АРХИВИРОВАННЫЕ ДАННЫЕ: ТЕМА № 2456282.5

Нола догадалась, что перед ней сообщения с форума, сжатые для удобства хранения в одну страницу. – Вот вам и «секретный документ». «Криптос»-фаны, собравшиеся на форуме почесать языками, – пояснил Рик. Нола заскользила глазами по строчкам, пока не наткнулась на знакомые ключевые слова. Джим, в тексте скульптуры сказано, что его передали в тайник в ПОДЗЕМЕЛЬЕ, где спрятали данные. – Это все с директорского форума, из ветки, посвященной «Криптосу», – продолжал Рик. – Она существует уже не первый год, поэтому число сообщений давно перевалило за несколько тысяч и неудивительно, что в ней отыскались сразу все ключевые слова одновременно. Нола поискала глазами дальше, пока снова не обнаружила знакомую фразу. Хоть Марк и говорил, что широта/долгота в коде указывают на место в ВАШИНГТОНЕ, координаты приведены с ошибкой на один градус, и получается, “Криптос” зациклен сам на себя. Подойдя к скульптуре, Пэриш провел рукой по ажурному буквенному полотну. – Код еще до конца не расшифрован, но многие считают, что разгадка может навести на древние масонские тайны… Нола припомнила: действительно, ходили слухи о связи между «Криптосом» и масонами, однако в дела всяких чокнутых она предпочитала не влезать. Однако теперь, глядя на разложенные вокруг скульптуры отдельные дополняющие ее элементы, Нола вдруг догадалась: это же код, поделенный на части, симболон. Совсем как масонская пирамида. «Странно». На мгновение Нола представила «Криптос» в виде современной масонской пирамиды – код из нескольких фрагментов, разные материалы, каждому отведена своя роль… – Кроме шуток, думаете, «Криптос» и масонская пирамида скрывают общую тайну? – Кто знает… – Пэриш окинул скульптуру обескураженным взглядом. – Вряд ли нам вообще доведется прочитать текст целиком. Если, конечно, никто не уговорит директора залезть в сейф и подсмотреть решение. Нола кивнула. Теперь она вспомнила. Когда «Криптос» только устанавливали на площадке, вместе с ним прибыл запечатанный конверт, содержащий полную расшифровку текстов скульптуры. Конверт вручили тогдашнему директору ЦРУ Уильяму Уэбстеру, и он запер отгадку в сейфе, в своем кабинете. По идее конверт до сих пор находился там, переходя «по наследству» от одного директора к другому. При мысли об Уильяме Уэбстере в памяти Нолы всплыл еще один фрагмент расшифрованного текста «Криптоса»: Оно захоронено где-то рядом. Кто знает точное местонахождение? Только УУ. И хотя никто не догадывался, о чем говорится в тексте и что должно быть захоронено, за буквами «УУ», по мнению большинства, скрывались инициалы Уильяма Уэбстера. Правда, Нола где-то слышала краем уха, что на самом деле подразумевается вовсе не он, а Уильям Уистон, богослов Королевского общества, однако в подробности она предпочитала не вдаваться. – Сказать по правде, – прервал ее размышления Рик, – я, хоть и не поклонник искусства, думаю, этот Санборн – настоящий гений. Видел в Интернете его «Кириллический проектор». Проецирует огромные русские буквы из документа КГБ о промывке мозгов. Жутковато. Нола уже не слушала. Она вчитывалась в распечатанный текст, где только что обнаружила третью фразу с ключевыми словами. Короче, весь фрагмент – точная цитата из дневника какого-то знаменитого археолога, где рассказывается о том, как был найден ДРЕВНИЙ ПОРТАЛ, ведущий к могиле Тутанхамона. Археологом, чья цитата попала в текст «Криптоса», оказался прославленный египтолог Говард Картер – это Ноле было известно. Поэтому она не удивилась, наткнувшись в следующем сообщении на его имя. Как раз просмотрел в Сети остальную часть его полевых отчетов – вроде как он нашел глиняную табличку – предупреждение, что ПИРАМИДА таит опасность для любого, кто осмелится нарушить покой фараона. Проклятие! Всем бояться… J Нола нахмурилась. – Рик, Бога ради, с этой пирамидой вообще чушь какая-то. Тутанхамон захоронен ни в какой не в пирамиде, а в Долине царей. Криптологи что, канал «Дискавери» не смотрят? Пэриш пожал плечами: – Технари… Нола наконец рассмотрела последнюю ключевую фразу. Ребята, я, конечно, не спец в конспирологии, но Джиму с Дейвом лучше побыстрее расшифровать СИМБОЛОН, чтобы раскрыть последнюю загадку. До 2012 всего-то ничего осталось, вдруг мир рухнет. Чао! – В общем, – объяснил Рик, – я понял, что надо рассказать вам про форум «Криптоса», пока вы не бросились обвинять директора ЦРУ в хранении на служебном компьютере секретной документации о древней масонской легенде. Я вообще, если честно, сомневаюсь, что у человека такого ранга найдется время на подобные игры. Ноле вспомнился масонский ролик, запечатлевший участие в древнем обряде облеченных властью персон самых разных рангов. «Знал бы ты, Рик…» При любом раскладе получалось, что послание «Криптоса» содержало в себе мистический подтекст. Нола подняла взгляд на сияющее в лунных лучах произведение искусства – трехмерный код, безмолвно застывший в самом сердце главного разведуправления страны. Интересно, раскроет ли он когда-нибудь свою тайну до конца? Они с Риком двинулись обратно, и Нола невольно улыбнулась. «Оно таится где-то рядом». Глава 128

«Безумие какое-то…» «Кадиллак» несся по пустынным улицам на юг, но Роберт Лэнгдон ничего не видел из-за повязки на глазах. Рядом молча сидел Питер Соломон. «Куда он меня везет?» Лэнгдона терзало любопытство, смешанное с тревогой. Напрягая память, так что плавились мозги, профессор пытался собрать части головоломки воедино. Питер твердо стоял на своем. «Утраченное слово? Захороненное у подножия лестницы, скрытой под огромным камнем с надписью?» Лэнгдону верилось с трудом. Надпись, якобы высеченная на этом камне, врезалась профессору в память, однако эти семь символов по-прежнему ни во что осмысленное не складывались.

Масонский наугольник – символ честности и «прямодушия». Буквосочетание Au – принятое научное обозначение золота как химического элемента. Сигма – буква «с» в греческом алфавите, в математике служит знаком суммы. Пирамида – у египтян символ человека, тянущегося к небесам. Дельта – греческая буква «д», математический символ изменения и различия в значениях. Ртуть – самый древний из алхимических символов, применявшихся для ее обозначения. Уроборос – символ целостности и единения. Однако Соломон продолжал утверждать, что эти семь картинок составляют «послание». Все может быть, но в таком случае он, профессор Лэнгдон, его прочитать не в силах. Притормозив, «кадиллак» резко повернул направо, и дорожное покрытие сменилось – какая-нибудь подъездная аллея. Лэнгдон насторожился и прислушался, надеясь угадать, куда его все-таки везут. Они ехали минут десять, не больше, и, хотя профессор пытался мысленно проследить путь, запутался он очень скоро. Не удивился бы, окажись, что они сейчас выруливают обратно ко входу в Масонский храм. «Кадиллак» остановился, и Лэнгдон услышал, как опускается окно. – Агент Симкинс, ЦРУ, – возвестил водитель. – Нас тут ждут, я полагаю? – Да, сэр, – по-военному четко отрапортовали в ответ. – Директор Сато предупредила звонком. Сейчас уберу шлагбаум. Лэнгдон слушал в полном замешательстве, догадываясь по разговору, что они прибыли на какую-то военную базу. Машина покатила вперед по необычно гладкому асфальту, и профессор повернулся к сидящему рядом другу. – Питер, мы где? – не выдержал он. – Не снимай повязку! – велел Соломон строго. Проехав совсем чуть-чуть, «кадиллак» снова встал. Симкинс заглушил мотор. Снова голоса. Военные. У Симкинса попросили документы. Агент вышел из машины и начал что-то объяснять вполголоса. Внезапно дверь со стороны Лэнгдона открылась, и сильные руки помогли ему выбраться. Снаружи оказалось холодно. И ветрено. Рядом вырос Соломон. – Роберт, агент Симкинс тебя проводит, иди с ним. Лэнгдон услышал, как гремит в замке металлический ключ… Затем скрипнула тяжелая стальная дверь. По звуку похоже на древний шлюз. «Куда они меня притащили?!» Симкинс подвел Лэнгдона к двери. Они перешагнули порог. – Теперь прямо, профессор. Его окутала тишина. Глухая, мертвая тишина. Воздух казался каким-то стерильным, профильтрованным. Симкинс с Соломоном шагали с двух сторон от Лэнгдона, ведя профессора по гулкому коридору. Сквозь подошвы ботинок чувствовался камень. За спиной хлопнула стальная дверь, и Лэнгдон вздрогнул от неожиданности. Замки защелкнулись. Лоб под широкой бархатной повязкой покрылся испариной. Лэнгдон хотел только одного – уже наконец сорвать ее. Сопровождающие замедлили шаг. Симкинс выпустил руку Лэнгдона, раздались короткие электронные попискивания, затем впереди что-то загрохотало, и профессор догадался, что это откатывается бронированная дверь. – Все, мистер Соломон, дальше вы с мистером Лэнгдоном пойдете одни. Я буду ждать вас тут, – объявил Симкинс. – Возьмите мой фонарь. – Спасибо! – откликнулся Соломон. – Мы ненадолго. «Фонарик?» У Лэнгдона тревожно забилось сердце. Питер взял друга под руку и осторожно повел вперед. – Не отставай, Роберт. Они аккуратно преодолели еще один порог, и бронированная дверь за спиной снова загрохотала, закрываясь. Питер притормозил. – Что-то не так? У Лэнгдона слегка закружилась голова, и его повело куда-то вбок. – Не могу я больше в этой повязке… – Потерпи, уже почти пришли. – Пришли куда? – У Лэнгдона противно засосало под ложечкой. – Я же говорил, что покажу тебе лестницу, ведущую к Утраченному слову. – Питер, не смешно! – А мы здесь и не для веселья. Мы здесь для того, чтобы расширить горизонты твоего сознания, Роберт. Напомнить, что на свете еще остались тайны, которые даже ты еще в глаза не видел. Поэтому, прежде чем сделать следующий шаг, исполни, пожалуйста, мою просьбу. Поверь… хоть на секунду, но поверь в легенду. Поверь, что ты сейчас посмотришь вниз с высоты винтовой лестницы, у подножия которой на глубине сотен футов спрятано одно из величайших утраченных человечеством сокровищ. У Лэнгдона кружилась голова. Он и рад был бы поверить другу, но не мог. – Еще далеко? Бархатная повязка взмокла от испарины. – Нет. Каких-нибудь пару шагов. Последняя дверь. Сейчас открою. Соломон отпустил его локоть, и Лэнгдон покачнулся, теряя равновесие от головокружения. Он взмахнул рукой, ища опору, и Соломон тут же подставил ему плечо. Впереди тяжело загрохотала автоматическая дверь. Питер снова подхватил Лэнгдона под руку и сделал шаг. – Сюда. Друзья осторожно перешагнули очередной порог, и дверь поехала обратно. Тишина. Холод. Лэнгдон сразу почувствовал, что это пространство разительно отличается от оставленного там, за бронированными дверьми. Здесь веяло сыростью и холодом, как в склепе. Слова звучали глухо и скованно. Профессора охватила паника, накатившая вместе с приступом клаустрофобии. – Еще пара шагов. – Соломон вместе с ним завернул за угол, а потом остановил в каком-то определенном месте. – Теперь можешь снять повязку, – наконец разрешил он. Лэнгдон с облегчением сорвал бархатную полумаску и тут же огляделся, пытаясь понять, где находится, но будто ослеп. Он потер глаза. Ничего. – Питер, здесь же тьма кромешная! – Да, я знаю. Протяни руку. Тут поручень. Возьмись за него. Пошарив в темноте, Лэнгдон действительно нащупал металлическое ограждение. – А теперь смотри. – Питер с чем-то повозился, и вдруг темноту прорезал ослепительный луч фонаря. Сперва он уткнулся в пол, но потом Питер, не дав Роберту времени опомниться, взметнул фонарик над ограждением и направил луч прямо вниз, за поручень. Профессор увидел перед собой бездонный колодец, а в нем… бесконечную лестницу, ввинчивающуюся в земные недра. «Господи!» Ноги подкосились, и Лэнгдон вцепился в поручень, чтобы не упасть. Луч фонаря пробивал темноту лишь на тридцать витков этой обычной винтовой лестницы, а дальше растворялся в кромешном мраке. «Даже дна не видно!» – Питер, – заикаясь, выговорил он, – где мы? – Я тебя сейчас отведу к подножию лестницы, однако прежде ты должен еще кое-что увидеть. Не в силах противиться, потрясенный Лэнгдон отошел вслед за Соломоном от лестничной шахты и двинулся в другой конец крошечной камеры. Питер упорно светил под ноги, на истертый каменный пол, не давая Лэнгдону как следует окинуть взглядом непонятное помещение. Профессор чувствовал только, что там очень тесно. «Крохотная каменная комнатушка». Они в несколько шагов оказались у противоположной стены, в которой обнаружилось прозрачное прямоугольное окно. Лэнгдон вначале подумал, что оно должно выходить в соседнюю комнату, однако со своего места ничего, кроме темноты, за ним не видел. – Иди, – пригласил Питер. – Посмотри. – Что там? – Лэнгдону вдруг вспомнилась Камера размышлений в подвалах Капитолия и как ему на секунду почудился проход в гигантскую подземную пещеру. – Посмотри, сам увидишь, Роберт. – Соломон подтолкнул его вперед. – Только приготовься, зрелище тебя потрясет не на шутку. Теряясь в догадках, Лэнгдон шагнул к окну. Как только он оказался у самого стекла, Питер выключил фонарь, снова погрузив комнату в непроглядную тьму. Подождав, пока привыкнут глаза, Лэнгдон выставил руки перед собой и нащупал сначала стену, потом стекло, а затем приник к прозрачному порталу. По-прежнему ничего, кроме темноты. Но за стеклом… От потрясения сбитый с толку Лэнгдон совсем потерял ориентацию и, отпрянув, чуть не упал – увиденное не укладывалось в сознании и противоречило здравому смыслу. В самых смелых мечтах профессор Лэнгдон не смог бы вообразить того, что открылось ему по ту сторону стекла. Зрелище впечатляло. Бриллиантовым блеском в темноте сверкала ослепительная белая звезда. Теперь Лэнгдон понял все. Шлагбаум на въезде; охрана у входа; массивная стальная дверь; автоматические двери внутри, впускающие и тут же закрывающиеся за спиной; головокружение… а теперь эта тесная каменная каморка. – Роберт, – шепотом произнес за спиной Соломон, – иногда, чтобы увидеть свет, достаточно всего лишь сменить угол зрения. Лэнгдон, растеряв все слова, прилип к стеклу. Взгляд профессора устремился сквозь ночь и, преодолев почти милю пустоты, опустился ниже, еще ниже, туда, где во тьме сиял бриллиантовым блеском ослепительно белый купол Капитолия. Никогда еще Лэнгдону не доводилось смотреть на Капитолий под таким углом – с пятисотпятидесятипятифутовой высоты Египетского обелиска, одной из достопримечательностей американской столицы. Сегодня впервые в жизни он поднялся на лифте в крохотную смотровую камеру на вершине Монумента Вашингтона. Глава 129

Роберт Лэнгдон застыл у стеклянного портала, как зачарованный глядя на раскинувшийся внизу величественный пейзаж. Воспарив на высоте птичьего полета, он получил возможность насладиться самым что ни на есть впечатляющим зрелищем за всю жизнь. В восточной оконечности Эспланады высился, будто горная вершина, сияющий купол Капитолия. С двух сторон от него протянулись к Лэнгдону две цепочки огней – освещенные фасады музеев Смитсоновского комплекса… Светочи культуры, истории, науки и искусства. Только теперь Лэнгдон, к собственному изумлению, осознал: почти все невероятные аллегории Соломона явили себя в точном соответствии с легендой. «Винтовая лестница… уходящая вниз на сотни футов… под огромным камнем…» Прямо над головой профессора, над смотровой камерой, втыкался в небо кончик каменной «иглы», и Лэнгдону вспомнился забавный факт, подозрительно хорошо вписывающийся в общую картину. Навершие Монумента Вашингтона весит ровно тридцать три сотни фунтов. «Снова тридцать три». Однако еще больше профессор удивился, когда вспомнил, что самый пик навершия, самый кончик, увенчан крошечным колпачком из полированного алюминия – этот металл в свое время ценился выше золота. Сияющий колпачок достигал в высоту не более фута, совпадая по размеру с масонской пирамидой. И на нем тоже, как ни странно, имелась гравировка, знаменитое «Laus Deo»… Лэнгдона озарило. «Вот она, подлинная разгадка рисунка с днища каменной пирамиды».

«Эти семь символов читаются как транслитерация!» Простейший из шифров. «Символы – это буквы». Наугольник – L Химическое обозначение золота – AU Греческая «сигма» – S Греческая «дельта» – D Алхимическое обозначение ртути – E Уроборос – O «Laus Deo», – прошептал Лэнгдон. Известная фраза, в переводе с латыни означающая «слава Богу», красовалась на Монументе Вашингтона в виде изысканной вязи в дюйм высотой. «У всех на виду… но ее никто не видит». Laus Deo. – Слава Богу! – произнес за спиной профессора Питер Соломон, включая в комнате неяркий свет. – Последняя загадка масонской пирамиды. Лэнгдон обернулся. И тут же вспомнил, заметив широкую улыбку друга, что слышал от Питера точно такое же «слава Богу!» еще в библиотеке Масонского храма. «А я и не догадался…» У профессора побежали мурашки при мысли о том, как ловко легендарная масонская пирамида привела его сюда, к великому обелиску – символу древней мудрости, – вздымающемуся к небесам в самом сердце столицы. Зачарованный, Лэнгдон двинулся против часовой стрелки по периметру крошечной смотровой площадки, обходя по очереди все четыре окна. Северное. Отсюда прямо по курсу открывался вид на знакомые очертания Белого дома. Насмотревшись, Лэнгдон устремил взгляд к горизонту, где прямая как стрела Шестнадцатая улица вела на север, к Масонскому храму. «Я к югу от Хередома». Он перешел к следующему окну. Обратившись теперь на запад, профессор скользнул взглядом по блестящей глади прямоугольного пруда перед Мемориалом Линкольна. Прообразом его классическим греческим линиям послужил афинский Парфенон, храм Афины – покровительницы доблестных героев. «“Annuit coeptis”, – вспомнил Лэнгдон. – Бог благословляет наши деяния». Последнее окно. С южной стороны на противоположном берегу чернильно-темного залива ярким огнем светился в ночи Мемориал Джефферсона. Лэнгдон знал, что его невысокий покатый купол – копия купола Пантеона, обиталища древнеримских богов. Обойдя всю комнату, Лэнгдон представил виденные когда-то аэрофотоснимки Эспланады: лучи, расходящиеся крестом от Монумента Вашингтона по четырем сторонам света. «Я нахожусь в средоточии Америки». Лэнгдон вернулся туда, где стоял Питер. На лице наставника сияла улыбка. – Что ж, Роберт, осталось главное. Утраченное слово. Оно захоронено здесь. Сюда привела нас масонская пирамида. Лэнгдон опешил. Про Утраченное слово он уже успел забыть. – Роберт, более надежного человека, чем ты, я не знаю. И после сегодняшних событий, думаю, ты заслужил полное право посмотреть на то, из-за чего все началось. Утраченное слово, в полном соответствии с легендой, хранится у подножия винтовой лестницы. – Он показал на жерло уходящей вниз шахты. Профессор, уже начавший было обретать твердую почву под ногами, снова пришел в замешательство. Питер тем временем запустил руку в карман и вытащил небольшой предмет. – Помнишь? Лэнгдон увидел каменную шкатулку, ту самую, которую Соломон когда-то вручил ему на хранение. – Да… Только, боюсь, хранитель из меня неважный получился. Соломон усмехнулся: – Как знать. Возможно, ей просто пришло время увидеть белый свет. Лэнгдон смотрел на шкатулку, не понимая, зачем Питер снова отдает ему этот каменный кубик. – Что она тебе напоминает? – поинтересовался Питер. Увидев знакомое 1514, профессор вспомнил свое первое впечатление, возникшее, когда Кэтрин преобразовала шкатулку. – Краеугольный камень. – Точно! – согласился Питер. – А теперь несколько любопытных фактов о краеугольных камнях, которые наверняка даже тебе неизвестны. Во-первых, сам принцип закладки такого камня берет начало в Ветхом Завете. Лэнгдон кивнул: – В Псалтыри. – Правильно. Настоящий краеугольный камень всегда зарывается в землю – символизируя тем самым первый шаг постройки из земных недр к небесному свету. Лэнгдон обернулся на Капитолий, чей краеугольный камень, утопленный в основании фундамента на большой глубине, до сих пор не могли обнаружить никакие раскопки. – И наконец, – подвел итог Соломон, – многие краеугольные камни, как и шкатулка у тебя на ладони, полые и содержат тайники, где хранятся сокровища… талисманы, если угодно, – залог будущего благополучия возводимого здания. Об этой традиции Лэнгдон тоже прекрасно знал. По сей день масоны, закладывая краеугольный камень, запечатывали внутри что-нибудь значимое – капсулу времени, фотографии, манифесты, даже прах великих. – Думаю, ты догадываешься, – Соломон оглянулся на лестничный колодец, – зачем я тебе об этом напоминаю. – Полагаешь, Утраченное слово захоронено в краеугольном камне Монумента Вашингтона? – Я не полагаю, Роберт. Я знаю точно. Утраченное слово было предано земле в краеугольном камне этого обелиска четвертого июля 1848 года по всем правилам масонской церемонии. Лэнгдон поразился. – Отцы-основатели зарыли в землю… слово?! Питер кивнул: – Именно так. Они прекрасно понимали подлинную ценность того, что упокоилось под обелиском. На протяжении всего вечера Лэнгдона окружали сплошные аллегории и эфемерные, расплывчатые, с трудом укладывающиеся в сознании отголоски легенд. Мистерии древности, Утраченное слово, вековая мудрость… Душа просила чего-нибудь плотного, осязаемого, и, несмотря на все заверения Питера Соломона, что ключ к тайне покоится в камне, к которому надо спуститься вниз на пятьсот пятьдесят пять футов, Лэнгдону по-прежнему верилось в такое с трудом. «Люди кладут жизнь на изучение мистерий, и все равно не успевают постичь всю заключенную в них мудрость». Перед глазами профессора вновь встала «Меланхолия» Дюрера – удрученный адепт в окружении безмолвных свидетельств его тщетных попыток пробиться сквозь завесу тайн алхимии. «Если тайны в самом деле можно раскрыть, вряд ли все отгадки будут собраны в одном месте!» Лэнгдону всегда казалось, что ответы должны быть рассеяны по миру – в тысячах томов, в трудах Пифагора, Гермеса, Гераклита, Парацельса и сотен других. Ответ надо искать в пыльных, преданных забвению рукописях по алхимии, мистицизму, магии и философии. Он кроется в сокровищах александрийской библиотеки, шумерских глиняных табличках, египетских иероглифах. – Питер, прости, – тихо проговорил Лэнгдон, качая головой. – На то, чтобы постичь Мистерии древности, уйдет вся жизнь. Я не представляю, как ключ к ним может уместиться в одном-единственном слове. Питер положил руку профессору на плечо. – Роберт, Утраченное слово – это не слово в прямом смысле. – Он посмотрел на друга с мудрой улыбкой. – Мы говорим «Слово», повторяя за древними. Так оно звалось у них… в начале. Глава 130

«В начале было Слово». Декан Галлоуэй, преклонив колено в средокрестии Национального собора, молился за Америку. За то, чтобы его возлюбленная родина вскоре постигла истинный смысл Слова – собрания откровений всех мастеров древности, духовных истин, изложенных великими мудрецами. История подарила человечеству мудрейших наставников, воспаривших к вершинам знаний, превыше обыденного понимания сведущих в тайнах души и тела. Бесценным словам этих адептов – Будды, Иисуса, Мухаммеда, Заратустры и множества других – не дали кануть в вечность самые прочные и самые древние сосуды. Книги. В каждой традиции своя священная книга – свое Слово, – все разные и в то же время сходящиеся в главном. Для христиан – это Библия, для мусульман – Коран, для иудеев – Тора, для индуистов – Веды. У каждого своя… «Слово – свет стезе». Для отцов-основателей американского государства, принадлежавших к масонскому братству, Словом была Библия. «И все равно лишь единицам за всю историю человечества удалось постичь ее подлинный смысл». В этот час, преклоняя колено в стенах великого собора, Галлоуэй возложил руки на свое Слово – потрепанный томик масонской Библии. Бесценная книга, как и все масонские Библии, состояла из Ветхого Завета, Нового Завета и неисчерпаемой сокровищницы масонских философских изречений. И хотя прочесть текст Галлоуэй уже не мог, вступительное слово он знал наизусть. Это блистательное обращение повторяли на разных языках миллионы братьев по всему миру. Текст гласил: ВРЕМЯ – ЭТО РЕКА… А КНИГИ – ЛАДЬИ. ПЕСТРОЙ ФЛОТИЛИЕЙ ОНИ УСТРЕМЛЯЮТСЯ ВНИЗ ПО ТЕЧЕНИЮ, ЗАТЕМ ЛИШЬ, ЧТОБЫ, РАЗБИВШИСЬ, НАВЕКИ СГИНУТЬ В РЕЧНОМ ПЕСКЕ. И ТОЛЬКО НЕМНОГИЕ, ИЗБРАННЫЕ, ПРОХОДЯТ ИСПЫТАНИЕ ВРЕМЕНЕМ И ОСТАЮТСЯ В ВЕКАХ НА БЛАГО ГРЯДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ. НЕ СЛУЧАЙНО ЭТИ КНИГИ ДОЖИЛИ ДО НАС, А ДРУГИЕ КАНУЛИ В НЕБЫТИЕ. Декану Галлоуэю, как служителю веры, всегда казалось странным, что древние духовные тексты – самые изучаемые книги на земле, – по сути, вызывают больше всего непонимания. «Эти страницы хранят удивительную тайну». Вскоре настанет час, когда прольется свет, человечество наконец начнет постигать простую преобразующую истину древних учений… и совершит гигантский скачок вперед в понимании собственной достойной восхищения природы. Глава 131

Винтовая лестница, своего рода хребет Монумента Вашингтона состоит из восьмисот девяноста шести ступеней, обвивающихся по спирали вокруг открытой лифтовой шахты. Лэнгдон с Соломоном шагали вниз. Профессор еще не опомнился от того, что Питер поведал в заключение их разговора на смотровой площадке. «Роберт, в полый краеугольный камень этого обелиска отцы-основатели заложили один-единственный экземпляр Слова – Библии, которая ждет своего часа в темноте у подножия лестницы». На очередном повороте Питер вдруг остановился и, взмахнув фонарем, высветил большой каменный медальон, вмурованный в стену. «Что еще за…» Лэнгдон подскочил от неожиданности, увидев высеченный на медальоне рисунок. Зловещая фигура в плаще, сжимая в руках косу, преклоняла колено перед песочными часами. Вытянутым пальцем простертой руки этот устрашающий персонаж указывал на большую раскрытую Библию, будто утверждая: «Ответ здесь!» Окинув взглядом всю картину, Лэнгдон обернулся к Питеру. Глаза наставника светились таинственным блеском. – Поразмысли вот о чем, Роберт. – Внутри каменного колодца тут же пошло гулять эхо. – Как Библии удалось пройти сквозь все бури, тысячелетиями терзавшие человечество? Почему она до сих пор с нами? Занимательные истории с захватывающим сюжетом? Разумеется, не поэтому… но причина все же есть. Именно по этой причине христианские монахи посвящали жизнь толкованию Библии. Именно по этой причине мистики-иудеи и каббалисты штудируют Ветхий Завет. А причина, Роберт, в том, что страницы этой древней книги хранят поразительные тайны… непочатый край мудрых мыслей, дожидающихся, когда мы их оценим. Лэнгдону доводилось слышать теорию, согласно которой в Писании имелся скрытый подтекст, завуалированный аллегориями, символикой и иносказаниями. – Пророки сами предупреждают, – продолжал Соломон, – что будут излагать свои откровения языком шифров. В Евангелии от Марка сказано: «Вам дано знать тайны… но услышите вы их в притчах». Книга Притчей гласит о словах мудрецов и «загадках их», Послание к Коринфянам проповедует «премудрость тайную, сокровенную». Евангелие от Иоанна предполагает «открывать уста в притче и произносить гадания из древности». «Гадания из древности…» – мысленно повторил Лэнгдон, помнивший это странное выражение из Книги Притчей и семьдесят седьмого псалма. «Открою уста мои в притче и произнесу гадания из древности». Лэнгдон знал, что на самом деле ничего странного здесь нет, под «гаданиями» подразумевались неясности, подлинный смысл которых ускользал от понимания. – А если у тебя еще остались сомнения, – продолжал Питер, – то Послание к Коринфянам открыто признает, что в притчах содержится два смысловых уровня – «молоко для младенцев и мясо для взрослых». «Молоко» – легко усваиваемый поверхностный смысл для незрелых умов, а «мясо» – подлинный, доступный лишь умам окрепшим. Питер направил фонарь вверх, вновь высвечивая закутанную в плащ зловещую фигуру, направившую указующий перст на Библию. – Я понимаю, Роберт, что ты скептик, но все же задумайся. Если в Библии нет никакого скрытого смысла, почему лучшие умы в истории – включая светил Королевского научного общества – изучали ее с таким рвением и усердием? Сэр Исаак Ньютон написал бесчисленное множество трактатов, пытаясь докопаться до истинного смысла Библии, и в их числе трактат 1704 года, где ученый признается, что ему удалось извлечь из священного текста научные факты! Об этом Лэнгдон знал. – Или возьмем сэра Фрэнсиса Бэкона, – предложил Питер. – Выдающийся ученый, которого король Яков нанял создать авторизованный перевод Библии, пришел к твердому убеждению, что в Писании зашифрован скрытый подтекст, и составил собственные шифры, которые изучаются по сей день. Тебе известно, разумеется, что Бэкон состоял в ордене розенкрейцеров и написал сборник «О мудрости древних». – Питер улыбнулся. – Даже поэт-иконоборец Уильям Блейк, и тот намекал, что надо читать между строк. Лэнгдон догадался, какое стихотворение имеется в виду: Мы смотрим в Библию весь день:
Я вижу свет, ты видишь тень.^[11]