Глава 16. Исторический обзор
Одной из привлекательных сторон истории и вместе с тем одной из ее опасных сторон является то обстоятельство, что можно уйти в прошлое так далеко, как только пожелаешь. Большинство людей не отдает себе отчета в том, до какой степени поведение и образ жизни отдельного человека определяются прошлым того общества, к которому он принадлежит. Прошлое различных групп немцев, о которых шла речь в ходе нашего повествования, представляет большой интерес. У немцев Поволжья, высланных в 1941 году по приказу Сталина, своя собственная история. Своя история и у судетских немцев, большая часть которых оказала поддержку Конраду Генлейну в 1935 году. Мы слишком отклонились бы от основной темы, если бы занялись описанием всех перипетий миллионов немцев колонистов, которые выехали из Германии{779}. [397]
Однако важно отметить, что длившиеся целыми веками переселения делятся на два основных вида. Когда немцы переселялись в страны, где экономический и культурный уровень были примерно такими же, как и в Германии, они попадали как бы в родственную общественную среду. В подобной обстановке немцы, как правило, быстро ассимилировались и теряли свой национальный характер в течение одного или двух поколений. Когда же переселение шло в страны с более низким экономическим и культурным уровнем, тогда немцы довольно быстро занимали там привилегированное положение и, естественно, старались сохранить его в дальнейшем. Немецкие колонисты в Соединенных Штатах, а также в Австралии и Новой Зеландии сравнительно быстро ассимилировались среди остального населения. Иначе обстояло дело в Восточной Европе, где проживают преимущественно славяне. В странах Восточной Европы немецкие пришельцы чувствовали себя людьми, стоящими на значительно более высокой ступени развития по сравнению с коренным населением. Чувство надменности и высокомерия культивировалось у них и передавалось из поколения в поколение: мы, немцы, умнее, способнее других, значит мы являемся “прирожденными властителями”.
Среди коренного славянского населения росло глубокое чувство затаенной враждебности к иноземцам, занявшим привилегированное положение в обществе в качестве крупных землевладельцев, богатых фермеров, именитых горожан и высших чиновников.
До начала текущего столетия немецкие колонисты поддерживали слабые связи с Германией, а основная масса немцев внутри Германии не проявляла особого интереса к судьбе эмигрировавших соотечественников, а тем более к судьбе их потомков. Положение изменилось во время первой мировой войны и в результате ее исхода. Невозможно разобраться в событиях, развернувшихся после 1933 года, и в частности найти объяснение тому, что некоторые группы немцев позволили обратить себя в политическое и даже военное орудие гитлеровской агрессии. Для этого нужно обязательно рассмотреть некоторые особенности обстановки, сложившейся [398] после окончания первой мировой войны в тех странах и районах, где имелись группы немецкого населения. Мы ограничимся кратким очерком размещения и положения упомянутых групп.
По Версальскому миру от Германии отошли четыре приграничных района, где население состояло преимущественно или полностью из немцев: Саарская область, район Мальмеди, Данциг (Гданьск), Мемель (Клайпеда). В случае проведения свободных выборов в 20-х годах, в Саарской области (где проживало около 800 000 немцев){780}, Данциге (350 000 немцев) и Мемеле (60 000 немцев) население высказалось бы подавляющим большинством голосов за присоединение к Германии. В пограничном районе Мальмеди, аннексированном Бельгией, местные немцы сначала составляли большинство населения; затем они превратились в меньшинство в связи с большим количеством бельгийских “иммигрантов”.
В Эльзасе население в значительной своей части являлось по происхождению немецким и говорило на немецком языке; тем не менее эльзасцы чувствовали себя французами. В 1918 году они радовались тому, что пруссаки уходят. Но эта радость вскоре была омрачена. Французские власти, подталкиваемые некоторыми элементами из самих эльзасцев, всеми силами способствовали переводу школьного обучения в Эльзасе на французский язык. Это не замедлило вызвать протесты. Примерно с 1925 года в Эльзасе возникло довольно сильное движение в пользу культурной автономии.
Проигравшая войну Германия оказалась также вынужденной отказаться от тех районов, где в 1918 году немцы не составляли большинства населения: Северный Шлезвиг отошел к Дании, а Западная Пруссия (Польский коридор), Познань и восточная часть Верхней Силезии вошли в состав Польши. Датчане не притесняли немецкого национального меньшинства. Иначе обстояло дело в Польше, где местные немцы всеми силами и средствами сопротивлялись установлению польского господства. После окончания первой мировой войны поляки [399] последовательно проводили мероприятия, направленные против местных немцев. В результате за какой-нибудь десяток лет свыше трех пятых проживавшего в польских городах немецкого населении вынуждено было возвратиться в Германию. Четыре пятых принадлежавшей немцам земельной площади перешло в руки поляков. Нетрудно догадаться, что те немцы, которые, несмотря на все притеснения, остались в Польше, были настроены враждебно к полякам.
В результате Версальского мира потеряла связь с Германией еще одна группа (12 000) немцев, проживавших в Юго-Западной Африке. Эти немцы также выражали недовольство создавшимся для них положением, поскольку они лишились многих прежних привилегий. Привилегированное положение занимали теперь другие белые колонизаторы, прибывающие из Южной Африки.
В подобных случаях даже еще до прихода Гитлера к власти у немецкой части населения имелось сокровенное желание - восстановить немецкое господство.
Какие настроения наблюдались в Австрии, Судетской области и Южном Тироле, то есть в тех населенных немцами районах, которые входили раньше в состав Австро-венгерской империи?
Присоединение Австрии к Германии запрещалось мирным договором. Несмотря на это, все крупные политические партии продолжали выдвигать этот вопрос в своих программах. Впрочем, в 20-х годах вопрос об “аншлюссе” как бы отошел на задний план: гораздо большее внимание привлекала к себе растущая напряженность отношений между Веной, где было сильное влияние социалистических партий, и провинциальными районами страны, в которых сильное влияние на население оказывали церковники.
Немцы, проживавшие в Судетской области, никак не хотели примириться с “изменой” чехов во время первой мировой войны и с провалом собственных попыток добиться независимости. Немцы лишились значительной части землевладений. Правда, им уплатили соответствующую денежную компенсацию. Судетских немцев раздражали попытки чехов поселить некоторое количество своих сородичей в пограничных районах, столь важных [400] для молодой Чехословацкой республики в экономическом и военном отношениях. Во многих городах и поселках не утихала ожесточенная борьба между судетскими немцами и чехами. В парламенте судетские немцы имели свои фракции и политические группировки. Более половины их депутатов не знало ни слова по-чешски. В Судетской области проживало свыше трех миллионов людей, говоривших по-немецки и симпатизировавших Германии; они понимали, что приходится мириться с создавшимся для них положением, однако делали это с большой неохотой.
Немецкое население Южного Тироля, сосредоточенное в северных его долинах (на юге жили итальянцы), с установлением в Италии фашистского режима стало подвергаться принудительной, насильственной итальянизации. Проживавшие в данном районе немцы (280 000 человек) представляли, по мнению Муссолини, “не национальное меньшинство, а остатки этнических групп - напоминание о временах вторжений варварских племен”{781}.
Как мы уже упоминали, во времена средневековья, а также в XVIII и XIX веках значительные группы немцев расселились среди славянских народов и на территории Венгрии. После первой мировой войны все эти немцы, если смотреть на вещи с их точки зрения, переживали тяжелые времена.
В Эстонии (где проживало 18 000 немцев) и Латвии (65 000 немцев) они были лишены многих социальных и политических привилегий. В Латвии половина всей обрабатываемой земельной площади находилась ранее в руках примерно тысячи крупных немецких землевладельцев. Молодая республика приступила к осуществлению широких мероприятий по ликвидации подобного землевладения, проводя раздел земли между латвийскими тружениками сельского хозяйства. Немецкие “бароны”, имевшие ранее по тысяче или десятку тысяч гектаров, могли считать себя счастливыми, если им удавалось удержать в своих руках 50 гектаров земли. Немецкая буржуазия в городах также лишилась привилегированного [401] положения. Многие немцы выехали, а оставшиеся приспособились к новой обстановке, хотя и считали себя на положении угнетенных.
В Венгрии местные немцы (550 000 человек) испытывали на себе ограничения в области культурной и политической жизни. Они не пользовались правами национального меньшинства. В стране имелось некоторое количество немецких начальных школ, но ни одной средней. Немцам не разрешалось иметь обособленного политического представительства в парламенте.
В Румынии местных немцев (750 000 человек) также притесняли. У них отобрали часть земель, обучение в школах на немецком языке в ряде случаев не разрешалось.
В Югославии на немецкое национальное меньшинство (600 000 человек) оказывалось еще более сильное давление. Там немцы тоже имели свои начальные школы, где обучение велось на немецком языке, но ни одной средней школы, ни одного учительского института. Немцы не хотели признавать себя побежденными. Они боролись за “каждую парту, каждого учителя, каждого ученика и каждый час преподавания на немецком языке”{782}. Особо упорной была борьба в Словении, где словенцы, так долго страдавшие под игом немцев, старались свести на нет все немецкие учреждения как бы в отместку за то, что сразу же за государственной границей, то есть в соседней Австрии, словенское национальное меньшинство было полностью лишено прав на культурную автономию.
В Советском Союзе для немецких поселенцев сложилась неблагоприятная обстановка. Большая часть проживавшей в городах России немецкой средней буржуазии сразу же после революции бежала в Германию. Богатые немецкие сельскохозяйственные колонии на Украине, в Прибалтике и Поволжье оказались в трудном положении. Как правило, они не имели ничего общего с большевизмом. Во время гражданской войны многие немцы с оружием в руках боролись против Красной Армии. [402] Победителями вышли коммунисты. После гражданской войны местным немцам пришлось пережить голод, потом пришла коллективизация сельского хозяйства, а затем снова голод. Из 1 100 000 немцев, живших когда-то на Волге, Дону, Днепре и у берегов Черного моря, в 1926 году в тех же районах осталось 760 000 человек. В Республике немцев Поволжья процент коммунистов среди русского населения был почти в 7 раз выше, чем среди немецкого. Приведенные выше сведения относятся к тому периоду, когда еще не начиналась борьба против “кулаков”. В ходе этой борьбы значительное количество немецких колонистов было выслано в Сибирь.
Перейдем к рассмотрению положения в тех странах, в которых различные группы немцев, как правило, ассимилировались с коренным населением
В Соединенных Штатах число немцев, все еще продолжавших говорить по-немецки, быстро сокращалось. В большинстве немецких ассоциаций разговорным языком стал английский. В 1890 году в США насчитывалось около 1000 немецких газет и журналов, к 1926 году их осталось только 276. Еще через десять лет немецкий путешественник, прибывший в Филадельфию (город, где в XIX веке немецкие иммигранты и их организации играли видную роль), писал:
“После долгих поисков можно обнаружить немецкую газету, которая еле-еле сводит концы с концами, или же книжный магазин, почти забытый всеми. Если удалиться подальше от главных улиц и площадей, то в воскресный день можно услышать мягкие звуки немецкого гимна, доносящиеся из кирпичной церкви, однако мужественных и чистых голосов молодого поколения здесь не услышишь. Если поискать подольше, можно узнать, где встречаются друг с другом наши земляки и в каком из зданий можно услышать немецкий мужской хор”{783}.
Уже после первой мировой войны находились немцы, которые с болью в душе говорили о том, что через сотню лет в Америке немецкий язык останется только [403] на надгробных памятниках. Немцы, поселившиеся здесь до 1914 года, в самом деле оказались к тому времени в значительной мере американизированными. Однако американизация вновь прибывающих эмигрантов из Германии только еще начиналась.
В странах Южной Америки процесс ассимиляции проходил более медленно.
До первой мировой войны немцы проявляли слабый интерес к судьбе своих соплеменников за пределами Германии. После 1918 года положение сильно изменилось.
В ряде пограничных с Германией районов имели место вооруженные столкновения: с поляками в Верхней Силезии, со словенцами в Южной Австрии. Тысячи немецких юношей добровольно уезжали в эти районы и вступали в состав временных полувоенных формирований, так называемых Freikorps. Многие немцы были сильно заинтересованы в исходе плебисцитов, которые проходились в некоторых пограничных спорных районах в 1920 - 1922 годах. По Германии двигались тогда сотни переполненных поездов, добавляя избирателей в пограничные районы, где решался исход плебисцита. Как правило, в голосовании разрешалось участвовать всем, кто родился в оспариваемом районе до определенной даты, независимо от места его проживания ко времени проведения опроса. Миллионы немцев почувствовали, что они тесно связаны со своими бывшими соотечественниками, проживавшими теперь в спорных пограничных районах. Они беспокоились о их судьбе, они их жалели В результате борьбы, развернувшейся вокруг вопроса об уточнении границ Германии, появился живой интерес и к тем немцам, которые проживали еще дальше от родною дома. Немцы считали себя обиженными, они опоздали к “разделу земного шара”. Существование немецких групп в других странах напоминало о сланном прошлом Германии, не совсем еще канувшем в вечность.
Немцы, вытесненные из пограничных районов, налаживали связи со своими соотечественниками, оставшимися на потерянных Германией территориях, оказывали им финансовую помощь и призывали требовать автономии, [404] которая позднее смогла бы стать базой для предъявления дальнейших требований. Собирались научные данные, для того чтобы “доказать” “исторические права” немцев. В различных институтах и университетах были созданы специальные факультеты в целях изучения истории образования групп немцев за пределами Германии. Специальный институт в Штутгарте, созданный еще в 1917 году, проявлял особую активность; к 1932 году он опубликовал на эту тему около 50 печатных работ. Основанная еще в 1881 году “Ассоциация немцев, проживающих за границей”, преследуя те же цели, расходовала 2,5 миллиона марок в год. В результате количество книг и брошюр, посвященных судьбам немцев за пределами Германии, стало исчисляться тысячами. Начинало складываться мнение, что на земном шаре имеется 100 миллионов немцев (65 миллионов в Германии и 35 миллионов за ее пределами); это мнение опровергали лишь коммунисты и некоторые социалисты.
Немецкая пропаганда старалась подчеркнуть, что этот стомиллионный народ нес культуру другим странам и способствовал их процветанию, однако немецкое национальное меньшинство в этих странах подвергается преследованиям.
В Германии возмущались тем, что расследования в Лиге Наций жалоб немецкого национального меньшинства обычно шли очень медленно и, как правило, не давали никаких результатов, поскольку представители соответствующих стран отвергали любую подобную жалобу.
В 1926 году немецкий историк Герман Онкен писал:
“Мы не должны уподобляться узколобым националистам, наше призвание заключается в том, чтобы выступать в качестве представителей бессмертного дела справедливости, защитников культурной автономии и законных прав меньшинства, выполняя тем самым свою высокую миссию среди других народов мира”{784}. [405]
Имелись, однако, немцы, которые высказывали иные взгляды, “Бессмертное дело справедливости?” Чепуха! История учит тому, что в мире выживает только сильный. Нужно всячески подчеркивать плохое обращение, которому подвергается немецкое национальное меньшинство, проживающее в других странах, так, чтобы этому верили, чтобы изменилось общественное мнение держав-победительниц. Таким путем можно добиться крушения всей послевоенной системы мирных договоров.
Подобные мысли и идеи реванша сильно развивались в немецкой нацистской партии. Нацисты это нередко отрицали, но многие уже видели, как маршируют отряды штурмовиков. Отнюдь не случайно, что с самого же начала к руководству в нацистской партии приходили те, кто предварительно принимал непосредственное участие в движении немецких групп, подвергавшихся притеснениям. Гитлер, выходец из Австрии, был типичным немецким националистом и антисемитом. Его заместитель Рудольф Гесс вырос в Египте; он родился в семье немецкого коммерсанта, потерявшего все богатства в ходе первой мировой войны. Герман Геринг в молодости жил в Австрии; его отец являлся губернатором немецкой Юго-Западной Африки. Альфред Розенберг, редактор газеты “Фелькишер беобахтер”, родился в городе Ревеле (Таллин). Рихард Вальтер Дарре, составлявший для нацистов программы по сельскому хозяйству, являлся уроженцем Аргентины. Его политический соперник Герберт Баке родился на Кавказе.
Немецкий национал-социализм являлся в значительной мере отражением, точнее конгломератом, различных идеологических течений, синтезом антикапиталистических, антисемитских и шовинистических настроений, вызванных чувством обиды и недовольства. Он впервые показал свое лицо на территории бывшей Австро-венгерской империи - в Вене и особенно в Судетской области{785}. Национал-социализм стал там [406] фанатической, воинствующей идеологией меньшинства, считавшего, что ущемляются его интересы. Эта идеология получила широкое распространение среди миллионов немецких граждан, когда в Германии обстановка стала складываться для них примерно таким же образом, как для австрийских и судетских ремесленников и торговцев в первое десятилетие текущего века. В начале 20-х годов национал-социализм занимал более прочные позиции в Австрии и Судетской области, чем в Германии. Когда в ноябре 1923 года после неудачного мюнхенского путча распалась гитлеровская национал-социалистская партия, руководители судетской нацистской партии первыми выделили денежные фонды для ее восстановления.
Национал-социализм сумел пустить корни и в других немецких группах еще до прихода Гитлера к власти.
В Саарской области члены нацистской партии создали небольшое, но активное ядро единомышленников. То же самое наблюдалось в районе Мальмеди. На территории “вольного города Данцига” нацистская партия сумела осенью 1932 года привлечь на свою сторону одну шестую часть общего количества избирателей. В 1928 году национал-социалистское движение возникло в Мемеле. В Эльзасе лидеры автономистского движения установили связи с немецкой нацистской партией еще с 1925 года. Немногочисленные группы нацистов имелись и на территории Юго-Западной Африки. В Австрии немецкая нацистская партия, руководимая из Мюнхена, к концу 1932 года пользовалась поддержкой одной пятой населения страны. В Южном Тироле нацисты никакой деятельности не развертывали. Ради обеспечения союза с фашистской Италией Гитлер с самого же начала принял решение, что проживавшие там немцы должны быть брошены на произвол судьбы.
В Эстонии национал-социалистская группировка возникла в 1932 году. Что касается Румынии, то дискредитировавший себя во время первой мировой войны руководитель старой немецкой политической группировки д-р Карл Вольф командировал в Германию одного из своих сторонников, капитана Фрица Фабрициуса, поручив ему “поискать людей, которые все еще верят в [407] будущее Германии”{786}. Фабрициус еще до первой мировой войны возглавлял молодежную антисемитскую организацию. Он вернулся в Румынию ярым последователем Гитлера. Скоро “Майн кампф” стала “настольной книгой” Вольфа{787}.
Среди полумиллиона немецких подданных, эмигрировавших в Соединенные IIIтаты после поражения Германии в первой мировой войне, имелось много молодых людей, не способных или не желавших заняться мирным, полезным трудом. Многие из них являлись до этого добровольцами существовавших в Германии экстремистских полувоенных формирований. В США проживало значительное количество довоенных переселенцев из Германии, которые не проявили интереса к попыткам вновь прибывших привлечь их симпатии к национал-социалистской партии. В связи с этим послевоенные эмигранты из Германии, принадлежавшие к крайним правым политическим группировкам, стали создавать свои собственные организации. Примером одной из таких организаций может служить “Тевтония”, созданная в Чикаго в 1924 году и занимавшаяся национал-социалистской пропагандой. Ею руководил последователь Юлиуса Штрейхера Фриц Гиссибль. Его деятельность нашла некоторый отклик в других городах США. Возрастающая в Германии популярность Гитлера и его партии оказала влияние на дальнейший рост организации “Тевтония”. В сентябре 1932 года Гитлер назначил некого Гейнца Шпанкнобеля руководителем нацистского движения в Соединенных Штатах. В тот период движение не имело широкого размаха, по своему характеру оно походило на секту фанатиков.
Примерно в 1930 году национал-социалистские организации возникли в странах Южной Америки.
Местные отделения национал-социалистской партии начали создаваться в европейских странах: Швейцарии, Испании, Бельгии и других. По количеству членов партии они были невелики. Основная масса проживавших за [408] границей немецких подданных не проявляла интереса к Гитлеру. Однако нацисты в Германии понимали, что их политические единомышленники, проживавшие в других странах, могли бы оказать им значительные услуги. Осенью 1930 года некий Вилли Гроте организовал в Гамбурге бюро в целях установления и поддержания контакта со всеми нацистами из числа немецких подданных, проживавших в других странах. 1 мая 1931 года бюро переименовали в заграничный отдел национал-социалистской партии Германии. Ко времени прихода Гитлера к власти этот орган, обслуживаемый небольшим штатом, руководил примерно тремя тысячами членов партии, проживавших за границей. Гитлера по началу не интересовал вопрос о том, как можно их использовать: все его внимание поглощалось борьбой за власть внутри Германии. На совещании руководства нацистской партии в Мюнхене ставился даже вопрос о ликвидации названного выше отдела, однако один из его сотрудников, Эрнст Вильгельм Боле, сумел предотвратить принятие подобного решения.
Мать Боле была англичанка, а отец - немец. С 1906 года семья Боле жила в Кейптауне (Южная Африка). Отец являлся ярым националистом: ни одному из своих детей он не позволял сказать дома ни слова по-английски. Во время первой мировой войны Боле был единственным немецким мальчиком в школе, где он учился; ему нередко попадало от английских ребятишек. После заключения Версальского мира ему предложили участвовать в семейном предприятии на территории Англии, что открывало перспективу богатой жизни. Боле отклонил предложение и выехал в Германию, где начал изучать экономику. В 1931 году ему бросилось в глаза объявление заграничного отдела национал-социалистской партии о приглашении на работу сотрудника в свою африканскую секцию. Как заманчиво! Хорошо было бы привить всем немецким подданным, находящимся за пределами Германии, чувство национальной солидарности и расового превосходства. Боле начал работать в названном отделе. 1 марта 1932 года он стал членом национал-социалистской партии. Именно он постарался убедить ее лидеров в потенциальных возможностях [409] заграничного отдела. К апрелю 1933 года имелось уже 160 зарубежных отделений нацистской партии. Открывались большие перспективы, заграничный отдел, безусловно, в состоянии обеспечить учреждения партии ценными материалами, особенно политической информацией и сведениями, добытыми путем разведки{788}.
Возможно, что Боле не смог бы добиться успехов, если бы ему не удалось познакомиться с влиятельным человеком в кругах нацистской партии - Рудольфом Гессом. На совещании лидеров нацистской партии было принято решение: заграничный отдел сохранить и даже расширить, подчинив ему все учреждения партии за пределами Германии, за исключением расположенных на территории Австрии, Данцига и Мемеля. С марта 1934 года отдел взял на учет всех моряков немецкого торгового флота, являвшихся членами нацистской партии.
Начиная с 1935 года отдел стал называться “Заграничная организация национал-социалистской партии” (Auslands-Organisation der NSDAP, сокращенно АО). Численность организации быстро возрастала. Во всех зарубежных ее отделениях в 1941 году насчитывалось 28 000 человек К этому надо добавить 23 000 моряков торгового флота, выполнявших отдельные задания этой организации. В центральном аппарате заграничной организации, размещавшемся в Берлине, работало 700 человек.
Заграничная организация последовательно проводила в жизнь намеченную линию, стараясь подчинить своему политическому руководству всех немецких подданных, находившихся за рубежом. Немецких подданных, которые занимали по отношению к третьему рейху неопределенную или враждебную позицию, вытесняли с руководящих постов в немецких организациях. Случалось, что вся немецкая колония вынуждена была перестраивать свою работу; основывался новый “национальный” орган, подлинными руководителями которого становились члены АО, действовавшие из-за кулис. Как подчеркивал Боле, при этом требовалось проявлять чувство такта, однако в ряде случаев возникали довольно серьезные [410] трения. Среди немцев, которые в течение ряда лет являлись членами правлений немецких школ, больниц и клубов, нашлось немало людей, не желавших добровольно уступать свои посты фанатикам из АО, которые стремились только к тому, чтобы сделать карьеру. Так или иначе, но новоявленные руководители почти всюду добивались своих целей.
Руководители АО старались культивировать среди своих соотечественников дух национал-социализма. Требовалось сплотить вокруг “фюрера” всех немецких подданных проживавших вне пределов Германии. В связи с этим большое место отводилось вопросам пропаганды. АО являлась главным образом политической организацией. Значительная часть ее деятельности носила секретный характер. Штатные сотрудники АО следили за настроениями и работой немецких дипломатов и журналистов. Они шпионили за политическими эмигрантами из Германии, собирали издаваемые ими материалы, всячески старались узнать, не замешан ли кто-либо из них в незаконных операциях с иностранной валютой. Они составляли характеристики на немцев и иностранцев, желавших посетить Германию или получить там работу. Они брали на учет немецких эмигрантов, выступавших против нацистского режима, с тем чтобы лишить таких людей прав немецкого гражданства. Они доносили о всех высказываниях в печати и публичных выступлениях находившихся за границей немцев, направленных против Гитлера и третьего рейха. Короче говоря, сотрудники АО помогали гестапо; в центральном аппарате АО имелась специальная секция, выполнявшая задания гестапо. Подобные задания часто передавались через высших чиновников местных групп заграничной организации или через специальных порученцев, чаще всего тех самых, которые поддерживали связь с национал-социалистскими организациями, созданными на немецких торговых судах. Для обеспечения указанной связи внутри АО имелся специальный орган, так называемая портовая служба (Hafendienst). Сотрудники названной службы обеспечивали контрабандный провоз запрещенных пропагандистских материалов, поддерживали контакт с гестапо, а в некоторых случаях, применяя [411] насилие, доставляли на борт отправлявшихся в Германию немецких пароходов активных политических эмигрантов и других противников нацистского режима, которых затем отравляли в концентрационные лагеря.
В центральном аппарате АО имелась также так называемая секция внешней торговли (Aussenhandelsamt), собиравшая информацию о представителях немецких фирм за границей при содействии местных нацистов. Достаточно ли активны эти представители? Достаточно ли они используют для целей рекламы немецкие газеты, не злоупотребляют ли помещением объявлений в антинемецкой печати? Не держат ли они на службе евреев? В 1939 году в распоряжении секции имелась картотека со сведениями на 110 000 немецких коммерческих представителей в других странах. Другая секция располагала подобной же картотекой на заграничных юристов; немецкие фирмы и организации, а также отдельные немцы, нуждавшиеся в юридическом обслуживании за границей, должны были пользоваться консультациями и услугами юристов только “арийской расы”. Наконец, в 1937 году в центральном аппарате АО начала работать секция связи с органами военной разведки, возглавляемая Гейнцем Корсом; тем самым открывалась возможность использовать многочисленные разветвления АО для сбора сведений чисто военного характера.
Такие сведения собирались в секретном порядке. На протесты со стороны иностранных правительств немцы не обращали внимания. Если в той или иной стране местные власти запрещали существование группы заграничной организации, она продолжала свою деятельность под другим названием. Подобные случаи наблюдались в Голландии, Юго-Западной Африке, Венгрии и Венесуэле. Сотрудники немецкой дипломатической службы назначались на работу в аппарат АО; в свою очередь сотрудники АО включались в состав немецких посольств или консульств, с тем чтобы обеспечить им дипломатическую неприкосновенность. Собранные АО компрометирующие документы по возможности хранились в секретных отделениях дипломатических миссий. [412]
He удивительно, что в период перед второй мировой войной многие страны почувствовали, что работа АО угрожает их безопасности. Руководители АО сумели за короткий срок провести во всех немецких представительствах и организациях немецких подданных на территории других стран соответствующую унификацию. После этого во многих странах общественное мнение стало считать их своеобразным придатком третьего рейха. Наблюдателям со стороны не бросалось в глаза то безразличие, с которым многие немцы относились к проведенным мероприятиям по нацистской унификации, например то, что многие крупные немецкие фирмы не слишком строго придерживались нацистских принципов в своей деловой работе: некоторые из этих фирм не увольняли со службы своих представителей евреев даже в годы войны. Беспрестанно повторяя, что она, и только она, имеет право говорить от имени немецких подданных, проживавших вне пределов Германии, заграничная организация сумела скрыть от внешнего мира реальную обстановку внутри немецких представительств и групп. В сущности, в состав АО входило очень немного членов. Действительно опасной являлась лишь работа ее активистов и чиновников, причем она была направлена скорее против собственных соотечественников, чем против иностранных государств. АО была не в состоянии причинить какой-либо существенный вред монолитным, устойчивым государствам. Только там, где обстановка была запутанной и напряженной, ей удавалось усиливать существующее напряжение и использовать это в своих целях. Характерным примером может служить Испания, где некоторые чиновники АО сыграли роль посредников между Франко и Гитлером; те же люди, очевидно, организовали и контрабандный подвоз оружия генералам, подготавливавшим восстание против республиканского правительства. Имеются также данные, что сотрудники АО во взаимодействии с национал-социалистами из числа местных немцев подстрекали и поощряли бунты фашистского интегралистского движения в Бразилии (1937 - 1938 годы). Во всех остальных случаях, насколько нам известно, АО мало сделала такого, что могло бы вызвать серьезные политические потрясения. [413]
Влияние руководителя АО Боле в Германии было невелико. Его назначение на должность статс-секретаря по иностранным делам не имело большого значения. Министр иностранных дел барон фон Нейрат надеялся, что у него будет меньше трений с инквизиторами из АО, если он включит Боле в состав министерства. Преемник Нейрата Риббентроп обычно не желал иметь с Боле никакого дела; скоро они начали ссориться, наскакивая друг на друга как драчливые петухи. Риббентроп посадил Боле на “голодный дипломатический паек”: ему не разрешалось знакомиться ни с одним важным дипломатическим документом. Гаулейтеры, старые нацистские головорезы, недолюбливали Боле: его манера выражаться казалась им слишком интеллигентской, на него смотрели как на человека чересчур утонченного. Боле ни разу не имел личной беседы с Гитлером. Фюрера не интересовали ни сам Боле, ни его организация.
Внешнеполитическая служба немецко-фашистской партии (Aussenpolitische Amt der NSDAP), o которой мы упоминали, сильно отличалась от АО. Последняя являлась массовой организацией, насчитывавшей до 50 000 членов; в ее центральных учреждениях было всегда многолюдно и оживленно, они напоминали пчелиный улей. Внешнеполитическая служба, руководимая Альфредом Розенбергом, наоборот, представляла собой сравнительно небольшое учреждение с годовым бюджетом в полмиллиона марок. Ее основали 1 апреля 1933 года. Розенберг стремился занять пост министра иностранных дел; Гитлер бросил ему подачку, разрешив организовать внешнеполитическую службу. Немецкий промышленник Крупп фон Болен унд Гальбах первым предоставил часть денежных средств, нужных для создания нового учреждения; в 1933 году крупные магнаты немецкой промышленности раздавали субсидии с такой же щедростью, как и во времена Веймарской республики. Розенберг собрал полмиллиона марок всего за несколько недель.
Во вновь созданное учреждение подобрали людей, знающих иностранные языки. Они собирали выдержки из трехсот иностранных газет. Розенберг накапливал данные о наиболее видных иностранных журналистах. [414] Он организовывал soirйes{789}. Он подобрал помощников для составления докладов о мерах содействия внешней торговле. Был создан учебный центр. Начали работать секции, которые тщательно изучали политическую жизнь Англии, Скандинавии, на Балканах и Среднем Востоке, а затем и во всех остальных странах мира. Розенберг старался приглашать в Берлин влиятельных иностранцев. Одновременно он посылал в другие страны своих сотрудников. Все это делалось в целях пропаганды “благодеяний” третьего рейха и для того, чтобы установить связи с фашистскими элементами других стран, начиная с Англии и кончая Афганистаном.
Работа внешнеполитической службы немецкой фашистской партии была, как правило, малоэффективной. Только в Норвегии она принесла положительный результат и то лишь благодаря своеобразному стечению обстоятельств. Вообще говоря, Розенберг не был фигурой настолько влиятельной, чтобы определять или, как говорят, делать политику. Сам он считал себя вторым Бисмарком, государственным деятелем, обладавшим уникальными знаниями и даром предвидения, исключительными способностями к организации ловких интриг. Основные руководители национал-социалистской партии и государства смотрели на Розенберга как на бестолкового и суетливого человека, автора книг и докладов, которые все часто хвалили, но никто не читал. Военные считали его мечтателем, Риббентроп ненавидел за претенциозность (эта ненависть являлась взаимной), а Гитлер иногда не про<