Суверены современники чарльза i
Папы Римские: Урбан VIII — 1623, Иннокений X — 1644;
Императоры Германии: Фердинанд II — 1619, Фердинанд III — 1637;
Императоры турок: Амурат IV 1623, Ибрагим — 1640, Магомет IV — 1649;
Короли Франции: Людовик XIII — 1610, Людовик XIV — 1643;
Король Испании и Португалии: Филипп IV — 1621;
Король Португалии5: Иоанн IV — 1640;
Короли Дании: Кристиан IV — 1588, Фредерик III — 1648;
Король и королева Швеции: Густав II — 1611, Кристина — 1633;
Русские цари: Михаил Федорович Романов — 1513, Алексей Михайлович — 1645.
ВЫДАЮЩИЕСЯ ЛИЧНОСТИ
Архиепископ Лоод (1573 — 1645); граф Страффорд (1593-1641); Джон Хэмпден (1594- 1643); Люциус Кэри, лорд Фолкленд; Гарри Кэри, лорд Фолкленд (1610 — 1644); Монтегю, граф Манчестер; Р. Гревилл, лорд Брук; лорд-хранитель Литтлтон; Артур, лорд Кэйпл; лорд Эдуард Герберт Шербурский (1581 — 1648); Дж. Стэнли, граф Дерби; Дж. Дигби, граф Бристоль (1580 — 1653); Улик де Бург, маркиз Кларикорд и граф Сент Олбан; Генри Кэри, граф Монмаут; Майлдни Фэйн, граф Уэстморленд; Э. Сомерсет, маркиз Уорчестер; Фэйрфэкс и Кромвель, — парламентские генералы; принцы Руперт и Морис — сыновья Пфальцского курфюрста и неудавшегося короля Богемии (племянники Чарльза I); Айзек Уолтон (1593 — 1683).
1В переводе "независимые". Они требовали полной независимости церковной общины. — Ф.С.
2Оливер Кромвель был праправнуком сестры Томаса Кромвеля, знаменитого "архитектора английской реформации", возвысившегося при Генрихе VIII. Хотя этот влиятельный советник капризного монарха был в конце концов им казнен, род Кромвелей, нажившийся на разорении монастырей, оставался в числе самых упорных и радикально настроенных сторонников реформации. — Ф.С.
3Впервые Кромвель был избран в парламент еще в 1628 году. — Ф.С.
4Обрамленная драгоценными камнями фигура Святого Георгия на лошади — атрибут ордена Подвязки.
5В 1640 году португальцы сбросили испанское иго и выбрали герцога Браганзы Иоанна своим королем.
Глава XXIX
Междуцарствие и республика
Оливер Кромвель — Лорд-Протектор
| Родился в 1599 году | Стал лордом-протектором 16 декабря 1653 г. |
| Умер 3 сентября 1658 г. | Правил 4 3/4 года |
Раздел I
Хитер, но смел, неустрашим но мудр.
Эджертон
(1649 г.) Кромвель, который втайне замышлял и готовил казнь короля, теперь начал ощущать в себе желания, которые до сих пор были ему незнакомы. Его планы становились все обширнее по мере его возвышения; принципы свободы, которые он первоначально отстаивал, были утрачены или растворились в непомерном стремлении к власти, ставшей вдруг столь осязаемой.
Получив назначение командовать войсками в Ирландии, он повел войну в этой стране с обычным для него успехом. Ему пришлось вести борьбу и с роялистами, которыми командовал герцог Ормонд, и с аборигенами, руководимыми О'Нилом. Однако эти разрозненные и плохо обученные войска не могли оказать значительного сопротивления более многочисленным силам Кромвеля, ведомым таким полководцем и окрыленным постоянными победами. Вскоре они опустошили всю страну. Все города поднимали восстание в их пользу и отворяли ворота при их приближении. Все же в этих завоеваниях, как и в остальных операциях Кромвеля, проявлялась необычайная жестокость, от которой может потускнеть самая героическая доблесть. С целью отбить охоту у аборигенов к защите своих городов и запугать их Кромвель самым варварским образом предавал мечу поголовно каждый гарнизон, оказывавший ему хоть какое-то сопротивление.
Когда он возвратился в Англию и занял свое место в палате общин, палата устами своего спикера выразила ему свою благодарность за службу в Ирландии на благо республики. Общины в этот момент были озабочены тем, кого бы назначить командующим армией в Шотландии, где роялисты возвели на трон юного Чарльза, сына покойного монарха. Фэйрфэкс отказался от этого поста, поскольку он с самого начала не желал поднимать оружие против пресвитериан. Поэтому командование было поручено Кромвелю, который с готовностью принял его и отправился в Шотландию во главе шестнадцатитысячной армии. Тем временем шотландцы, которые держали несчастного принца скорее в качестве заложника, чем правителя, готовились отразить вторжение. В 1650 году произошло сражение, в котором они, несмотря на двойной перевес в силах, были обращены в бегство и подверглись ужасной резне, тогда как Кромвель потерял не более сорока человек.
Чарльз, оказавшись в столь отчаянном положении, принял решение, достойное принца, который за обладание империей готов поставить на карту все: увидев, что путь в Англию открыт, он немедленно устремился на юг, где он ожидал получить поддержку от роялистов со всех концов королевства.
Однако вскоре он испытал горькое разочарование в своих надеждах пополнить за счет этого свое войско. Шотландцы, испуганные столь дерзким и авантюрным планом, большими группами покидали своего принца. Англичане же, трепетавшие при одном имени его противника, боялись примкнуть к принцу из страха перед Кромвелем. Эти опасения приобрели характер паники, когда принц вступил в Уорчестер и одновременно стало известно, что Кромвель быстрым маршем направляется сюда же из Шотландии с армией, насчитывающей уже сорок тысяч солдат. Едва было получено это известие, как вслед за ним прибыл и сам генерал, активность и быстрота которого не знали себе равных. Обложив город со всех сторон, он ворвался в него, сметая на своем пути пришедшие в беспорядок роялистские отряды. Улицы были залиты кровью. Все шотландские солдаты и офицеры были либо убиты, либо взяты в плен, а сам король, проявивший в бою недюжинную доблесть, был вынужден все же спасаться бегством. Вряд ли человеческое воображение в силах представить себе приключения более романтические, чем те которые выпали на долю юного короля во время его скитаний после этой битвы. Сто сорок дней скрывался он от своих врагов, несколько раз чудом избежав ареста, прежде, чем благополучно добрался до берегов Нормандии и высадился у Фескампа. Не менее сорока мужчин и женщин в разное время помогали ему ускользать от его преследователей.
Подробности бегства Чарльза после Уорчестерского сражения действительно интересны. Он покинул поле роковой битвы в сопровождении герцога Бэкингемского, графов Дерби и Лодердейла, лордов Талбота и Уилмота, а также 50 всадников и, не сделав ни единой остановки, домчался до местечка Уайт-Ледиз (Белые Дамы), в 25 милях от Уорчестера, к пяти часам утра. Здесь он решил, что для большей безопасности ему следует отделиться от своих компаньонов. Не ставя их об этом в известность, он отправился в Боскобел, в одинокий дом в Стаффордшире, где проживал некий Пендерел, крестьянин, чья преданность королю была неколебима, несмотря на то, что за его укрывательство грозила смертная казнь, а за его поимку была обещана крупная награда. Пендерел и его четверо братьев одели короля в одежду, подобную той, которую носили они сами, отвели его в соседний лес и, дав ему в руки объявление о его розыске, занялись сбором хвороста. Дабы спрятаться понадежнее, король взобрался на дуб и укрылся в его густой кроне. В таком положении он провел 24 часа и несколько раз видел солдат, прочесывающих лес в поисках, но так и не обнаруживших его.
Это дерево получило впоследствии название "королевского дуба" и почиталось в округе как славная реликвия.
Затем с величайшей опасностью он пробирался от одного дома к другому, испытывая невероятные лишения, невзгоды и муки, пока не добрался, наконец, до дома мистера Лэйна, богатого джентльмена с хорошей репутацией, проживавшего в Стаффордшире. Отсюда он перебрался к родственнику этого Лэйна, жившему в нескольких милях от Бристоля, где Чарльз надеялся сесть на какое-либо судно. Однако, обнаружив, что отсюда в течение месяца ни один корабль не отплывет, и только чудом избежав поимки, он был вынужден искать другой порт. На его долю выпало много приключений; на каждом шагу он подвергался опасности быть схваченным и все время должен был маскироваться. Однако он получил много доказательств неподкупной преданности ему со стороны многих людей. Наконец, он нашел небольшой барк в Брайтхэмптоне (в то время это был маленький рыболовецкий поселок в Сассексе, ставший в наши дни городом со значительными размерами и населением). Отсюда его величество отплыл, наконец, в Нормандию, берегов которой близ Фескампа он благополучно достиг 22 октября.
Помещенная здесь гравюра изображает дом в Боскобеле, а перед ним Королевский дуб, окруженный кирпичной стеной, на которой укреплена бронзовая доска с выгравированной надписью по латыни. Вот перевод этой надписи:
"Посвящен Юпитеру этот Дуб. Это в высшей степени достославное дерево, которому во спасение могущественнейшего из королей — Карла II — Бог, величайший и наилучший, дал произрасти здесь, Бэйзил и Джейн Фитцгерберты окружили стеной в вечную память о столь несокрушимой преданности монархам. Этот монумент благочестия, ныне обветшавший от времени, перестроен Бэйзилом и Элайзабет Фитцгербертами, наследниками достоинств предков, не уступающими оным в верности принцам
4 июня 1787 года".
Тем временем Кромвель, увенчанный успехом, с триумфом возвратился в Лондон. Здесь его торжественно встречал спикер палаты общин в сопровождении членов магистрата и других официальных лиц. Первой заботой генерала было использовать недавние успехи для жестокого подавления шотландцев, "которые слишком долго противились Евангелию", как он выразился. Был издан акт об отмене королевской власти в Шотландии и о присоединении этой страны как завоеванной провинции к Английской республике. Тем не менее, шотландцы получили право и полномочия послать определенное количество депутатов в английский парламент в качестве полноправных его членов. Для соблюдения в Шотландии законности и права туда были назначены судьи, и люди этой страны, освободившись теперь от тирании священников, были уже не так недовольны их нынешним правительством. Мудрая политика, проводимая генералом Монком, который был оставлен там Кромвелем для завершения подчинения этой страны, во многом способствовала умиротворению ее народа. Шотландцы давно уже устали от раздиравших их долгое время религиозных разногласий, сути которых они никогда толком не понимали.
Таким образом, английский парламент в результате энергичной деятельности Кромвеля распространил свою непререкаемую власть на всю территорию британских владений. Ирландия была полностью покорена Айртоном (который во время этих завоеваний заболел лихородкой и умер. — Ф.С.) и Лудлоу.В британских колониях в Америке начавшиеся было выступления в защиту короля были усмирены; легко были взяты под контроль острова Джерси, Гернси, Силли и Мэн. Человечество с удивлением наблюдало за тем, как парламент, состоявший из 60 или 70 темных и необразованных членов управляет великой империей с полным успехом и единодушием. Без какой-либо признанной субординации, за исключением государственного совета, состоявшего из 38 членов, к которым адресовались запросы, они набирали армию, управляли флотом, издавали законы, общались с соседними странами Европы. Финансы управлялись с небывалой точностью и экономностью. Мало кто из частных лиц разбогател на грабеже народа; богатства короны, земли епископов и налоги в сто двадцать тысяч фунтов стерлингов ежемесячно обеспечили нужды парламента и придали мощь всем его начинаниям.
Раздел II
Святая Библия у подлеца в устах --
Что ласковость улыбки у злодея:
Красиво яблоко, да сгнила сердцевина!
Шекспир
(1652 г.) Приведя, таким образом к полному повиновению народ в своих собственных владениях, парламент решил теперь проучить голландцев, которые, по правде сказать, дали ему лишь очень незначительный повод для недовольства: случилось так, что некий доктор Дорислоз, состоявший ранее членом суда над покойным королем, был послан парламентом в Голландию и был там убит кем-то из английских роялистов, нашедших приют в этой стране; спустя некоторое время посол парламента мистер Сент-Джон подвергся оскорблениям со стороны друзей принца Оранского. Эти события были сочтены достаточным поводом для того, чтобы Британская республика объявила войну Голландии.
Основные надежды на победу парламент возлагал на энергию и воинскую доблесть адмирала Блейка, который, несмотря на то, что лишь недавно стал военным моряком, превосходил всех своих предшественников в мужестве и талантах полководца. Ему противостояли знаменитые и опытнейшие голландские адмиралы Ван Тромп и Де Риттер, равных которым Голландия до того не знала.
Много было морских сражений между прославленными адмиралами, и успех склонялся то на одну, то на другую сторону. Морские баталии обычно редко бывают решающими; побежденный часто снова теснит победителя и одерживает над ним верх. Поэтому серия кровопролитных сражений скорее доказала исключительное мастерство адмиралов, чем определила чье-либо преимущество. Тем не менее, голландцы, которые терпели большие неудобства в связи с прекращением торговли и рыболовства, всячески стремились заключить мир. Однако ответ парламента был отрицательным. Политика этого органа была направлена на то, чтобы поддерживать военно-морские силы Великобритании в боевой готовности как можно дольше; парламентарии справедливо полагали, что сосредоточение военных усилий нации на море ослабляет могущество Кромвеля, которое становилось все более угрожающим.
Великий честолюбец однако быстро разгадал их намерения и, прежде всего, их страх перед его растущей властью и желание как-то ее умерить. Его контрдействия были проведены с неколебимой твердостью, отличавшей его характер. Он понял, что необходимость соблюдать субординацию уже отпала. Будучи уверен в преданности ему армии, он решился на дерзкий и хитроумный шаг: он склонил офицеров подать петицию о выплате им жалования и возмещения понесенного ими в боях ущерба, заранее зная, что парламент с негодованием отвергнет это требование. Вскоре такая петиция была составлена и подана в парламент. В ней содержалось не только требование о выплате задолженности, но и настоятельное напоминание о том, что парламентарии занимают свои посты достаточно давно, чтобы выполнить свои прежние торжественные обещания: выработать новую, демократическую форму правления и установить свободу на самой широкой основе.
Члены парламента были в высшей степени оскорблены такой дерзостью армии, но им пришлось убедиться (хотя и слишком поздно) в том, что настроение армии — основа их собственной власти. Поначалу они назначили комитет для разработки специального постановления, согласно которому каждый, кто в будущем подаст такого рода петицию, подлежал бы обвинению в государственной измене. На это офицеры ответили бурным протестом; парламент, в свою очередь, сделал еще более раздраженное заявление. Таким образом, трещина в отношениях между армией и парламентом становилась с каждым шагом все глубже. Такой поворот событий был давно уже предусмотрен Кромвелем и был весьма желателен для него.
Кромвель заседал в военном совете, когда ему донесли о том, что замышляет парламент. При этом известии он вскочил на ноги, разыгрывая приступ неудержимой ярости, и, обращаясь к майору Вернону, прорычал, что его вынуждают на такие меры, от которых у него у самого волосы встают дыбом. Затем, взяв с собой три сотни солдат, он поспешил в палату общин и ворвался в нее, разъяренный и неистовый.
После некоторой паузы он топнул ногой и по этому сигналу зал заседаний был немедленно заполнен вооруженными людьми. Затем, обращаясь к депутатам, он крикнул: "Позор вам! Прочь отсюда! Освободите место для честных людей, для тех кто будет в состоянии оправдать возложенное на них доверие! А вы — больше не парламент! Это я говорю вам: вы не парламент более! Вы неугодны Богу!"
Сэр Хэри Вэйн пытался протестовать против такого поведения. "Сэр Хэри Вэйн! — прогремел ему в ответ Кромвель. — О! Сэр Хэри Вэйн! Великий Боже! избавь меня от сэра Хэри Вэйна!"
Затем в той же грубой и оскорбительной манере он стал называть многих членов палаты по именам, обвиняя их во всевозможных грехах. "Это вы, — продолжал он, — вынудили меня на этот шаг. Я денно и нощно молил Господа, чтобы Он скорее послал мне смерть, чем допустил сделать то, что я делаю!". Затем, указывая на жезл спикера, приказал: "Убрать эту побрякушку!". После этого, выгнав депутатов из палаты и очистив помещение, он запер двери, сунул ключ в карман и вернулся в Уайтхолл.
Люди, которых он отобрал в свой новый парламент, были самыми невежественными, самыми низкими, самыми посредственными, самыми фанатичными подонками. Располагая такой администрацией, он мог быть уверен в том, что он будет править по существу один, поскольку такие люди, будучи абсолютно неискушенными в государственных делах, должны будут неминуемо выпустить бразды правления из рук. Дальнейший ход событий подтвердил его расчеты. Один из новых парламентариев, изъяснявшийся на воровском жаргоне кожевенник по фамилии Бэйрбоун, или, как его чаще называли, "Прости-Господи-Бэйрбоун", дал свое имя этой странной ассамблее: парламент Кромвеля называли не иначе, как "Бэйрбоуновым парламентом".
Вскоре даже низы населения начали выражать свое недовольство столь дурной формой правления, да и сами парламентарии не были столь нечувствительны к насмешкам, которыми их осыпали каждый день. Даже сам Кромвель начал стыдиться замысловатой абсурдности созданного им органа власти. Поэтому он приказал тем его членам, кто был наиболее предан его интересам, распустить парламент. И вот, сговорившись, они собрались отдельно (до прибытия остальных членов палаты) и, постановив после недолгих прений, что парламент прозаседал достаточно долго, они во главе со своим спикером Роузом отправились к Кромвелю и торжественно передали ему верховную власть, которою он своею волей наделил их ранее.
Раздел III
| Законность, справедливость — все поправ, Изображал защитника он прав. Лукан |
(1653 г.) Кромвель с удовольствием принял их отставку. Когда же ему сказали, что часть членов парламента не желает признать это решение, он приказал полковнику Уайту очистить помещение палаты общин от тех, кто отважился там остаться. К тому времени, когда полковник прибыл туда, они посадили на председательское место некоего Мойера и на вопрос полковника, что они здесь делают, отвечали, что они ищут Господа. "Ну, тогда вам лучше поискать его где-нибудь в другом месте, — прокричал в ответ полковник Уайт, — ибо мне точно известно, что Господь не бывал здесь все последние годы!".
Когда была распущена и эта "тень от парламента", офицеры своею властью объявили Кромвеля протектором республики Англии. К нему теперь следовало обращаться, называя его "Высочеством", а его власть была официально провозглашена и в Лондоне, и в других частях королевства. Так этот простой и малоизвестный человек в возрасте 53 лет поднялся до вершин власти, вначале обращая себе на пользу малые события, а под конец направляя великие дела.
Кромвель подобрал себе совет из офицеров своего окружения, из своих старых товарищей, прошедших с ним через все опасности, испытания и победы. Каждому из них он назначил пенсию по тысяче фунтов в год. Он позаботился также и о солдатах, от преданности которых зависела его власть: им теперь выплачивалось жалование за месяц вперед. В то же время склады и хранилища были полны товаров, а национальный доход расходовался бережно и разумно. С другой стороны энергия, проницательность и решительность Кромвеля были таковы, что он раскрывал любой заговор, пресекал любую попытку поднять против него восстание прежде, чем эти планы набирали силу.
Примечание переводчика.
Помимо перечисленных качеств Кромвеля, следует, наверное, отметить его умение подбирать себе помощников. В частности мне хочется привести здесь несколько отрывков из цитировавшейся выше книги Е.Б. Черняка "Секретная дипломатия Великобритании", иллюстрирующих организацию Кромвелем секретной службы: "Еще в 1649 году руководство разведкой было возложено на Томаса Скотта — одного из "цареубийц", голосовавшего за вынесение смертного приговора королю Карлу I. Роялист Клемент Уокер, вспоминая библейский миф о египетском пленении, жаловался, что агентами Скотта "вся Англия кишела, как Египет кишел вшами и лягушками"... Энергичным помощником Скотта вскоре стал капитан Джордж Бишоп, занявшийся организацией шпионажа внутри страны. Другим сотрудником начальника кромвелевской разведки был профессор геометрии Оксфордского университета Джон Уоллис..., утверждавший, что он является основателем новой науки — криптографии. Утверждали, что не было шифра, которого он не смог бы раскрыть... Гайд, канцлер жившего в эмиграции Карла II, долгое время не мог поверить, что Уоллис раскрывает роялистские шифры.
В 1653 году общее управление разведкой перешло от Скотта и Бишопа к Джону Терло. Этот до революции скромный адвокат из графства Эссекс стал при Кромвеле государственным министром, министром иностранных дел, членом государственного совета и, наконец, главой полиции и разведки, что едва ли не более всего способствовало его влиянию.
Терло был, несомненно, самым способным руководителем секретной службы, которого Англия имела со времен Уолсингема. Подобно Уолсингему Терло предпочитал создавать свою сеть, нередко минуя английские миссии и посольства. Среди агентов Терло были роялисты, готовые перебежать в лагерь Кромвеля, и экзальтированные проповедники наступления "Царства Божьего" на земле, мужчины и женщины, старики и молодежь. Глава тайной службы спасал от виселицы приговоренных к смерти при условии, что они станут шпионами лорда-протектора. Недавно были проданы с аукциона и стали известными ученым донесения агентов Терло из Франции, Бельгии, Голландии, Германии, Португалии, составившие целый том. Даже такой мастер тайной войны, как фактический правитель Франции кардинал Мазарини, жаловался, что его секреты похищены людьми Терло... Интересно, что одним из его противников был д'Артаньян — прототип знаменитого героя "Трех мушкетеров" А. Дюма.
Во время первой англо-голландской войны (1652-1654 гг.) Терло узнавал о секретных решениях Генеральных штатов Голландии чуть ли не на следующий день после их принятия. Английские путешественники, даже симпатизировавшие роялистам, боялись встречаться с находившимся в Париже в 1654 г. Карлом II, так как об этих посещениях немедленно узнавали в Лондоне. Один аристократ, державший в годы войны сторону парламента, попросил у Кромвеля разрешения съездить за границу. Лорд-протектор дал согласие при условии не видеться с Карлом, в это время переехавшим в Кельн. После возвращения этот дворянин был вызван к Кромвелю:
-- Точно ли вы соблюдали мой приказ?
-- Да, Ваше Высочество.
-- Это верно, — заметил, усмехнувшись, протектор, — вы не видели Карла Стюарта, чтобы сдержать обещание, данное мне. Вы встретились с ним в темноте, для чего из комнаты были вынесены свечи.
И Кромвель слово в слово изложил остолбеневшему от изумления и страха собеседнику содержание его переговоров с Карлом II.
Интересно, что особых успехов разведка протектората достигла в борьбе против роялистского подполья как раз за немногие месяцы до Реставрации... После возвращения Карла II горевшие жаждой мести роялисты требовали расправы с Терло. Однако тот предупредил, что если ему нанесут ущерб, он опубликует "черную книгу", которая приведет на виселицу половину "кавалеров". Эта угроза подействовала, хотя в ней имелся сильный элемент блефа. Стоит добавить, что Карл II не раз спрашивал советов у Терло как у признанного специалиста по делам разведки." Я позволил себе такое длинное примечание еще и потому, что в списке выдающихся деятелей этой эпохи в конце этой главы о Терло нет никакого упоминания. — Ф.С.
В иностранных делах деятельность Кромвеля, хотя и преследовала определенные политические цели, вполне отвечала его характеру и не раз увенчивалась успехом. Голландцы, потерпев несколько поражений, были усмирены, всемерно ограничены в своих торговых делах и вынуждены смиренно просить мира, который он подписал с ними на условиях, более, чем благоприятных. Он заставил их отнестись с уважением к британскому флагу и отказаться от всяких попыток отстаивать интересы короля. Они были вынуждены также выплатить 85 тысяч фунтов в качестве контрибуции и вернуть Ост-Индской компании те доминионы в отдаленных частях мира, которые они у нее отобрали во время предыдущего царствования.
Не менее успешными были его переговоры с французским двором. Кардинал Мазарини, который фактически правил во Франции, счел благоразумным оказать протектору должное уважение и, желая добиваться своих целей не насилием, но дипломатическим искусством, поддался властному характеру Кромвеля и, таким образом, установил отношения, одинаково выгодные для обеих стран.
Не менее усердным в попытках завоевать дружбу Кромвеля был испанский двор, однако эти попытки были не столь успешными. Эта огромная держава, всего несколько лет назад угрожавшая свободе народов Европы, ныне ослабела настолько, что едва могла защищать себя от врагов. Однако Кромвель, который ничего не понимал в иностранных делах1, все еще ревниво относился к ее могуществу и заключил с Францией договор, имевший целью потеснить Испанию еще больше. Он предоставил французам шеститысячную армию с тем, чтобы атаковать испанские владения в Нидерландах. Одержав с помощью этой армии победу над испанцами, французы в знак благодарности Кромвелю передали Англии во владение отобранный ими у испанцев Дюнкерк.
Но все же наибольший ущерб могуществу Испании англичане нанесли на море. Блэйк, который давно уже прославился своими победами над голландцами и чья слава гремела по всей Европе, стал еще более грозным для испанской монархии. Со своим флотом он отправился в Средиземное море, куда со времен крестовых походов не отваживался заплыть ни один английский флот. Здесь он побеждал всех, кто только смел ему противостоять. Бросив якорь на рейде Ливорно, он потребовал от герцога Тосканского удовлетворения за тот ущерб, который был нанесен торговым интересам Англии. Добившись своих целей здесь, он направился в Алжир, где заставил дея (пожизненного правителя) подписать мир и обязал его воздерживаться от пиратских нападений на английские суда.
Когда в 1655 году он прибыл в Тунис и обратился к местному дею с аналогичным требованием, тот предложил ему взглянуть на две крепости: Порто-Фарино и Колетту и попробовать на них свои силы. Блэйк показал, что он не из тех, кто медлит с принятием вызова. Он ворвался в порт, сжег все суда, находившиеся там и отплыл, с триумфом продолжая свой путь. В Кадиксе он захватил два галеона с товарами на сумму около двух миллионов песо. У Канарских островов он сжег испанский флот общим числом 16 военных кораблей. Однако, когда он вернулся в Англию, где его ждала восторженная встреча, он скончался, едва завидев родные берега. Этот доблестный воин, хотя и сражался на стороне узурпатора, но не одобрял его действия. Блэйк был ревностным республиканцем и служил Родине, а не ее тирану. "Наш долг — по-прежнему служить отечеству, в чьи бы руки ни попала в нем власть", — говорил он своим матросам.
В то же время, когда Блэйк совершал свои подвиги, другая эскадра под командованием адмиралов Пенна и Винэйбла с четырьмя тысячами солдат на борту осуществила нападение на испанский остров Эспаньолу (Остров Гаити. — Ф.С.) в Вест-Индии. Потерпев здесь неудачу и будучи оттеснены испанцами, они направились к острову Ямайка, который сдался им без единого выстрела. Это завоевание было однако сочтено столь незначительным, что по возвращению в Англию Пенн и Винэйбл были отправлены в Тауэр за невыполнение основной задачи экспедиции.
Однако не следует думать, что положение Кромвеля в это время было столь уж завидным. Вероятно ни одна ситуация, какой бы ничтожной и жалкой она ни выглядела, не могла на самом деле быть более бедственной, чем та, в которой находился он, осыпаемый поздравлениями и льстивыми приветствиями со всех концов страны. Ибо к этому времени он стал ненавистен всем партиям Республики, и если он и пребывал в безопасности, то этим он был обязан недоверию и зависти, которые эти партии питали друг к другу. Все его лицемерные уловки утратили свою силу и никого более не могли обмануть. Даже его ревностные когда-то приверженцы были возмущены тем, чем обернулись его прежние заверения и былой республиканский пыл. И если мы, используя повседневную житейскую терминологию, скажем, что он начал свой путь как простак-энтузиаст, а закончил его как обманщик, то это будет близко к истине.
Вся нация ненавидела его администрацию и проклинала его самого, однако одного этого было бы недостаточно, чтобы сломить его дух и сделать его несчастным, имей он поддержку среди своих близких. Но и здесь он чувствовал себя отверженным. Его зять Флитвуд, человек необычайно щепетильный, презирал его за использование религиозных идей в целях мирской карьеры. Жена Флитвуда (старшая дочь Кромвеля, ранее бывшая женой Айртона) была столь страстно предана республиканским принципам, что не могла простить даже своему отцу обладание неограниченной властью. Другие его дочери были не менее страстными роялистками. Более того, его любимая младшая дочь, Миссис Клэйпол, говорят, умирая, прокляла его за все те преступления, которые привели его к попранию трона.
Примечание переводчика
Бетти Клейпол умерла 6 августа 1658 года, т.е. менее, чем за месяц до смерти своего отца, который провел у ее постели все последние дни. Все биографы Кромвеля, которых мне приходилось читать, подтверждают, что она была его любимицей, что ее смерть (четвертая смерть в семье за этот год) подорвала его духовные и физические силы, но ни у одного из них я не встретил никаких упоминаний о проклятии, о котором говорится в этой главе. Все дочери Кромвеля любили своего отца и извлекали немало выгод из его высокого положения. Правда, все они часто получали от него отказ, когда просили за кого-нибудь из к приговоренных к смерти его врагов.
Что же касается Флитвуда и других генералов из его старой гвардии, то они пытались управлять им и влиять на его решения (в частности, они высказались против принятия им королевского титула, который ему предложили парламент и среднее офицерство, и вынудили его отказаться от этого титула). Однако в их охлаждении к нему (ни о каком презрении и речи быть не могло!) сыграла роль не столько их щепетильность, сколько их неудовлетворенное честолюбие. Все они входили в состав палаты лордов в кромвелевских парламентах, а после смерти Кромвеля пытались установить военную диктатуру, вначале полностью подчинив себе Ричарда Кромвеля, унаследовавшего от отца титул лорда-протектора, а затем заставив его отречься от этого титула. Флитвуд в то время занимал пост верховного главнокомандующего. Однако "парламентское охвостье" оказалось сильнее, и в октябре 1659 года сместило большинство генералов с их постов. После реставрации генерал Ламберт провел остаток дней в тюрьме. Флитвуду повезло больше, однако он до конца своей жизни был лишен возможности занимать официальные посты на государственной службе. (Ф.С.)
Каждый день, каждый час приносили ему новые беспокойства. Лорд Фэйрфэкс, сэр Уильям Уоллер и многие другие пресвитерианские вожди объединили свои силы в заговоре с целью уничтожить его. Администрация Кромвеля в своих делах как дома, так и за рубежом была столь расточительной, что после него остались значительные долги.
Едва он успевал разоблачить один заговор, как на его обломках возникал новый. И, что еще более должно было усилить его тревогу, — он из надежных источников узнал, что его смерть не только желаема, но и оплачена: за его убийство назначена награда. Полковник Тайтэс, прежде один из самых ревностных его сторонников, выпустил книгу под названием "Умерщвление не есть убийство". Из всех памфлетов того времени, а возможно и из тех, что появились потом, это был наиболее талантливый и красноречивый2. "Неужели мы, которые не потерпели льва и не позволили ему взять над нами верх, покорно, подобно домашнему скоту позволим пожирать себя волку?" — спрашивал этот популярный памфлетист. Кромвель прочел этот трактат, и с тех пор никто не видел улыбки на его лице.
Раздел IV
| Оставил имя он, пред коим мир не раз Во страхе трепетал. Равно оно пригодно, Чтобы извлечь мораль, или украсить сказ. Джонсон |
(1656 г.) Отныне мир и покой навсегда покинули его душу, и он понял, что величие, ради которого он ими пожертвовал, не принесло ему ничего, кроме новых тревог. Убийцы мерещились ему на каждом шагу. Отныне они навсегда поселились в его воображении. Он всегда теперь носил под одеждой стальной панцирь и не расставался с пистолетом. Лицо его постоянно было затуманено мрачными мыслями. Каждого незнакомца он рассматривал с опаской и подозрением. Все его поездки совершались на предельной скорости и всегда в сопровождении вооруженной охраны. Он никогда не возвращался из поездки той же дорогой и редко спал в одной и той же комнате более трех ночей подряд. Общество отпугивало его, так как он опасался встретить там врага, а одиночество его было ужасным, поскольку в этом случае его никто не охранял.
Наконец, "трехдневная" лихорадка проявила к нему милость и избавила его от беспокойства и страха. Правда, после первого приступа на протяжении недели не наблюдалось опасных симптомов. В перерывах между приступами он даже был в состоянии выходить на прогулку. Но вскоре лихорадка усилилась и он впал в беспамятство, сопровождавшееся бредом. Когда он ненадолго приходил в себя, то был едва в состоянии ответить "да" на вопрос о том, назначает ли он своего сына Ричарда своим преемником. Он умер 3 сентября, в день, который он считал счастливым для себя.
Примечание переводчика
Относительно суеверий такого рода у Кромвеля мне читать не приходилось. Но он был очень религиозным человеком; он верил с такой страстью, что она граничила с исступлением. По своим религиозным воззрениям он придерживался кальвинизма, один из главных постулатов которого — постулат об "избранничестве", т.е. о выборе Богом определенных людей для распространения на них своей благодати и для осуществления ими великих свершений, причем по Кальвину (в отличие от Лютера) человеку не дано знать, является ли он избранным. Вот как описан один из последних дней Кромвеля в книге Т. Павловой "Кромвель": "Вечером озноб снова бил его, и дух начал слабеть. Много раз он механически повторял Символ веры, но надежды не было в его тоне. Возможно его донимали укоры совести? Трижды слышали, как он шептал: "Страшное дело — попасть в руки Бога живого". Раз он подозвал к себе капеллана...
-- Скажите мне, — спросил больной, — возможно ли однажды избранному потерять благодать?
-- Нет, невозможно, — твердо ответил богослов, искушенный в догматах кальвинистской веры. Вздох облегчения вырвался из груди Кромвеля. Он поднял глаза и прошептал: "Тогда я спасен. Ибо я знаю, что некогда мне была дарована благодать".
Автор явно относится к Кромвелю отрицательно, хотя время от времени вынужден отдавать ему должное. Сейчас в Вестминстере Кромвелю поставлен памятник как великому человеку, более того, когда англичане "хотят сказать о личной ответственности каждого перед своей сов<