Доля крупнейших латиноамериканских стран в мировом экспорте, 1970-1990 гг

	Мексика	Бразилия
1970-1973 гг.	1970-1982 rr.	1987-1990гг.	1970-1973гг.	1970-1982гг.	1987-1990гг.
Общий объем торговли	0,455	0,943	0,815	1,023	1,143	1,135
Сельскохозяйственная продукция	1,260	1,143	1,345	1,850	1,223	1,770
Топливо	0,018	3,603	4,173	0,050	0,043	0,000
Прочие сырьевые товары	1,193	1,523	1,753	3,600	6,073	5,385
Пищевая промышленность	0,853	0,338	0,538	3,408	4,973	4,190
Традиционная продукция	0,430	0,223	0,350	0,673	0,938	0,838
Первичные ресурсоемкие продукты	0,503	0,450	0,725	0,160	0,805	1,925
Продукция, требующая значительного масштаба производства	0,288	0,255	0,650	0,225	0,855	1,115
Специализированная продукция производственного назначения	0,058	0,138	0,298	0,205	0,663	0,583
Наукоемкая продукция	0,208	0,113	0,535	0,140	0,523	0,503
Прочие виды подукции	0,858	1,193	0,175	8,590	5,658	0,350

Продолжение табл. 2.10

	Аргентина	Чили
1970-1973 гг.	1970-1982 гг.	1987-1990гг.	1970-1973 гг.	1970-1982 гг.	1987-1990 гг.
Общий объем торговли	0,573	0,475	0,330	0,300	0,238	0,255
Сельскохозяйственная продукция	2,290	2,815	1,495	0,108	0,318	0,668
Топливо	0,000	0,000	0,033	0,005	0,000	0,000
Прочие сырьевые товары	0,078	0,080	0,080	1,698	1,730	2,823
Пищевая промышленность	3,178	2,158	2,030	0,123	0,340	0,498
Традиционная продукция	0,228	0,288	0,190	0,023	0,063	0,078
Первичные ресурсоемкие продукты	0,043	0,313	0,285	2,500	1,483	1.553
Продукция, требующая значительного масштаба производства	0,168	0,198	0,195	0,033	0,048	0,043
Специализированная продукция
производственного назначения	0,133	0,148	0,088	0,003	0,013	0,008
Наукоемкая продукция	0,130	0,093	0,073	0,005	0,015	0,005
Прочие виды подукции	0,085	0,033	0,013	0,003	0,030	0,295

Источник: SIE-World Trade data base; разработано Guemeri (1994).

Чистым результатом политики реструктуризации 1980-х годов для Латинской Америки оказались экономическая отсталость и болезненный социальный кризис¹⁴⁰. В резком контрасте с прошлым опытом нашего столетия, с его стабильным экономическим ростом, в 1980-1991 гг. индекс ВВП на душу населения в Латинской Америке показал негативные среднегодовые темпы роста (-0,3%). Разумеется, во всех странах, за исключением Бразилии, инфляция была постепенно поставлена под контроль: мертвые не шевелятся. А экономики крупнейших стран Латинской Америки, если судить по показателям в пересчете на душу населения, в течение 1980-х годов были почти мертвы (Бразилия в соответствии с ее характером еще подавала признаки жизни): в крупнейших странах Латинской Америки ВВП надушу населения в 1990 г. повсюду, за исключением Колумбии и Чили, был ниже или едва достигал уровня 1982 г. Эти исключения нужно принять в расчет. Колумбия показала в течение 1980-х годов очень хорошие результаты какпотемпам роста, так и по контролю над инфляцией. Объяснение, невзирая на протесты колумбийских официальных экономистов, очень просто: именно в течение 1980-х годов она стала ключевым центром накопления капитала и управления торговлей в одной из самых процветающих отраслей в мире - производстве и распространении кокаина¹⁴¹. Ниже я подробно проанализирую эту новую форму включения в глобальную экономику (см. т. III).

Что касается Чили, квинтэссенции модели идеологов свободной торговли (первоначально рекомендованная в 1970-х годах так называемыми чикагскими мальчиками и поддержанная Международным валютным фондом при диктатуре Пиночета), то это действительно случай успешного перехода к новой стратегии движимого экспортом роста¹⁴². Все же это часто неправильно истолковывается, поскольку, как видится из перспективы 1990-х годов, в чилийском развитии поочередно действовали две разные модели роста¹⁴³. Первая, при диктатуре генерала Пиночета (1974-1989 гг.), прошла через кризис в 1980-1982 гг., а в конце 1980-х столкнулась с серьезными трудностями. Вторая модель в условиях политической демократии 1990-х годов может дать шанс для длительного экономического роста в новой глобальной экономике. Две чилийские модели представляют расходящиеся пути Латинской Америки в будущее. Поэтому, по причине неразберихи, возникшей в международных кругах, когда Чили сделали витриной латиноамериканского экономического развития, существенно перепутав при этом различные экономические политики, я нахожу необходимым напомнить некоторые черты этого уникального опыта.

Классификация основана на Стандартной международной торговой классификации (SITC) (трехзначный уровень) в соответствии с критериями, использованными ECLAC в El comercio de manufacturas de America Latina: Evolucion у estructura 1962-1989 (LC/R.1056, Santiago, Chile, September 1991) и в Interindustry Trade: A comparison between Latin America and some industrial countries (LCfR.llOl, Santiago, Chile, November 1991).

Источник: Оценки на основе первичных данных, взятых из Latin American and Caribbean External Trade Data Bank (BADECEL); Statistic and Projection Division, ECLAC.

Рис. 2.6. Чили: эволюция экспорта (1970,1980 и 1989 гг., млрд. долл. США)

В корыстных рассуждениях экономистов Международного валютного фонда и других апологетов свободного рынка чилийские экономические успехи в 1980-х годах были преувеличены. Проверим данные: среднегодовой рост ВВП на душу населения в 1980-1989 гг. в Чили составлял 1,0%. В течение всего периода диктатуры (1974-1989 гг.), чилийский ВВП рос в среднем на 3% в год, что, конечно, лучше печальных результатов Латинской Америки в 1980-х годах, но едва ли сравнимо с восточно-азиатскими темпами роста. Годовая инфляция в 1980-х годах составляла в среднем свыше 20% - лучше, чем у соседей, больных гиперинфляцией, но по международным стандартам - на тревожном уровне. Что касается экспорта, хотя в 1970-х годах он рос высокими темпами (10,4% в год), в 1980-1991 гг. этот рост сократился наполовину (до 5,2% в среднем за год). Более того, таблица 2.10, рассчитанная Геррьери на основе его мировой базы данных, дает удивительную информацию: после полутора десятилетий роста чилийская доля мирового экспорта в 1987-1990 гг. была ниже, чем его доля в период правительства Альенде (1970-1973 гг.). Первая причина такого явления вполне очевидна: общая мировая торговля росла быстрее, чем чилийская. Вторая причина менее очевидна и более важна: она касается структуры чилийской торговли. Как показано в табл. 2.10, в то время как чилийский экспорт демонстрировал очень хорошие результаты в сельскохозяйственной продукции и продукции других пищевых отраслей, он оставался застойным в продукции с высокой добавленной стоимостью, основанной на научных исследованиях, и в продукции специализированных поставщиков. Экспорт концентрировался в двух категориях: продовольствие и сырье (медь, продукция лесной промышленности, сельскохозяйственная продукция, вино и т.д.) и ресурсоемкие продукты обрабатывающей промышленности (рыбопродукты, консервированные морепродукты, целлюлоза и рыба, выращиваемая на рыбоводческих фермах) (см. рис. 2.6). Доля промышленных товаров в экспорте была очень мала: наделе Чили в отличие от стран Азиатско-тихоокеанского региона, которым правительство хотело бы подражать, переживало, особенно в течение 1970-х годов, тяжелую деиндуст-риализацию: в 1982 г. промышленный ВВП на душу населения упал до 69% от уровня 1972 г. и поднялся до 93% только в 1990 г. ВНП на душу населения в 1990 г. оставался все еще ниже 2000 долл. Что касается выгод экономического роста для чилийского народа, процент ВВП, который шел на заработную плату, снизился с 42,7 в 1970 г. до 33% в 1985 г., так что между 1982 и 1989 гг. реальная заработная плата слегка снизилась, а покупательная способность минимальной зарплаты существенно упала. В результате, в 1987 г. 44,7% населения находилось ниже уровня бедности и 17% - в условиях крайней нищеты ¹⁴⁴. Однако, со всеми этими оговорками Чили лучше, чем остальная Латинская Америка, прошло через "потерянное десятилетие" 1980-х годов. Почему? Решающим элементом в пришпоривании экономического роста был бурный подъем экспорта: он увеличился с 12% ВВП в 1974 г. до 32% в 1989 г. Условия достижения этого результата были связаны с пятью основными факторами:

1) до конца 1980-х годов авторитарное правительство своей жесткой политикой обеспечивало низкий уровень трудовых издержек и, что самое важное для экономики, опирающейся на природные ресурсы, допускало абсолютное отсутствие охраны природной среды. Это резко повысило конкурентоспособность чилийских продуктов в секторах, где соблюдение норм охраны окружающей среды является одним из главных препятствий для быстрых прибылей¹⁴⁵ (например, развитие производства рыбопродуктов в Чили было облегчено тем, что фирмам позволили вылавливать всю рыбу на отмелях неподалеку от берега и посылать ее на переработку, не утруждая себя выполнением каких-либо дальнейших формальных процедур);

2) существование в агробизнесе очень сильной чилийской буржуазии, обладающей капиталом и предпринимательским мастерством, достаточными для вступления на мировой рынок на базе передовой технологии. Хорошим примером этой стратегии является развитие чилийского рыбоводства, экспортного сектора, бурно развивающегося на базе имитирования норвежской технологии;

3) солидная поддержка со стороны международных кредитных институтов, особенно Международного валютного фонда, решившего сделать Чили витриной стратегии развития новой мировой экономики, движимого торговлей;

4) существенные прямые иностранные инвестиции (почти 1 млрд. долл. в год в 1983-1990 гг.), поощряемые кредитоспособностью Чили в международных институтах;

5) а также, по иронии судьбы, живучесть сильного и доходного государственного сектора при Пиночете, позволившая чилийскому правительству получать необходимые средства для продолжения своих проектов инфраструктурного развития, несмотря на сокращение импорта, связанное с жесткой денежной политикой. CODELCO, чилийская медная монополия, национализированная при Альенде, не была приватизирована при Пиночете и по-прежнему кормила чилийское правительство и через него чилийский бизнес. В стране пылких борцов за свободный рынок инвестиции государственного сектора выросли с 4,7% ВВП в 1982 г. до 8% в 1987¹⁴⁶.

Однако к концу 1980-х годов "неолиберальная" чилийская модель достигла потолка своих возможностей. С одной стороны, массовая бедность и стагнация средней реальной заработной платы ограничили внутренний рынок растущим, но относительно малочисленным богатым средним классом. С другой стороны, чтобы в условиях внешней ориентации экономики обеспечить переход к экспорту продукции с более высокой добавленной стоимостью, необходимо было увеличить технологические мощности, включая информационные и коммерческие сети на внешних рынках. Кроме того, растущая оппозиция традиционно демократического чилийского общества режиму Пиночета вызывала политическую нестабильность, создавая потенциальный риск для существенных иностранных инвестиций. В последний период режима Пиночета экономический рост сократился до 3%, норма инвестиций упала ниже 18% ВВП, а инфляция в конце 1989 г. достигла годового темпа в 30%.

Новое, демократически избранное правительство, которое пришло к власти в Чили в марте 1990 г., поставило целью консолидацию роста в открытой экономике, одновременно занявшись перераспределением доходов и социальными программами улучшения жилищных условий, обеспечения социальной стабильности и расширения внутренних рынков. Четыре года администрации президента Эйлвина на большинстве фронтов были довольно успешными. ВВП в 1990-1993 гг. рос в среднем на 7% в год, снова подталкиваемый экспортом, доля которого в ВВП возросла с 32 до 35%. Но ключевое отличие от прежней политики состояло в том, что реальная заработная плата возрастала на 4% в год, минимальная заработная плата повысилась на 24%, перераспределение доходов существенно улучшилось и доля населения, живущего ниже уровня бедности, снизилась до 32,7 %, в то время как правительство занялось крупномасштабной жилищной программой. К 1993 г. инфляция была сокращена примерно до 12% в год. В укреплении шаткого чилийского "чуда" решающую роль сыграли две политики: с одной стороны, социальный договор между правительством, бизнесом и профсоюзами, который дал правительству место и время для маневра; с другой стороны, налоговая реформа, которая существенно увеличила налоговые доходы, снабдив ресурсами возросшие социальные расходы и начальные этапы модернизации технологической инфраструктуры. К несчастью, правительственная политика, хотя и вновь вписанная политически корректным языком в официальные заявления, продолжала искажаться ради прибыльности экономики, основанной на экспорте природных ресурсов. Чили все еще стоит перед структурной проблемой, связанной со слабой технологической базой страны, которая нуждается в улучшении, чтобы перейти на экспорт с более высокой добавленной стоимостью, особенно если Чили присоединится к NAFTA*. Однако благодаря своей привлекательности для иностранных инвестиций страна может оказаться способной осуществить полный переход к новой модели конкуренции в открытой экономике. В самом деле, компетентное экономическое управление, восстановление демократической стабильности и предпринимательский класс сделали Чили излюбленным объектом иностранных инвестиций. Вступление Чили в новую модель развития в течение 1990-х годов может быть вознаграждено включением страны в глобальные экономические сети как раз вовремя, чтобы компенсировать эффекты исчерпанности модели экспорта, основанной на экстенсивной и отчасти губительной эксплуатации природных ресурсов.

Из чилийского опыта должен быть извлечен важный урок. После краха модели замещения импорта под давлением глобальной экономики, осуществлявшимся международными частными банками и МВФ, латиноамериканские экономики могли выжить только в новой форме включенности в глобальную экономику, для которой экспортная мощность экономики и способность привлекать иностранные инвестиции являются решающими факторами. Чили в своем двухэтапном развитии показало осуществимость этого, но также и социальные издержки и деградацию природной среды, вызванные такой стратегией.

Мексика, с другой стороны, была страной, которая предприняла самый смелый шаг в направлении новой, экспортоориентированной модели, осуществив полную интеграцию в североамериканскую экономику¹⁴⁷. В результате даже до подписания NAFTA Мексика получила в 1990-1991 гг. свыше 28 млрд. долл., а в 1992 г. дополнительно 35 млрд. долл. иностранных инвестиций, что составляет более половины всех иностранных инвестиций в Латинскую Америку. Расширяющаяся промышленная база, за пределами анклавов макучладорас (maquiladoras), превращает Мексику в индустриальную платформу для продажи на интегрированном североамериканском рынке промышленных товаров, произведенных в Мексике с более низкими затратами, чем в Соединенных Штатах, при аналогичных уровнях производительности¹⁴⁸. Экспорт из Мексики составил в 1992 г. почти четверть ее ВВП. Однако торговый дефицит Мексики, ее крайняя зависимость от глобальных потоков капитала и чувствительность финансовых потоков к политической обстановке в стране в 1994 г. ввергли Мексику в опустошительный финансовый кризис, который, после того как США пришли на помощь мексиканской экономике, теперь неразрывно связанной с экономикой своего могущественного соседа, привел к падению курса доллара¹⁴⁹.

Латинская Америка со всеми уникальными особенностями столь разнообразного континента находилась в 1990-х годах в процессе интеграции в новую глобальную экономику, хотя и снова в подчиненном положении. Не считая Чили и Мексики, экспорт региона в целом, составлявший в 1980 г. около 15% ВВП, в 1992 г. составил 20,6% ВВП. С начала 1990-х годов в некоторые страны, особенно в Мексику, Чили, Бразилию и Аргентину, потекли иностранные инвестиции¹⁵⁰. Даже Перу, где в 1980-х годах экономика буквально разваливалась, под воздействием потоков массированных прямых иностранных инвестиций и быстро расширяющейся торговли в 1993-1995 гг. с блеском обратило вспять свое падение (см. рис. 2.7). Это случилось, когда президент Фуджимори добился некоторой политической стабильности и, чтобы восстановить хорошую репутацию в глазах МВФ, которую страна потеряла за годы правления Алана Гарсиа, навязал "Фуджишок"¹⁵¹. То, что около 60% перуанского населения по-прежнему живет ниже уровня бедности, не подрывает важность того факта, что страна, которая в 1992 г. имела ВВП на душу населения на 30% ниже, чем десятилетием раньше, стала в 1994 г. страной с наивысшим темпом роста в мире (12%).

Источник: Вапсо Central de Reserva. Рис. 2.7.Перу: процентное изменение совокупного ВВП, 1988-1994 гг.

Однако поскольку массированные иностранные инвестиции как в акции, так и в недвижимость являются существенной частью нового экономического динамизма в Аргентине, Перу, Мексике, Боливии и, до некоторой степени, в Бразилии, мы, быть может, наблюдаем искусственный рост богатства этих экономик, называя инвестициями то, что в основе своей является передачей собственности на существующие активы, особенно в приватизированных государственных компаниях в стратегических секторах. Поэтому новое процветание региона может отчасти оказаться финансовым миражом, подвластным обратимым потокам капитала, неустанно сканирующего планету в поисках краткосрочной прибыльности и позиций в стратегических секторах (таких, как телекоммуникации). Конкурентоспособности экспортоориентированных экономик, включая бразильскую, препятствует технологическая отсталость, от которой все еще страдает Латинская Америка. Более того, социальная деградация и опустошение природной среды, вызванные вдохновленной МВФ политикой 1980-х годов¹⁵², не были обращены вспять в новой модели экономического роста, которая отдает жесткой бюджетной экономии и внешней конкурентоспособности приоритет над любыми другими критериями. Поэтому широко распространенная бедность сужает потенциальные внутренние рынки, вынуждая экономики к выживанию в глобальной конкуренции путем урезания расходов на оплату труда, социальное обеспечение и защиту природной среды.

Впрочем, в целом, после болезненной реструктуризации 1980-х годов в 1990-х Латинская Америка была включена в новую глобальную экономику, в рамках которой динамичные сегменты экономик всех стран вовлечены в международную конкуренцию в сфере продажи товаров и привлечения капитала. Цена этой включенности была очень высокой¹⁵³: существенная доля латиноамериканского населения была исключена из динамичных секторов как в качестве производителей, так и в качестве потребителей. В некоторых случаях люди, города и регионы восстановили связи друг с другом через местную неформальную экономику и экспортоориентированную криминальную экономику (см. "Криминальная глобальная экономика" в томе III). Вот почему будущее Латинской Америки и нынешние формы ее включенности в информациональную/глобальную экономику будут зависеть от относительного веса двух противоположных моделей развития, одна из которых ближе к Чили времен Пиночета и основана на безжалостной эксплуатации населения и опустошении природной среды ради укрепления своих позиций в жесточайшей конкуренции на внешних рынках, а другая ближе к модели демократического Чили 1990-х годов, объединяющая внешнюю конкурентоспособность, социальное благосостояние и расширение внутреннего рынка на базе перераспределения богатства и ускоренной технологической и управленческой модернизации. В действительности, именно эта последняя модель отражает реальность восточно-азиатского развития, которое часто предлагается Латинской Америке в качестве ролевой модели.

Два процесса экономической реструктуризации, идущие в середине 1990-х годов, определят судьбу Латинской Америки в начале XXI в. Первый - это успешная интеграция Мексики, затем Чили, а позднее и других экономик в NAFTA. При всех болезненных последствиях, которые интеграция повлечет и для американских рабочих, и для мексиканских крестьян, мобильность труда, капитала и технологий в такой большой, динамичной, интегрированной экономической области будет благоприятствовать инвестициям, поможет отчасти избежать расточительства, связанного с правительственной коррупцией, открыть новые рынки и стимулировать распространение технологий. Кроме того, одностороннюю зависимость будет труднее поддерживать в условиях сложности, созданной новой региональной экономикой. Осуществимость NAFTA будет, однако, зависеть от способности Мексики демократизировать государство и перераспределить богатство среди населения в целом.

Второй процесс - это проект экономической реструктуризации и социальных реформ, предпринятый президентом Кардозу в Бразилии в 1995 г. Бразилия является экономической и технологической энергостанцией Латинской Америки и имеет десятую по величине экономику в мире. Но она также является одной из стран с наибольшим социальным неравенством на планете, гигантом, ослабленным недостатком образования и неграмотностью значительной части населения¹⁵⁴. Когда рабочая аристократия и популистские политиканы блокируют реформы, а деловые элиты крепко держатся за традицию выпрашивания правительственных субсидий и нелегального экспорта прибылей, шансы на успех представляются неопределенными. Однако, если в начале XXI в. Бразилия продолжит технологическую реконструкцию своей производственной структуры, несколько улучшив распределение доходов и начав крупномасштабную программу государственных инвестиций в образование и здравоохранение, она сможет стать существенным компонентом глобальной экономики и увлечь за собой по пути развития немалую часть Латинской Америки. Однако ни в Бразилии, ни в Мексике успешное включение в новую информациональную экономику не гарантирует интеграцию в ней их народов; и многие люди могут оказаться, как писал в 1992 г. мой соавтор Фернандо Энрике Кардозо, "не стоящими даже эксплуатации, не имеющими значения, не представляющими интереса для развивающейся глобализованной экономики"¹⁵⁵.

¹²³ Gereffi (1989); Evans (1987).

¹²⁴ Теория зависимости сыграла решающую роль в изучении развития, преобразив и диверсифицировав теоретическую парадигму, в которой господствовала до тех пор теория модернизации, основанная на этноцентрическом подходе и часто игнорировавшая историческую реальность развивающихся стран. Работа Femando Henrique Cardoso and Enzo Faletto (1969) была интеллектуальным источником наиболее продуктивного, тонкого подхода к анализу отношений между зависимостью и развитием. Однако примерно в это же время по всему миру, и особенно в Латинской Америке, распространился догматический вариант теории зависимости, чрезмерно упрощающий проблемы и полностью сводящий сложности процесса развития к динамике иностранного господства. Наиболее известным автором этой догматической школы является Андре Гундер Франк (Frank 1967), весьма почтенный ученый, увлеченный, однако, своими идеологическими пристрастиями. Разумное и современное обсуждение теории зависимости см. Lidia Goldenstein (1994).

¹²⁵ Sainz and Calcagno (1992); Frischtak (1989).

¹²⁶ Bradford (ed.) (1992); Fajnzylber (1988); Kuwayama (1992); Castells and Lasema (1989).

¹²⁷ Fajnzylber (1983); Touraine (1987); Stallings and Kaufman (eds) 1989); Calderon and dos Santos (1989,1995).

¹²⁸ World Bank (1994).

¹²⁹ Payer(1974).

¹³⁰ Feldstein et al. (1987).

¹³¹ За интерпретацию долгового кризиса, представленную здесь, несу ответственность, разумеется, только я один. Однако я опирался на анализ и информацию из нескольких источников, среди которых: Stallings (1992); French-Davis (ed.) (1983); Arancibia (1988); Schatan (1987); Griffith-Jones (1988); Calderon and dos Santos (1995); Sinkel (ed.) (1993).

¹³² Stallings (1992); Siddell (1987); Gwin and Feinberg (1989); Haggard and Kaufman (eds) (1992).

¹³³ В 1993 г. Бразилия показала миру, что о платежах по внешним долгам можно вести переговоры непосредственно с банками-кредиторами, без вмешательства Международного валютного фонда. Фернандо Энрике Кардозу, тогда министр финансов Бразилии, достиг в Нью-Йорке соглашения с главными кредиторами своей страны, не вовлекая МВФ в переговоры и избежав тем самым потери свободы в экономической политике. Я не думаю, что эта свобода маневра и планирования политики с учетом специфических условий страны не связана с замечательным успехом принадлежащего Кардозу Plan Real в контроле над инфляцией в 1994 г. Разумеется, не все страны имеют вес Бразилии, помогающий избежать диктата МВФ. Однако удивительный случай покорности России политике МВФ (в обмен на скудную помощь), несмотря на ее национальную мощь, показывает, что уверенность правительства в себе есть один из главных факторов управления процессами в новой глобальной экономике.

¹³⁴ Bradford (ed.) (1994); Fajnzylber (1990); Katz (1994); Katz (ed.) (1987); Castells and Lasema (1989).

¹³⁵ Massad (1991).

¹³⁶ Sainz and Calcagno (1991).

¹³⁷ Guerrieri (1994).

¹³⁸ Guerrieri (1994); Katz (1994).

¹³⁹ Guerrieri (1994: 198).

¹⁴⁰ Sainz and Calcagno (1992); CEPAL (1990b). Пример роста нищеты в динамичных метрополисах Латинской Америки см. в анализе метрополиса Сан-Паулу: SEADE Foundation (1995). Источниками данных по экономическому росту являются Отчеты о мировом развитии Всемирного банка.

¹⁴¹ Handinghaus (1989); Garcia Sayan (ed.) (1989); Arrieta et al. (1991).

¹⁴² Fontaine (1988); CEPAL (1986,1994); Sainz and Calcagno (1992).

¹⁴³ Foxley (1995). Данные по Чили см. MIDELPLAN (1994).

¹⁴⁴ Sainz and Calcagno (1992); Foxley (1995).

¹⁴⁵ Collado (1995); Quiroga Martinez (ed.) (1994).

¹⁴⁶ Sainz and Calcagno (1992:22, n.6).

* NAFTA (North American Free Trade Agreement) - Североамериканское соглашение о свободной торговле. - Прим. пер.

¹⁴⁷ Martinez and Farber (1995); Skezely (1993); Pozas (1993); Rogozinski (1993); Randall (ed.) (1992); Cook, Middlebrook, and Molinar (eds) (1994). ¹⁴⁸ Shaiken (1990). ¹⁴⁹ Business Week (1995b).

¹⁵⁰ Bradford (ed.) (1994).

¹⁵¹ Chion (1995).

¹⁵² Nelson (ed.) (1990,1992); обзор литературы о бедности в Латинской Америке в 1980-1990-х годах см. Faria (1995); о процессах разрушения природной среды, связанных с новыми моделями роста, которые проповедует МВФ, см. Vaquero (ed.) (1994).

¹⁵³ Коллективные размышления выдающихся латиноамериканских интеллектуалов о новом историческом курсе развития см. в трех томах отчетов симпозиума, созванного в Мехико в 1991 г.: Coloquio de Inviemo (1992).

¹⁵⁴ SEADE (1995); Economist (1995с).

¹⁵⁵ Cardoso (1993: 156).