Политическая и идеологическая реакция в xv в. предпосылки развития капиталистических отношений

Вынужденные после восстания пойти на некоторые уступки, феодалы в то же время стремились политически и идеологически подчинить себе массы. Даже в выступлениях Виклифа феодалы стали усматривать опасность для всего строя. Не реформа церкви, а всяческая ее поддержка — вот что, по мнению сторонников поли­тической реакции, должно было спасти существующие порядки.

Сразу же после разгрома восстания Виклиф, несмотря на то что он решительно отмежевался от крайних взглядов «бедных священ­ников» и осуждал их, был изгнан из Оксфордского университета, а вслед за ним и другие сторонники реформы церкви.

Сила реакции обрушилась на лоллардов. В 1401 г парламент­ский статут установил, что упорствующие еретики подлежат сож­жению на костре; действительно, этот последний аргумент, кото­рый церковь применяла в теоретических спорах, стал широко ис­пользоваться. Представители высших классов, на первых порах поддерживавшие лоллардов, отреклись от их воззрений, и секты, уйдя в глубокое подполье, приобрели сторонников в среде йоменов, мелких джентри, ткачей Восточной Англии.

Политическая реакция выразилась также в том, что господст­вующие феодальные клики, в известной мере подчинившиеся было

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 729. 38

Портрет Ричарда II. Конец XIV в.

правопорядку централизованного государства, вновь выступили как самостоятельные политические и военные группировки.

В 1399 г. Ричард II — последний король из дома Плантагене-тов — был свергнут кликой северных феодалов и к власти пришла Ланкастерская династия (1399—1461). В 1415 г. возобновились военные действия во Франции, прерванные еще в конце XIV в. Первые успехи принесли английским феодалам новые земли, воен­ную добычу, выкуп за пленных. Разбогатевшие лорды получили еще больше возможностей строить замки и нанимать воинов, по­чувствовали себя еще независимее от королевской власти. Однако военные успехи сменились жестоким поражением английских войск, как только война со стороны Франции приобрела народный, патриотический характер. В 1453 г. она завершилась победой фран­цузов. Только порт Кале остался в руках англичан.

Истощив до предела ресурсы Англии, Столетняя война способ­ствовала дальнейшему усилению произвола и бесчинства крупных феодалов. Лишившись военной добычи во Франции, знатные семьи с еще большим ожесточением принялись грабить друг друга и в особенности — государственную казну.

Такой же ареной борьбы феодальных клик стала и палата лор­дов. Что касается палаты общин, то она в период политической ре­акции XV в. почти полностью утратила значение самостоятельного органа, отражающего интересы сквайров и горожан. В 1430 г.

впервые в истории парламента был установлен ценз для избирате­лей: 40 шиллингов годового дохода (после уплаты всех налогов). Тем самым основная масса населения была отстранена от участия в выборах. Эта система сохранялась в течение четырех веков.

Всевластие феодальных клик, беззаконие, произвол чиновников, действовавших по указке знати, опустошительные феодальные вой­ны вызывали сопротивление не только крестьянства и городской бедноты, но и богатых фригольдеров, сквайров, купцов. Однако все эти слои не могли объединиться для совместной борьбы с силами реакции: слишком велики были противоречия между средним зем­левладельцем и крестьянином, купцом и городским бедняком. Только однажды, летом 1450 г., они действовали сообща в восста­нии против феодальной анархии. Восстание началось в графстве Кент и охватило южные — наиболее развитые — районы страны. Во главе восстания стал Джек Кэд, один из вассалов герцога Йорк­ского.

Правящая клика ответила на восстание кровавым террором, со брав обильную «жатву голов» — именно так народ назвал кара­тельные экспедиции 1450 г. Феодальная реакция на этот раз одер­жала полную победу и еще больше усилилась в последующие годы, что было связано с борьбой за власть различных группировок зна­ти; эта борьба переросла в междоусобную войну Алой и Белой ро­зы, длившуюся (с перерывами) 30 лет (1455—1485). Крупнейшие феодалы севера, привыкшие к политической самостоятельности и выдвинувшие в 1399 г. Ланкастерскую династию, отстаивали своих ставленников, в гербе которых была алая роза. Знать южных и восточных районов страны поддерживала Йорков, претендовавших на королевский престол (их герб был украшен белой розой). Побе­дители убивали побежденных не только в бою, но и из-за угла, не только воинов, но и женщин, и детей — надо было навсегда лишить тот или иной род надежд на престол, уничтожить наследников зам­ков и земель, чтобы захваченное навсегда перешло в новые руки; старая феодальная знать была почти полностью истреблена; погиб­ли и обе династии. Остатки их примирились благодаря династиче­скому браку дальнего родственника Ланкастеров Генриха Тюдо­ра и Елизаветы Йорк — дочери одного из королей этой дина­стии. В 1485 г. Генрих Тюдор, положивший начало новой дина­стии, был провозглашен королем под именем Генриха VII (1485— 1509).

Глубокая политическая реакция XV в. тормозила развитие анг­лийской экономики, но не смогла остановить тот прогресс произво­дительных сил, который был подготовлен предшествующей эволю­цией хозяйства и социальных отношений. Ликвидация крепостни­чества создала благоприятные условия для развития сельского хо­зяйства.

В экономике деревни произошли также серьезные сдвиги, свя­занные с перенесением наиболее важной отрасли промышленно­сти — сукноделия — в сельские округи. Возник тип предпринима-

теля-суконщика, который эксплуатировал массы деревенских ку­старей. Именно купцы-суконщики, чтобы быть ближе к источникам сырья, обычно покупали земли в овцеводческих районах, женились на дочерях сквайров и входили в состав нового дворянства. Широ­кое распространение получили ручная колесная прялка, горизон­тальный ткацкий станок (более совершенный, чем применявшийся ранее вертикальный станок), сукновальная мельница — эти круп­нейшие достижения мастеров-текстильщиков. Как в текстильном производстве, так и в других отраслях промышленности применя­лось водяное колесо. В частности, оно заняло значительное место в горном деле, что дало возможность создавать глубокие угольные шахты, не ограничиваясь добычей угля, лежавшего на поверхно­сти. Сила падающей воды использовалась при помощи водяного колеса и для приведения в движение тяжелых молотов (иногда весом до тонны) для обработки железа. В металлургии начали по­являться доменные печи (в 2—3 м высоты), и теперь уже можно было получать большие массы железа и стали. Все это сопровож­далось созданием разнообразных механических приспособлений, усовершенствованием инструментов, введением технических нови­нок и «секретов производства».

В связи с ростом сукноделия развиваются элементы территори­ального разделения труда. Для географии хозяйства в предшест­вующие века была характерна однотипность производства в раз­личных районах, хотя были известные исключения, связанные главным образом с добычей полезных ископаемых. Кроме того, ре­месленное производство было более развито на юге — от Лондона до Бристоля.

В XV в. суконщики предпочитали такие районы, где было меньше городов, а значит, и цеховой регламентации. Центра­ми ремесленного суконного производства, которое вскоре преврати­лось в рассеянную мануфактуру, стали Восточная Англия, юго-за­падные графства, а несколько позднее — Йоркшир. В Восточной Англии важнейшими районами стали северо-восток Норфолка, Южный Суффолк и Северный Эссекс.

Примерно в этот же период начинается перемещение центров черной металлургии (что было связано с истощением в первую оче­редь лесных ресурсов в старых давно эксплуатируемых районах, богатых железной рудой) из Уилда и Форест-оф-Дина в Южный Уэльс и в район Бирмингема и Шеффилда.

Английские сукноделы достигли высокого мастерства, в течение XV в. почти непрерывно повышался спрос на английские сукна на европейских рынках. Вскоре Англия заняла первое место по экс­порту сукна. Это привело к увеличению внешней торговли уже не только с Францией, Фландрией, Италией, но и с портами Северного и Балтийского морей; английские сукна достигали далекого Новго­рода. Заморскую торговлю вели компании «предприимчивых куп­цов», получавшие хартии от правительства. Первая такая компа­ния была основана в 1406 г. Система торговых компаний устраива-

ла короля, поскольку облегчала ему взимание пошлин; кроме того, за хартию, т. е. за монопольные права, компании выплачивали зна­чительные суммы королю.

Рост торговли способствовал развитию английского торгового флота и судостроения. Еще в середине XIV в. был издан первый Навигационный акт — закон, согласно которому английские купцы были обязаны перевозить свои товары только на английских ко­раблях.

Значительное развитие внутренней торговли усилило контакты между различными районами страны. Когда сукноделы начали по­кидать города, это привело к значительной передвижке населения. Ткачи устремились в те районы, где получило распространение производство сукна; многие мелкие города обезлюдели. В резуль­тате этого диалектные различия в языке начали ослабевать, все больше формировался общеанглийский язык.

Выдающуюся роль в формировании общенационального языка сыграла литература — художественная, политическая и научная. Особое место занимает творчество великого английского писателя Джеффри ЧЪсера (1340—1400). Высокообразованный человек, вла­девший латинским, французским и итальянским языками, путеше­ствовавший по Франции, Фландрии, Италии, видевший рукописи Данте, Боккаччо, Петрарки, он, однако, решительно отверг воз­можность писать по-латыни или по-французски, как поступали многие его образованные современники. Корни его творчества так глубоко уходили именно в английскую жизнь, что вопрос о языке решился без внутренней борьбы: Чосер стал английским нацио­нальным писателем, создателем (на основе лондонского диалекта) английского литературного языка. Его знаменитые «Кентерберий-ские рассказы» — великолепная галерея образов людей всех клас­сов, сословий, возрастов, причем, хотя сюжеты Чосер часто заим­ствует у Боккаччо и других писателей, его образы — чисто англий­ские.

Общенациональный язык формировался и развивался не столь­ко в художественной литературе, сколько в политических и науч­ных трактатах. Сквайру, занятому хозяйством, купцу, разъезжаю­щему по стране, нужны были сочинения, которые помогали бы ему в практической деятельности. Именно на этого читателя, а не на знать или монастырского книжника рассчитаны были трактаты о сельском хозяйстве, разведении плодовых садов, домоводстве, ком­мерческие справочники, географические и экономические сочине­ния и даже поваренные книги.

Вопреки сознательному сопротивлению церкви и фактической оппозиции знати, английский язык настолько вошел в быт и достиг такой степени развития, что, когда переводчик и книгоиздатель Уильям Кэкстон в 1477 г. привез из Фландрии печатный станок, он сразу же приступил к печатанию книг на английском языке. В 70-х годах XV в. книгопечатание в Англии начинает быстро раз­виваться. В типографии Кэкстона в Вестминстере и возникших по

ее примеру типографиях в Лондоне, в Оксфорде и других городах до конца века удалось напечатать около 400 книг.

Победа английского языка была закреплена тем, что с середины XV в. он был признан единственным языком, допускающимся на заседаниях палаты общин.

Складыванию английской нации способствовало также усиле­ние светских тенденций в культуре; появилось много новых бал­лад о Робине Гуде. В честь популярного народного героя устраива­лись весенние празднества, торжественные процессии: наряженные в зеленые одежды, украшенные цветами и зелеными ветвями, сот­ни крестьян с песнями и танцами шли за тем, кому выпала честь играть Робина Гуда. На лесных полянах разыгрывались сцены из его жизни, и даже сквайры охотно присутствовали на таких под­линно народных празднествах.

XV век — время расцвета народного песенного творчества. Место старых обрядовых песен стали занимать carols — песни, рассчитанные на два, три и больше голосов. Многоголосие как раз­новидность музыкальной выразительности возникло именно в английской народной музыке и отсюда впоследствии распростра­нилось на континент. Сюжеты песен были самыми разнообразны­ми: здесь и прославление военных подвигов, и залихватский на­родный напев, и любовное томление, и наслаждение теплым май­ским днем, и солдатская дружба. Многоголосие английской народной песни повлияло и на выдающегося композитора XV в. Дж. Данстейбла, создателя полифонических произведений. Попу­лярность музыкального искусства во всех слоях английского об­щества была так велика, что во второй половине XV в. Кембридж, а затем и Оксфорд ввели ученые степени доктора и бакалавра музыки.

Песня и музыкальное сопровождение (лютни, цитры, виолы, простые дудки) были неотъемлемым элементом театральных зре­лищ, которые приобрели широчайшее распространение. В течение долгих столетий церковь старалась использовать народную жаж­ду зрелищ, музыки, искусства для усиления своего влияния на массы. В английских соборах устанавливались великолепные орга­ны, и музыка входила составной частью в мессу. Еще раньше церковники начали драматизировать церковную службу — литур­гию, что привело к возникновению так называемой литургической драмы. Но постепенно литургическая драма стала отрываться от религиозной первоосновы. Условные жесты персонажей сменились реальными бытовыми деталями, и герои христианской мифологии начали поразительно напоминать современных английских ры­царей, плотников, паломников. Стремясь усилить воздействие ли­тургической драмы, церковники перенесли ее из храма на па­перть, где ее могли смотреть тысячи людей, а это в свою очередь повлекло за собой дальнейшее усиление жизненных, бытовых элементов. Сюжеты драмы стали заимствоваться уже не из библии и евангелия, а из «житий святых», т. е. жизнеописаний вполне ре-

альных людей, совершивших в обыденной бытовой обстановке «чудеса». Эти пьесы с чудесами назывались мираклями (mirac-lum — чудо).

Наконец, в XIV и особенно в XV в. основным видом театраль­ного зрелища становятся мистерии — грандиозные представления на городских и ярмарочных площадях. Организацию этих пред­ставлений берут на себя купеческие и ремесленные гильдии, ко­торые постепенно оттесняют церковь на второй план и предпочи­тают использовать профессиональных актеров и сотни горожан, любителей самодеятельного искусства. В мистериях слились эле­менты литургической драмы и народного искусства жонглеров. Хотя сюжеты мистерий по-прежнему заимствовались из библии и евангелия, светский, бытовой элемент становился в них преобла­дающим. Актерам представлялась возможность изменять текст своими вставками, которые всегда носили современный характер и еще больше «приземляли» священные эпизоды. Вифлиемские пастухи напоминали обычных английских пастухов, с их речью, повадками, внешним видом; Иосиф становился английским плот­ником, бедным ремесленником, и в одной из реплик произносил такие, отнюдь не библейского происхождения слова: «Я, бедный плотник, делал только то, что можно было сделать с этими вот ин­струментами, и если теперь у меня ничего не остается, то все же я и последнее должен отдать королю». В этом массовом искусстве прогрессивные тенденции явно одерживали верх над сковывающей догматикой христианства. Это же относится и к другому драмати­ческому жанру — «моралите», в котором действующими лицами были воплощенные в сценических образах абстрактные понятия либо черты характера: Милосердие, Жестокость, Корыстолюбие, Дружба, Смерть, Сила, Красота и т. п. Как в «Сказании о Петре Пахаре» Леигленда, эти образы приобретали вполне реальные бы­товые характеристики, и в их столкновениях решались философ­ские и морально-этические проблемы той эпохи.

Не менее очевиден и прогресс в области пространственных ис­кусств, также достигнутый в борьбе с господствующей идеологи­ей. Церковь стремилась нивелировать всей людей, деля их на пра­ведников и грешников. Отсюда бесплотность и условность церков­ной стенописи, отсутствие индивидуальных характеров в литурги­ческой драме. Всякая индивидуализация образа, раскрывающая черты именно данной личности, будь то в литературе, на сцене те­атра, в музыке или портрете, противоречила этой главной особен­ности христианского мировоззрения в искусстве. Между тем в кон­це XIV и в XV в. английская портретная живопись делает круп­ный шаг вперед именно в передаче индивидуальных черт. Портрет Ричарда II, написанный в 90-х годах XIV в., — это не условный портрет короля — могучего рыцаря, а конкретпый образ царствую­щего юноши, не испорченного, по мысли автора, властью и стра­стями. Выполненный во второй половине XV в. женский портрет уже может служить доказательством проникновения в глубины че-

Портрет Маргарет Бофорт

ловеческого характера. Автор сосредоточивает наше внимание не на одежде и внешней обстановке, а на позе и, главное, лице изо­браженной Маргарет Бофорт — скорбном лице молящейся жен­щины.

Итак, в ожесточенной борьбе, которая пронизывала все сферы экономической и политической жизни, социальных отношений, идеологии, быта и культуры, вопреки сознательному и стихийному сопротивлению духовной и светской знати, силы прогресса проби­вали себе дорогу. Несмотря на политическую реакцию XV в., в Англии складывались предпосылки для свержения феодального строя, победы капиталистических отношений и формирования английской нации.

РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО УКЛАДА. ПОДЪЕМ ЭКОНОМИКИ И КУЛЬТУРЫ В XVI в.

В течение XV в. в Англии сложились предпосылки для разви­тия капиталистических отношений. Производственные отношения феодальной эпохи, в течение нескольких столетий способствовав­шие развитию производительных сил, теперь уже стали задержи­вать технический прогресс. Например, в сельском хозяйстве в феодальную эпоху широкое применение получила трехпольная

система, представлявшая в свое время серьезный шаг вперед по сравнению с переложным земледелием и двухпольем. Однако в рамках феодальной организации производства перейти к более эффективной многопольной системе было невозможно.

Еще более серьезным препятствием для технического прогрес­са была феодально-цеховая организация производства промышлен­ной продукции. Цехи сыграли немалую роль в развитии индиви­дуального мастерства работников, во введении всевозможных тех­нических усовершенствований. Но в то же время достигнутый технический уровень требовал новых социальных условий.

Средства производства становились все дороже, и ремесленник не мог их купить или построить, так как для этого у него не было денег. Возникла необходимость в дальнейшем разделении труда, специализации, при которой мастер осуществлял одну определен­ную операцию производственного цикла; следовательно, производ ство должно было быть организовано вне рамок цеховой системы. Нужны были люди с достаточными средствами, которые могли бы наладить производство в широких масштабах и использовать на­емный труд в нем. Необходим был также обеспеченный рынок сбыта той или иной продукции — иначе вложенные капиталы мог­ли омертветь, не давать прибыли.

Таким образом, объективные потребности прогресса производ­ства требовали возникновения нового, капиталистического укла­да. В нем было заинтересовано все общество, за исключением фео­далов, которые черпали свои доходы из старых источников и ви­дели в сохранении системы феодальной ренты гарантию богатства и своего господствующего положения в государстве. Поэтому ста­новление и развитие капиталистического уклада проходило в ожесточенной борьбе прогрессивных и реакционных сил, проявив­шейся в экономике, политике, культуре Англии XVI в. Этот же процесс проходил и в других странах Западной Европы, но нигде не приобрел такой интенсивности, таких «классических» форм, как в Англии, вся предшествующая история которой создала предпо­сылки для экономического подъема в XVI в. Бурному развитию капиталистического уклада содействовали и события, происходив­шие за пределами Англии, и прежде всего — великие географичес­кие открытия XV—XVI вв. Открытие Америки (1492), морского пути в Индию (1498), кругосветное путешествие Магеллана (1519—1522) были вызваны прежде всего торговыми интересами итальянских городов, Испании, Португалии. Но результаты этих! открытий и последовавшего за ними ограбления народов Америки, Африки и Азии самым эффективным образом сказались на судь­бах зарождающегося английского капитализма. Основные пути ми­ровой торговли передвинулись со Средиземного моря на Атланти­ческий океан, и теперь преимущества Англии как островной дер­жавы проявились во всей полноте.

Развитие капиталистического уклада шло параллельно в сель­ском хозяйстве и в промышленности. Землевладельцы — джентри,

фригольдеры, скупившие землю горожане, и даже некоторые представители знати, стремясь повысить свои доходы, уже не удо­влетворялись сравнительно невысокой феодальной рентой, упла­чиваемой копигольдерами. Значительно больший эффект можно было получить организовав производство на большом массиве с применением наемного труда. Но немалая часть земли находилась в руках крестьян. Лендлорды прежде всего стали захватывать об­щинные земли — пустоши, выгоны, которые по традиции принад­лежали всей общине — землевладельцам и крестьянам. Систему «открытых полей», существовавшую еще со времен родового строя, они стремились заменить «закрытыми полями», для чего огоражи­вали рвом, забором или искусственными насаждениями как свои, так и захваченные земли общины. Но это был лишь первый шаг; главным препятствием к созданию крупного капиталистического производства были мелкие крестьянские держания, и лендлорды, ссылаясь на то, что вся земля номинально принадлежит им, стали массами сгонять копигольдеров с земли, разрушать их дома, пе­репахивать межи и огораживать полученные таким образом зе­мельные массивы. Эта операция получила у современников назва­ние «огораживаний». Лишь незначительная часть огороженных земель превращалась в центры интенсивного земледелия (не бо­лее 10%). Подавляющее же большинство захваченных общинных угодий и пахотной земли крестьян землевладельцы использовали под пастбища для овец, так как овцеводство стало необычайно выгодным занятием, приносившим невиданные доходы.

Изгнанные с земли крестьянские семьи лишались не только источника существования, но и крова, места, где можно было бы поселиться. Участок земли, который раньше обрабатывался не­сколькими сотнями людей, давал теперь пропитание лишь десят­ку пастухов. Английская промышленность отнюдь еще не достиг­ла такого масштаба, чтобы она могла поглотить эти массы обездо­ленных людей. Тысячи семейств бродили по дорогам страны, пере­биваясь случайными заработками, нищенствуя, умирая от голода и болезней. И, конечно, этих людей видел перед собой гениальный Шекспир, когда устами обезумевшего Лира, бродящего в бурю по степи, говорил:

Вы, бедные, нагие несчастливцы,

Где б эту бурю ни встречали вы,

Как вы перенесете ночь такую,

С пустым желудком, в рубище дырявом,

Без крова над бездомной головой.

Знаменитому английскому философу-гуманисту, автору первой социалистической утопии Томасу Мору принадлежит летучее вы­ражение, отражающее всю чудовищную жестокость огораживаний. «Ваши овцы, — писал он, — которые были такими покорными и ручными и так мало ели, теперь, как говорят, стали настолько про­жорливыми и дикими, что они поедают даже самих людей». «Овцы поедают людей» — таково было первое слово и первое «достиже-

ние» английского капитализма. Крестьяне писали жалобы коро­лю или его чиновникам, обращались в парламент, наконец, пыта­лись отстаивать свои права с оружием в руках. Крестьяне стреми­лись превратить свои клочки земли из феодальных держаний, за которые надо было платить ренту, в собственность, не отягощенную никакими платежами. Иначе говоря, борьба шла прежде всего за превращение копигольда во фригольд, а зависимого копигольдера в свободного йомена.

Выступая против огораживаний, крестьянство боролось не про­тив перехода к более прогрессивным социальным отношениям, а против того пути перехода к капитализму, который избрало в со­ответствии со своими интересами новое дворянство. Крестьянство шло вместе с новым дворянством против крупных феодалов, фео­дальных методов эксплуатации, поскольку это новое дворянство само стало на путь капиталистических отношений. Но крестьянст­во шло против нового дворянства в вопросе об огораживаниях, от­стаивая свой, подлинно народный путь изменения земельных от­ношений.

Процесс развития капиталистического уклада в промышленно­сти проходил менее болезненно, чем в сельском хозяйстве, хотя и здесь рост крупного производства сопровождался разорением сво­бодных ремесленников. Сукноделие приобрело характер главной отрасли английской промышленности. Во второй половине XVI в. шерстяные изделия составляли более 80% английского экспорта; английские сукна имели отличный сбыт и продавались не только в странах Западной Европы, но и в России и даже в Иране. Тор­говлю английскими товарами вели теперь, в отличие от более ран­них веков, не иностранцы, а крупные английские купеческие ком­пании, созданные по образцу компании «купцов-авантюристов». Получив от правительства монопольное право торговли в опреде­ленных районах, Московская, Восточная, Левантская и другие компании стали могущественными корпорациями, имевшими свой флот, фактории, солдат, нередко ведшими переговоры в других государствах. В 1600 г. была создана Ост-Индская компания уже на новых, акционерных началах.

Огромные барыши стали стекаться в подвалы Лондонского Си­ти — центра столицы, где были сосредоточены купеческие дома и торговые конторы. Купцы, накопив капиталы в торговых и ростов­щических операциях, охотно помещали их в суконную промыш­ленность, стаповились предпринимателями-мануфактуристами. Суконщик из графства Девоншир Питер Блондел оставил, напри­мер, своим наследникам 40 000 ф. ст. — колоссальный по тем вре­менам капитал; ведь годовые поступления в королевскую казну исчислялись в начале XVI в. примерно в 130 000 ф. ст.

Наряду с рассеянной мануфактурой начали возникать и цент­рализованные мануфактуры — непосредственные предшественни­цы капиталистической фабрики. Под одной крышей собирались сотни рабочих, а предприниматель получал возможность еще ши-

ре применить разделение труда, дробление операций, что способ­ствовало росту производительности. Рабочие обычно жили в гряз­ных бараках рядом с мануфактурой и, постоянно находясь под контролем надсмотрщиков, вынуждены были работать, в сущно­сти, непрерывно, исключая лишь время, отводимое на скудную еду и короткий сон.

Мануфактуры появились и в других отраслях промышленно­сти: производстве шелка, кожи, стекла, мыла, металлических из­делий (замков, ножей и пр.). Развивались, хотя и значительно мед­леннее, металлургия и угледобыча; значительные успехи были достигнуты в кораблестроении. Рост внешней торговли потребо­вал создания могущественного торгового флота, а также вооружен­ных судов, способных защищать английские корабли от пиратских нападений и, конечно, совершать эти нападения на суда других стран. Именно в связи с потребностями флота в Англии возникло первое учебное учреждение нового типа, дающее не только чисто классическое образование, но уделяющее немалое внимание и ес­тественным наукам. Это был Грешем-колледж, основанный в 1579 г. на деньги лондонского купца Т. Грешема. Лекции читались здесь и на латинском языке, и по-английски, причем программа предусматривала такие предметы, как геометрия, астрономия, навигационные приборы. Непосредственная задача Грешем-кол-леджа заключалась в подготовке моряков, но постепенно он пре­вратился в крупный научный центр: быстро растущая промышлен­ность начинала исподволь предъявлять свои требования науке, а сама наука получила в связи с развитием промышленности мощ­ный толчок.

Рост производства сукон, а также других отраслей промыш­ленности привел к возникновению новых городов, выраставших из деревень (Манчестер, Шеффилд и др.)» и к упадку некоторых ста­рых городов и местечек. Постепенно определились районы сукно­делия, добычи полезных ископаемых, производства хлопчатобу­мажных тканей и т. д., т. е. возникает территориальное разделение труда, зачатки которого сложились еще в предшествующие века.

Ремесленное производство в той или иной степени развивалось во всех частях страны, но уже в XII—XIII вв. основным его цент­ром стали графства, расположенные южнее линии Лондон — Бри­столь. В этих более развитых районах быстрее шло разложение феодальных отношений, росло товарное производство как сельско­хозяйственной, так и ремесленной продукции с преобладанием цеховой организации ремесленников в городах. В этом и заключа­лась одна из причин того, что мануфактурное производство в XVI в. и впоследствии сосредоточилось преимущественно в других районах: мануфактуристы предпочитали такие графства, где было меньше старых городов с цеховой регламентацией. Но в то же время им нужны были районы, где в ходе аграрной революции обезземеливались массы крестьянства и было много свободных рабочих рук. Существенное значение при выборе места для рас-

сеянной и особенно централизованной мануфактуры имели и тра­диции, сложившиеся в данном районе.

Этим требованиям удовлетворяли графства Восточной Анг­лии — Норфолк, Суффолк, Эссекс, которые и стали важнейшим центром шерстяной мануфактуры: здесь, как и на юге, сравни­тельно рано развилось товарное производство и было немало опыт­ных ткачей. Много шерстяных мануфактур появилось также на Юго-Западе, в графствах Уилтшир, Девоншир, Дорсетшир и в районе Бристоля. В XVII—XVIII вв. сложился и третий район сукноделия — Западный Йоркшир с центром в Лидсе. Льняные мануфактуры сосредоточились почти исключительно в Ланкаши­ре, с центром в Манчестере, и в средней полосе Шотландии.

Постепенно происходило перемещение черной металлургии. Она развивалась раньше главным образом на Юге, где леса, не­обходимые для получения древесного угля, были расположены по­близости от залежей железной руды. Но по мере выжигания лесов в этом районе производство железа падало, и на первое место вы­двинулся другой металлургический центр, где природные условия тоже были благоприятны: срединная часть страны (Мидленд). Здесь металлургическое производство сосредоточилось в районе Бирмингема и, в меньшей степени, — Шеффилда. Эти два города заняли ведущее положение и в производстве изделий из металла. Кроме того, металлургия развивалась в Южном и — несколько позже — в Северо-Восточном Уэльсе.

Таким образом, в ходе развития мануфактурного производства падало промышленное значение Юга Англии и возросла роль Во­стока, Мидленда, Юго-Запада, Уэльса. Экономическое развитие шло неравномерно, приводя к упадку одних районов и к быстро­му обогащению других.

Производственные отношения, в которые вступали мануфак­туристы, фермеры, землевладельцы, пользующиеся наемным тру­дом, с одной стороны, и рабочие рассеянной и централизованной мануфактур и сельскохозяйственные рабочие — с другой, были производственными отношениями нового, капиталистического ти­па. Капиталистический уклад сосуществовал с господствовавшим еще феодальным укладом, но именно капитализму принадлежало будущее.

Развитию капиталистического уклада способствовала и полити­ка династии Тюдоров (1485—1603). Придя к власти в обстанов­ке острейшей борьбы феодальпых клик, она нуждалась в поддерж­ке буржуазии и нового дворянства, которые, в свою очередь, бы­ли заинтересованы в ликвидации усобиц, в создании крепкого централизованного государства. Только оно могло обеспечить раз­витие внутреннего рынка и отстоять интересы английских про­мышленников и торговцев в борьбе с иностранными конкурентами. Таким государством, способным держать в узде народные массы и в то же время обуздать произвол крупных феодалов, могла быть в XVI в. только абсолютная монархия.

Капелла Генриха VII. 1503—1519

Английский абсолютизм, начало которому положил основатель династии Генрих VII (1485—1509), имел ряд особенностей по сравнению с «классическим» абсолютизмом французского или ис­панского типа. Как и на континенте, он в конечном счете выражал интересы прежде всего феодальной знати. Но это была уже не старая знать, опиравшаяся на свои наследственные вотчины. Ген­рих VII приказал разрушить феодальные замки, распустил фео­дальные дружины, а земли, конфискованные у побежденных про­тивников, раздавал своим сторонникам — рыцарям и джентри. Становясь крупными землевладельцами, они формировали новую знать, окружавшую короля и составлявшую его двор. Между этой новой знатью и низшими слоями нового дворянства, все более тес­но смыкавшимися с буржуазией, не было вплоть до конца XVI в. значительных противоречий. Поскольку новое, быстро обуржуа­зивающееся дворянство поддерживало королевскую власть, а именно оно господствовало в палате общин, Генрих VII и его пре­емники продолжали созывать парламент, ставший — тоже до кон­ца XVI в. — их покорным орудием. Все же сохранение органа со­словного представительства было важной особенностью английско-

го абсолютизма; па континенте абсолютные монархи не желали идти даже на чисто формальные ограничения своей власти и фак­тически ликвидировали сословные учреждения.

Пользуясь поддержкой дворянства в графствах и буржуазии в городах, английский абсолютизм не нуждался в сильном и развет­вленном бюрократическом аппарате, подобном тому, который был создан во Франции. Выборные мировые судьи, сквайры, городские власти обеспечивали проведение в жизнь королевских указов и парламентских актов. Не требовалась королю и постоянная армия: в случае необходимости он мог собрать ополчение или привлечь наемников.

Несмотря на все эти отличия от континентального абсолютиз­ма, тюдоровская монархия была все же абсолютной, что особенно ярко обнаружилось при короле Генрихе VIII (1509 — 1547). Ста­новясь все более деспотичным, он отправлял на эшафот каждого, кто осмеливался ему перечить. Едва ли не самой опасной должно­стью в государстве стала должность канцлера; став неугодными, канцлеры, включая Томаса Мора, неизменно приговаривались к смерти.

Двор Генриха VIII во многом стал напоминать блестящие дво­ры абсолютных монархов континентальных стран. В этом сказы­вался не столько личный характер короля — любителя развлече­ний, роскоши, лести придворных, сколько трезвый расчет: надо было привязать знать ко двору, создать «высший свет», который привлекал бы аристократию балами, флиртом, возможностью блес­нуть остроумием и ученостью и — что особенно важно — близо­стью к королю, шансами на карьеру. Бега, турниры, охота, игры оставались главным развлечением новой знати. Но при дворе Ген­риха VIII появилось и нечто новое, чего не было да и быть пе могло в более ранние времена. Теперь даже верхи знати пе могли пройти мимо тех общественных и культурных веяний, которые возникали в связи с зарождением капиталистических отношений.

С конца XV в. и особенно с начала XVI в. в Англии, вслед за Италией и другими странами, начинается бурная ломка старо­го мировоззрения феодальной эпохи. По мере развития нового, ка­питалистического уклада начала формироваться и новая идеоло­гия, новая оптимистическая и жизнеутверждающая культура Воз­рождения. В центре интересов блестящей плеяды мыслителей, уче­ных, писателей, художников той эпохи находился человек, его мысли и страсти, его разум и тело, безграничные возможности со­вершенствования личности. Не безликая масса стереотипно, по указке церкви мыслящих и чувствующих людей, а бесконечное разнообразие индивидуальн