И их перевода на французский язык
| Лексические значения слова свет в русском языке | Эквивалент во французском языке | |
| 1. | Исходящие от светила лучи (Солнце разливает свет повсюду) | Lumier |
| 2. | Учение, наставление, проистекающее от премудрости Христовой (Свет Христов просвещает все.) | _ |
| 3. | Мир, Вселенная (70 веков прошло, как свет стоит) | Monde |
| 4. | Общество отличных людей (Он натерся в свет) | Monde |
| 5. | Новонайденная земля, подобная Европе, Азии, Африке (Америка есть новый свет.) | Monde |
Как видим, при переводе исчезает главный смысл, поскольку французский язык не связывает одним корнем эти явления. А русское слово удивительным образом соединяет в себе весь мир – идеальный и материальный, человека и всю Вселенную. Именно эти исконно существующие в языке смысловые связи и обусловливают национальные свойства, ментальность. А.С. Шишкова называют консерватором (от лат. Conservo – сохранение, сбережение), поскольку он противостоял переделке коренного русского языка, понимая последствия радостно-возбужденного разрушения: «Как можно истребление всех коренных слов языка почитать обогащением оного?... Может ли стена быть тверда от беспрестанного вынимания из оной старых и вкладывания новых камней?»
Консерватором, заботящимся о сохранении богатства родного языка, был и Владимир Даль[4], имя которого знакомо каждому школьнику.
В.И. Даль полагал, что необходимо вырабатывать русский литературный язык, используя уникальный русский языковой запас, отказавшись от всего привнесенного насильно, однодневного, противоречащего законам развития языка: «Всё, что было сделано, со времен петровских, в духе искажения языка, должно усохнуть и отвалиться. Русской речи предстоит либо испошлеть донельзя, либо, образумясь, своротить на иной путь, захватив притом с собою все покинутые второпях запасы». Иначе «не понимая ни русской речи, ни друг друга мы станем людьми без речей, безсловесными». Он утверждал: «У нас ещё нет достаточно обработанного языка…он должен выработаться из языка народного. Другого, равного ему источника, нет. Если же мы сами отсечем себе этот источник, то нас постигнет засуха. Мы испошлеем ещё более в речи своей, мы убьём и погубим последние нравственные силы свои ‹…› и вечно будем тянуться за чужим, потому что у нас не станет ничего своего, ни даже своей самостоятельной речи, своего родного слова».
В течение полувека с любовью изучая живой великорусский язык, Владимир Иванович сумел увидеть: язык устроен так, что только гнездовая структура словаря позволяет проникнуть в суть языка, поскольку «в азбучном порядке «всякая живая связь разорвана и утрачена, ‹…› а ум наш требует какой-нибудь разумной связи. ‹…› Мёртвый список слов не помощь и не утеха ‹…› Это не словарь, а список, сборник слов, ‹…› без связи и смысла ‹…›, более для иностранца, чем для русского».
В.И. Даль прозорливо (прислушаемся к нему!) определил путь развития языкознания: «Закон языка таков, что всё гнездо слов появляется зараз. Будущая грамматика наша должна будет пойти сим путем, т.е. развить наперёд законы этого словопроизводства, разумно обняв дух языка, а затем уже обратиться к рассмотрению каждой из частей речи. В деле этом такая жизненная связь, что брать для изучения и толковать отрывочно части стройного целого, не усвоив себе наперед общего взгляда, то же самое, что изучать строение тела и самую жизнь человека по раскинутым в пространстве волокнам растерзанных членов человеческого трупа».
Проанализировав все существующие методики изучения русского языка, Федор Иванович Буслаев[5] пришел к следующему выводу: «Все руководства к изучению русской грамматики ориентированы на подход к русскому языку как к чужому, а не к родному. Поэтому изучающий узнает не законы языка, а правила, которые для него ни на чем не основаны, следовательно, не убедительны; много исключений, которые надо зубрить, не понимая зачем и не видя системы, закономерности». Ф.И. Буслаев, основательно, глубоко изучивший родной язык и литературу по первоисточникам, увидел в них изложение основ мироздания. Он, обнаружив в прошлом необычайное богатство звуков и форм, за которыми таился глубокий смысл, пришел к выводу, что история языка – это, увы, утрата того богатства, которое язык имел искони. Из живого организма он все более становился условным знаком для выражения мысли. «Какую пользу может иметь учение об образовании слов?» – спрашивает ученый. И сам же отвечает: «1 – для правописания, 2 – для уразумения смысла слов».
Первая причина понятна. Поясним на конкретных примерах вторую. Так, слова видеть и ведать – слова одного корня, так же, как свет и свят; гои от гоить – жить (отсюда изгой – человек, выпавший из жизни).
«Великие русские деятели – знатоки и защитники родного языка» – так охарактеризовала современный ученый С. Л. Рябцева1 А.С. Шишкова, В.И. Даля и Ф.И. Буслаева. Что двигало ими: научные амбиции ли, или желание обогатиться, прославиться? Отнюдь нет. Их талант посвящён любви к родине и служению её основам, святыням, главная из которых – русский язык.