Искусство, которое происходит сегодня
—Немецкая нация исчезает... И слава богу! Не очень-то ей можно было доверять! — громко смеется Ансельм.
В круглой шкатулочке Эрмитажного театра, среди мрамора, лепнины и кариатид прямо на сцене расположились немецкий художник-поставангардист Ансельм Кифер и заведующий отделом современного искусства Государственного Эрмитажа Дмитрий Озерков.
Ансельм Кифер с 70-х годов устраивает провокации общественному вкусу и неустанно напоминает людям о тяжелом историческом опыте Германии и немецкого народа в XX веке. Он претендует на звание самого дорогого, самого провокационного и самого популярного художника современности.
Кифер впервые посещает Петербург. Причина — новая выставка художника в Николаевском зале Зимнего дворца «Ансельм Кифер — Велимиру Хлебникову».
—Я был в восторге от вашего города, от истории в нем, и это подтолкнуло меня написать новую серию картин. Физически, конечно, я посетил Петербург впервые, но ощущение, что я уже здесь бывал. Так что для меня это стало скорее возвращением.
Очень скоро разговор от Петербурга переходит сначала на Ленинград, а потом на Петроград.
—Знаете, в абсолютном виде истории не существует. Каждый режим осознает ее по-своему. Это очень заметно, когда едешь по Московскому проспекту из аэропорта: по пути встречаются здания всех эпох, — художник лениво вытягивает ноги в мягких ботинках, — но история имеет и определенные точки, как показал нам Эйзенштейн. В своих фильмах он изображал историю, которую можно зафиксировать как материал. Поэтому Эйзенштейн формировал свою историю. До него как бы не было штурма Зимнего дворца, мы его просто не представляли.
Ансельм объясняет, что знакомство с Хлебниковым начал по его трактатам (ведь его поэзия и «заумный» язык переводу не подлежат), где все войны, все переломные моменты представлены в виде математических моделей. Такую историю Ансельм считает куда более точной, чем историю, написанную в учебниках.
— В осознании истории мы ориентируемся не на реальность, а на стихи и картины. — утверждает художник.
Хлебникову художник приписывает и звание мистика, который работал вне сферы, где logo еще имеет какое-то значение. К такой же сфере Кифер относит и мифологию, считая миф исходным пунктом для всего, материалом, который по ходу времени приобретает новые оттенки.
— В Петербурге есть много точек соприкосновения немецкой и русской культур. Так Кандинский, например, одновременно считается и русским художником, и немецким. На вас это повлияло?
— Я был очень рад, когда меня пригласили в Петербург, потому что связь между русскими и немцами очень сильная. Это прослеживается и в культуре, ведь Достоевский, к примеру, писал «Идиота» в Баден-Бадене. Очень много таких мостиков можно проследить. Я бы рассматривал Россию как часть Европы.
—Что для вас современное искусство?
—Это то искусство, которое я создаю, это-то понятно. Может вы о Кандинском услышать что-то хотели?
—Не знаю, насколько точно интерпретирует переводчик, но я говорю об «искусстве, которое происходит сейчас», не о Модерне.
—Хорошо. Я считаю, что искусство должно объединять три вещи: рациональное, внутренние элементы и эстетическую составляющую. Если эти три компонента есть, то искусство современно.
На юге Франции — в Баржаке — Ансельм Кифер создал огромное творческое пространство, где разместил множество мастерских, павильонов со своими работами и инсталляций. Общая территория комплекса составила 35 гектаров, но сам художник не считает ее внушительной.
— Да не такое уж и большое у меня творческое пространство, нормальное такое пространство... — скромно замечает он.
Для Ансельма эта территория, как он сам признается, идентична сознанию, и путешествие по 35 гектарам заброшенной фабрики ощущается им как прогулка по чертогам разума. Именно после таких прогулок и появляются на свет новые полотна из грязи и ржавчины.
— Как возникает ваша картина?
— Сначала идет переживание от чего-либо, которое я и пытаюсь зафиксировать. Потом появляется промежуточный результат. Итак, я стою напротив такого результата и думаю, что же мне говорит эта картина? Затем я продолжаю над ней работать, и так повторяется несколько раз. Иногда я работаю не один, я оставляю картину полежать, например, в снегу, и смотрю, как мне помогла природа, - Ансельм заметно оживляется. Творческий процесс для него чуть ли не важнее результата, поэтому он с удовольствием описывает свою работу.
— Картина это диалог, ни в коем случае не монолог. — заключает Ансельм.
Зрители спрашивают художника о русской литературе, о кораблях и подводных лодках, расположившихся на его картинах, о надписях на полотнах и их значении, о Германии и, конечно, о поэзии после концентрационных лагерей.
— Новый мир после войны еще не начался. Вокруг нас происходит очень много ужасов. И в таком мире без поэзии просто не обойтись. Я не пессимист и не оптимист, но я полагаю, что человек был сотворен неправильно, иначе в мире не было бы столько катастроф.
Текст №10
Охотники за звёздами
Новость о том, что в наш город прибывает всемирно известный актёр Киану Ривз оказалась для меня внезапной и очень приятной. А то, что прилетает он для съёмок нового фильма, порадовало вдвойне. В Петербург нечасто приезжают звёзды такого масштаба, а тут ещё и на несколько дней и съёмки будут прямо на улицах города. Нельзя пропускать такое!
Именно поэтому в свободный от всяких дел вечер пятницы, в приподнятом настроении, я решаюсь поехать к месту, где и разворачивается самое интересное. О том, что съёмки проходят именно на Львином мосту, я узнаю из фанатских групп актёра в социальных сетях и из инстаграмов некоторых счастливчиков, которые уже успели сфотографироваться со своим кумиром.
Ещё на подходе к месту назначения догадываюсь, что не я одна направляюсь именно туда: параллельно идущие постоянно что-то проверяют в телефонах, переглядываются между собой, одна девушка уточняет у шагающего рядом мужчины: «Простите, вы тоже к Львиному мостику? Это точно туда?». Почти одновременно сворачиваем с улицы Декабристов, и сразу становится ясно, что все мы вовремя и все по адресу.
На тротуарах по обе стороны моста большая и пёстрая толпа людей. В приятном предвкушении встаю на свободное место и начинаю вглядываться в происходящее на мосту действие. Всё ещё накрапывает дождь, поэтому в съёмках явно небольшой перерыв: на площадке никого, техника укрыта, участники всего действия прячутся по палаткам вокруг. Но ждущим поклонникам плохая погода, конечно, не страшна. Люди сбиваются в кучки, знакомятся, бурно обсуждают, как и то, из-за чего все собрались, так и беседуют на разные отстранённые темы. С просьбой поделиться переносной зарядкой ко мне обращается стоящая рядом девушка, жалуется, что телефон как всегда подвёл и разрядился до начала самого интересного. Теперь на весь вечер мы связаны с ней одним проводом. Не успеваем перекинуться и парой слов, как по нарастающему гулу толпы понимаем, что кажется вот оно, началось…
Погода несколько улучшилась, и на мосту тут же начинают суетиться люди в разноцветных дождевиках – участники съёмочной группы и персонал, работающий с толпой. Нас просят отойти на несколько метров в сторону, в кадре сейчас должна быть именно наша сторона улицы. Люди дружно двигаются и между делом достают всё, на что можно фотографировать, нужно быть начеку, не дай бог упустишь хороший кадр. Слышим раздающиеся на другом берегу вскрики и щелкающие затворы камер, а уже в следующий момент на мосту наконец появляется Киану Ривз.
– Господи, какой же он красивый! А вживую выглядит ещё лучше, господи, не могу! – восторженно восклицает женщина слева от меня и с немыслимой скоростью начинает делать фотографии.
Актёр одет в красивое ярко-коричневое пальто, в руках у него голубой зонт. Выглядит он спокойным и сосредоточенным, на толпу вокруг старается не обращать внимания. К нему подбегает девушка-гримёр и быстро поправляет причёску. Полагаю, что всю толпу при виде этого слегка жжёт чувство зависти. Полицейские перекрывают часть улицы и для машин, и для людей, толпу просят вести себя как можно тише, и вот, раздаётся команда «Мотор!»
Сцену Киану отыгрывает вместе с ещё одним актёром; снимается краткий эпизод разговора между героями, в конце которого персонаж Ривза проходит по мосту, садится в машину и уезжает. Получилось так, что я стою в группе людей, которая находится ближе всего к месту окончания сцены, поэтому лучшие снимки нам всем удаётся сделать именно в этот момент. Сцена отыгрывается ещё шесть или семь дублей, в перерывах между которыми работники пускают движение, и ворчащие от вынужденного ожидания случайные люди наконец проходят.
– Сколько минут ждать? Три? А не тридцать три? – недовольно переспрашивает облачённая в нарядный оранжевый плащ и чёрную шляпку низенькая пожилая женщина. – Ну три я подожду, а потом даже не пытайся меня сдерживать, а то я вся на взводе! – заявляет она работнику, который во время съёмки очередного дубля умоляет её говорить тише.
Каждый раз, когда сцена заканчивается, все стоящие с замиранием сердца ждут, что может в этот раз актёр всё-таки подойдёт к толпе фанатов и сделает хотя бы один снимок. Однако вновь и вновь слышится лишь общий вздох разочарования, когда Киану раз за разом сворачивает к огороженным палаткам, а не к нам.
– Ой, а что это там за баба крутится такая с ним? – задаёт этот вопрос в пустоту высокая брюнетка, предварительно толкая меня локтём в бок. Кто-то из толпы отвечает ей, что это партнёрша Киану по съёмкам, румынская актриса Ана Улару, на что девушка с долей облегчения в голосе протягивает: – Ааа, ну хорошо, что только по съёмкам, а то не пара как-то она ему, ни рыба ни мясо.
Снова начинается мелкий дождь. Сегодня съёмочной группе не очень-то везёт с погодой. Опять спешно укрывается техника, прячутся люди, увозят куда-то Киану, процесс останавливается, а фанаты на тротуаре вздыхают, недовольно поглядывая на небо, ещё бы, снова стоять без дела минимум полчаса.
Полицейский, прогуливающийся мимо нашей группки, усмехается, глядя на одетых по-весеннему легко людей, которые теперь поёживаются от холода и спрашивает:
– И не надоело вот вам тут стоять? Схватите воспаление лёгких, весёлое лето будет. Дождь же льёт, шли б по домам.
– Ой, дядя, не смеши – весело отвечает ему парень с большим профессиональным фотоаппаратом в руках. – Мы же петербуржцы, ещё скажи, что зонтики надо было брать с собой. Не сахарные, не растаем!
– Я вот тут тусуюсь уже часов шесть, с самого утра ничего не ела и мокла под дождём уже раза три – грустно добавляет прислонившаяся к фонарю девушка. – Но я же знаю свою везучесть, стоит отойти хоть минут на десять, он точно придёт, со всеми сфоткается и обнимется, а я опять всё пропущу, так что никуда я не уйду, до конца стоять буду.
Её выдержке, конечно, можно только позавидовать, хотя, думаю, все здесь стоящие разделяют её мысль, поэтому, боясь упустить главное, несмотря на холод, дождь, ветер, не уходят и ждут. Кто-то прогуливается по улицам неподалеку, кто-то просто отдыхает, прислонившись к стенам зданий, многие хвастаются друг другу сделанными фотографиями и выкладывают их в социальные сети, кто-то успевает позвонить друзьям и восторженно сообщить: «Да, я здесь, с Киану Ривзом, ну помнишь такого?» Всё новые и новые случайно проходящие люди присоединяются к толпе, как только узнают причину такого массового скопления. Больше всего в толпе, конечно, возникает разговоров на любые темы. Люди разных возрастов, люди, которые в обычных условиях вряд ли бы разговорились, общаются здесь словно давние друзья, без стеснения и неловких пауз.
С окончанием дождя съёмочный процесс возобновляется. Заметно, что персонал очень торопится, видимо не хотят упускать и так потраченное время. На мосту появляются два человека, одетых в точности как Киану и актёр, который играл с ним сцену. Эти двое встают на их место, проигрывают заново и до мельчайших деталей всю сцену, делая всё, как актёры, однако без съёмки и тишины на площадке. Не сразу понимаю, для чего нужен этот этап, всё-таки, это первые действительно серьёзные съёмки, которые мне довелось увидеть так близко, так что всех тонкостей сразу не понять. Через несколько минут на площадку выходит теперь уже настоящий Киану, и толпа вновь, затаив дыхание, следит за каждым его движением.
– Эх, ну хоть бы помахал нам, какой-то он недружелюбный сегодня. – с досадой в голосе произносит делящая со мной зарядку новая знакомая. Я в ответ лишь пожимаю плечами, кто ж знает, как у них обычно заведено приветствовать фанатов. Спасибо и на том, что не прогоняют и разрешают фотографировать.
На часах половина восьмого, после перерыва играют уже третий дубль, стоять и наблюдать становится всё холоднее. Внезапно обращаем внимание на то, что у палаток активно начинают собирать вещи. После очередного дубля в движение приходит и вся команда на мосту. Кажется, этот дубль был последним. Очевидно, что все собираются заканчивать и уходить. Толпа по обе стороны моста приходит в нервное движение и начинает жужжать. «Всё?», «Как, уже всё?», «Он что, сейчас уйдёт?», «К нам подойдёт или бежать за ним?», «Не может быть, уже конец?» – подобными вопросами вслух задаются присутствующие. К сожалению, даже самые слабые наши надежды не оправдываются: Киану быстро переходит на другой берег и скрывается уже на той стороне. Съёмочная группа сворачивается с немыслимой скоростью, каких-то пять минут и мост уже открыт для пешеходов. Самые отважные, недолго думая, бросаются следом за актёром, предлагает мне последовать их примеру и не упустить последнего шанса и моя новая знакомая. Мы бежим через мост, и в голове молнией успевает проскочить мысль о том, что какие-то минуты назад тут снималась сцена фильма, который посмотрят потом во всём мире, и я сама пойду смотреть его в кино, и неизвестно, когда ещё мне удастся побывать так близко к столь известным актёрам.
– Киану, братан! Ты куда, братан, подожди, я жене фотку обещал, стой! – прерывая мои мысли, вопит мужчина позади нас, обгоняет в следующую секунду и, с телефоном наготове, несётся в сторону фургонов. У фургонов остались ждать лишь единицы. Полиции тут ещё больше, они насмешливо говорят остаткам фанатов, что ждать смысла нет, актёр не выйдет, и даже им он отказал в фото. Знакомая предлагает мне уходить, раз шансов нет. Мы отходим от толпы и решаем срезать, пройдя между машин, как вдруг сзади на нас набрасываются двое полицейских с криками: «Куда вы? Вы что, дикие, что ли?! Совсем страх потеряли, ненормальные!» Обернувшись, обе понимаем, что срезать мы хотели прямо перед стоящей машиной Ривза, причём в тот момент, когда садился он сам. Нас оттаскивают в сторону, мы успеваем проводить машину взглядом и заметить, что на прощание актёр всё же помахал фанатам. Уже собираемся двигаться в сторону метро, как к нам подбегают две женщины с вопросом, на какой же машине укатил их кумир, и, получив ответ, с криком «Ну, мы его догонять тогда!» прыгают в свой автомобиль.
Зарядка на телефоне давно закончилась, я прощаюсь со своей случайной знакомой, иду в сторону Садовой и только на половине пути понимаю, что, обсудив всё: учёбу, кино, кумиров, погоду, город, я даже не узнала имени своей новой приятельницы. Да и сомневаюсь, что судьба нас ещё когда-либо сведёт. Как и со всеми этими разными людьми на тротуаре. Да и как с самим Киану Ривзом, наверное.
Текст №11
Деревенька для народников
Под высоким навесом на открытом воздухе кружится сотня детей и взрослых в русских традиционных костюмах, причем подавляющее большинство – именно дети и молодежь. Здесь нет места хаосу – все танцуют по парам, а движения отработаны. На сцене играют два баяна, скрипка и балалайка, причем тут уже все явно не школьного возраста. Не удивляет эта картина никого из проходящих мимо сотрудников детского лагеря «Жигули», в котором и происходит сие действо. Тут такое каждый вечер.
- Люблю я «Берестечко», - как-то раз сказала одна из тех добродушных полных поварих, которые есть в каждой детской столовой. - Это лучшая смена здесь.
Дело в том, что в «Жигулях» обычных лагерных смен в 21 день не бывает. Здесь все тематическое и длится всего неделю, а потому лето для местных сотрудников – бесконечный карнавал, в котором меняются лица, облик лагеря, происходящее вокруг. Сейчас сцена – площадка для вечорок, столы для пин-понга – место для мастерских, в которых учат резьбе по дереву или созданию украшений из бисера, а футбольное поле – не футбольное, на нем играют в лапту. Неделю назад тут были художники и дизайнеры, а на следующей неделе приедут спортсмены. Ну а сейчас – пожалуй, самые странные люди. Люди, которые искренне любят то, что они делают, хотя мало кто понимает, чем в принципе они занимаются. Здесь – народники, а их смена зовется фольклорной деревенькой «Берестечко».
Вечерки традиционно начинаются с простой пляски, в которую постепенно включаются все присутствующие. Начинает всегда Таня, которая и ведет все эти странные русские народные дискотеки. Тане еще нет тридцати, она еще не Татьяна Владимировна, а именно Таня, другое имя ей, кажется, просто бы не пошло. Волосы ниже талии неизменно убраны в толстую косу, на ней – традиционный казачий костюм: юбка с рубашкой, широкий красно-золотой пояс со сложной «объемной» вышивкой. Таня – девушка невысокого роста, не обделенаая всеми полагающимися округлостями.
Итак, Таня берет за руку Егора – одного из немногочисленных представителей мужского населения деревеньки, выводит его в центр. Они танцуют что-то совсем простое: сначала хлопают в ладоши, потом кружатся под ручку. Хлопают снова, кружатся в другую сторону. Затем расходятся, каждый берет по новой паре, все начинается сначала, и так до тех пор, пока не «разберут» всех.
Егор, которого Таня взяла первым, в этом году заканчивает школу. Он ездит сюда уже много лет с ансамблем «Вьюнки». Из «Вьюнков» вообще вышли многие местные «знаменитости» – и сама Таня, и ее муж Андрей, с которым теперь они поют во взрослом и серьезном коллективе «Вольница», и Леша Малышок, который руководит мастерской берестоплетения.
Пляски сменяют одна другую, и вот – «Светит месяц». Тут тоже все довольно просто: четыре хлопка, дробь, кружение «под ручку» и, если Таня кричит: «Переход!», то девушки покидают своих партнеров и против часовой стрелки движутся к следующему. За несколько минут постоянно ускоряющейся музыки успеваю сменить больше десятка «кавалеров» обоих полов. Мальчики и мужчины, как уже было сказано, здесь в дефиците. Танцую с хрупкой девочкой, едва достающей мне до пояса, танцую с ровесницей, танцую с Женей из орггруппы, который делать этого совсем не умеет, но компенсирует это странными движениями рук. Еще интересуется у каждой партнерши: «Что есть космос?»
Если выйти за пределы площадки и спуститься к Волге, можно обнаружить группку совершеннолетних курильщиков. Почти все они из орггруппы, но есть парочка и из коллективов, хотя у этой «категории» паспорт я бы спросила. Курят в сторонке, потому что детский лагерь – не положено. Но на неделю вредную привычку бросать, конечно, никто не будет. Да и как же без драйва, адреналина и кайфа от «запрещенки»?
- А сейчас дети до 12 лет идут спать! – Заявляет Таня, и самые младшие берестяне понуро уходят. Начинается самое веселое – игры.
Совершенно безобидная – «Селезень», можно сказать, категория «6+». Весь круг поет о том, что селезень гонится за утицей, а утице советуют пойти домой, где ждут детишки. За время песни вдоль круга за «утицей» гонится «селезень». Тут все просто: поймал – молодец, не поймал – облажался. Три пары «пернатых» сменяют друг друга, круг хочет следующую игру.
Дальше начинаются «16+» – целовальные игры.
- Маша-Яша! – объявляет Таня, берестяне одобрительно шумят и встают в круг: правила никому объяснять не нужно.
А правила таковы: сначала выбирают «Яшу» – парня, которому завязывают глаза. Потом Таня молча указывает на девушку, которая станет «Машей». Только в этот раз над Егором-«Яшей» решают подшутить: на место «Маши» встает Ян: невысокий худенький студент театрального института с шапкой густых крупных кудрей. Круг поет: «Маша-Маша, где ты, где ты? Яша-Яша!» Ян писклявым голосом отвечает: «Тута!», а Егор не замечает подмены и даже смех окружающих его не смущает. «Яше» просто необходимо поймать «Машу», чтобы поцеловать ее в конце игры. Так проходит минут десять, по команде Тани круг несколько раз делает шаг вперед, сужаясь, а Егор все никак не может схватить в объятия неуловимую «Машу». Наконец чудо происходит, Егор срывает повязку и… Сквозь гнев, смешивающийся с громким смехом, бросает ее на землю: коварный обман раскрыт.
Подбираемся к самому интересному: «18+».
- Ладно, ладно… Номерки! – Восклицает слегка уставшая Таня. – Только девочка с девочкой не встают.
Все сначала радостно кричат и аплодируют, а потом начинается настоящая битва: каждой девушке необходим парень. Всех имеющихся мужчин разного возраста и комплекции моментально расхватывают, образовывается круг и… Мы начинаем.
- Объясняю правила для тех, кто не в курсе, - начинает Таня, а большинство удивленно переглядывается, поражаясь, что среди них есть не сведущие. - Среди нас есть одинокий молодой человек, - она указывает на Яна, который стоит один. Впереди всех остальных юношей обязательно стоит по девушке. – А у меня имеется замечательный кожаный ремень, - по кругу прокатывается испуганно-воодушевленное «Ооооо». - Сейчас я раздам девушкам номерки от одного до… Ну, сколько вас там. И буду хлестать Яна до тех пор, пока он не скажет мне любой номер. А девушка с этим номером должна перебежать внутри круга к Яну. И пока она бежит… Вы знаете, что я буду делать, пока она бежит. – Таня улыбается и слегка ударяет ремнем по своей ладони.
- Ну давай! - Ян уверенно подставляет положенное место для Таниных ударов с самым любопытным видом: тут много таких, кому каждый год интересно, действительно ли ремень кожаный.
Двух подтверждений Яну достаточно, он называет номер три, в круг неторопливо выходит Милка: неторопливо, потому что в шерстяной юбке с подъюбником, а значит, ей не страшен даже самый широкий ремень. Тане сначала обидно, а потом она понимает, что с Милкой связываться бесполезно, и идет к следующей жертве.
Бежит Маша – семнадцатилетняя девушка с волосами, выбивающимися из хвоста и раскрасневшимися щеками. Даже не бежит, а скачет, кричит, пытаясь скрыться от Тани, но попытки себя не оправдывают: карающий ремень достанет до всех. Ну кроме, конечно, Милки.
Час ночи: пора спать, завтрак, как обычно, в девять. Все расходятся: кто-то обсуждает, остались ли после вечерок синяки, кто-то снова идет курить, а кто-то останавливается, чтобы посмотреть на небо: оно здесь звездное, совсем не как в городе. И вот это небо, эти рубахи и сарафаны, эти сигареты в закутках, мастерские, пляски, игры и Волга – все это и есть «Берестечко». Это все и есть особенное место, которое любят берестяне: и ребята из коллективов, и орггруппа, и даже та полная повариха из «Жигулей».
Текст №12
Александр Юрьевич Якимов – старший преподаватель английского языка на факультете филологии Петрозаводского государственного университета. Помимо искренней любви и уважения студентов, он также известен как первопроходец Кембриджского экзамена CPE (Certificate of Proficiency in English, С2) в Карелии, сдавший его на высший балл «А». Любопытен факт, что Александр ни разу не был в англоязычной стране, и тем не менее он не раз слышал от англоязычных студентов вопрос: «Как вы так хорошо выучили русский язык?»
Здравствуйте, Александр! Спасибо, что согласились пообщаться со мной. Скажите, как давно вы изучаете английский?
Изучаю, получается, с 1991 года. Я тогда пошел в 5 класс. С того момента прошло, без малого, двадцать шесть лет.
То есть, вы достаточно серьезно подошли к языку уже будучи в пятом классе?
Ну, в пятом классе никто не подходит серьезно ни к английскому, ни к какому бы то ни было другому языку. В пятом классе он оказался в школьной программе. А более ответственный шаг в этом направлении был сделан в 1993 году, когда я оказался в 7 класс. Тогда в моей школе (Лицей №1 г. Петрозаводск) был организован специализированный класс для ребят, которые делали успехи в изучении английского языка, и среди которых я каким-то образом оказался. Постепенно нагрузка увеличивалась и уже в 10 и 11 классе у меня было 12 академических часов английского языка в неделю. До того было чуть меньше, конечно, но все равно достаточно эффективно.
А после этого – университет?
Да, как-то планомерно все перетекло на кафедру германской филологии Петрозаводского государственного университета. Специализацией стали английский язык и литература. Было хорошо, было много интересных как одногруппников/однокурсников, так и преподавателей. Иногда мелькали носители языка.
Вы помните ваше первое общение с носителем языка?
Да, конечно. Девятый класс это был. Нам объявили, что теперь с нами будет учиться американец. Миссионерская семья приехала из Соединенных Штатов… Мама, папа, четверо детишек. Старший из детишек и оказался у нас в классе. Его усадили со мной за одну парту, и я начал ему объяснять, что в классной комнате происходит, учитывая, что на тот момент он русского не знал совсем. Для меня это, конечно, был шок. Ну как же – живой американец. Сидит тут… А вдруг о меня не поймет. Или я его не пойму. Но нет, оказалось все нормально, на ломаном английском объяснял ему чего-то. Общение состоялось.
То есть, языкового барьера как такового не было?
Так а что делать, если с тобой усаживают человека и говорят: «Объясняй ему»? Пытался и пальцами, жестами помогать себе объяснять.
Насколько я знаю, вы никогда не были в англоязычной стране?
Верно, не был. Как-то так получилось. В 1999 году мы хотели было, нас добрые американцы к себе приглашали. Не буду говорить, куда именно, но там было целенаправленное приглашение на определенный бюджет. Мы, радостные, отправились в консулат в Санкт-Петербурге, уже билеты были забронированы, рассказывали нам, что одеяла в самолете будут выдавать. Уже предвкушали. Перелет, кстати, был забронирован на мой день рождения, мне должно было исполниться восемнадцать. Ну, в итоге восемнадцать исполнилось, но в визе нам отказали. Мы очень удивились, нажаловались американцам, которые нас приглашали. Они отправили в консулат факсы с заверениями, что обязательно выгонят нас по истечению указанного срока. Но представителей американской администрации это все равно не впечатлило.
А что вас мотивировало при изучении языка? Все-таки это было время, когда не было интернета, не было такого количества зарубежных фильмов, наполненных «американской мечтой».
Да не то чтобы меня что-то мотивировало. Мне просто интересно было: это ведь другой язык, другое мышление, другое сознание даже. Это не просто слова, это действительно так, потому что люди, владеющие разными иностранными языками, в качестве родного прежде всего, обладают разными картинами мира исходя в первую очередь из языка. Интернета не было, конечно, в том объеме, в котором он есть сейчас, но были доступны различные тексты песен, которые мы слушали и пытались разобрать, были доступны фильмы на видеокассетах, которые кто-то привозил из заграницы, а потом они обменивались, копировались, переписывались. Были заезжие американцы, были финны, с которыми можно было разговаривать. Кстати, примерно в то время были пробные тесты TOEFL. Озвучивали из тогда, надо заметить, те самые американцы, которые приезжали к нам по обмену. Они записали на кассеты какой-то аудиоматериал, по которому мы и тренировались.
И спустя эти годы изучения вы стали одним из первых людей в Карелии, кто сдал экзамен CPE, к тому же на высшую оценку – А. По факту это означает, что вы являетесь практически носителем языка.
Да не являюсь я носителем, конечно. Да, там написано «near native-speaker ability», то есть компетенция, приближенная к носителю языка и бла-бла-бла. Но это просто означает, что я нормально разбираюсь в английской грамматике, мне не нужно вспоминать какие-то таблицы прежде чем я буду строить предложение, я не сделаю грубых ошибок. Еще это означает, что я могу тактично или не тактично поправить какого-нибудь носителя языка, который не сильно заморачивается с чистотой собственного языка. Но это все, что означает мой сертификат. Все-таки есть масса вещей, которые носитель знает, а я не знаю. Но, справедливости ради, замечу, что и всегда будет обратная ситуация, потому что по факту я все-таки знаю чуть больше, чем среднестатистический носитель английского языка, это нормально, потому что если человек просто говорит на своем родном языке, а другой человек изучал его по книжкам, иногда даже очень умным, академическим, то, конечно же, я неизбежно буду знать то, чего не знает рядовой говорящий на английском языке.
А как вы считаете, может ли отсутствовать склонность и умение изучать английский или любой другой язык? Насколько обоснована фраза «мне это не дано»?
Может, да. Некоторым это действительно не дано. Но это главным образом из-за того, что человек сам убежден в том, что ему это не дано и на иностранном языке он или она не заговорит никогда. Ограничения – они ведь в голове. Ведь если поместить этого человека в языковую среду, у него просто не будет возможности не заговорить. Выхода-то никакого не будет. А вообще главная проблема, как правило, в том, что человек себе говорит: я никуда не спешу, буду себе тихонечко изучать, авось как-нибудь да и заговорю. Ну такого, конечно, не будет. В изучении языка главное – цель. Абстрактности быть не должно. Иначе проще всего сказать: «Ах, у меня нет способности к иностранным языкам!». Все возможно. Важнее всего – иметь цель.