Глава 18. Перекресток

Ночью аномальная роща была похожа на мистическое кладбище кораблей. Зеленоватый фосфирицирующий туман слабо подсвечивал перекрученные прихотью Зоны стволы деревьев, похожие на сломанные мачты. Кислотные капли светлячками блуждали по ветвям, траве, крупным валунам, выступившим из-под земли после мощного Выброса. Не дать ни взять – огни святого Эльма. От камней ложились на землю глубокие тени. В таких самое оно прятаться от посторонних глаз.

Пятеро обошли рощу с востока. Прошедший дождь оседал влагой на броне, обработанной водонепроницаемым покрытием, отчего все пятеро походили на двуногих рыб, вытащенных на берег. Шли медленно, напряженно оглядываясь по сторонам. Метров за двадцать от камней остановились, заняли позиции. Командир отряда поднял сжатую в кулак руку. Ждать.

От валуна отделилась тень. Человек показался на несколько секунд и снова нырнул в темноту. Командир сверился с визиром ПНВ и двинулся следом. Глубокая тень проглотила его как жадная глотка. Бойцы рассредоточились. Они чувствовали себя уязвимыми перед невидимыми с той стороны камней противниками, но приказ есть приказ и он не обсуждался.

К тому же эта встреча и разговор не предназначались для посторонних глаз и ушей.

– Я слушаю.

– Есть работа.

– Предложение твое уж больно неожиданное. На подставу смахивает.

– Осторожный ты, как я погляжу. Вон засаду как грамотную организовал. Пришьешь нас, в случае чего?

– Для начала ответь на три вопроса. Кто? Когда? И как платить будешь? А потом – поглядим. Шмотье ваше и стволы мне без надобности. Беру только баблом или артефактами.

– Когда – сообщу дополнительно. Но скоро. Два-три дня. Платить буду артами. Задаток сейчас. Выполнишь как надо – скину координаты тайника. В накладе не останешься.

– А поконкретнее?

– «Лунный свет». «Драконы». «Черная пыль». «Лизуны», «призма», «заточки». В тайнике – сборки.

– Теперь вопрос на засыпку. Кто?

– Через пару дней с «Янова» на «Росток» пойдет группа. Шесть-семь человек, может меньше. Вести их будет подполковник Шульга, командир «Долга» на станции. С ним боец будет, погоняло «Долг». Опознать не трудно – рожа у него кривая, не перепутаете. Пойдут по нахоженной дороге, через Перекресток. Там их и возьмете. Чтобы никто до «Ростка» не дошел. Но за Шульгу и Долга мне отчитаешься особо. Они твоя главная цель. Следов остаться не должно. Что б не одна пронырливая жопа не нашла, куда исчезла группа.

– Я свое дело знаю.

– Очень на это надеюсь. Ну что, берешься?

– Что ж, хорошо. Объекты нарисовались интересные, только кое-кто их уже заказал.

– Кто?

– Да есть тут один джигит. И платит богато. Потому есть у меня встречное предложение. Группу твою зачистим, следов не останется. А объекты.… Если договоримся – возьму живыми и сдам кому нужно.

– А ты жадный.

– Работа такая.

– Не пойдет. Живыми они мне не нужны.

– Да ты не торопись. Дальше джигита не уйдут. Если согласишься – сбавлю цену. Если нет – разойдемся, как в море корабли.

– Где гарантии, что джигит твой их живыми не выпустит?

– Не волнуйся, не выпустит. А если заиграется джигит – сам твою проблему подкорректирую. Скинешь координаты тайника, когда дело будет сделано. По рукам?

– Сам знаешь, твоя репутация на кону.

– Она у меня всегда на кону. Справки-то наводил, пока выход на меня искал? Как говорится «сплошь положительные отзывы».

– Ладно, договорились. Но запомни. Сборки получишь только за смерть.

– Я тебя понял. Заказ твой беру. А теперь показывай задаток. Время дорого…

* * *

Гарик привел Долга на станцию под вечер – грязного, усталого и с тремя патронами в магазине. До глубокой ночи все, кому было положено, слушали его рассказ о мертвой деревне, Сером лесе, прорыве в информационный сектор, найденной базе и злополучном «окне», из-за которого он потерял Норку и Волю. Раненный и голодный, Долг выглядел потерянным и уязвимым, но упорно пытался сохранить на лице спокойствие. Едва добравшись до койки, он сразу же уснул, и спал до побудки и построения безо всяких сновидений.

– Сегодня утром был получен приказ с базы. Довожу до вашего сведения, что в течение трех дней мне надлежит явиться в расположение штаба для подведения итогов внутреннего расследования. В мое отсутствие командиром корпуса назначается капитан Гавриленко. Капитан Лисницкий – его заместителем. Лейтенант Громов, ты и твой квад отправится со мной в качестве сопровождения.

– Разрешите обратиться, товарищ подполковник.

– Что у тебя?

– Долг, то есть рядовой Рудневский пойдет с нами?

– Да. Приказ касается и его тоже из-за инцидента с полковником Зверевым. Еще вопросы?

– Никак нет.

– Объявляю выход группы через час, в десять ноль-ноль. Вольно. Разойтись.

Он оставил себе полчаса на инструктаж Гавриленко и еще полчаса на сборы, хотя мог бы управиться и быстрее. Да и инструктировать, собственно было не о чем. Гавриленко дело свое знал, как управиться с корпусом учить не надо, а своими предчувствиями делиться – не тот человек. Да и что говорить-то? Про дурные предчувствия? Про то, как ты еще с ухода «разбирающихся» предполагал, чем всё кончится? Проверив оружие, Шульга сел на край стола, оглядел кабинет. Тут одно из двух. Или попрут его к чертовой матери из группировки, или оставят на «Ростке», а сюда другого пришлют. Зверь так или иначе своего добьется. Так что прав был Локи в своих опасениях. Уходить бы им отсюда тоже, соседям-то. Грызня будет за станцию. Утвердившись в этой мысли, Шульга почему-то сразу подумал про Долга, но тут же оборвал себя. И без того на душе гадостно. Дожил, твою мать, до внутреннего расследования. Может и правда было нужно, «по-зверевски», да как потом себе в глаза смотреть? Гнидой перед собой казаться не хотелось, кажись теперь подследственным. Вот и вся дилемма, собственно.

В десять ноль-ноль он произвел последнюю проверку и вывел квад со станции. В коем-то веке привычная хмарь исчезла, небо распогодилось. Сквозь серые облака голубело огромными, чистыми кусками, даже солнце показалось на недолгое время. Как всегда, в такие редкие минуты, Зона брызнула осенними красками, преувеличенно яркими, с золотом и медью. Старая бетонка изобилием аномалий никогда не отличалась. Тянуло озоном от искрящихся нитей «электры», да кое-где по обочинам крутили листву и сор маломощные «трамплины». Места давно исхоженные, знакомые. Но вперед всё одно пустил Шкипера – опыта у него побольше, всяческие сюрпризы Зоны угадывать. Всей дороги до «Перекрестка» километров двадцать. Могли бы часа за четыре дойти, но здесь тебе не Крещатик, каждый час умножай на два, и то в лучшем случае. К темноте бы добраться, устроить привал. Там, на «Перекрестке» остановка старая осталась, в ней многие ночуют.

– Товарищ подполковник.

– Слушаю тебя, Громов.

– Как думаете, поймут они нас?

– Кто?

– Наши. А то придем, а там уже весь «Долг» под дудку Зверя поет. Скажут, ренегаты, блин, приперлись.

– Не знаю, Громов. Придем – увидим.

– Расследование, бля. Как преступники, честное слово.

– Меньше об этом думай. Генерал разберется.

Громов не ответил. Может и сам так думал, а может и не поверил Шульге ни на грамм. И правильно, наверное, сделал.

У бывших вертолетных площадок потеряли чуть больше часа, выискивая свободный проход. Еще до 2006-го здесь стараниями каких-то умников раскатали минное поле, и хотя за прошедшие годы крупное зверье исправно на минах подрывалось, освобождая безопасные участки, всегда существовал вариант оставить в земле одну-две гарантированные смерти. Так что путь вымеряли едва ли не по миллиметру перед собой. Можно было обогнуть конечно, но справа пришлось бы соваться ближе к заводу, облюбованному тварями всех мастей, а левее дорога делала слишком большой крюк, да к тому же по «полю чудес» устойчиво торчащему на месте уже два Выброса.

– На три часа, товарищ подполковник.

Шкипер остановился, перекинул автомат из-за спины на грудь. Шульга вскинул бинокль. Так и есть. Маячат на холме, ханурики дохлые, в количестве аж целых семи штук. Оружия, слава тебе, не видно, стало быть давнишние, а скорее всего забрели с Копачей. Для квада зомби опасности большой не представляли, но лучше все одно обойти стороной. Привяжутся – не отцепишь. Будут плестись в хвосте, хрипя и подвывая сгнившими глотками. Под такой аккомпанемент, лучше сразу транспарант над головой растянуть. Вот мол мы, берите кто хотите. Да и приятного мало.

– Обойдем. По низине можно пройти?

– Вроде бы. В прошлый раз свободно было. «Холодца» немного под кустами, но тропинка имеется.

Вообще странное дело с покойниками этими. Как-то в приватной беседе за пузырем коньяка из научных запасов, Герман делился с ним соображениями о природе этого явления. Что-то они там на «Янтаре» наизучали, да забугорные мыслители пару идей толкнули. Вроде бы энергетика кладбищ и мест массовой гибели людей создает особые «карманы» неизученной субстанции, способной пропитывать бывшую органику, давая покойникам физическое существование. От чего только людям, профессор не знал, и как-то беспомощно разводил руками. Таких покойников, если не лезут, старались не трогать, не тратить зря пули. Норка вот как-то рассказывала, что некоторые из них сохранили остатки памяти, и все их бестолковые хождения всего-навсего попытки попасть домой.

За низиной Шкипер свернул, обогнул по дуге перекореженную рощицу. Деревья здесь были странными, точно собранными невидимым земледельцем в гигантский сноп с перевязкой из разросшихся, узловатых крон. За ней почти сразу начинался «нехороший» хутор, разрушенный Зоной почти до основания. В нем никогда не ночевали и не останавливались на отдых, а осторожно обходили стороной. Было в нем что-то связано с тенями, воздействующими на человеческий организм смертельной дозой непонятного облучения, сжигающего внутренние органы. Зверье тоже места этого сторонилось. Шкипер повел квад по открытой местности, бывшим полям, теперь затянутым всякой усохшей дрянью. Они все сильнее забирали вправо, чтобы обойти территорию Радара и не выскочить слишком близко к армейским складам. Дичи, крупнее плотей здесь почти не попадалось, возможность нарваться на кровососа или химеру была ничтожной. У хутора Багряного встретили отряд сталкеров, остановились, обменялись новостями. По последним сплетням, на Свалке, в мусорных кучах завелась какая-то дрянь, ученые разворачивали новый полевой комплекс в районе Лелева, «Свобода» опять возобновила идею отстроить западный блокпост. Услышав новость, Шульга еле слышно скрипнул зубами. С западным блокпостом фрименов у него были связаны самые скверные воспоминания. И не только у него…

…Там всё и началось, будь оно не ладно. В том самом массированном рейде «Долга» по уничтожению слишком уж продвинувшихся от своих Складов зеленых. Зверь разрабатывал операцию, он же ею и руководил. Три часа фримены сдерживали их на подходах, а потом получили приказ отступать и отступили бы, если б дальновидный Зверь не отрезал им путь к базе.

Все, наверное, копилось потихоньку. Сейчас уже и не вспомнить точно, где она была эта точка невозврата. С назначения Зверя замом Воронина? Истории с журналисткой, которую генерал почему-то замял, и не только не наказал виновного, но и забрал в штаб, «подвинув» Петренко? С «победоносных» рейдов, после которых не было выживших? Или с фрименов, притащенных «гвардейцами» на базу, когда их заставили тянуть патроны, выбирать, кому лечь в землю, а кому вернуться к своим «для наглядного примера». С того крика им в лицо «вы же люди!»? С коротких очередей вдогонку уходившему? С противного, склизкого комка внутри, от того что смолчал? Когда? В какой момент? И сколько таких моментов копилось, друг на дружку налезая и прессуясь внутри, пока не случился этот бой у западного блокпоста анархистов. И пока он не влез со своими понятиями, не встал Зверю поперек дороги.

« – Они сдались!

– И что теперь? По головке погладить? На войне свои законы…

– На войне нет закона стрелять пленных! Разоружить и…

– … что б потом свои вооружили и по нашим ребятам долбили?! Это приказ, Шульга!»…

« – Что у вас там случилось, черт дери!

– Да кое-кто у нас мундир позорит. Добреньким заделался. Я б таких гнал из группировки, к чертовой матери!»…

Наверное, в какой-то момент тебя просто клинит и сознание слетает с катушек. И руки действуют отдельно от головы. И ты ничего не замечаешь вокруг, ничего не чувствуешь, кроме желания вдолбить в череп эту ухмылку, и на костяшках пальцев умещаешь все свои представления о правом и неправом….

« – Ополоумели совсем – при подчиненных в драку лезть! Двое суток ареста обоим! Я вам покажу разборки, мать вашу!».

Вот так все и начинается, а заканчивается почти год спустя осознанием что ничего уже нельзя изменить, но и было б можно, ты бы не поступил по-другому. Ну а дальше что? А дальше?...

– Остановимся, товарищ подполковник? Обмозговать надо как дальше идти. Вольные говорят, у долгостроя химеру видели. Обойти бы.

– Хорошо, привал десять минут. Надо затемно успеть до «Перекрестка» добраться.

– Успеем, не первый раз….

* * *

Первое правило грамотной засады – приди пораньше, осмотрись получше. За шесть лет существования его группы, Сурен никогда не пренебрегал этим нехитрым правилом. Продуманность, внезапность, слаженность команды – три слагаемых успеха. Местечко конечно открытое, но если грамотно расположиться – вполне пригодное.

Он привел группу к «Перекрестку» засветло. По самым оптимистичным прогнозам объект должен был появиться здесь не раньше чем через два часа – времени предостаточно. Вот бетонка, хоженная-перехоженная сталкерами вдоль и поперек. Вот и остановка – две стены под крышей, открытой частью на дорогу. Внутри бочка из-под солярки, в которой ночевщики всегда разводят костер. Два входа-выхода – здесь грамотный командир всегда поставит часовых. Значит, стрелков придется располагать с обеих сторон, чтобы снимать наверняка. Или выводить из строя, если на посту окажется кто из заказанных объектов. За остановкой, метрах в пятидесяти густо разрослись ржавые кусты, создавая вполне приемлемое укрытие. Выше взгорок, штабеля бетонных плит и еще одни кусты – хорошее место для наблюдения. По другую сторону бетонки стрелка можно посадить к строительным вагонам – там обзор хороший, и спрятаться есть где.

– Так, всем слушать сюда. Кот, стройвагоны видишь?

– Вижу, босс.

– Разместишься там. Сектор – левая сторона остановки. Если поставят туда охрану, твоя задача снять часового. Два объекта нужны живыми. Старшего опознаете по погонам, второго – по специфической физиономии. Кот, если объект попадется на стреме – бей по ногам. Задача ясна?

– Ясна.

– Отлично. Позицию займешь сейчас. Сразу ко всем. Гарнитуры при мне поставить на «бесшум».

– Обижаешь, босс.

– Напоминаю. Так, теперь остальные. По темноте, как только объект расположится на стоянке, занимаете вон те кусты. Лапа, твой сектор – правая сторона. Позицию возьмешь за камнями. Часовых снимаете одновременно. Как только сделаете, остальные двойками заходят с обеих сторон. Забрасываете «Факелы», внутрь, из-за укрытия. Работаем прикладами, пока не очухались. Вяжем всех. Потом рассортируем. Всё уяснили?

– Сделаем, босс.

– Вот и славно. Занять позиции.

– Так светло ещё, успеем.

– Лучше перебдеть.

Кот выдвинулся немедленно, зажав «Винтарь» под мышкой – этот никогда приказов не обсуждал, делал как скажут, к недооценке врагов склонности не имел, хотя и в близкий контакт вступал редко. А вот Трепача надо под контролем держать – он самый молодой в команде, дурацкая удаль из головы не до конца еще вышла. Ничего, Глухарь его подстрахует, если что, не зря их в двойку определил. Так, какие еще подводные камни вылезти могут? Группа пойдет другим маршрутом? Маловероятно. Вояки, хоть бывшие, хоть настоящие, хоть себя такими возомнившие личности предсказуемые, действуют по отработанным схемам. Но если так, придется с ходу менять всю операцию и постараться задействовать резервную команду у насыпи. Не дойдут совсем – что ж и такое возможно. Зона, как не крути. Тогда и думать не о чем будет. Теперь главное себя не обнаружить, поскольку и народ по дорожке этой ходит, и зверью на всякие засады и дела наплевать с высокой колокольни. Вот будет казус – не дело делать, а собственную шкуру спасать. Но в остальном сорваться не должно. Тьфу, тьфу, как бы ни сглазить.

Выходя на заказ, Сурен старался выбросить из головы все посторонние мысли и полностью сосредоточиться. Еще раз все проверить, прокрутить в голове, смотреть на 360 градусов, не упуская мелочей. Он никогда не позволял себе думать об объектах как о людях – в его глазах они теряли индивидуальность, приравниваясь к вещам. Наемник, не способный к такому обезличиванию делом своим заниматься не мог – в любой ремесле существует профпригодность. Кому-то приходилось прилагать усилия, по первости ломая свое сознание, а кому-то и сил прикладывать не надо. Сурен принадлежал ко второй категории, и даже не гордился этим, а воспринимал как должное. Он родился в войне, когда его город и всю страну рвали на части этнические и территориальные конфликты, и война выстроила его мозг под свою особенную философию. Может поэтому и с выбором профессии вопроса не стояло. У каждого, в конце концов, своя работа – кто на производстве вкалывает, кто улицы подметает, кто жопой кресле сидит и руководит. А кто-то заказы выполняет. Бабло всегда одинаковое. Дело только в количестве.

– Ноль - один.

Молодец, Кот, засек первым. И Сурен молодец – не поскупился на полезные японские безделушки, хоть и стоили эти переговорники как чугунный мост. Зато никто твою волну не перехватит, треском не выдаст. Прижми к горлу, и хоть шепчи на грани слышимости – сигнал пойдет. Сурен осторожно высунул голову из-за плит, настроил визор бинокля в режим сумерек. Так-так, пятеро. Отлично. Ну, давайте, идейные, располагайтесь. Милости просим, так сказать.

Как и ожидалось, командир долговцев сюрпризов не преподнес. Развели костер, одного поставил в охранение. Лапа просигналил готовность – часовой в правом секторе, на объекты не похож, валим на поражение. Вот дятлы, а? Даже кругом территорию не обошли. Ну и хорошо, сами себе злобные бакланы.

Время потекло в замедленном темпе, как всегда бывает на засадах. Долгаши всё не укладывались, судя по запахам, разогревали консервы, кто-то сходил за остановку отлить. Сурен посмотрел на часы. Половина первого ночи. Темнота, хоть глаз коли, луны нет, словом, одни плюсы кругом.

– Готов.

После сообщения Кота, Сурен выждал для верности еще полчаса, и только потом отправил двойки к позициям. Отследил перемещение, приказал Коту подстраховать если что. Теперь всё решало мастерство, время… и удача.

Лапа отстрелял безупречно. Сурен видел, как упал часовой, как его парни слаженно выдвинулись двойками с двух сторон остановки. Но еще на подходе, за бетонными стенами рванула очередь «калаша». Сурен выругался. Значит, кто-то из долговцев не спал, успел схватить оружие, ударил вслепую, поднимая тревогу. Вся надежда теперь на Кота – отвлечь внимание объектов от групп, выиграть драгоценные секунды.

Кот не подвел. Сурен услышал короткий вскрик, за секунду до ослепительных вспышек справа и слева, выводящих противников из строя.

Бой закончился за пару минут, по сути так и не успев начаться. Сурен покинул наблюдательный пункт, не спеша спустился с взгорка. Глухарь и Трепач уже провели оперативный обыск, отбросили оружие долговцев к покойнику, за пределы досягаемости поставленных на колени пленных. Талиб и Гога держали их под прицелом, чуть поодаль на подстраховке стоял Кот, с винтовкой наизготовку.

– Сделано, босс.

Сурен кивнул. Опознать заказ было делом пары секунд. Командир наемников подошел ближе, подцепил двумя пальцами фальш-погон с подполковничьими «звездами», но новым долговским порядкам прикрепленный к комбезу. Долговец выглядел совершенно дезориентировано, тряс головой, пытаясь прогнать глухоту и восстановить зрение. Еще один без сознания валялся рядом – толи взрывом его сильно глушануло, толи кто прикладом перестарался. Стоявший третьим переместил вес на левую сторону, по правой, красным по черному, текла кровь.

– Шустрый, да?

Трепач, угадывая намерения начальства по тону, прикладом под подбородок, заставил долговца поднять голову, посмотреть в лицо Сурену.

– Кот, тебе эта карточка не кажется знакомой?

Кот сделал шаг вперед, присмотрелся.

– А это не тот баклан, который у Валета братана замочил?

Сурен ухмыльнулся. Кореец этот заказ взял, но с ним у Сурена старые тёрки. Поэтому хрен тебе, собрат. Я на твоем заказе наварюсь, как ты на моем наварился.

– Куда его, босс? В расход?

– Зачем в расход? Эй, шустрый, третьим будешь? Ладно, молчи, без тебя разберемся. Трепач, поднимай их.

– Этот нужен? – Трепач ткнул дулом винтовки в четвертого борца с Зоной, поставленного ближе всех к костру. Парень нервничал, без конца облизывая губы.

– Нет. Отбор окончен.

Талиб развернулся, не целясь, выстрелил в голову пленному. Долгаш дернулся, не успев вскрикнуть, кулем повалился на грязный бетон остановки. «Стрелок» рванулся вперед, взвыв от боли в раненной ноге, но Глухарь ударом меж лопаток свалил его на землю.

– Суки! Твари драные!

– Зачем грязно ругаешься, шустрый? Не хорошо. Так. А теперь по делу. Быстро, без шалостей, стащили комбезы и бросили вот сюда. Я дважды не повторяю.

Командир наконец очухался, первый рванул на себе липучки бронника. Сурен хорошо знал таких людей. По сжатым губам, по взгляду мог определить, как поведет себя, откуда ждать проблем. Как его там? Шульга? Просекает, что дело «жопа», бессмысленно не рыпается. Будет выжидать благоприятный момент. Такие, в отличие от шустрого, грудью на амбразуру не кидаются, и солдат своих не посылают. Пытается быть спокойным. Только вот пальчики дрожат нехорошо.

– Куда вы нас ведете? – И голос выдает.

– Далеко, дорогой. Отсюда не видно. На рынок пойдем, таньга торговать будем. Шустрый, ну-ка приятеля приведи в чувство.

Охолонулся, шустрый, это хорошо. Поднимает лежачего, трясет на плечи. Долг, значит…. Ну вот и не ошиблись. Рожа и правда примечательная. А шустрый-то заботливый. Сам шнурки развязывал, сам помог стащить комбез. Сурен смотрел, как они неловко раздевались, оставаясь в штанах и свитерах, как заново коряво шнуровали ботинки.

– Кот, останешься с Лапой. Трупы, шмотки, гильзы – в «жарку». Заметете следы, возвращайтесь на базу. Гога, вяжи их. Да не назад руки, вперед. Так надежней будет.

Удачное изобретение человечества – пластиковая вязка. Из такой самостоятельно не вывернешься. Про себя он усмехнулся. И чего народ опасается? Тоже мне, коммандос. Скрутили, как миленьких, и без потерь.

Глухаря и Гогу он пустил вперед, сам пошел сзади, вместе с остальными. Выйдя за остановку, Долг споткнулся в темноте, нагремел носом в землю. Шустрый кинулся ему помогать, но Сурен оттолкнул его в сторону. Ногой наступил долговцу на спину, оттянул голову назад, прижал к шее лезвие «штурмовика».

– На ногах стоишь твёрдо, понял? Ещё раз упадешь – пристрелю. Но не тебя, а шустрого. Он у нас и так довеском идет, не велика потеря. Ясно? Ясно, я спросил?

Ох ты, мама родная, так он еще и нервный. Зенки дергаются не переставая, рожу еще больше перекосило. Хотелось бы посмотреть, кому такая «краса» приглянулась за Периметром.

– Вперед шагаем резво, рысью, остановок не будет. Уяснили? Ну что, путь долгий, времени мало. Пошли живей!

Глава 19. Вслепую

– Ну чё, фраерок? Дозрел? Давай, жги. Тока без фуфла! У тебя теперече две дорожки: про схроны начирикаешь – выпишем, а нет – чик, и на сто первый! Просёк?

Блоха облизнул пересохшие губы и часто-часто закивал головой. Валет, развалившись на скамейке жрал консервированную ветчину из натовского сухпайка, выковыривая куски из банки пальцами. Жрал неаккуратно, и как-то лениво что ли, только глаза его смотрели из-под бровей остро, внимательно, и финка лежала на столе, хищно щерясь на Блоху острием лезвия.

– Да я это, Валет, я скажу. Мне они что, родные что ли, чтоб из-за них загнуться.

– Ты, не тарахти. Кацай по существу.

– У Выселок схрон. Я там сам был, когда наши его закладывали.

– Чеши, чеши, я слухаю. – Пустая банка полетела в угол. Шестерка поставил перед паханом железную кружку. Потянуло крепким, сладким чаем, отчего Блоха едва не подавился слюной.

Уже четвертый день он сидел здесь, пойманный бандюгами за мостом, у старой фермы. Мариновался за решеткой в подвале огромного недостроя, ставшего логовом Валета и его банды, всё пополняющейся и пополняющейся с каждым днем. В первый день его хорошенько отметелили, но потом бить перестали, почти не кормили и каждый день таскали на допрос, хотя он уже в первый день был готов выдать не только схроны «Свободы», но и личное дело «Батьки» Лукаша, если б оно у него было. Но Валету видно нравилось пугать его до дрожи в коленках, и эта прихоть сохраняла Блохе жизнь.

– Да я говорил уже! От хутора надо правее брать, до старых коровников. Там будка трансформаторная есть, она одна такая, не ошибетесь. Мужики под ней хабар схоронили, под старым бетоном.

– Свистишь ты, фраерок, свистишь. А перо нарываешься.

– Ты чего, Валет, ты чего!

– А того, лошок, что мы хутор твой давно уже срисовали. Нету там хабара, пустой он, сука.

– Да не пустой, не пустой Валет! Кто тебе такое сказал! Говорю же, под будкой лежит! Там бетон разбитый, его вынуть надо, и под ним искать. Хабар в ящик сложили, синий такой, металлический. Вот это… век свободы не видать!

– Э, братва, видали наблатканного?! Ты мне чего лоха чешешь, падаль!?

– Да шмальни ты его, Валет. – Просипел Сало, правая рука пахана, грузный, коротко стриженный, с раздавленным носом. – Вишь икру мечет, гнилье гонит.

– Маслину жалко.

– А ты скажи, я его, чушка, на перо поставлю.

Блоха инстинктивно дернулся назад, налетел на кого-то, получил смачного «леща» и едва не завалился мордой на стол. Валета он боялся до смерти, но Сало нагонял на Блоху еще больше страха, пугая своими рыбьими зенками до мокрых штанов. Надо было что-то говорить, призвать на помощь всё свое красноречие, но язык вдруг стал вялым, как снулая рыба, и ни в какую не хотел ворочаться.

– Я знаю… ещё… я… – В голове бешено билась в висках кровь, до осязаемого шума, и может, поэтому он пропустил начавшееся движение за спиной и протяжных скрип ржавых петель на воротах.

– Цыть, зараза. Нишкни. Гости у меня. Мы с тобой потом добазарим.

Блоху толкнули в сторону – он еще по инерции сделал несколько шагов, и чтобы не упасть ухватился за столб. На площадке перед столом стало многолюдно. Бандюки, никогда не отличающиеся железной дисциплиной, оторвались от своих дел, привлеченные необычным зрелищем. И в принципе, Блоха их понимал.

Ржавую створку ворот распахнули на всю ширину, и из-за плеча братка, разом забывшего о существовании свободовца, он отлично видел вошедших. Они даже и не думали опускать оружие и демонстрировать мирные намерения. По синим бронникам и эмблемам Блоха без труда опознал наемников. Не дойдя пары шагов до стола, «синие» вытолкнули вперед трех пленных. Мужики были Блохе не знакомы, да и выглядели порядком потрепано. Один постарше, с разбитой бровью, у другого кое-как была перевязана простреленная нога, отчего он сильно хромал, и третий, со смутно знакомой физиономией и багровым кровоподтеком на щеке.

– Это кто тут у нас нарисовался?

– Принимай заказ, Валет. – Вперед вышел видать командир, чернявый и гладко выбритый, до синевы.

– Ты мне кого подогнал, Сурен?

– Не узнаешь? А трындел, всю жизнь помнить, будешь, суку долговскую, за честных пацанов юшкой умоется. Твои слова, Валет? За базар-то отвечаешь?

Валет нехорошо сощурился на «синего», не спеша встал из-за стола, подошел ближе. Наемник вытолкнул вперед того, постарше. Пахан бандюков с минуту разглядывал физиономию пленного, потом криво ухмыльнулся.

– Вот и словились. Не ждал, кум?

– Так он чё, гнида ментовская?

– Ага. Опер бывший. Ну чё, Шульга? За кем маза осталась? Я ж с тебя за станцию твою драную по полной спрошу, чухаешь? А это кто с тобой? А, кривой! Сало, помнишь, кто Митяя с Кастетом уложил?

– Он, тварюга. А этого, узнаешь? Слышь, Борзый! Ты там был, когда Петьку долганы замочили?

– Точно этот! Он у них старшой был, у долгашей вонючих! Давай, Валет! За братанов брюхо вскроем!

– Э, э! – Наемник шагнул вперед, оттолкнул Борзого в сторону. – Копытки-то поубери, поубери. Я задарма не пашу. Бабосы отслюнявь, пахан, потом хоть прессуй, хоть глотки режь, хоть в жопу трахай. У нас уговор был.

– Так я тебе двоих гастовал. А за братана моего Борзый с Корейцем рамсы вёл.

– Кто рано встает, тому Аллах подает. Тебе какая разница, кто за братана фарт подогнал? Башляй лавешки, мы тебе дело сделали, своей дорогой пойдем. Чего резину тянешь?

– Ты тут не быкуй, Сурен. Валет за братков не обувает. Будет тебе бабло. Только на кой хрен ты эту падаль живыми притаранил? Хочешь, чтоб весь сраный «Долг» нам за них на хвост сел?

– Не ссы в компот, Валет. – Командир «синих» усмехнулся. – Свои их и сдали, так что никто тебе предъявы кидать не будет, сечешь?

– От оно как? Скурвился, значит, «Долг»?

– А тебе-то что за мирза? Плати бабло и забирай тепленькими. Да же жмись, не жмись, всё как договорено. Вот тебе подпол, а вот тебе кривой за Митяя и Хмурого. А вот тебе за брательника младшего подарочек. А как наиграешься, свисни, я за тобой подчищу.

– За мной подчищать не надо, не выйдут отсюда суки, слово даю. Эй, Лимон! Неси чердачок, за потеху раскваситься надо бы.

Пока чернявый предводитель вел свои тёрки с Валетом, Блоха забыл как дышать. В голове летело бешеной свистопляской – свои, «Долг», Шульга, станция. Пропасть не встать! Долгаши! Этот, постарше, долговский командир с «Янова»! Да, сказал бы кто, Блоха хрен бы поверил! Как же их черт, к наемникам попасть угораздило? Станцию что ли взяли? «А наши-то, пиплы, что? Ох ты ж, бля! Во дела-то! Ну теперь держитесь, мужики. Долгаши или кто, я б такого никому не пожелал!»

Пока братки лезли в первый ряд, предвкушая зрелище, Блоха отступил на шаг назад, оглянулся. На него никто не обращал внимания. Лимон, ещё совсем молодой пацан, на побегушках у пахана, метнулся в недострой, приволок потертую металлическую коробку, поставил на стол. Пока главари производили окончательный расчет, Сало ходил вокруг долговцев, придирчиво оглядывая со всех сторон, как лошадей на рынке. Блоху замутило. За время своего злоключения он хорошо изучил Сало. Отморозок, куда хуже всех остальных вместе взятых. Но умный, скотина, внимательный. Выбирает теперь, с кого первого начать. Ищет самого уязвимого, но так, что б других проняло. Сало такие «игры» любит. Блоха хотел отвернуться, но удержало болезненное любопытство, из-за которого на него по жизни сыпались траблы всех мастей.

Сало перестал ходит кругами, резко вытолкнул вперед одного из долговцев. Схватил за волосы, развернул, ударил в лицо, под дых, свалил на землю. Братки заулюлюкали, во все глаза пялились, как Сало ногами месил пленного, не давая сгруппироваться и прикрыться от ударов. Потом остановился, вздернул руки долговца за пластиковую вязку.

– Видали, братаны? Гуманизатор, бля! Ксива, тащи путалку. Нам такая шняга не канает.

Сало резанул «вязку» ножом, нагнулся, резко вывернул долговцу руки за спину. Подождал пока вернется Ксива, а потом медленно, поглядывая на остальных долгашей, закрутил запястья пленника колючей проволокой, с нажимом, давай острым шипам впиться в кожу. Долговец тряс головой, пересиливая боль. Блоха отвернулся. Он-то знал, что это только начало.

– Чё, гордый, да? – Сало с силой прижал долгаша лицом к земле. – Я тебя, сука, поломаю, зуб даю.

Командир «Долга» стоял прямо, не отводя взгляда, только зубы стиснул, но третий не выдержал, рванулся вперед.

– Не тронь его, падла! Не тронь!

– Ты кого падлом назвал, чушок? – Сало только и ждал такой реакции, резво скакнул к кричащему.

– Смажь ему, Сало! Мушку, поганую, смажь!

– Успеется. С этим говном Валет разбираться будет. За Петьку на изнанку вывернет. Давай, пацаны, перекручивай гадов. А потом с ними по-взрослому потрындим.

Братки ломанулись вперед, и Блоха остался в гордом одиночестве. О нем разом все забыли: и бандюги, в предвкушении зрелища расправы, и Валет, занятый терками с наемником. Таким положением не воспользовался бы только идиот. Свободовец отступил мелкими шажками, быстро огляделся по сторонам. Если удастся прошмыгнуть за угол недостроя, можно поднырнуть под бетонный забор, а там по так и не проложенным огромным трубам чесануть за пределы бандитского лагеря. Только бы не оглянулся никто, только бы не спалиться. А там напрямки, до своих, может сжалиться Зона, подберет кто из вольников, поможет до «Складов» добраться.

Ни один заяц, удирающий от погони, не развивал такую скорость, с которой Блоха летел вдоль стены. Осторожно выглянув из-за угла, он в два прыжка вскочил на глинистую насыпь, кубарем скатился вниз, под забор, где между бетонными плитами и землей оставался зазор, пролезть в который мог тощий и юркий человек. Ужом ныряя в ржавое дуло трубы он вдруг понял, что похоже решил совершить беспримерный безумный переход по Зоне без орудия, спецкостюма и детектора. По спине в раз пронесло холодом. Но тут уж такова селя ви: или сдохнуть у братков или использовать шанс. Он остановился, пытаясь привести дыхание в норму, прислушиваясь, не поднялся ли кипеж в бандитском лагере. Ничего. Хвоста нет вроде бы. Похоже, не до него теперь, не заметили еще. Давай, давай, двигай! Нельзя на месте стоять. Пока Зона добрая. Может и пропустит Блоху, а? Он мелкий, внимательный, бегает быстро. За трубой карьер, если проскочить его, да по насыпи, да через бывший колхоз...

«Помоги! Помоги, а!» - взвыл он, обращаясь непонятно к кому. И выскочив из трубы, Блоха, никому не нужный и не интересный, не обладающий в своей группировке ни весом, ни уважением, ни авторитетом, нырнул в разрытый глиняный карьер…

.... – Гром. Гром! Возьми себя в руки. Нас найдут, вот увидишь.

– Кто? Ты же сам слышал, командир.

Полночи Гром простоял, прижавшись лбом к решетке. С той минуты, как эта мразь с расплюснутым носом и его братки вытащили из клетки Долга и вытолкали за дверь. Шульга заскрипел зубами. Он ничего не мог сделать. Ничего. Знал, ублюдок, куда давить, и давил их, каждого по-своему. Неловко прислонившись к стене плечом, Шульга сидел на полу, всеми силами пытаясь отключиться от боли в выкрученных руках и невыносимого жжения в изрезанной спине. Собственная смерть давно перестала его пугать, сделав фаталистом, как каждого в Зоне. За четыре года её неумолимого присутствия он не то чтобы смирился с возможностью умереть, а как-то притупил страх что ли. Но именно здесь, с удивившей его самого силой, он так отчаянно захотел выжить. Произвел ревизию сорока лет собственного существования, понял, что не успел слишком многого, и многое сделал бы сейчас по-другому. И чаще, чем когда-либо за весь прошедший год, он думал о Норке. Мог вспомнить её глаза, глядевшие прямо в душу, открыто, без женского кокетства. Почти фиолетовые, глубокие, необыкновенные… Это каким же идиотом надо было быть! Чего боялся-то? Ведь ни одного внятного слова она от него не услышала. Ни разу не погладил по волосам, ни сказал, какая она красивая…. Но ведь красивая же! Когда ему в жизни такие попадались? «Если вырвусь, если живым останусь, всё исправлю, всё у нас по-другому будет.… Вырвешься как же! Держи карман. Как не уговаривай себя, всё одно вертится в голове – «свои их сдали». Свои. Но почему? Кто?»

Всё, хватит! Соберись, блин. Пока не сдохнешь, ты здесь старший. И ты ребятам своим опорой должен быть. Не давать надежду потерять. Пусть и прав Гром, и не на что им надеяться.

Гром застонал, громко, в голос, сполз по решетке на колени, и теперь стоял, мерно ударяясь лбом о стальные прутья.