Проблема понимания и стилистика

«Такая странная вещь – речь, ведь если хочешь, ею можно выразить все, что угодно, хоть устно, хоть на бумаге... Есть только большая вероятность, что тебя поймут неправильно.
Лишь тонкая нить слов связывает разумных в единое целое, позволяет понимать друг друга. И как обидно, что, когда раз за разом пытаешься сказать что-то действительно важное – понимания не происходит. Правда у каждого всегда своя, и пустячная шутка вызовет внимание и заинтересованность, а твоя боль и печаль – останутся безответными. Разумеется, исключения бывают, но чудовищно редко» Сергей Лукьяненко «Геном»

Обычно речевую избыточность понимают как плеоназм – повторение однородных слов и оборотов, имеющее различные стилистические функции в зависимости от контекста. Мы будем говорить о метафорической избыточности как частном проявлении речевой анархии (термин Натальи Муравьевой). Нередко журналисты с целью создания экспрессивности используют метафоры хаотично, что приводит к отчуждению формы от содержания текста. Иначе говоря, нарушается необходимый баланс между языковыми средствами и передаваемой информацией.

Можно выделить несколько видов таких нарушений.

Иногда чувство меры изменяет журналистам при создании самой метафоры, появляются такие гибридные образования: не поддающийся искушениям проржавевший механизм правительственных концертов, переплеты, пережитые, перечувствованные (Примеры взяты из материалов, представленных на конкурс электронных СМИ «За образцовое владение русским языком. Как наше слово отзовется»).

Речевая стихийность оборачивается однообразием в тех случаях, когда одно базовое слово, например политика, политический, сочетается с бесконечным рядом метафорических обозначений, относящихся к разным темам: клумба, климат, пируэт, балаган, дальтонизм, бумеранг, синоптики, индюки и т.д.

Еще одна особенность современного языка СМИ – создание «словесной крыши» терроризма, своего рода камуфляжной формы, за которой уже невозможно отличить добро от зла. Развитиецивилизации и прежде приносило изощренные способы словесного прикрытия сути вещей. В конце XIX века народовольцы ввели в оборот понятие «святой террор». Современный политический терроризм также использует религиозную лексику как обоснование гуманной природы насилия.

Текстам, посвященным борьбе с терроризмом, свойственна парадоксальная метафоричность, а парадокс избыточен по своей природе. В современных СМИ появляются такие «мутанты», как зачистка территории, работать по площадям (из лексикона артиллеристов), гуманитарная бомбардировка, миротворческая операция, пробить коридор для поставки гуманитарных грузов. Это приводит к смещению в значениях этих слов и даже полному их искажению.

Миротворцы получали навыки гуманитарных операций (о совместных учениях войск США, Киргизии, Узбекистана и Туркмении под Чимкентом. (Новости. Останкино. 19.12.92). «За время пребывания миротворцев в Косове число преступлений и терактов не только не уменьшилось, но даже возросло» (по поводу суда над американским сержантом – миротворцем, изнасиловавшим и убившим одиннадцатилетнюю косовскую девочку-албанку. – Вести. РТР. 18.02.2000). Эти примеры говорят сами за себя. Интересна реакция В. Путина на новое словосочетание гуманитарная интервенция: «Под лозунгом так называемой гуманитарной интервенции недопустимо перечеркивать суверенитет государства» (В. Путин. ОРТ. 01.02.2000).

Все более употребительным становится словосочетание гуманитарная катастрофа, хотя его семантика также не отличается совершенной четкостью; возможно, гуманитарная здесь близко к значению «гуманитарный» - обращенный к человеческой личности, связанный с правами, свободами и интересами человека. Например: «На Западе говорят, что с помощью бомбардировок (Югославии) может быть предотвращена гуманитарная катастрофа» (Доброе утро. ОРТ. 31.03.99). Двусмысленность подобных высказываний уже не удивляет, так как терроризм, к сожалению, превращается в каждодневное зрелище. Это метонимически выражено новым фразеологизмом – визуальные террористы, то есть зрители, с ужасом и потаенным восторгом созерцающие теракты в прямом эфире. Борьба арабов с Израилем, именуемая кровавой интифадой, теперь называется мирным процессом, бомба, заложенная террористами, – новогодним подарком, взрывы домов – фейерверком. Ирония – испытанное, хоть и горькое лекарство. Слово, произнесенное с насмешкой, помогает преодолеть страх. Но и ожесточает сердце.

Одной из уже привычных особенностей современного языка СМИ является нагнетание отрицательных эмоций. Деструктивные тенденции проявляются и на уровне референции, и в самом языке. Это проявляется, в частности, в устойчивой метафорической сочетаемости слов цвет, звук, вкус, запах со словами определенных семантических полей, таких как «война», «смерть», «криминал», «власть», «деньги»: цвет крови, звуки траурного марша, реквиема, канонады, вкус крови, запах пороха и серы, войны, денег, власти. Тексты перенасыщены подобными метафорами.

Большой интерес представляют такие семантические преобразования в тексте, при которых происходит переход из одного тематического поля в другое, своего рода семантическая модуляция.

Например, театр – война:

«В информационной войне цель известна: сделать из граждан публику. Теперь мы сидим в партере и на галерке (кого куда пустили) и громко хлопаем в ладоши, а на театре военных действий «градом» и «ураганом», ракетами и вакуумными бомбами истребляют население республики, захваченное в заложники террористами» (Общая газета, 12.99).

Если в данном примере такой переход оправдан многозначностью слова театр, то в некоторых материалах совмещение множества понятийно не связанных тематических пластов приводит к «метафорическому буйству», по удачному выражениюПавла Басинского. Речь в данном случае идет о самом способе общения журналиста и аудитории, о попытке показать свое языковое превосходство, о речевом эгоизме (или речевой агрессивности).

В качестве примера можно привести заметку одного уважаемого автора, посвященную Олимпийским играм под названием «Кого мочить в Солт-тире»:

«Восемь дней на сковородке в Солт-Лейк-Сити жарится блюдо под названием «ХIХ Олимпийские игры». Спортсмены, как блины, пекут рекорды (метафора кухни) Но, блин, почему-то близкие к этой кухне люди пытаются испортить российским гурманам праздник (усиление экспрессивности за счет использования определенных междометий).

Три дня в воронке скандала находились наши фигуристы (метафора воды). Российская пара Бережная – Сихарулидзе для всей Канады и Америки стала красной тряпкой. Этим «быкам» вздумалось увидеть золотые медали на шее своих спортсменов. Для этого понадобилось лишь со всей дури топать копытами на трибунах. А потом «забодать» и международный Союз конькобежцев и олимпийские принципы (метафора корриды). Действие с возведением на трон канадской пары Джейми Сале и Давида Беллетье оказалось похлеще «мочилова» телекиллера Сергея Доренко (метафора из криминальной области). Местные газеты, радио и телевидение как с цепи сорвались – клеймили всех» (метафора, построенная на образе цепного пса). Далее: «Европа получила смачный плевок», и в том же духе до конца текста..

Известный лингвист Г.О. Винокур призывал «смотреть на слово не только как на знак идеи, но и еще как на поступок в истории личной жизни». Такое речевое поведение, когда баланс между количеством языковых средств и сведениями, которые передаются с их помощью, нарушается, когда журналист не пытается избежать избыточности, а намеренно ее создает, приводит к разрушению языковой индивидуальности.