ЧК, контрреволюция и «заговор Локкарта» (1917—1921)

ЧК, предшественник сегодняшнего КГБ, была основана 20 декабря 1917 года. Созданный в 1954 году Комитет государственной безопасности принял эмблему ЧК, на которой были изображены щит и меч. Щит символизировал защиту революции, а меч — борьбу с ее врагами. К тому времени, когда Гордиевский бежал в 1985 году, на его удостоверении КГБ осталось лишь изображение щита. Всячески стараясь исправить мрачную репутацию КГБ, ее руководители решили убрать меч с эмблемы Комитета. Тем не менее и сегодня офицеры КГБ все еще называют себя «чекистами» и получают зарплату по двадцатым числам каждого месяца («День чекиста»), тем самым как бы отмечая каждый месяц день рождения ЧК.

Подобно подоходному налогу, введенному в Великобритании в 1799 году, создание ЧК представлялось временно необходимой мерой. Ленин и не думал, что ЧК очень быстро вырастет в самую большую политическую полицию и самую сильную внешнюю разведывательную службу в мире. До революции большевиков в октябре 1917 года (7 ноября по новому стилю) Ленин даже не думал, что когда-либо появится необходимость в создании политической полиции, или внешней разведки. Вернувшись в Петроград (ныне Ленинград) через два месяца после Февральской революции, свергнувшей царизм, Ленин принялся с надеждой ожидать прихода мировой революции. Большевики искренне полагали, что их революция положит начало международному революционному движению, которое в конце концов победит капитализм во всем мире. Они полагали, что в новом международном порядке не будет места ни простым дипломатам, ни тем более шпионам. После Октябрьской революции Лев Троцкий заявил, выступая по случаю своего назначения на пост народного комиссара иностранных дел: «Я выпущу несколько революционных прокламаций к народам мира, а потом закрою эту лавочку». Он приказал опубликовать секретные договоры, подписанные царским правительством со своими союзниками, и заявил, что «отказ от секретной дипломатии является: главным условием проведения честной, народной, подлинно демократической внешней политики».

Дореволюционное представление Ленина о жизни в большевистской России было не чем иным, как утопией. В работе «Государство и революция», написанной летом 1917 года, он утверждал, что в будущем не будет места ни полиции, ни тем более секретной полиции. Вместе с тем он признавал, что в переходный период от капитализма к коммунизму будет необходимо организовать «подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних трудовых рабов». Однако он считал, что подобное подавление будет «сравнительно простым» делом. Ленин писал:

«Совершенно естественно, что эксплуататоры не в состоянии подавлять народ без чрезвычайно сложной машины для осуществления этой задачи, но народ может подавить эксплуататоров даже при помощи примитивной машины, практически без всякой машины, без специального аппарата, путем простой организации вооруженного народа…»

Народ, считал Ленин, будет сам вершить классовый суд на улицах по мере возникновения необходимости. Однако Октябрьская революция привела к созданию системы, совершенно отличной от той утопии, о которой говорилось в работе «Государство и революция». Основополагающим элементом Советского государства, рожденного революцией, явился коммунистический миф о том, что, будучи авангардом пролетариата, большевики возглавили народное восстание, которое выражало волю не только самих большевиков, но и всего русского народа. В действительности же Октябрьская революция была не чем иным, как государственным переворотом, совершенным революционным меньшинством, свергнувшим умирающее Временное правительство, которое пришло на смену царскому режиму. Ни Ленин, ни его последователи так и не смогли признать этой реальности. Выступая сначала в оппозиции, а затем свергнув правительство, которое с каждым днем теряло доверие народа, большевики, тем не менее, так и не смогли добиться поддержки подавляющего большинства. На выборах в Учредительное собрание, проведенных сразу после революции, их основными левыми противниками были социалисты-революционеры (эсеры), которые добились абсолютного большинства голосов, в то время как большевики смогли заручиться поддержкой менее четверти всех проголосовавших. Даже в союзе с левыми эсерами они оставались в меньшинстве. Они же и распустили Учредительное собрание, созванное в январе 1918 года.

Ленин и не предполагал, что новое большевистское правительство (Совет народных комиссаров) столкнется с такой огромной проблемой, как внутренняя и внешняя оппозиции. Очень скоро он приходит к необходимости создать «специальный аппарат» для решения этой проблемы. Убежденные в уникальности и исключительной правильности марксистского учения, большевистские лидеры рассматривали любую оппозицию независимо от ее социальных корней, как контрреволюцию. 4 декабря Военно-революционный комитет, под руководством которого была совершена Октябрьская революция, создал Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем, во главе которой был поставлен Феликс Дзержинский. 19 декабря стало известно о надвигающейся всеобщей забастовке госслужащих. Это известие заставило Совнарком и его председателя Ленина предпринять более радикальные меры. Дзержинский получил указание «создать специальную комиссию для выяснения возможности борьбы с подобной забастовкой при помощи самых энергичных революционных мер». На следующий день, 20 декабря, Ленин писал Дзержинскому: «Буржуазия намерена совершить самое отвратительное преступление…» Обращаясь к Совнаркому вечером того же дня, Дзержинский заявил: «Не думайте, что я ищу формы революционной справедливости. Нам не нужна сейчас справедливость, идет война лицом к лицу, война до конца, жизнь или смерть. Я предлагаю, я требую органа для революционного сведения счетов с контрреволюцией».

Совнарком одобрил создание под руководством Дзержинского Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, известной впоследствии как ЧК.

Сегодня КГБ создал своеобразный культ личности Феликса Дзержинского. В его адрес произносилось больше хвалебных слов, чем в адрес всех его последователей, вместе взятых (как ни странно, значительная часть из них официально признана преступниками). Советский историк проф. В. Андрианов назвал его «рыцарем революции». Он писал: «Есть много людей, заслуживающих этого звания, но несмотря на это, каждый раз, когда произносятся эти слова, мы, прежде всего, думаем о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском… Всей своей героической жизнью он проложил дорогу в бессмертие».

Как и большинство первых руководителей ЧК, Дзержинский не был по национальности русским. Он родился в 1877 году в семье польских интеллигентов-землевладельцев. В раннем детстве он считал, что его призвание стать католическим священником. Вместо этого еще в школе он увлекся марксизмом и в 1895 году вступил в ряды Литовской социал-демократической партии. Год спустя он бросил школу для того, чтобы «учиться у народа и быть ближе к нему». Впоследствии он говорил, что быстро стал «пользующимся успехом агитатором, которому удавалось добираться до совершенно нетронутых масс: во время митингов, по вечерам в трактирах или других местах, где собирались рабочие.» Дзержинский называл себя «лютым врагом национализма». В 1900 году он стал одним из основателей Социал-демократической партии Польши и Литвы (СДПиЛ), во главе которой встала Роза Люксембург. Эта партия выступала не за независимость Польши, а за пролетарский интернационализм и сотрудничество с русскими марксистами. Компромисс в любой форме был чужд Дзержинскому. В 1901 году он писал: «Я не могу наполовину ненавидеть или наполовину любить, я не могу отдавать половину своей души, я должен отдать или всю душу, или ничего».

В течение всей своей карьеры революционера, будь то в царской России или Польше, Дзержинский ни разу не был на свободе более трех лет подряд. Впервые он был арестован в 1897 году после того, как молодой рабочий, «соблазненный вознаграждением в 10 рублей, предложенным жандармом», донес на него. После двадцати лет неволи, из которых одиннадцать лет он провел в тюрьме, после долгих лет ссылок, поселений, после трех побегов Дзержинский вышел на свободу и присоединился к большевикам, сначала в качестве делегата СДПиЛ, а затем он был выбран в Центральный комитет большевистской партии на летней партийной конференции 1917 года. Позже Дзержинский принял активное участие в Октябрьской революции.

В течение первого года работы на посту начальника ЧК, Дзержинский работал, ел и спал в своем кабинете на Лубянке. За свою выносливость и спартанский образ жизни он получил прозвище «железный Феликс». Старый чекист Федор Тимофеевич Фомин впоследствии с восхищением рассказывал о том, что Дзержинский отказывался пользоваться привилегиями, которых не имели другие чекисты: «Пожилой солдат приносил ему ужин из простой столовой, где питались все сотрудники ЧК. Когда он пытался принести Феликсу Эдмундовичу что-нибудь повкуснее или получше, Феликс Эдмундович бросал на него испытующий взгляд и спрашивал: „Вы имеете в виду, что это сегодня подавали на ужин всем?“ — „Всем, всем, товарищ Дзержинский“, — поспешно отвечал пожилой человек, пытаясь скрыть смущение».

Как и Ленин, Дзержинский отличался исключительной честностью, работоспособностью, готовностью пожертвовать как самим собой, так и другими во имя идеалов революции. В своей последней речи перед смертью Дзержинский говорил: «Я никогда не щадил себя, и в этом моя сила». После его смерти эти качества были использованы для написания портрета Дзержинского, напоминающего слабую пародию на святого мученика средних веков. Виктор Чебриков, председатель КГБ с 1982 по 1988 год, утверждал: «Феликс Эдмундович стремился искоренить несправедливость и преступления на земле и мечтал о тех временах, когда войны и национальная вражда уйдут навсегда из нашей жизни. Он всегда стремился следовать своему кредо, которое он выразил в следующих словах: „Я бы хотел обнять все человечество, поделиться с ним моей любовью, согреть его, отмыть его от скверны современной жизни“.

Святой Феликс вряд ли оценил бы тонкую лесть Чебрикова, которая не может не вызвать улыбки, поскольку он не отличался чувством юмора. По стандартам 80-х годов такие «возвышенные гуманисты», как Дзержинский, должны были иметь чувство юмора, поэтому Чебриков на полном серьезе пытался доказать, что Дзержинский им обладал. Чебриков утверждал, что Дзержинский «не был настолько аскетичным, как представляют некоторые люди, он любил жизнь во всех ее проявлениях, во всем ее богатстве, он умел шутить, смеяться, любил музыку и природу».

Культ святого Феликса в КГБ начал создаваться сразу после его смерти в 1926 году. Портрет Дзержинского, посмертная маска, слепки его рук, а также его военная форма были помещены в стеклянный гроб и выставлены в конференц-зале офицерского клуба КГБ в качестве объекта поклонения, подобно бальзамированной мумии, находящейся в Мавзолее на Красной площади. Репутация Дзержинского всегда оставалась неизменно чистой, хотя она немного и потускнела в лучах славы Сталина, гений которого проявлялся во всех областях, в том числе и в разведке. Во время празднования двадцатой годовщины ЧК в декабре 1937 года Дзержинского называли «неутомимым большевиком, несгибаемым рыцарем революции, под руководством которого ЧК не раз отводила смертельную угрозу, нависавшую над молодой Советской республикой».

Культ Сталина постепенно вытеснял образ Дзержинского, чьи портреты исчезали, а размер оставшихся становился все меньше. Вскоре после Второй мировой войны его посмертная маска и слепки рук были убраны из офицерского клуба КГБ, и скорее всего, уничтожены.

Политика десталинизации шестидесятых годов положила начало возрождению культа Дзержинского. КГБ всячески пытался отмежеваться и от той кровавой роли, которую он сыграл в сталинский период. Создавался своего рода мифический портрет, изображающий святого Феликса, «рыцаря революции», убивающего дракона контрреволюции. Из одного материала в другой переходили слова Дзержинского о том, что чекист должен обладать «горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками». В конце пятидесятых годов напротив центрального здания КГБ на площади Дзержинского была воздвигнута многометровая статуя Дзержинского. Сегодня главным объектом поклонения сотрудников Первого главного управления (внешняя разведка) является большой бюст Дзержинского, установленный на мраморном пьедестале, рядом с которым всегда лежат свежие цветы. Все молодые офицеры ПГУ рано или поздно проходят процедуру возложения цветов или венков к бюсту основателя КГБ. Словно ветераны войны, стоящие перед могилой неизвестного солдата, они склоняют головы в скорбном молчании. Подобными ритуалами офицеры КГБ пытаются укрепить свой образ чекиста и разорвать, по крайней мере в некоторой степени, те мрачные нити, которые связывают их со сталинским НКВД.

Главными средствами, одобренными Совнаркомом 20 декабря 1917 года, которые Дзержинский и возглавляемая им ЧК должны были использовать для борьбы с контрреволюцией, были «захват собственности, переселение, лишение карточек, публикация списков врагов народа и т.д.» Тем не менее, главным оружием ЧК стал террор. Ленин не представлял себе масштабов оппозиции, с которой ему придется столкнуться после революции. Он быстро приходит к выводу, что «специальная система организованного насилия» должна быть создана для осуществления диктатуры пролетариата. В условиях классовой войны большевики не могли себе позволить ограничиться старыми понятиями «буржуазной» законности или морали. Ленин утверждал, что главной причиной поражения величайшего революционного восстания XIX века, Парижской Коммуны 1871 года, было то, что восставшие возлагали слишком много надежд на примирение и использовали слишком мало силы. Неспособность подавить буржуазию силой привело к краху. Ленин жестоко критиковал «предрассудки интеллигенции относительно смертной казни». Он считал, что у масс были более здоровые инстинкты. Уже в декабре 1917 года Ленин выступит за то, чтобы народные массы сами вершили свой суд («уличный суд») над «спекулянтами». Он всячески поощряет любые действия, в том числе и террор, направленные против «классовых врагов».

Не будучи по натуре жестоким человеком, Дзержинский, как и Ленин, буквально кипел от идеологической ненависти по отношению к классу, из которого он сам вышел. Он говорил своей жене, что воспитал себя так, чтобы «без всякой жалости» защищать революцию. Один из его ближайших соратников, Мартин Янович Лацис писал в газете ЧК «Красный террор»: «Мы не ведем войны против отдельных людей, мы уничтожаем буржуазию как класс. Во время расследования не ищите свидетельств, указывающих на то, что подсудимый делом или словом выступал против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны задать: к какому классу он относится, каково его происхождение, каково его образование или профессия. Ответы на эти вопросы определят судьбу обвиняемого. В этом состоит значение и смысл красного террора.»

В то время как Дзержинский и его помощники прибегали к красному террору только как к объективно необходимому средству классовой борьбы, некоторые из простых членов ЧК, особенно на местах, наслаждались властью жестокости, не вдаваясь в высокие идеологические рассуждения. Яков Христофорович Петере, один из первых и наиболее выдающихся помощников Дзержинского, позднее признавал, что «многие нечестные элементы» пытались проникнуть в ЧК. Однако он не считал нужным добавить, что многим из них это удавалось. По жестокости ЧК можно сравнить со сталинским НКВД, хотя масштабы расправ были гораздо меньше.

Вплоть до лета 1918 года чинимый ЧК террор в какой-то мере смягчался деятельностью левых эсеров, на помощь которых большевики полагались на начальном этапе. В январе 1918 года, несмотря на возражения со стороны Ленина и Дзержинского, представители левых эсеров в Совнаркоме настояли на том, чтобы их партия была представлена в ЧК. Один из четырех левых эсеров, назначенных членами коллегии ЧК, Вячеслав Алексеевич Александрович, стал заместителем Дзержинского. В марте 1918 года после подписания мира с Германией в Брест-Литовске в знак протеста левые эсеры вышли из Совнаркома. Партия большевиков изменила свое название на Коммунистическую. С тех пор в состав Совнаркома входили исключительно коммунисты, а правительство большевиков переехало в новую столицу — из Петрограда в Москву. Несмотря на то, что левые эсеры вышли из правительства, они все еще оставались в составе ЧК. Дело в том, что, по утверждению самих левых эсеров, Дзержинский просил их остаться, убеждая их лидера Марию Спиридонову, что без их поддержки более не сможет «держать в узде жаждущих крови чекистов». Пока левые эсеры оставались в составе ЧК, за политические преступления не расстреливали. Дзержинский безгранично доверял своему заместителю левому эсеру Александровичу. Переехав в Москву, он передал ему всю полноту власти по решению каждодневных административных вопросов, а сам сконцентрировал свои силы на оперативной работе.

Штаб ЧК находился в Москве, на улице Большая Лубянка, в доме номер 11, который ранее занимала страховая компания «Якорь» и лондонская фирма «Ллойд» (позднее ЧК переехала в дом номер 2, в котором находилась российская страховая компания «Россия»). Теперь главное здание КГБ находится на улице, носящей имя Дзержинского. Те, кого Дзержинский называл «жаждущими крови» чекистами, в скором времени оказались и в Москве. Одной из первых жертв чекистского террора в Москве был известный цирковой клоун Бим-Бом, который часто позволял себе смеяться над коммунистами. Как и в КГБ, в ЧК плохо понимали такой юмор и считали его идеологической провокацией. Когда во время представления к Бим-Бому подошли чекисты с каменными лицами, зрители подумали, что это лишь часть общего представления, однако их смех вскоре сменился на панику, когда они услышали выстрелы, — чекисты открыли огонь по Бим-Бому, который пытался бежать.

Помимо террора, в борьбе против контрреволюции ЧК часто прибегала к внедрению агентов. Хотя Дзержинский выступал против царских методов использования агентов-провокаторов, он очень быстро сам стал настоящим специалистом в этой области. Согласно официальным советским источникам, к началу 1918 года чекисты «регулярно предпринимали такие опасные операции», как внедрение агентов. «Обстановка напряженной классовой борьбы требовала быстрых действий по раскрытию гнезд контрреволюции. Любой неосторожный шаг мог стоить чекистам жизни, но мужество и преданность были их врожденными качествами.» Согласно источникам КГБ, первым значительным успехом ЧК по внедрению своих агентов была операция против организации, которая находилась в Петрограде и называлась «Союз по борьбе с большевиками и отправке войск (генералу) Каледину». Чекист по имени Голубев, выдавая себя за бывшего офицера царской армии, «смог быстро проникнуть в „Союз“, разоблачить многих членов белогвардейского подполья и выявить места их тайных встреч». В течение января-февраля весь «Союз», насчитывающий около четырех тысяч человек, «был разоблачен чекистами и полностью обезврежен с помощью красногвардейцев». Значительно усовершенствованные террор и техника внедрения агентов, самые эффективные методы борьбы ЧК против врагов большевиков, заложили основу для двух наиболее выдающихся достижений сталинского НКВД: самого страшного в истории Европы террора в мирное время и самого широкого проникновения разведывательной агентуры в правительственный аппарат зарубежных стран. Вместе с тем значительное расширение террора и операций по внедрению агентов наблюдалось уже во время Гражданской войны 1918—20 гг.

В условиях полного хаоса жизнь молодого Советского государства находилась под постоянной угрозой. В результате Октябрьской революции и ее последствий большевики смогли сохранить контроль только над Петроградом, Москвой и несколькими прилегающими к ней районами в радиусе примерно 500 километров (в основном к востоку и, в меньшей степени, к югу) от Москвы. Остальная же территория России находилась в полном хаосе. Роспуск демократически избранного Учредительного собрания лишил большевиков, во всяком случае в глазах всего мира, оснований для утверждения о том, что они являются законным правительством России. Их проблемы усугублялись и драконовским мирным соглашением, которого требовала Германия, а Ленин, в свою очередь, настаивал на том, что у Советской России нет другого выбора, как подписать его. «Если вы не готовы ползти на животе по грязи, вы не настоящий революционер, а болтун», — говорил Ленин тем большевистским руководителям, которые сомневались в правильности принятого решения, в том числе и Дзержинскому. По условиям мирного договора, подписанного в Брест-Литовске 3 марта 1918 года (потерявшего силу восемь месяцев спустя, когда армия Антанты одержала победу на западном фронте) большевики должны были согласиться с разделом Западной России. В мае в Сибири начался мятеж чехословацкого корпуса, сформированного бывшей царской армией. Это восстание ознаменовало начало гражданской войны, которая продолжалась два с половиной года. К июлю на территории бывшей царской империи насчитывалось уже восемнадцать правительств, выступающих против большевиков. Признаваемый только германскими захватчиками (пока, в свою очередь, они сами не оказались в положении побежденных в ноябре того же года), советский режим оказался международным изгоем. Многие дипломаты стран Антанты были захвачены войной в Советской России. Летом 1918 года они начали вступать в контакт с врагами большевиков, а правительства Великобритании, Франции, США и Японии предприняли военную интервенцию.

С самого начала большевики считали, что Гражданская война являлась частью общего заговора сил Антанты. В действительности же Антанта не была инициатором восстания чехословацкого корпуса. Главной причиной мятежа было то, что тогдашний военный комиссар Лев Троцкий предпринял попытки разоружить солдат, и они, опасаясь за свою жизнь, взялись за оружие. Но для Ленина и Совнаркома было очевидно, что чехи были не чем иным, как инструментом «англо-французских маклеров». Ленин говорил в июле: «Мы столкнулись с систематическим, методическим и, очевидно, хорошо спланированным военным и финансовым контрреволюционным заговором против Советской республики, который все представители англо-французского империализма готовили в течение нескольких месяцев». До сих пор КГБ рассматривает все заговоры и выступления против молодого советского режима как «проявление общего заговора» своих классовых врагов внутри страны и «империалистических сил за рубежом». В действительности же все было по-другому. Если бы существовал «общий заговор», большевистский режим никогда не смог бы удержаться. В течение 1919 года большевикам противостояли три основные военные силы. Весной в Сибири началось выступление армии, возглавляемое бывшим царским адмиралом Колчаком, а летом — наступление белых генералов Деникина и Юденича на юге и на севере страны. Юденич дошел до пригородов Петрограда, фактически перерезав все железнодорожные сообщения города с Москвой. Большевики смогли выстоять благодаря полководческому гению Троцкого, который возглавил Красную Армию, но еще в большой степени им помогли разногласия, возникшие в рядах противника. Если бы разрозненные наступления Колчака, Деникина и Юденича были бы частью скоординированного наступления на Петроград и Москву, вполне возможно, контрреволюция одержала бы победу. Вместо этого каждая из белых армий действовала независимо друг от друга, а каждый из командующих сам хотел разгромить советский режим и овеять себя славой, и все они потерпели поражение.

Тем временем Красная Армия пыталась представить себя выразителем интересов не правительства меньшинства, а всего народа России. Она боролась против белых генералов, главной целью которых было восстановить реакцию и утерянные привилегии.

Хаос Гражданской войны дал западным правительствам шанс покончить с Октябрьской революцией, однако они не воспользовались этим шансом. До победы над Германией в ноябре 1918 года армии Антанты преследовали в основном военные, а не идеологические, как утверждают советские историки, цели. Главная их задача заключалась в снижении давления на Западном фронте в решающий момент войны. Мир, подписанлый в Брест-Литовске, позволил немцам перебросить значительные силы с Восточного фронта и начать крупнейшее за всю войну наступление на Западе. Британский главнокомандующий, фельдмаршал Хейг, назвал этот период критическим. В своем знаменитом обращении к войскам 11 апреля он сказал: «Мы должны защищать каждую позицию до последнего солдата, ни шагу назад. Даже прижатый спиной к стене, каждый из нас должен биться до конца, веря в справедливость нашего дела.» К июню 1918 года немцы вышли к реке Марна, угрожая Парижу. По сравнению с этим судьба большевистского режима на Восточном фронте имела второстепенное значение. Хотя военное положение на Западе быстро менялось в течение всего лета, армии Антанты не ожидали, что Германия уже осенью потерпит столь стремительное поражение.

Слабо подготовленные заговоры против советского режима, разрабатываемые и осуществляемые летом 1918 года западными дипломатами и заброшенными в Россию агентами, не представляли значительной угрозы для большевиков. Более того, казалось, что ЧК была заинтересована в том, чтобы заговоры выглядели более масштабно, с тем чтобы, разоблачив их, чекисты могли бы одержать весомую пропагандистскую победу. Даже после перемирия с Германией, когда западные правительства стали уделять больше внимания действиям, направленным на свержение большевистского режима, они не делали и половины того, что было в их силах. Две или три дивизии Антанты, высадившись в Финском заливе в 1919 году, возможно, могли бы дойти до Москвы и покончить с Советским правительством. Но ситуация, возникшая в конце Первой мировой войны, была такова, что западные страны не могли собрать даже две, не говоря уже о трех дивизиях. Войска, посланные в Россию, лишь дискредитировали белое движение, тем самым сыграв на руку большевикам. Их было слишком мало для того, чтобы решить исход Гражданской войны, но достаточно, чтобы большевики объявили всех своих противников марионетками западного империализма.

Большевики считали, что весь западный капиталистический мир восстал против них всей своей мощью. Чекисты с гордостью говорили, а КГБ и сегодня так считает, что именно они сыграли решающую роль в защите молодого Советского государства, его борьбе против гигантских заговоров западного капитала и его секретных служб. В 1921 году, отдавая должное чекистам, Ленин назвал их «нашим разрушительным оружием в борьбе против бесконечных заговоров и бесконечных посягательств на Советскую власть со стороны людей, которые значительно сильнее нас».

«Господа российские и зарубежные капиталисты! Мы знаем, что невозможно для вас любить эту организацию. И действительно, это невозможно, она, как никто другой, смогла противостоять вашим интригам, вашим махинациям в то время, когда вы душили нас, когда окружили нас захватчиками, когда вы организовывали внутренние заговоры и готовы были совершить любое преступление, лишь бы только сорвать наш мирный труд.»

Хотя заговоры западных дипломатов и разведывательных служб не были столь масштабными, как утверждал Ленин и как считает до сих пор КГБ, ЧК действительно удалось добиться целого ряда побед. Наиболее эффективным орудием ЧК было внедрение агентов («кротов») и провокаторов по модели, созданной царской «охранкой». Однако первая крупная операция ЧК по внедрению своих агентов в западное посольство провалилась.

Имперская Германия была единственной державой, с которой у большевистского режима были установлены официальные дипломатические отношения и с кем он обменялся послами после подписания мирного договора в Брест-Литовске. 23 апреля 1918 года в Москве открылось германское посольство во главе с графом Вильгельмом Мирбахом. Шесть дней спустя один из сотрудников миссии Мирбаха писал в своем дневнике: «Здесь мы должны быть начеку, вокруг нас шныряют агенты и провокаторы. Советские власти смогли быстро возродить бывшую царскую „охранку“, хотя и в другой форме, но, по крайней мере, не меньшую по размерам и более жестокую по характеру.»

Задача проникновения в германское посольство была возложена на контрразведывательный отдел, созданный в мае 1918 года в Управлении по борьбе с контрреволюцией ЧК. В 1921—22 годах контрразведывательный отдел был расширен и на его основе создано отделение контрразведки, сокращенно КРО, предшественник Второго главного управления КГБ. Во главе этого отдела стал двадцатилетний левый эсер Яков Блюмкин, возможно, самый молодой начальник отдела в истории КГБ. Блюмкин успешно провел операцию по проникновению в германское посольство, вступив в контакт с графом Робертом Мирбахом, австрийским родственником немецкого посла, который попал в русский плен во время войны. В июне Блюмкин получил от него письменное обязательство снабжать ЧК секретной информацией о Германии и деятельности германского посольства.

Однако Дзержинский поступил неразумно, поручив эту операцию Блюмкину, поскольку левые эсеры продолжали активно выступать против Брестского мира. 4 июля Центральный комитет левых эсеров одобрил план покушения на немецкого посла. Левые эсеры считали, что, убив его, они заставят большевиков прекратить «умиротворение» немцев и возобновить военные действия на Восточном фронте, что, по их мнению, будет способствовать делу развития мировой революции. Покушение было поручено Блюмкину и его сотруднику, фотографу, левому эсеру, Николаю Андрееву. Утром 6 июля Блюмкин подготовил документ на бланке ЧК, на котором стояла подделанная подпись Дзержинского и секретаря ЧК, поручающий ему и Андрееву провести переговоры с послом Германии. Помощник Дзержинского, левый эсер Александрович, втянутый в этот заговор Блюмкиным, поставил на этот документ официальную печать ЧК. После полудня того же дня Блюмкин и Андреев приехали в германское посольство и договорились о встрече с послом под предлогом необходимости обсудить вопрос, связанный с его родственником графом Робертом Мирбахом. Впоследствии Блюмкин утверждал, что именно он застрелил посла из своего револьвера, однако, по свидетельству сотрудников посольства, все три выстрела, произведенных Блюмкиным, не достигли цели, а граф Вильгельм Мирбах был застрелен Андреевым.

Таким образом, миссия ЧК как «щита и меча революции» чуть было не закончилась катастрофой. Вместо того чтобы защищать новое коммунистическое государство, в июле 1918 года ЧК чуть было не сыграло роль инструмента его разрушения. В телеграмме на имя Сталина Ленин писал, что покушение на Мирбаха поставило Россию на «волосок от возобновления войны с Германией». За покушением последовало восстание левых эсеров, в результате которого здание ЧК на Лубянке было захвачено, а Дзержинский арестован. Но у левых эсеров не было четкого плана действий, и их мятеж был подавлен в течение 24 часов преданными коммунистам латышскими войсками. 8 июля по собственному желанию Дзержинский ушел с поста руководителя ЧК. Была создана комиссия по расследованию обстоятельств восстания, а ЧК была очищена от левых эсеров. 22 августа Дзержинский был вновь назначен на пост председателя ЧК. К этому времени ЧК состояла исключительно из коммунистов. Сдерживающее влияние левых эсеров потеряло силу, а политика террора против политических врагов начала набирать обороты. Дзержинский говорил: «Мы представляем собой организованный террор. Это должно быть сказано совершенно ясно».

Ленин проявлял активный, хотя и немного наивный интерес к использованию различных технических средств и методов, в том числе террора, для охоты за контрреволюционерами. Ему чрезвычайно понравилась идея использовать большие электромагниты для обнаружения во время обысков спрятанного в домах оружия. Он всячески настаивал на рассмотрении этой идеи в ЧК. Однако Дзержинский занял другую позицию, он говорил Ленину: «Магниты вряд ли можно использовать при обысках, мы уже пытались это сделать». Но в качестве эксперимента он все-таки согласился с тем, чтобы во время обысков использовались большие магниты, главным образом для того, чтобы испугать контрреволюционеров и заставить их добровольно сдать спрятанное оружие. Вскоре от подобных экспериментов отказались.

Действия ЧК, направленные на внедрение агентов в миссии Антанты и ее разведывательные сети в Россию, оказались более успешными, чем операция против посольства Германии.

До сих пор КГБ считает своей крупнейшей победой операцию ЧК по разоблачению летом 1918 года так называемого «заговора Локкарта», в которой участвовали британские, французские, американские дипломаты и тайные агенты. Роберт Брюс Локкарт, бывший исполняющий обязанности генерального консула Великобритании в дореволюционной Москве, был способным, но не самым надежным сотрудником консульской службы. На протяжении своей карьеры ему дважды приходилось начинать все с начала после того, как его весьма запутанные любовные похождения становились достоянием гласности. В начале 1918 года после того, как британский посол был отозван, Локкарта направили в Россию для вступления в неофициальный контакт с большевистским режимом. Он не смог добиться больших результатов. Главная цель его миссии заключалась в том, чтобы убедить большевиков продолжить войну с Германией, пообещав помощь армии Антанты. Несмотря на то, что Локкарт потерпел неудачу и мирный договор в Брест-Литовске был подписан, он не оставлял надежды на лучшее. В своих докладах в Лондон он писал, что, несмотря на мирный договор, «существуют значительные возможности для организации сопротивления Германии». Военный комиссар Троцкий и сменивший его на посту комиссара иностранных дел Георгий Чичерин, будучи чрезвычайно заинтересованными в установлении связи с Лондоном, всячески пытались убедить Локкарта в том, что Брестский мир не продлится долго. Но Локкарт не пользовался большим доверием у своего правительства. Один из чиновников Министерства иностранных дел Великобритании язвительно заметил: «Может быть, г-н Локкарт и давал нам плохие советы, но нас нельзя обвинить в том, что мы им следовали».

После того, как Локкарт потерял всякую надежду на возобновление войны на Восточном фронте, он быстро поменял свое амплуа пробольшевистского дипломата на антибольшевистского заговорщика. В середине мая он установил контакты с агентами антисоветского подполья, возглавляемого эсером-террористом Борисом Савинковым, который еще до войны участвовал в организации покушения на Плеве и Великого князя Сергея Александровича. В своих мемуарах Локкарт отрицал то, что он подталкивал Савинкова на совершение тех или иных действий. Однако в своих телеграммах в Лондон он говорил совсем о другом. 23 мая 1918 года он направил в Министерство иностранных дел без всяких комментариев текст, полученный от агентов Савинкова, в котором рассказывалось о планах «убийства всех большевистских лидеров в ночь высадки войск Антанты и создания правительства, которое в действительности станет военной диктатурой». В отличие от британского правительства, которое больше заботила проблема войны с Германией, Локкарт становится ярым сторонником интервенции Антанты для оказания помощи в свержении коммунистического режима.

Английская секретная разведывательная служба, известная в то время, как МИ 1C, внесла свою лепту в неразбериху, созданную Локкартом. Помимо резидента МИ1С, капитана Эрнеста Бойса, который формально оставался во главе британской секретной агентуры в России, туда в начале 1918 года были направлены еще несколько офицеров разведки попытать счастья. У Локкарта сложилось «очень плохое мнение» об их работе. Он считал, что они, «несмотря на свою храбрость и явную способность к языкам, не могли правильно оценить <