Стиль средств массовой информации

Система функциональных стилей находится в состоянии непрерывного развития. Сами стили обособлены в разной сте­пени: границы некоторых из них определить нелегко, а стили как таковые трудно отделить от жанров. Эти трудности особен­но заметны, когда речь идет о стиле газет. И.Р. Гальперина внутри газетного стиля различает две разновидности: а) стиль газетных сообщений, заголовков и объявлений, которые и составляют, по мнению И.Р. Гальпери­на, существо газетного стиля, и б) стиль газетных статей, составляющий разновидность публицистического стиля, куда так­же входят стиль ораторский и стиль эссе. Наряду с публицистическим стилем в газете можно встретить и официально-деловой при публикации документов общего значения, и научный; наконец, в газетах публикуются и художественные произведения или от­рывки из них. Некоторые авторы предлагают выделять не газетный, а информационный стиль, который может использоваться в га­зете, на радио и телевидении. Его также называют стилем мас­совой коммуникации.

Газета — средство информации и средство убеждения. Газету обычно читают в условиях, когда сосредо­точиться довольно трудно: в метро, в поезде, за завтраком и т.д. От­сюда необходимость так организовать газетную информацию, чтобы передать ее быстро, сжато, сообщить основное, даже если заметка не будет дочитана до конца, и оказать на чита­теля определенное эмоциональное воздействие. Изложение не должно требовать от читателя предварительной подготовки, за­висимость от контекста должна быть минимальной. При количественно-качественной характеристике газетной лексики исследователи отмечали большой процент собствен­ных имен: топонимов, антропонимов, названий учреждений и организаций и т.д., более высокий по сравнению с други­ми стилями процент числительных и вообще слов, относя­щихся к лексико-грамматическому полю множественности, и обилие дат. С точки зрения этимологической характерно обилие интернациональных слов и склонность к инновациям, которые, однако, весьма быстро превращаются в штампы: vital issue, tree world, pillar of society, bulwark of liberty, escalation of war. Обилие клише замечено давно и указывает­ся всеми исследователями. Газетному и публицисти­ческому стилям свойственны все языковые функции за исклю­чением эстетической и контактоустанавливающей. Впрочем, вероятно, правильнее сказать, что они не отсутствуют, а имеют особый характер и выполняются главным образом графическими средствами: шрифтами, заголовками, которые должны бросаться в глаза и привлекать к себе внимание даже издали, делением на полосы и распределением одной статьи по разным страни­цам, чем увеличивается шанс каждой статьи попасться читате­лю на глаза, особыми заголовками к параграфам.

Газетные заголовки представляют большой интерес как ма­териал для исследования компрессии информации. Вспомогательный глагол часто опускают в заголовках. В газетных заголовках мы вновь сталкиваемся со стилисти­ческой функцией расхождения между ситуативно означающим и традиционно означающим и с диалектическим характером стилистической нормы. Действительно, принцип компрессии требует исключения избыточной личной формы глагола be, ее отсутствие становится привычным. В.Л. Наер отмечает, что в газетном заголовке элементы информации сочетаются с элементами оценки, что в заголов­ках используется лексика с различной стилистической окраской, каламбуры, разложение фразеологических единиц и другие сти­листические приемы.

Многие исследователи газетного стиля отмечают также мно­жество цитат прямой речи и развитую систему различных способов передачи чужой речи. Один из специфически газетных способов — недословная, сокращенная передача речи с приме­чаниями журналиста в запятых; цитируемая речь приводится при этом без кавычек. Такую прямую речь называют «вольной пря­мой речью», «неотмеченной» или «адаптированной». Но, разу­меется, еще больше случаев прямой речи, отмеченной кавыч­ками. Слова, вводящие чужую речь, могут содержать оценочную коннотацию. Иногда сама цитата, данная в кавычках, содержит ироническую переделку содержания того или иного высказы­вания.

Из лексико-фразеологических особенностей газеты надо от­метить замену простого глагола устойчивым сочетанием, что Добавляет в каждое предложение лишние слоги и создает впе­чатление большей плавности: make contact with, have the effect of, play a leading part (role) in, take effect, и т.д. В таких сочетаниях чаще всего участвуют глаголы ши­рокой семантики, такие, как prove,serve, form, play, сочетающиеся с абстрактными существительными или прила­гательными. Используются они часто в пассивной форме: greatly to be desired, brought to a satisfactory conclusion. Аналогичное явление наблюдается в области союзов и пред­логов, где простые короткие слова заменяются такими оборо­тами, как with respect to, having regard to, in view of, on the hypothesis that.

Все эти клише, так же как некоторые литоты типа not unimportant, not unworthy, not inevitable и т.п., придают тексту глубокомысленное звучание, даже если его содержание совер­шенно банально.

Билет 5

Транспозиция разрядов глагола

Категория времени относится к понятийным категориям [2] и находит свое выражение в лексике и семантике, в словообразовании, в морфологии и синтаксисе.

Настоящее драматическое создает своего рода художественную иллюзию — о прошлом рассказывается так, как будто оно разворачивается перед глазами читателя или слушателя.

Продолженные формы более эмоциональны. Они могут выражать мимолетное раздражение собеседников. В уже упоминавшемся разговоре Руфи и Джорджа Диллона эмоциональность этой сцены выявляется многими лингвистическими чертами, в том числе употреблением видовременных форм глагола:

Ruth: You're burning yourself out. And for what?...

Настоящее продолженное употребляется в разговоре также для выражения удивления, недоверия, возмущения словами собеседника, причем может использоваться повтор.

Различные функции могут иметь в художественном тексте архаичные глагольные формы. Они могут создавать колорит отдаленной эпохи или придавать торжественно-возвышенную окраску, или, напротив, соответствовать просторечию, поскольку эти старые формы сохранились в диалектах.

Для глагола в этом плане важны ставшие архаичными уже в XVII в. формы 2-го лица единственного числа настоящего времени на -st: dost, knowest, livest, hast; -th — для 3-го лица единственного числа: doth, knoweth, liveth; и в прошедшем времени: hadst, didst.

2.

Этот стиль воздействует на воображение и чувства читателя, передаёт мысли и чувства автора, использует всё богатство лексики, возможности разных стилей, характеризуется образностью, эмоциональностью речи.

В художественном произведении слово не только несет определенную информацию, но и служит для эстетического воздействия на читателя при помощи художественных образов. Чем ярче и правдивее образ, тем сильнее он воздействует на читателя.

В своих произведениях писатели используют, когда это нужно, не только слова и формы литературного языка, но и устарелые диалектные и просторечные слова.

Эмоциональность художественного стиля значительно отличается от эмоциональности разговорно-бытового и публицистического стилей. Она выполняет эстетическую функцию. Художественный стиль предполагает предварительный отбор языковых средств; для создания образов используются все языковые средства. Отличительной особенностью художественного стиля речи можно назвать употребление особых фигур речи, придающих повествованию красочность, силу изображения действительности.

Средства художественной выразительности разнообразны и многочисленны. Это тропы: сравнения, олицетворения, аллегория, метафора, метонимия, синекдоха и т. п. И стилистические фигуры: эпитет, гипербола, литота, анафора, эпифора, градация, параллелизм, риторический вопрос, умолчание и т. п.

Поэтизмы -группа лексики с окраской возвышенности, ограниченнаяупотреблением преимущественно в стихотворных жанрах литературы XVIII–1-й пол. XIX в.

а) собственно поэтизмы, напр., bard, perchance, eve, lone, amidst, o’er,

ne’er, mead, gladsome, vale, etc.;

б) устаревшие слова и архаизмы, напр., wrought, thee, naught, ere, etc.

в) диалектизмы, напр., oft, rest (stop), nay, yea, etc.;

г) редкие слова французского и латинского происхождения, напр., robe,

garment, apparel, ‘reverie, etc.

Поэтизмы выполняют определенную декоративную функцию. Они

также иногда встречаются в прозе, религиозных текстах или газетных

текстах. И.Р. Гальперин отмечает, что из-за частого повторения поэтизмы

теряют свою оригинальность.

Билет 6

Стилистические функции артикля

Функционирование артикля является наглядным примером того, что код представляет собой систему знаков, правил их функционирования, ограничений на эти правила. Поскольку языковой код является адаптивной системой, то, рассматри­вая его, мы должны пронаблюдать и условия, при которых эти ограничения могут при передаче экспрессивной информации сниматься.

Имена собственные одушевленные употребляются, как из­вестно, без артикля, за исключением определенного артикля с фамилиями в форме множественного числа: The Hardys were rather late (S. Maugham) и неопределенного артикля в обычной вводящей функции: Не was engaged to be married to a Miss Hubbard (S. Maugham). Оба эти случая имеют функционально-стилистическую окраску: оба принадлежат разговорной норме. Сюда же, по-видимому, следует отнести и метонимическое употребление собственных,имен с неопределенным артиклем для названия произведения, что дает транспозицию в разряд общих имен: «Have you a Rosetti?» I asked (S. Maugham). Имеется в виду картина Росетти.

Неопределенный артикль перед фамилией при отсутствий транспозиции создает оценочное метафорическое значение: I do not claim to be a Caruso — Я не считаю, что я хорошо пою. Срав­ните: I do not claim to be Caruso — Я не говорю, что меня зовут Карузо. Оценочный компонент в последнем случае отсутствует. Как в большинстве оценочных коннотаций, формальные при­знаки не предопределяют, положительная или отрицательная оценка имеется в виду. В следующем примере из книги Н. Ви­нера «Кибернетика» оценка сугубо положительная: «A century ago there may have been no Leibnitz, but there was a Gauss, a Faraday and a Darwin». Неопределенный артикль подчеркивает высокую оценку роли этих ученых в развитии науки. Однако часто неопределенный артикль перед фамилией ничем не при­мечательного человека дает презрительное указание на какие-нибудь дурные черты носителя этой фамилии. Так, Скоби, ге­рой романа Г. Грина «Суть дела», считает, что он не может по­ступить, как другой персонаж — Бэгстер, которого он пре­зирает: «Не was not a Bagster.» В романе Ш. Бронте «Шерли» от­вергнутая любимым героиня говорит, что ей суждено одиноче­ство, так как она не может стать женой таких людей, как Ма-лоне или Сайке: «I will never marry a Malone or a Sykes — and no one else will ever marry me.» И Малоне и Сайке, таким об­разом, получают явно отрицательную характеристику, понят­ную даже если читатель не знает, кто они такие.

Неопределенный артикль перед фамилией может раскрывать и еще одно значение, а именно принадлежность к знаменитой семье; в этом случае всегда имеется оценочный компонент, причем коннотации могут быть и довольно сложными. Узуаль­но при этом речь идет о том, что данному лицу свойственны

фамильные черты знатного рода: Elisabeth was a Tudor. Но если мы обратимся к примеру окказионального использования по­добной конструкции в романе Дж. Элиот «Мельница на Флос-се», то увидим, как писательница неоднократно говорит о се­страх Додсон «she was a Dodson», сатирически разоблачая жес­токое, чванливое и предельно ограниченное мещанское семей­ство, их самодовольство и нелепые претензии. Фамилия Додсон звучит очень неаристократично, и сочетание ее с неопре­деленным артиклем создает характерный для сатиры прием дисгармонии, режущего слух несоответствия.

Определенный артикль перед фамилией может быть экспрес­сивным и указывать на то, что данное лицо — знаменитость, в хорошем или дурном смысле — безразлично: «Know my partner? Old Robinson. Yes, the Robinson. Don't you know? The notorious Robinson.» (J. Conrad. Lord Jim).

Определенный артикль, ассоциируя слово с предшествую­щим контекстом, придает ему добавочные признаки, и поэто­му может играть большую роль в механизме метафоры¹. Артикль служит квантованию, при котором читатель должен сам воспол­нить недостающие звенья.

В метафоре the torch определенный артикль указывает много­значную связь с предшествующим контекстом. Антоний может назвать факелом саму Клеопатру, ее жизнь, их любовь или все это вместе. Такая множественность смыслов является одной из важных черт компактности создаваемого метафорой художе­ственного образа.

Особо следует остановиться на употреблении артиклей при перечислении. В атрибутивных сочетаниях с несколькими зави­симыми однородными членами однородные члены обычно за­мыкаются между первым артиклем, который указывает на именной характер словосочетания, и существительным. Для конст­рукции сочетания в повторении артикля необходимости нет, но для выполнения стилистической функции он может понадобить­ся: Under the low sky the grass shone with a brilliant, an almost artificial sheen (C.P. Snow). Появление второго артикля оказыва­ется неожиданным и, привлекая внимание к следующему за ним слову, подчеркивает его важность и создает впечатление нача­ла нового словосочетания. Эффект повторения артикля в общем аналогичен повтору любого другого детерминатива или союза и может сочетаться со стилистическим приемом нарастания, т.е. расположения слов и выражений в порядке их возрастающего значения. При перечислениях, т.е. в ряду однородных членов, отступление от нормы может выражаться как в повторе артик­ля, так и в опущении его: It began to rain slowly and heavily and drenchingly... and her thoughts went down the lane toward the field, the hedge, the trees — oak, beech, elm (Gr. Greene). В данном слу­чае чередование рядов с артиклем и без артикля создает опре­деленный ритм предложения: то замедляет, то ускоряет его темп¹.

Отсутствие артикля перед предметным существительным в единственном числе — ощутимое нарушение нормы. Оно пере­дает максимальную степень абстракции и обобщения. Введен­ный таким способом образ лишается своей конкретности. В сти­хотворении В. Одена «Странник» крайняя усталость путника, прошедшего через моря и леса, описана в обобщенных образах. Необычный синтаксис сочетается с отсутствием артикля.

Местоимение первого лица единственного числа является одним из формальных признаков повествования от первого лица, получившего в современной литературе столь широкое распространение.

В речевых характеристиках утрированно частое местоимение первого лица изобличает самодовольство и эгоизм говорящего

Наоборот, употребление one или you, которые говорящий относит к самому себе, свидетельствует о некоторой сдержанности, говорящий не позволяет себе слишком прямо говорить о чувствах, о чем-нибудь, что его лично очень трогает. One, таким образом, одновременно передает и эмоциональность, и сдержанность, формально означает любого, а по существу, относится к говорящему. Замена I неопределенным one или местоимением второго лица множественного числа you в обобщающей функции создает более тесный контакт между говорящим и слушающим, звучит скромнее и уважительнее. Говорящий делает слушающего соучастником своих переживаний.

В авторском повествовании обобщающее you имеет своим денотатом и первое, и второе лицо, т.е. объединяет автора и читателя, вовлекая последнего в круг описываемых переживаний и мыслей. Аналогичную функцию в фамильярно-разговорной речи может иметь замена I такими существительными, как a man, a chap, a fellow, a girl. В художественной литературе такая замена возможна, естественно, либо в прямой речи, либо при повествовании от первого лица.

Говорящий может говорить о себе и в третьем лице, тогда он как бы смотрит на себя со стороны и тем самым сильнее концентрирует на себе внимание.

Местоимение второго лица единственного числа thou, его объектный падеж thee, притяжательное местоимение thy и его абсолютная форма thine, усилительное и возвратное thyself в современном английском языке уже неупотребительны, за исключением диалекта, но имеют узуальную функционально-стилистическую коннотацию. В поэзии и в обращениях к Богу они создают архаизирующую приподнятость. Thou может передавать исторический или географический колорит. Так, например, передавая речь на языке, в котором местоимение второго лица единственного числа существует (испанский, итальянский), Э. Хемингуэй использует thou и соответствующие глагольные формы как одно из средств для создания местного колорита. Аналогичную стилистическую функцию имеет местоимение второго лица уе, которое в современном английском языке архаично и сохранилось только в диалектах. Оно, соответственно, важно для речевых характеристик.

Стилистические возможности употребления местоимений третьего лица единственного числа he, she, it интересны потому, что эти местоимения могут служить формальными показателями олицетворения — если he или she заменяют существительные, традиционно замещаемые it, и таким образом создают эмоциональную приподнятость, и наоборот: замещение местоимением it одушевленных существительных сводит их в разряд вещей и тем принижает, придает высказыванию иронический, юмористический, неодобрительный и реже ласковый характер

Указательные местоимения могут использоваться вместо личных, создавая эмфазу.

Особенно экспрессивны указательные местоимения в сочетании с притяжательными местоимениями в постпозиции: that ring of yours, that brother of mine, this idea, of his.

Следующая ступень усиления получается при включении эпитета. Эпитет может быть выражен прилагательным: this lovely ring of yours, that old ramshackle house of his, that wretched puppy of yours.

2. функциональные стили

Функциональные стили речи — это разновидности языка, обусловленные различиями в сферах общения и основных функциях языка.

Функциональные стили — научный, разговорный, деловой, поэтический, ораторский и публицистический — являются подсистемами языка, каждая из которых обладает своими специфическими особенностями в лексике и фразеологии, в синтаксических конструкциях, а иногда и в фонетике. Возникновение и существование функциональных стилей обусловлено спецификой условий общения в разных сферах человеческой деятельности. Следует иметь в виду, что стили различаются как возможностью или невозможностью употребления тех или иных элементов и конструкций, так и их частотными соотношениями. Специальный технический термин, например, может встретиться в разговорном стиле, но вероятность появления его здесь совершенно иная, чем в техническом тексте по данной специальности, ибо термины для разговорного стиля нехарактерны. Целый ряд ученых уже занят получением статистических данных, оценивающих вероятность каждого элемента языковой структуры в плане его функционирования в разных функциональных стилях1. Выявляются статистические закономерности в отношении длины, морфемного и этимологического состава слов, распределения частей речи, представленных в текстах семантических полей, длины предложений и т.д.

Регистр - система отбора языковых средств в зависимости от социальной ситуации. Регистр имеет три уровня: неофициальный, официальный, нейтральный. При общении с человеком из одной социальной среды с говорящим и при этом знакомым с ним последний более или менее свободен в выборе языковых средств (неофициальный или нейтральный уровень) ; при общении с посторонним происходит селекция языковых средств - путем переключения на стилистически более официальный регистр, самоограничения языкового репертуара (например, рабочий, общаясь с врачом или судьей, избегает ненормативной лексики, которая обычна для его речевого поведения в общении со «своими») .

Стиль книжный

(книжная речь) – стиль, свойственный книжно-письменной речи В стилистике помимо выделения функц. стилей существует разграничение языковыхсредств и стилей на две основные сферы – книжную и разговорную, идущее от традиций словесности истилистики XIX в. Это отражает историческое развитие рус. лит. языка, в котором приоритетным ихронологически первым был книжный тип лит. языка – язык памятников письменности, в том числе настарославянской основе, а также на основе народно-разговорной речи, постепенно"олитературивающейся". Книжная речь была, т. о., изначально связана с письменной формой выражения (апозже, с введением книгопечатания, – и с реализацией письменной речи в форме печатных текстов) иобслуживала сферу официальных отношений (в отличие от разг. речи, функционирующей широко в устнойформе, непосредственном межличностном общении).

В рамках лит. языка как дихотомической системы, где книжная речь противостоит разг., постепенно формируются функц. стили. Становление системы функц.стилей происходит в конце XVIII – нач. XIX в. Теория функц. стилей складывается позже – лишь в XX в., и сее появлением в лингвистике начинают сосуществовать два разных подхода к стилям, две классификации –стилей в традиционном их понимании и стилей функциональных.

С. к. отличается строгостью норм, особой окраской – официальностью, "сухостью" либо возвышенностью. С.к. представлен прежде всего в т. н. специальной литературе – научн., оф.-дел. текстах, информативно-хроникальных и официально-документальных жанрах публицистики, а кроме того, в известной мере в речихудожественно-изобразительной (худож. текстах и текстах свободных жанров публицистики). Последняя, вотличие от специальной речи, допускает использование всех разрядов языковых единиц, в том числе разг., ипоэтому не является областью предельной концентрации книжно-письменных средств, но все же широко ихиспользует С. к. реализуется, как правило, в условиях групповой и массовой коммуникации. Сферы массовойкоммуникации – печать, радио, телевидение. Здесь нет непосредственной обратной связи с адресатоминформации, содержащейся в тексте, – читателями, радиослушателями, телезрителями. Групповаякоммуникация осуществляется в ходе учебной лекции, урока, судебного процесса, разного рода собраний,митингов, конференций. Оратор, лектор, учитель имеют непосредственную связь со своими слушателями.Формы, степень интенсивности, характер обратной связи зависят от вида, жанра устного выступления иусловий речевого общения, но в любом случае речь остается в рамках официальной ситуации.

Разговорный стиль.

Интерес к особенностям разговорной речи не ослабевает в лингвистике вот уже несколько десятилетий, и лингвистичес­кая литература вопроса почти необозрима. Статистически установить общую характеристику стилей воз­можно, однако отдельные разговорные слова в своей стилис­тической характеристике еще подвижнее, чем слова других сти­лей, поэтому последние издания словаря Вебстера вообще не употребляют помету colloquial, мотивируя это тем, что о разго­ворности слова вообще нельзя судить.

Еще более затруднена дифференциация внутри разговорно­го стиля. Все авторы почти единодушно выделяют в нем лите­ратурно-разговорный и фамильярно-разговорный (с подгруппой детской речи), выделение третьего подстиля — просторечия — оказывается более спорным, но мы по указанным выше при­чинам от него не отказываемся. Разговорный стиль порож­ден устной формой речи, и специфические его особенности в значительной степени зависят именно от устной речи. Но фор­мы и стиль речи не тождественны, и возможность использова­ния разговорного стиля в письменной форме не исключена. Он встречается, например, в частной переписке и рекламе.

Стилеобразующими факторами для разговорного стиля яв­ляются реализуемые в разговорной речи функции языка, при­чем в разговорной речи реализуются все функции языка за ис­ключением эстетической. Чрезвычайно важную роль играют социолингвистические факторы, т.е. принятые нормы речевого поведения и принцип вежливости. Большую стилеобразующую роль играют также две противо­положные тенденции, связанные с конкретными условиями общения (т.е. прежде всего с его устной формой), а именно компрессия,которая приводит к разного рода неполноте вы­ражения, и избыточность.

Компрессияпроявляется на всех уровнях — она может быть фонетической, морфологической, синтаксической и во всех случаях подчиняется законам теории информации в том смыс­ле, что подвергаются компрессии семантически избыточные элементы. Употребление усеченной формы, т.е. фонетическая редукция вспомогательных глаголов, является характерной осо­бенностью английской разговорной формы: it's, it isn't, I don't, I didn't, you can't, you've, we'll и т.д. Убыстренный темп речи при­водит, следовательно, к опущению семантически избыточных неударных элементов, в данных примерах это личные местоиме­ния 2-го и 1-го лица — подлежащие предложения; присутствие обоих собеседников делает их называние излишним. На уровне лексики компрессия проявляется в преимуще­ственном употреблении одноморфемных слов, глаголов с пост­позитивами: give up, look out, аббревиатур: frig, marg, vegs, эл­липса типа mineral waters -» minerals или других видов эллипса: Morning!, слов широкой семантики: thing, stuff, в транзитив­ном употреблении непереходных глаголов: go it и т.д. Для син­таксической компрессии особенно характерен эллипс.

Противоположная тенденция, т.е. тенденция к избыточнос­ти,связана в первую очередь с неподготовленностью, спонтан­ностью разговорной речи. К избыточным элементам следует прежде всего отнести так называемые time fillers, т.е. не имею­щие семантической нагрузки «сорные слова» типа well, I mean, you see и сдваивание союзов: like as if. Элементы, избыточные для предметно-логической информации, могут быть экспрессив­ными или эмоциональными. В просторечии это — двойное от­рицание: don't give me no riddles, don't bring no discussion of politics, плеонастическое употребление личных местоимений в повелительных предложениях: Don't you call mother names. She's had a hard life. Don't you forget it. (J. Сагу), а также грубое упот­ребление you: You, come here! или Come here, you! Некоторые важные особенности разговорной речи порожде­ны ее преимущественно диалогическим характером.

Билет 7

ИНВЕРСИЯ — нарушение принятого в разговорной речи порядка слов и, тем самым, обычной интонации;последняя при И. характеризуется большим, чем обычно, числом пауз. При И.
1. слова меняются местами («Швейцара мимо он стрелой» — Пушкин; «Или души задушены Сибирейсаваном», «Смотри — растопырила ноги как» — Маяковский);
2. разбиваются вставными словами и словосочетаниями (так наз. гипербатон — «Вам, красавицымладые, И супруге в дар моей» — Державин)

1. Инверсия, её виды. Актуальное членение предложения.

В английском языке у каждого члена предложения, как известно, есть обычное место, определяемое способом его синтаксического выражения, связями с другими словами и типом предложения. Нарушение обычного порядка следования членов предложения, в результате которого какой-нибудь элемент оказывается выделенным и получает специальные коннотации эмоциональности или экспрессивности, называется инверсией. Инверсия определяется положением синтаксически связанных между собой членов предложения относительно друг друга. Изменение порядка слов не может быть неограниченным, оно подчинено некоторым правилам, т.е. используются далеко не все возможные размещения, а только некоторые. Так, например, подлежащее может следовать за глаголом, но артикль и указательное местоимение должны обязательно предшествовать тому существительному, к которому они относятся.

Некоторые изменения порядка слов изменяют синтаксические отношения, а с ними и весь смысл предложения: When a man wants to kill a tiger he calls it sport; when a tiger wants to kill a man it is ferocity; другие сочетают грамматическую и экспрессивную функции. Сравните: I had known it : : Had 1 known it : : If I had known it, где второе отличается от первого грамматическим значением, а от третьего — экспрессивностью. Наконец, возможны изменения порядка слов, которые не меняют грамматического значения и не связаны с экспрессивностью или эмоциональностью, но имеют функционально-стилистическую окраску. К таким принадлежит, например, отнесение предлога в конец предложения, возможное только в разговорном стиле. Сравните: the man of whom I spoke : : the man I spoke of.

Именно разговорному стилю, и особенно фамильярно-разговорному, свойственно выделение на первое место эмоционально доминирующего элемента (термин Л. Блумфилда):

«Flowers! You wouldn't believe it, madam, the flowers he used to bring me.»

«White! He turned as white as a woman.»

(K. Mansfield. Lady's Maid)

Актуа́льное члене́ние предложе́ния — используемый в лингвистике принцип разделения предложения на:

· исходную, изначально данную составляющую (то, что считается известным или может быть легко понято), называемую темой, исходной точкой или основой;

· новую, утверждаемую говорящим составляющую (то, что сообщается об исходной точке высказывания), называемую ремой или ядром;

· элементы перехода.

Например: «он (тема) оказался (переход) прекрасным учителем (рема)».

Актуальное членение предложения исходит из выражения им конкретного смысла в контексте данной ситуации — в противоположность формальному членению предложения на грамматические элементы.

Если тема предшествует реме, порядок слов в предложении называется объективным, в противном случае — субъективным, например: «отец (тема) идёт (рема)» — если ждут отца; «отец (рема) идёт (тема)» — если услышали шаги.

Актуальное членение предложения может выражаться порядком слов, интонацией и другими средствами.

2. Понятие интертекстуальности

понятием контекста связаны и вопросы интертекстуальности. Под интертекстуальностью мы будем понимать включение в текст целых других текстов с иным субъектом речи, либо их фрагментов в виде цитат, реминисценций и аллюзий.

Одной из причин неразработанности теории интертекстуальности как проблемы композиционно-стилистической является большое разнообразие размеров, форм и функций включения «другого голоса». Общий признак этих включений — смена субъекта речи: автор может дать слово другому реальному автору и процитировать его в тексте или в эпиграфе, подобно тому как Достоевский цитирует Пушкина и Евангелие в эпиграфах к роману «Бесы», или включить в текст собственные стихи под видом стихов персонажа, как в «Докторе Живаго».

Другой причиной неразработанности этой тематики является большая сложность и разнообразие модальностей функций и импликаций — оценочных, характерологических, композиционных, идейных. Импликации могут быть связаны с тем, что каждое чужое слово насыщено отзвуками чужих высказываний, к которым автор текста относится как с пиететом, так и с иронией.

Эта диалогичность связана с тем, что реальной единицей речевого общения является высказывание, границей которого оказывается смена речевых субъектов, то есть смена говорящих или пишущих. Простейшая форма — реальный диалог с его сменой реплик — представлена в романе в значительно усложненной форме: диалог между персонажами, прямые обращения автора к читателю, включения в виде писем, дневников и других сочинений персонажей и т.д. В основе восприятия художественного слова лежит диалог писателя с читателем, творческое понимание которого обусловлено его культурой, содержанием его тезауруса, его личностью и окружающей его действительностью.

Итак, цитатность подобных заглавий не лежит на поверхности и требует интерпретации. Соответствующую подсказку писатель может дать читателю в эпиграфе или в авторских комментариях. Эпиграф — один из наиболее изученных и в то же время специфичных видов цитатного включения. Заглавия бывают цитатными, скорее, в порядке исключения — эпиграф является цитатой по определению. Информационные связи его разнонаправленны: он поясняет заглавие, он отсылает память к тому контексту, откуда он взят, и к тому, которому предшествует. Вместе с заглавием он занимает сильную позицию начала, но в отличие от заглавия факультативен, что увеличивает информативность.

Итак, интертекстуальность состоит в том, что меняются субъекты речи, а благодаря этому значительно повышается импликационный и модальный потенциал текста и самый текст оказывается звеном в общей цепи культурного общения человечества. Попутно может меняться и обращенность высказывания, а это в свою очередь может быть связано с экспрессивностью речи. Для связи с адресатом в рассмотренных выше случаях существенным было подключение чужого голоса в сильной позиции начала романа.

Масштабы интертекстуальности могут быть очень различными и колебаться от реминисценций, аллюзий и цитат до включения целостных больших текстов в виде произведений, принадлежащих перу персонажей их писем, дневников или

Билет 8

1. Синтаксические повторы: функции и виды.

Повтором1, или репризой, называется фигура речи, которая состоит в повторении звуков, слов, морфем, синонимов или синтаксических конструкций в условиях достаточной тесноты ряда, т.е. достаточно близко друг от друга, чтобы их можно было заметить

обозначающим как некоторое целенаправленное отклонение от нейтральной синтаксической нормы, для которой достаточно однократного употребления слова: Beat! beat! drums! — blow! bugles! blow! (W. Whitman).

К предметно-логической информации повтор обычно ничего не добавляет, и поэтому его можно расценивать как избыточность: Tyger, tyger, burning bright (W. Blake) не есть обращение к двум тиграм — удвоение здесь только экспрессивно. Но пользоваться термином «избыточность» для повтора можно лишь с оговоркой, потому что повторы передают значительную дополнительную информацию эмоциональности, экспрессивности и стилизации и, кроме того, часто служат важным средством связи между предложениями, причем иногда предметно-логическую информацию бывает трудно отделить от дополнительной, прагматической.

К метрическим элементам относят стопу, стих, строфу, анакрузу и эпикрузу, а к эвфоническим — рифмы, ассонансы, диссонансы, рефрен.

Начнем с поэтических примеров. Переплетение нескольких видов повтора делает незабываемыми последние строки XVIII сонета Шекспира. Здесь воплощена одна из ключевых тем Шекспира — тема безжалостного времени и единоборства с ним поэзии, благодаря которой красота становится бессмертной и неподвластной времени. Важность темы вызывает конвергенцию, т.е. скопление стилистических приемов при передаче одного общего содержания:

So long as men can breathe or eyes can see

So long lives this and this gives life to thee.

Интенсивная конвергенция позволяет различить в этих двух строках несколько разных видов повтора.

1) Метр — периодическое повторение ямбической стопы.

2) Звуковой повтор в виде аллитерации, который мы подробнее рассмотрим в главе V, — long lives... life.

3) Повтор слов или фраз — so Song ... so long; в данном случае повтор является анафорическим, так как повторяющиеся элементы расположены в начале строки.

4) Повтор морфем (который также называют частичным повтором); здесь повторяется корневая морфема в словах live и life.

5) Повтор конструкций — параллельные конструкции men can breathe и eyes can see синтаксически построены одинаково.

6) Второй пример параллелизма: ...lives this and this gives... носит название хиазма. Хиазм состоит в том, что в двух соседних словосочетаниях (или предложениях), построенных на параллелизме, второе строится в обратной последовательности, так что получается перекрестное расположение одинаковых членов двух смежных конструкций.

7) В данном примере, однако, хиазм осложнен тем, что синтаксически одинаковые элементы this ... this выражены тождественными словами. Такая фигура, состоящая в повторении слова на стыке двух конструкций, называется подхватом, анадиплозисом, эпаналепсисом или стыком. Подхват показывает связь между двумя идеями, увеличивает не только экспрессивность, но и ритмичность.

8) Семантический повтор ...men can breathe = eyes can see, т.е. пока существует жизнь.

Повтор лексических значений, т.е. накопление синонимов, в нашем примере представлен также ситуативными синонимами breathe и live. Мы рассматривали его в связи с синонимией на примере LXI сонета Шекспира (см. с. 104).