В казачьих частях в Северной Италии
26 сентября 1944 года генерал Науменко выехал от ГУ KB в инспекционную поездку в Казачий Стан. Штаб Походного атамана полковника Доманова находился в городе Джемона (Северная Италия), куда Кубанский Войсковой атаман прибыл в тот же день.
<…> На станции Виллах встретил ротмистра Андерсона, ведающего казачьим распределительным пунктом в Вене. Он возвращался из Италии и о казачьем поселении сказал, что казаки живут в трудных условиях. Видно было, что он не разделяет наше стремление поставить казаков на работу на фабрику аэропланов в Ингерау, считая, что там казаки будут закабалены.
Пока мы стояли в Виллахе, через станцию прошел эшелон терцев из Здунской Воли на Джемону. Повозки разобраны и на каждую платформу погружено штук по двадцать-тридцать, люди, лошади, коровы в теплушках. Настроение у людей хорошее.
Дорога до Джемоны красивая, сначала подъем, а затем длинный спуск с Альпийского хребта. Вершины покрыты снегом. Скалистые горы частично покрыты хвойным лесом. Местность дикая, отличная для обороны. Дорога часто проходит по тенистому ущелью, масса тоннелей.
… Нас провели в дом, где помещается полковник Доманов и еще некоторые офицеры. Там отвели комнату. Около получаса разговаривал с хорунжим Сосыкой и полковником Тарасенко: полковник Доманов не пришел ко мне, а через Тарасенко сообщил, что он ожидает меня.
По-видимому, донцы все сшиты на один лад. Когда я приехал в Новогру-док и, ныне покойный, Павлов забегал вперед меня, чтобы самому принять рапорт, то Доманов удивлялся его безтактности, а теперь сам нахамил, подав пример своим подчиненным неуважения к старшим в чине.
Если он, считая себя равным по положению, полагает нас равными, то хотя бы считался со мной, как с гостем. Поднявшись к нему в кабинет, я, подходя к нему, сказал: «Представляюсь по случаю приезда». Он или не понял в чем дело, или показал вид, что не понимает.
… У Доманова мне представился полковник Балабин из эмигрантов, предназначенный на должность командира 1-го Донского полка. В этот же вечер я виделся и говорил с редактором газеты «Казачья земля» и начальником пропагандного отдела подъесаулом Болдыревым. Газета его гораздо лучше, чем была при Донскове.
Полковник Тарасенко мне сообщил, что приказом генерала Краснова помощником Походного атамана назначен донец полковник Силкин, с оставлением командиром бригады.
… Перед отъездом из Джемоны я говорил по этому вопросу с Домановым. Он сказал, что взгляды Вертепова (терца. — П. С.) не подходят, а потому он сделал представление на Силкина, указав на «но» — что он донец, а на это Краснов ответил: «раз нет достойных кубанцев и терцев, то надо назначать донца». Пикантная картина.
Так как 27 сентября Праздник Воздвижение честного, животворящего креста Господня, то 26-го была всенощная с миропомазанием.
В гимнастическом зале какого-то городского здания поставлен хороший деревянный иконостас, на стенах несколько икон. Служили три священника, служили благолепно, только для глаза моего несколько непривычно видеть священников безбородыми и с короткими волосами. Хорошо пел хор из казаков и казачек, находящихся в Джемоне.
… Узнал, что недавно перешло к бандитам 60 донцов с двумя женщинами под командой сотника Черячукина. Это случилось 12 сентября.
…27 сентября, с утра, посетил помещение штаба Походного атамана, караульное помещение, арестованных. Их человек 20–25, вместе офицеры и казаки, подследственные и дисциплинарно арестованные, и даже итальянцы. Указал на этот беспорядок следственным властям.
Около половины первого вместе с Походным атаманом поехал в расположение кубанцев. По дороге остановился в расположении донцов, построившихся несколькими группами, сказал им несколько слов.
Все донские и кубанские, а также иногородние семейства расположены в селении Озопо (в трех-четырех верстах юго-западнее Джемоны). Живут под открытым небом, рядами, в своих повозках или под ними. Над повозками, кто как мог, устроили покрытия из материи, кож, досок, железа. Здесь и мужчины, и женщины, и дети. Здесь же строевые казаки 3-го Кубанского полка. Надо удивляться, как безропотно люди переносят такую жизнь. Два дня тому назад ночью шел дождь, и все промокли буквально до костей.
Лукьяненко (отдельский Кубанский атаман в Казачьем Стане. — П. С.) с семьей живет здесь же, в каком-то примитивном курене, покрытом гофрированным железом.
Для моей встречи были выстроены казаки 3-го полка и все семьи. Встретили с музыкой, хлебом-солью. Я обошел строй, здороваясь с каждой сотней и станицей, потом все собрались вокруг меня и я обратился к ним со словом. Потом очень долго и тихо говорил Доманов, за ним сказал несколько слов командующий полком полковник Новиков и последним батюшка.
Осмотрел лагерь, а затем меня пригласил полковник Лукьяненко на хлеб-соль. Прекрасно пел кубанский хор и играл донской оркестр (состоящий из казаков всех войск). Потом я пошел к своим станичникам-петровцам, которые просили навестить их. Собралось много народа, пел хор и танцевали казаки.
Посетил лагерь иногородних, из них некоторые просили о переводе их в РОА и в украинские части.
Вечером у меня был полковник Вертепов, который жаловался на то, что он, как старший, был обойден в назначении на должность помощника Походного атамана, и вообще, сетовал на отношение Доманова. Впоследствии я узнал, что ему ставилось в вину то, что он громко, не стесняясь присутствием посторонних лиц, неодобрительно отзывается о немцах.
28 сентября. Утром обходил помещение штаба. В тот же день мне сказал полковник Кравченко [Е. В.], что хочет говорить со мной по личному вопросу.
7 октября. Приходится писать с большими перерывами. За это время я вернулся из Вельдена в Берлин.
Продолжаю о 28 сентября. О Кравченке. В Новогрудке, после вступления Доманова в должность Походного атамана, он, кажется по рекомендации Семена Краснова, назначил Кравченко своим начальником штаба.
Это кадровый офицер, окончивший Николаевское кавалерийское училище, служил в 1-м Екатеринодарском полку [ККВ], на Лемносе был офицером в нашем военном училище. Затем жил во Франции, окончил курсы [генерала] Головина. С началом войны сражался на фронте с казаками в рядах германских войск, потом был у Власова.
Теперь он отчислен от должности. Доманов мне сказал, что потому, что Кравченко, оставаясь на короткое время за него, написал доклад генералу Краснову, в котором так критиковал порядки в группе Походного атамана, что вышло, что он пишет на него донос. Что при таких обстоятельствах им служить вместе трудно.
Потом я говорил с Семеном Красновым (уже по возвращении в Берлин). Тот сказал, что в докладе Кравченко, который является очередным донесением о положении, нет ничего особенного, а что Кравченко убрали потому, что в группе Доманова нелады с Мюллером, который стремится возглавить казаков. Идет глухая борьба, и в партии вокруг Мюллера оказались Кравченко и Вертепов.
Вчера в моем присутствии Кравченко был принят генералом [П. Н.] Красновым, который, в довольно резкой форме сказал ему, что отозвал его, так как он не нашел общего языка с Домановым и подсоветскими бывшими казаками. Попытка Кравченко сказать, что не в этом дело, а в излишней подозрительности Доманова, не имела успеха. Краснов сказал ему, что он ничего не сделал для казаков и как пример привел, что казаки не вооружены, не имеют крова, а лошади фуража. Конечно, это абсурдное обвинение, потому что вопрос этот должен двинуться не там, на месте, а здесь, и главная вина в этом не Кравченко, а Главного Управления, и больше всего, самого генерала Краснова, который не может добиться всего, что надо, для казаков.
Кравченко просил оставить его в группе Доманова, хотя бы в роли помощника командира Кубанского полка, но Краснов сказал ему, что это невозможно и что он должен ехать в Леобен для того, чтобы возглавить там формирования кубанцев.
Характерно, что сам Краснов сказал, что Шкуро ему не подчиняется, а в Леобене формирует казаков Шкуро, значит, он и должен назначать там командный состав. Каково же будет положение Кравченко, приехавшего туда без ведома Шкуро. Чудны дела Твои, Господи!
Возвращаюсь к пребыванию моему в Джемоне. Посетил в тот же день, 28 сентября, майора Мюллера. Встретил меня очень любезно при входе в дом. Я сказал, что рад видеть его в благополучном здравии и хорошем настроении. Он ответил, что когда старые боевые товарищи встречаются, то всегда рады, а что у них на душе, никто не знает.
В течение часового разговора я затронул вопрос расквартирования, и почему в Италию прибыли все казаки, а не ушли терцы и ставропольцы в Ингерау. Он ответил, что сам этого не знает. На вопрос, будет ли часть гражданского населения переведена в район Картена (около Виллаха), он ответил, что тамошнее начальство категорически отказалось принять казаков, но потом все же согласилось на прием 5 тысяч человек и, кажется, 500 лошадей.
… После обеда я, в сопровождении Доманова и других офицеров, посетил терско-ставропольцев. Они расположены в крепости Озоппо. По пути перегоняли обоз, перебрасываемый с востока. Крепость Озоппо на плато. Страшный ветер. Говорил с казаками гражданского положения, а потом с 4-м Терско-Ставропольским полком, выстроенным отдельно. Встречали с оркестром. Я обратился с коротким словом, очертив обстановку и призвав казаков к спокойному ожиданию благополучного окончания наших скитаний и мытарств.
Поговорив с людьми, осмотрел расположение. Строевые казаки помещаются под крышей в казармах, из которых многие старинной постройки со сводами. Спят на кроватях в три яруса. Помещений масса, туда немцы не позволяют вселять семейства, но понемногу они вселяются. Если поместить толково, то терско-ставропольцы могут стать под крышу все.
В крепости большой минус, недостаток воды. Там всего один водоем. Второе — узкий выход из крепости в виде длинной и тесной улицы. В случае тревоги или завала дороги, оттуда не выйдешь.
По окончании смотра нас пригласили в собрание, где была приготовлена закуска. Играл оркестр и пел хор. Хор смешанный, хороший.
29 сентября с утра был в военной больнице, итальянской. Там для казаков отведены пять комнат. Больных и раненых в этот день было всего 53 человека, из коих 9 горцев. Два казака в тяжелом состоянии и едва ли выживут.
Большинство раненые. Все выглядят бодро. Особенно радуют старики. В одной палате лежит старик 69-ти лет и тут же мальчик 14-ти лет. Оба говорят, что, как только выздоровеют, то пойдут вновь бить бандитов. Все очень довольны уходом и обращением с ними. В больнице чистота. Казаки высказывали похвалу в адрес врачей.
… Узнал, что вместо Кравченко и. д. начальника штаба назначается войсковой старшина Стаханов. Это совсем невежественный в военном отношении человек, личность которого не установлена. Называет себя уральским казаком, а казак ли, неизвестно. Есть основания в этом сомневаться. Ходят слухи, что он был на службе в НКВД в Ставрополье. Из неизвестно какого чина он накануне смерти Павлова произведен им в есаулы, а примерно через две недели в войсковые старшины генералом Красновым по представлению Доманова.
… День закончился продолжительным разговором с Домановым. Наметили на командование 3-м Кубанским полком полковников Головко или Буряка, на Запасный полк также одного из них.
Из этого разговора, как и раньше, я утвердился в том, что Доманов болен советскими болезнями — подозрительность, неискренность и излишняя самонадеянность. Он во всех видит врагов, ожидает подвоха и очень опасается за свою жизнь. В его группе смеются, что он со всех сторон окружил себя стражей. Приближенные у него Трофименков и Стаханов, которым он очень верит. К эмигрантам у него плохо скрываемое отвращение, основанное, как мне кажется, на опасении того, что они его съедят, не потому, что хотят есть, а потому, что он чувствует свою слабость перед ними в смысле подготовки и умственного развития.