Генерал-губернатор финляндии.
Глава 15.
Нюсина подруга, Вера Рокассовская, закончила Петербургскую Консерваторию примерно в тоже время, когда Нюся окончила учёбу в Смольном институте. Вера училась в классе по композиции, где обучались многие будущие великие дирижеры и руководители оркестров.
Многие полки имели собственные оркестры. А оркестр Преображенского полка считался самым лучшим. Все известные музыканты посылались в него, когда им предстояла служба в армии. Каждый полк присылал в Петербургскую Консерваторию уведомление о свободной должности дирижера, и консерватория распределяла эти вакансии среди студентов выпускного класса.
В то время Президентом Консерватории был Антон Рубинштейн, известный композитор, организовавший в Санкт-Петербурге ещё один оперный театр, названный Музыкальным Драматическим. Акустика нового театра была лучше, чем в Мариинском. Дважды в неделю Антон Рубинштейн читал лекции по теории композиции, и Вера посещала его лекции с особым интересом.
Присутствие девушки из известной семьи петербургского общества в классе по композиции было очень необычным явлением. Другие студенты, в основном юноши, не донимали её вопросами, но близкие подруги шутили по этому поводу. И поскольку Вера не могла сделать карьеры дирижера полкового оркестра, они настаивали на том, что Вера непременно должна была стать великим композитором.
Вера стойко выдерживала поддразнивания и спокойно объясняла подругам, что её здоровье не позволяло ей проводить за роялем более трёх часов в день. Этого было достаточно для студента класса композиции, но будущему пианисту надо было упражняться игре на рояле восемь часов в день или даже дольше.
Вера была счастлива получить диплом об окончании Консерватории. Все насмешки по поводу её карьеры композитора прекратились. Но вскоре после завершения учёбы её жизнь омрачилась глубоким горем. Её гувернантка, мисс Давенхилл, которая была ей даже ближе чем её мать, умерла в возрасте восьмидесяти двух лет, оставив все свои сбережения своему любимцу, Вериному брату Александру.
Молодой девушкой мисс Давенхилл поступила гувернанткой в семью Фёрст Валдек и Пирмонт, и оставалась с этой семьёй много лет. Она приехала в Россию в 1836 году, когда у Вериных родителей появился первенец. Верин отец был Начальником Канцелярии графа Александра Перовского, Генерал-губернатора Оренбурга.
Мисс Давенхилл жила в семье Рокассовских долгое время, в течение которого Верины братья и сёстры выросли и женились. К тому времени, когда подросла Вера, самая младшая из детей, мисс Давенхилл стала членом семьи и не помышляла возвращаться в Англию. И теперь, когда её не стало, Вера чувствовала себя одинокой. Её матушка, вдова баронесса Рокассовская продолжала жить в Санкт-Петербурге в той же самой квартире на Фонтанке. Главными интересами в жизни старой баронессы по-прежнему оставались ежедневные карточные игры с друзьями её возраста, такими как Принцем Мингрелии, бароном Тизенхаузен и её дальней родственницей баронессой фон Альфтан.
Жизнь в Петербурге обычно начиналась поздно. Банки открывались в десять часов, правительственные учреждения распахивали свои двери в одиннадцать, но высокопоставленные чиновники не появлялись в своих кабинетах до двух часов дня. Женщины высшего света просыпались ещё позднее и не были готовы к выходу в свет до пяти часов вечера. В гостях засиживались практически всю ночь. Приглашение на ужин предполагало, что гости не прибудут раньше двух часов утра. Если гости съезжались раньше, они не заставали хозяина и хозяйку, которые в то время ещё находились в театре.
Для такого положения дел существовало логическое объяснение. Санкт-Петербург располагался на севере, и поэтому зимой в восемь часов утра ещё было темно. Все улицы освещались почти до одиннадцати часов. День был коротким, и фонари обычно опять зажигали около трёх часов дня. Никому не нравилось просыпаться, когда ещё было темно. Соответственно, в Санкт-Петербурге все происходило позже, чем обычно: обед подавался в восемь часов вечера или позже, а ужин – в два часа утра или даже позднее. Поэтому не удивительно, что баронесса Рокассовская и её друзья играли в карты до шести или семи часов утра практически каждый день. Ужин подавали между тремя и четырьмя часами утра, и баронесса настаивала, чтобы Вера играла роль хозяйки дома.
Когда жива была мисс Давенхилл, она частенько заменяла Веру, и Вера могла идти спать в обычные часы. Но теперь подменить Веру было некому, и она чувствовала большую усталость, когда просыпалась по утрам. Она поднималась рано, потому что не хотели спать в дневное время. Она пыталась поговорить с матушкой, но баронесса имела диктаторский характер и не желала выслушивать её уговоры. Наконец, Вера восстала против жизни с властной матушкой (и двумя болонками) и объявила, что она собралась уехать в деревню.
К тому времени поместья семьи Рокассовских были поделены между Вериными братьями, и она не намеревалась навязывать им и их семьям своё общество на долгое время. Оставалось ещё одно поместье, которое после смерти мужа баронесса Рокассовская оставила для себя в качестве доли вдовьего наследства. Это была Комчанская Рудня в Могилёвской губернии. Это поместье занимало почти пять тысяч гектаров земли векового леса. К несчастью, там не было подходящего для житья дома.
Вера сняла дом в поместье Пучково, расположившееся в восьми километрах к северу от городка Невель, и принадлежавшее Николаю Шишко. Господин Шишко занимал административную должность в Управлении Императорских Театров Санкт-Петербурга и был рад сдать дом в Пучково Вере, семью которой он хорошо знал. Этот дом стоял в пятистах метрах от дороги Петербург-Витебск и был окружён другими постройками поместья. Вера могла держать собственных лошадей и повозку, и помимо её слуг, вокруг проживали другие люди. На самом деле, это не было удалённым местом, и она не боялась жить здесь в одиночестве.
Весной 1891 года Вера переехала в Пучково. В то время ей уже исполнилось тридцать семь лет – по русским стандартам она была старой девой.
В качестве незамужней женщины она не могла очень хорошо принимать соседских помещиков и поэтому вынужденно вела почти отшельническую жизнь. Физически она была слаба и постоянно находилась под присмотром врачей.
Мой отец навестил однажды Веру по просьбе Нюси, которая хотела иметь новости от старой подруги, и был поражён её худобой и бледностью. Определённо, она была нездорова, и моему отцу стало её жаль.
Несколько месяцев спустя моему отцу опять понадобилось приехать в Невель. И на обратном пути в Колпино он остановился проведать Веру. Служанка сообщила ему, что Вера больна и не может его принять.
Прошло много месяцев, прежде чем мой отец снова появился в Пучково; на этот раз он застал Веру в гостиной, сидящей большом кресле напротив камина. Тяжёлый шерстяной платок покрывал её плечи, и она казалась очень слабой. Она медленно выздоравливала после воспаления лёгких. Доктор Талавринов, которого мой отец хорошо знал, тоже был здесь. Отец долго не задержался и уехал вместе с доктором, который по секрету сообщил ему, что Вера была серьёзно больна, и он даже опасался за её жизнь.
Моего отца удивило, почему Вера была так одинока. Вскоре он узнал, что её старшая сестра Елизавета была вдовой и проживала с дочерью в Швейцарии. Другая сестра, Ольга, была замужем и вместе с мужем жила в Петергофе, недалеко от Санкт-Петербурга. Брат Александр находился где-то в Европе, а брат Владимир служил Вице-губернатором Пензенской губернии, достаточно далеко от Невеля. Только её брат Алексей проживал в поместье Дубокрай недалеко от Витебска. Он был беспечным малым, бывшим офицером гусарского полка, теперь женатым, но известным за своё пристрастие к вину. Доход от поместья, которое занимало около шести тысяч гектаров, был недостаточным, чтобы покрывать его безрассудные траты. Он заложил поместье и продолжал одалживать деньги у еврейских ростовщиков. У него были большие финансовые трудности.
А здесь находилась Вера, такая замкнутая, такая покинутая и такая одинокая!
Верин отец Платон Рокассовский, родившийся в 1800 году в Риге, сделал блестящую карьеру. Во время нашествия Наполеона, хотя ему было только двенадцать лет, он уже имел чин прапорщика. Он принимал участие в Русско-Турецкой войне 1829 года, штурмовал Адрианополь, и участвовал в более поздних военных походах на Кавказе, где был награждён медалью Святого Георгия с надписью «За отвагу».
В возрасте тридцати шести лет он был уже генерал-майором и Начальником Канцелярии Генерал-губернатора Оренбурга. В 1840 году он участвовал в походе графа Перовского в Центральную Азию. За этот поход он получил Георгиевский Крест, самую высокую военную награду за храбрость на поле битвы. И в Оренбурге он встретил Александру Кузьминскую, свою будущую жену.
Госпожа Кузьминская была дочерью полковника Василия Кузьминского, выходца из мелкопоместного дворянства, служившего в Оренбурге. Её мать Елизавета Камаева происходила из татарской семьи и родилась в Сибири. Многочисленные картины и портреты, выполненные маслом, изображали госпожу Александру Кузьминскую, как очень красивую девушку.
Они поженились в 1835 году, и на следующий год у них родился первый сын. Платон Рокассовский немедленно нанял английскую и французскую гувернанток для сына. Молодая мама, которая на четырнадцать лет была моложе своего мужа, стала изучать французский под присмотром гувернантки-француженки. В то время в России считалось неприличным неумение бегло говорить по-французски. Брак Платона Рокассовского был определённо неравным.
В 1848 году он был назначен помощником Генерал-губернатора Финляндии и вместе с семьёй переехал в Гельсингфорс. В Финляндии он купил два поместья – Дегерё около Гельсингфорса и Кирьёла около Выборга. Генерал-губернатор Финляндии князь Александр Сергеевич Меньшиков, прямой потомок любимца царя Петра Великого, князя Александра Даниловича Меньшикова, проживал в Петербурге, и управление Великим Княжеством Финляндским было оставлено на Рокассовском. Платон Рокассовский был весьма образованным человеком, хотя он и был солдатом, но знал чувство меры и обладал великодушием. За короткое время он стал очень популярен в Финляндии.
6 декабря 1854 года граф Фредерик фон Берг был назначен на пост Генерал-губернатора Финляндии, заменив князя Меньшикова. Рокассовский получил новое назначение в качестве члена Государственного Совета и переехал в Санкт-Петербург. На самом деле, это должность не была продвижением по служебной лестнице; это было равнозначно положению «вне кормушки». Рокассовский имел достаточно либеральные взгляды, чтобы удовлетворять имперское правительство царя Николая Первого.
Рокассовский покинул Финляндию с тяжёлым сердцем. Он полюбил эту маленькую страну и её людей, таких искренних и работящих, и население Великого Княжества глубоко сожалело о его отбытии.
В знак благодарности за его великодушное правление Сенат Финляндии предоставил петицию царю с просьбой даровать Рокассовскому титул барона Великого Княжества Финляндского. Эта петиция была удовлетворена.
Во время величайших реформ Царя-Освободителя (в 1861 году) Рокассовского назначили заменить графа фон Берга на посту Генерал-губернатора Финляндии. Финны торжествовали. По их просьбе Рокассовский прибыл в Гельсингфорс, когда стемнело. Все улицы города были заполнены ликующими толпами людей, и население организовало в его честь факельное шествие. Рокассовский имел приказ от царя разработать для Финляндии новую конституцию.
Прошло два года. И в 1863 году царь Александр Второй со всей семьёй и императорским двором прибыл в Гельсингфорс на открытие первого Финского Парламента (Сейма). На церемонии открытия царь выступил с речью на французском языке, использовавшимся в международной политике, и этот жест либерального российского монарха дал каждому финну дополнительное заверение, что его государство действительно стало отдельным владением Российской Империи с собственными конституцией, управлением, сводом законов, денежной единицей (финской маркой вместо российского рубля), почтой, телеграфом и таможней вдоль всей финской границы.
Население Великого Княжества торжествовало. Улицы Гельсингфрса были украшены флагами и инициалами царя. Вечером был произведён грандиозный салют, и во дворце Генерал-губернатора барон Рокассовский дал бал в честь русского монарха. Согласно придворному этикету бал открывался полонезом, и ведущей парой были царь и баронесса Рокассовская. За ними следовали барон Рокассовский с Императрицей, Великие Князья и Княгини и члены императорского двора.
В возрасте шестидесяти восьми лет по настоянию врачей Рокассовский подал рапорт об отставке. К тому времени он уже имел все высшие награды империи. По случаю ухода со службы он получил указ царя о передаче ему трёх тысяч гектаров плодородной земли в Самарской губернии.
Жалованье высших государственных чиновников не соответствовало их реальным потребностям. Например, чтобы жить во дворце Генерал-губернатора и обеспечивать все необходимые развлечения, Рокассовский был вынужден продать одно из поместий, потому что его жалованье не покрывало расходов. Поэтому традицией того времени при уходе в отставку стало награждение высокого государственного чиновника поместьем в качестве компенсации ему тех расходов, которые он вынужден был оплачивать из собственных средств.
Сенат Финляндии подарил Рокассовскому обращение, выполненное на пергаментном свёртке, от всех провинций Великого Княжества. На нём был отпечатан цветной герб Финляндии – золотой лев с мечом в поднятой правой лапе. Обращение, написанное по-шведски, высоко оценило Рокассовского за службу на благо Великого Княжества и заверило в вечной преданности ему благодарного населения Финляндии.
После выхода в отставку Рокассовский со всей семьёй совершил поездку за границу. Они жили в гостинице Ниццы, когда он умер от сердечного приступа в марте 1869 года. Его похоронили на русском кладбище в Ницце.
СЕМЕЙНЫЕ НЕУРЯДИЦЫ.
Глава 16.
Вере Рокассовской было четырнадцать лет, когда умер её отец. Она хорошо помнила его, хотя в детстве не часто его видела.
Каждое утро после того, как были заплетены две длинные косы, и она была тщательно одета, Вера, сопровождаемая француженкой-гувернанткой, отправлялась в большую столовую, где завтракали её родители. Она делала реверанс отцу – «Bonjour, papa» - и целовала ему руку. Он гладил её по головке и улыбался. Вера была самой младшей в семье, поэтому вечно занятый, он всегда старался быть внимательным и любящим по отношению к ней.
После этого Вера делала реверанс перед мамой – «Bonjour, mama» - и целовала её руку, но мать не ласкала её, а Вера от неё этого и не ждала. Они обе были достаточно равнодушны друг к другу.
После этой короткой церемонии Вера садилась на своё место за столом и молчала. Ей не разрешалось трогать какую-либо еду, за исключением той, что ей подавалась. Ей также не разрешалось разговаривать за столом, даже просить добавки хлеба, хотя часто она была голодна.
После завтрака Вера приступала к своим урокам с француженкой-гувернанткой и мисс Давенхилл, которую она обожала и часто доверяла все свои секреты. Каждый день у Веры был урок музыки. В большом дворце Генерал-губернатора, где Вера родилась, имелась комната с концертным роялем. Эта комната находилась в самом дальнем углу здания и была предназначена для детей Генерал-губернатора, где они могли играть на рояле, никого не беспокоя. Однако, каждому ребёнку разрешалось проводить в комнате только один час и только упражняясь игре на рояле, и ничего сверх того. За уроком музыки обычно следовал урок танцев и, наконец, около полудня Вере разрешали играть с другими детьми её возраста. В Финляндии знать была шведской, и все дети говорили по-шведски. Вера научилась говорить на шведском языке без акцента, хотя она совсем не разговаривала по-русски.
После завтрака Вера больше не видела родителей в течение дня. Все дети обедали и ужинали под присмотром гувернанток и наставников в другой столовой, чтобы не мешать своим родителям.
В конце недели вся семья обычно отправлялась в своё поместье Дегерё, расположенное на одном из островов недалеко от Гельсингфорса. Вера помнила большой военный катер с четырнадцатью гребцами и офицером, ожидавший их на причале. Когда её отец появлялся, офицер отдавал чёткие команды, поднимался флаг Генерал-губернатора, и все гребцы налегали на вёсла. Добирались до острова быстро, и дети там могли играть и бегать в своё удовольствие.
Зимой детям нравилось кататься на коньках. В плохую погоду мисс Давенхилл заставляла их выходить на прогулку по улицам города хотя бы на час в день.
Хотя образование и воспитание баронессы Александры Рокассовской, дочери неизвестного полковника из Оренбурга на границе с Азией, совершенно отличалось от образования и воспитания её мужа, они оказались счастливой семейной парой. Баронесса Рокассовская следовала инструкциям своего мужа и вскоре хорошо овладела премудростями придворного этикета и успешно справлялась с обязанностями жены русского аристократа и важного должностного лица, каким был её муж. Спустя тридцать лет с начала семейной жизни она хорошо говорила по-французски и стала одной из известных хозяек салона в Петербурге и Гельсингфорсе.
Как жена Генерал-губернатора Финляндии она отказывалась принимать участие или давать разрешение на использование своего имени любому благотворительному обществу, в которых женщины высшего света принимали самое живое участие. С незапамятных времён весьма часто случалось, что эти общества управлялись бесконтрольно, и средства, собранные на благотворительные цели, пропадали. Барон Рокассовский гордился своими именем и репутацией и не хотел, чтобы имя его жены оказалась бы связанным с разными слухами о нелицеприятном использовании общественных средств. Баронесса Рокассовская никогда не подвергала сомнению властное желание мужа. По его настоянию она полностью доверила образование детей французской и английской гувернанткам и учителям, нанятым мужем. Вероятно, по этой причине дети не особенно её любили.
На одном из приёмов в Зимнем дворце барон Рокассовский представил свою жену Императору Николаю Первому и Императрице, бывшей прусской принцессе Шарлоте. На том же приёме баронесса Рокассовская была представлена Наследнику престола, Цесаревичу, будущему царю Александру Второму, и его жене Великой Княгине Марии Александровне, бывшей Гессенской принцессе. Цесаревне понравилась баронесса Рокассовская, и они начали переписку, всегда по-французски. Их обмен письмами продолжался почти тридцать лет и прервался только со смертью Императрицы в 1880 году.
Барон Рокассовский и его жена имели девять детей, но двое умерли в младенчестве. Вера, родившаяся в 1854 году, была самым младшим ребёнком в семье.
После выхода в отставку в 1868 году барон Рокассовский со всей семьёй, сопровождаемой гувернёрами, учителями, слугами и горничными, предпринял поездку за границу. Только старшая дочь Елизавета осталась с мужем в Санкт-Петербурге.
Вера запомнила, как её позвали в спальню к отцу в гостинице, когда они жили в Ницце. С большим усилием её отец поднял свою руку и благословил Веру, и Вера поцеловала отцовскую руку в последний раз. Спустя несколько часов он умер.
По требованию властей города его похороны происходили в ночное время. Ницца была известным курортом, где проживало много больных людей. Доктора и родственники убеждали их, что солнечное тепло и мягкий морской ветерок Средиземноморья вернут им силы и здоровье, и они хотели в это верить. Чтобы не омрачать их настроение печальным зрелищем, все похороны совершались по ночам.
Поздней ночью гроб барона Рокассовского вынесли из гостиницы. Все члены семьи следовали на Русское кладбище, расположенное в нескольких километрах к западу от центра города. Отпевание и опускание гроба в могилу происходили при свете факелов. Мрачный спектакль произвёл на Веру очень сильное впечатление. Её не понравилось та быстрота, с которой совершилась служба отпевания. Её казалось, что все, включая русского священника, стремились скорее покончить с этой церемонией.
После установления большой квадратной надгробной плиты во весь размер могилы, выполненной из мрамора, с именем, званием и датами жизни покойного, семья вернулась в Кирьёлу, поместье под Выборгом, где они провели остаток лета. Младшие мальчики Владимир и Алексей немедленно были отправлены в Пажеский Корпус, привилегированную военную академию в Санкт-Петербурге, где получили образование их старшие братья Платон и Александр. Веру отдали в частную школу княгини Оболенской. Осенью баронесса Рокассовская сняла квартиру в Санкт-Петербурге на Фонтанке. Впервые Вера оказалась в русской школе. Она совсем не говорила по-русски, но это не вызывало тревоги: теперь она была в России и могла учить свой родной язык.
Барон Рокассовский умер, не оставив завещания. Он так был занят на службе, что не составил завещания, находясь в России. Фатальный сердечный приступ настиг его неожиданно. Отсутствие завещания сделало вопрос о наследстве очень сложным.
Согласно закону, его вдова наследовала седьмую часть всего состояния. Каждой из дочерей отводилась одна четырнадцатая часть, и оставшееся наследство равномерно делилось между сыновьями. Закон был ясен в отношении деления наследства, но оставался вопрос его оценки.
Налоги на наследство в России были чрезвычайно малы, и правительство не волновал процесс оценки стоимости наследства. Земляные поместья, расположенные в разных провинциях, оценивались мелкими местными чиновниками, которые легко поддавались влиянию. Они всегда были готовы угодить и за небольшое вознаграждение могли оценить определённую собственность значительно ниже рыночной стоимости.
Вдова баронесса Рокассовская проявила необычный интерес в вопросе, касавшемся состояния её покойного мужа. Прошло несколько лет, прежде чем вопрос был решён окончательно. И в качестве вознаграждения за её не погаснувший интерес, два самых больших поместья – Комчанская Рудня и Дубокрай – были предоставлены ей и её младшему сыну Алексею, её любимцу. Для равновесия поместье Дегерё в Финляндии также было добавлено к вдовьей доли.
Поместье Дубокрай, собственность даже немного большая, чем Комчанская Рудня, в Витебской губернии, было передано Алексею, самому младшему из сыновей покойного. В Дубокрае имелся большой и весьма удобный двухэтажный дом. Он был построен из кирпича и камня в колониальном стиле на берегу большого озера. Озеро было таким широким, что только в ясный день можно было увидеть противоположный берег. Верин отец держал на этом озере две гоночные яхты. Вокруг дома и других строений располагался парк. Поместье приносило хороший доход.
Комчанская Рудня и Дубокрай являлись теми двумя поместьями, которые князь Александр Вяземский с разрешения Императрицы Екатерины Великой подарил Вериному деду Ивану Рокассовскому, который был его сыном. Третье, самое большое поместье Домброво, тоже представленное князем Вяземским, позже было продано дедом Веры.
Часть наследства, полученная матерью и её любимым сыном, представляла собой львиную долю всего наследства, но авторитет вдовы баронессы Рокассовской не оспаривался среди её детей, и никто не возражал.
Вера и её сестра Ольга получили в качестве своей доли около трёх тысяч гектаров земли в Самарской губернии, в поместье под названием «У ручья Карамбулатка», как было официально записано в дарственной царя Александра Второго отцу Веры при его уходе в отставку. Предполагалось, что каждая из сестёр согласится на владение полутора тысяч гектарами земли на границе с Азией, где в то время земля не имела большой ценности.
К удивлению Веры её учёба в школе для девочек княгини Оболенской протекала без каких-либо трудностей. Все учителя школы, а также все одноклассницы, бегло говорили по-французски. Вера начала разговаривать по-русски, и через несколько месяцев она хорошо овладела русским языком, но никогда не избавилась от лёгкого акцента.
В девятнадцать лет Вера окончила школу княгини Оболенской. Осенью того же года её мать привезла дочь на бал в Зимний дворец. Пока Вера, согласно дворцовому этикету, присела в глубоком реверансе перед царём и Императрицей Марией Фёдоровной, её мать нашла время заметить царю, что у неё была ещё незамужняя дочь, начавшая выезжать в свет, и что она, бедная вдова, нуждалась по этой причине в дополнительных средствах. Царь улыбнулся Вере и сказал несколько слов её матери. Вера не расслышала, что именно он произнёс, но по выражению лица баронессы Рокассовской, она догадалась, что её просьба будет удовлетворена.
Спустя несколько недель баронессу Рокассовскую уведомили, что Его Императорское Величество издал указ о назначении ей дополнительной пенсии в шесть тысяч рублей ежегодно. По какой-то причине эта дополнительная пенсия называлась «арендой».
Как только баронесса получила эту новость, она совершенно забыла о существовании незамужней дочери. Она обращала внимание на Веру не больше, чем на свою горничную или дворецкого. В своей квартире на Фонтанке она принимала только людей её возраста и посвящала всё своё время своим двум болонкам и ежедневной игре в карты.
У Веры было несколько подруг, с которыми она познакомилась в модной школе княгини Оболенской, и эти подруги приглашали её на различные вечера. Но поскольку Верина мать никогда не устраивала приёмов для молодых людей, Вера была не в состоянии оплачивать тем же, и приглашения становились каждый сезон всё более редкими, пока совсем не прекратились.
Тем временем семья Рокассовских опять находилась в трауре по поводу трагической смерти старшего Вериного брата Платона. Платон в звании майора Преображенского полка был адъютантом царя. Он был женат на Софье Сабуровой, девушке из очень древней боярской семьи. Вместе с женой он жил в квартире Зимнего дворца, которая своими окнами выходила на Миллионную улицу и Зимнюю Канавку, где стояла Первая рота его полка.
Платон, как и его отец, делал блестящую карьеру. К сожалению, он очень любил свою жену, очень недалёкую женщину. Его жена кокетничала со всеми его друзьями. Все её наряды имели вызывающие глубокие декольте. Она была груба с мужем, и Платон пришёл к убеждению, что они не подходят друг другу. Но он не мог позволить себе развестись с ней. Кроме того, по установленной традиции, в случае развода он должен был бы уволиться из полка. Всё это вместе делало его весьма несчастным.
Однажды утром его охватило такое отчаяние, что он взобрался на подоконник окна своей квартиры и полосонул себя по горлу бритвой. Окно было открыто, и он упал со второго этажа вниз на тротуар Зимней Канавки. Когда солдаты подбежали к нему, он был уже мёртв.
Вера очень любила своего старшего брата, и его смерть принесла её много страданий. Во время гибели её брата Вере было двадцать два года.
Два молодых человека делали Вере предложение и просили её руки, но она им отказала. Она решила выйти замуж только за человека, которого она полюбит. Она читала романы Бальзака, Жорж Санда и других французских и английских писателей-романистов. Она обожала Русский Императорский Балет и часто посещала Мариинский театр. Вера стала свидетельницей триумфа Аделины Патти, знаменитой итальянской певицы-сопрано, выступавшей тогда в Санкт-Петербурге.
Через несколько лет Вера стала достаточно независимой. Она никогда не боялась путешествовать в одиночку и научилась курить, что было неслыханно в то время, и за что её сильно критиковали. Она читала газеты и стала проявлять интерес к политике.
Во время Русско-Турецкой войны 1877-1878 годов её брат Владимир Рокассовский, тоже офицер Преображенского полка, в звании есаула Эскорта Его Величества принял участие в компании. Он получил несколько наград за храбрость и стал адъютантом царя. Верина сестра Ольга стала медсестрой и была послана с отрядом Красного Креста в зону боевых действий.
Вера читала все официальные сообщения и тщательно следила за развитием событий этой военной компании. Как и тысячи других девушек она преклонялась перед Царём-Освободителем и была горда называться русской. Её слабый акцент причинял её много неудобств и был причиной её смущений, особенно в этот период её жизни.
Для Веры стало невозможным продолжать вести беззаботную жизнь, и она решила поступить в Петербургскую Консерваторию. Спустя четыре года после завершения учёбы она опять столкнулась с прежней проблемой – чему посвятить свою жизнь? Вера не находила решения, а смерть мисс Давенхилл сделала её жизнь в Петербурге ещё более невыносимой. И она решила уехать в деревню.
Она могла бы отправиться в своё собственное поместье в Самарской губернии, но это было очень далеко. Поместье «У ручья Карамбулатки» располагалось в киргизской степи в ста шестидесяти километрах от Самары и в ста километрах от города Уральска. Ближайшая железнодорожная станция находилась в Самаре. Кроме того, во всём поместье имелся только один дом, состоящий из четырёх комнат, в котором жил управляющий всего несколько месяцев в году с начала посевных работ и до сбора урожая. Это была наиболее примитивная система. Всё поместье было разделено на пять равных частей, эти части чередовались... ежегодно засеивалась только одна часть. Поместье стояло на чернозёме и почва никогда не нуждалась в удобрениях. Урожай полностью зависел от количества дождей. Засушливым летом весь урожай мог погибнуть. Следовательно, доход с этого поместья был очень незначительным. Но с другой стороны, в те годы, когда было достаточно дождей, поместье давало большую прибыль. Выращиваемая пшеница, так называемая «Белотурка», имела зерно высокого качества.
В действительности, это была первая попытка вспахивания «девственной почвы»: степи до этого никогда не культивировались. Русские степи зарастали ковылью. Эта трава имела глубокие корни и препятствовала выдуванию почвы сильными порывами ветра. В то время русские старались не вспахивать более пятой части земель, чтобы не нарушить природного равновесия.
Вера переехала в дом в Пучково в Витебской губернии. К несчастью, через несколько месяцев она заболела пневмонией и несколько недель пролежала в постели без сознания с высокой температурой. Доктор Талавринов, ежедневно посещавший её, опасался за её жизнь. Но, наконец, её молодой организм помог ей перебороть болезнь.
Выздоровление заняло много времени. Сначала её разрешалось сидеть в гостиной, но с наступлением тёплой погоды доктор позволил ей сидеть на скамеечке возле дома, тепло одетой и накрытой шерстяной накидкой. Наконец, она окрепла и могла совершать ежедневные прогулки.
Усадьба Пучково располагалось всего в двух километрах от шоссе, и к дому от него вела широкая дорога. Эта дорога всегда поддерживалась в хорошем состоянии, и Вера обычно гуляла вдоль неё. Её путь проходил мимо кузнецы, в которой всегда был занят работой кузнец Янкель. Янкель был высоким и крепким евреем, всегда приветствующим Веру дружеской улыбкой.
Евреи были обычно торговцами, страховыми агентами, владельцами гостиниц или таверн, и Янкель представлял собой исключение из этого правила. Однажды Вера обратила внимание, что Янкель стал выходить из кузницы в сторону шоссе, и, прикрываясь рукой от солнечного света, долго смотреть в сторону Невеля, находившегося на расстоянии восьми-девяти километров. Веру это заинтересовало, и она спросила, на что он смотрел.
Смотрю? – ответил Янкель вопросом. – Смотрю, не горит ли уже Невель.
Что ты имеешь в виду? – не поняла Вера.
Да, - пояснил Янкель, - Это время для Невеля сгореть.
Оказалось, что практически все еврейские городки и поселения России периодически сгорали дотла. И после каждого пожара на месте старых домов строились дома лучшего качества. Нет необходимости говорить, что дома, принадлежавшие евреям, были застрахованы против пожаров на большие суммы. Периодические пожары, разрушавшие еврейские городки, были хорошо известным фактом, но чрезвычайно трудно было доказать, что эти пожары возникали намеренно. Большинство тщательных расследований, проводимых страховыми компаниями в лабиринте узких проходов между старыми деревянными строениями с вывешенными из окон коврами, не могли определить причины пожара, и страховые суммы выплачивались «потерпевшим». Интересно заметить, что при этих пожарах никто никогда не пострадал, и евреи-владельцы всегда успевали спасти все свои пожитки.
Вера Рокассовская была очень одинока. Она никого не навещала и имела совсем немного развлечений для себя. Большую часть своего времени она проводила за роялем и за чтением книг. Но доктор Талавринов рекомендовал ей не сильно утомлять глаза и читать не более часа в день. При таких условиях Вера оказалась очень рада визитам нескольких соседских помещиков с жёнами.
Вера очень привязалась к княгине Марии Ромадановской-Лодыженской. В то время, когда царь Пётр Великий отправился в Голландию и стал работать как простой корабельный плотник на верфях Заандама, прямой предок княгини был оставлен регентом России с титулом «Князь-Цезарь». Пока царь осваивал плотницкое дело на верфях и посещал фабрики, картинные галереи, анатомические театры, коммерческие и другие учреждения Западной Европы, стараясь обучиться всему чему можно, князь Ромадановский вместо него занимал российский трон.
Княгиня Мария, старая дева, была последней представительницей рода князей Ромадановских-Лодыженских. Её поместье Зивилёво было заложено, и несчастная женщина находилась в трудной финансовой ситуации.
Вера хотела помочь ей, и во время одного из редких визитов моего отца в Пучково она спросила его совета. Мой отец написал петицию царю для княгини. Царь проявил великодушие и распорядился оплатить все долги княгини из собственного кармана, и ещё ей была назначена пенсия, достаточная для удовлетворения её скромных потребностей.
К сожалению, разрешение её финансовых проблем произошло с запозданием. Княгиня узнала эту хорошую новость, навещая Веру в Пучково. Вскоре она почувствовала себя плохо. Вера немедленно послала за доктором Талавриновым, проживавшим в Невеле. Он нашёл у княгини Марии серьёзную болезнь сердца и прописал ей постельный режим. Княгиня хотела вернуться в Зивилёво, но из-за слабого сердца доктор опасался, что эта поездка могла бы оказаться фатальной.
Княгиня осталась в Пучково, проводя время, лежа в кровати или сидя в большом удобном кресле. Её собака, ирландский терьер, каждую ночь спал у неё в ногах, а днём всегда находился рядом.
Прошло два месяца, но состояние княгини не улучшалось. Каждый день Вера проводила несколько часов в комнате княгини, сидя около её постели и, читая ей книги, стараясь поддержать пожилую, одинокую женщину. Однажды вечером исчез терьер княгини. Слуги искали его везде, но найти не смогли. Наконец, его обнаружили в одной из гостиных, расположенной далеко от спальни хозяйки. Собака отказывалась вылезать из-под дивана, под которым она пряталась. Той же ночью старая княгиня умерла.
Несчастье княгини Ромадановской, её болезнь и смерть ближе привязали моего отца к Пучково и Вере Рокассовской. Постепенно его визиты стали более частыми. Ему нравилось проводить время в присутствии Веры. Она много читала и была интересной собеседницей. Она умела ездить верхом, и они часто катались на лошадях по полям, лугам и лесам. Наезднику требовалось особое умение, чтобы следовать за Верой, которая любила гнать лошадь во весь отпор.
Дом в Пучково был весьма удобен, и в нём была биллиардная комната. Вера и мой отец играли в бильярд или шахматы. Это было вполне естественно, что они полюбили друг друга и решили пожениться, но жена моего отца Эмилия упорно отказывалась дать согласие на развод. Кроме того, мать Веры и все её братья и сёстры оказались против её брака с человеком, бывшим дважды женатым и даже ещё не разведённым со второй женой! Они считали н