны над умершим Демушкой:
Я не ропщу,
Что бог прибрал младенчика,.
А больно то, зачем они
Ругалися над ним?
Зачем, как черны вороны,
На части тело белое
Терзали?.. Неужли
Ни бог, ни царь не вступятся?
Однажды летом я был на вскрытии девочки, умершей от крупозного воспаления легких. Большинство товарищей разъехалось на каникулы, присутствовали только ординатор и я. Служитель огромного роста, с черной бородой, вскрыл труп и вынул органы. Умершая лежала с запрокинутою назад головою, широко зияя окровавленною грудобрюшною полостью; на белом мраморе стола, в лужах алой крови, темнели внутренности. Прозектор разрезывал на деревянной дощечке правое легкое.
— Вы что тут делаете, а? — вдруг раздался в дверях задыхающийся голос.
На пороге стоял человек в пиджаке, с рыжею бородкою; лицо его было смертельно бледно и искажено ужасом. Это был мещанин–сапожник, отец умершей девочки; он шел в покойницкую узнать, когда можно одевать умершую, ошибся дверью и попал в секционную.
— Что вы тут делаете, разбойники?! — завопил он, трясясь и уставясь на нас широко раскрытыми глазами. У прозектора замер нож в руке.
— Ну, ну, чего тебе тут? Ступай! — сказал побледневший служитель, идя навстречу мещанину.
— Ребят здесь свежуете, а?! — кричал тот с каким–то плачущим воем, судорожно топаясь на месте и тряся сжатыми кулаками. — Вы что с моей девочкой исделали?
Он рванулся вперед. Служитель схватил его сзади под мышки и потащил вон; мещанин уцепился руками за косяк двери и закричал: "Караул!..".
Служителю удалось, наконец, вытолкать его в коридор и запереть дверь на ключ. Мещанин долго еще ломился в дверь и кричал "караул", пока прозектор не кликнул в окно сторожей, которые увели его.
Если у этого человека заболеет другой ребенок, то он разорится на лечение, предоставит ребенку умереть без помощи, но в клинику его не повезет: для отца это поругание дорогого ему трупа — слишком высокая плата за лечение."

(В.Вересаев. Записки врача)

«Воскресители». Гравюра Хэблота Брауна (1847)

Источники: (1), (2), (3), (4), (5), (6)