Мотивация профессиональной речи 3 страница

Конечно, это простейший пример речевого доказательства, кото­рый демонстрирует структуру логического вывода, не более того. В принципе же речевое доказательство принадлежит к категории более трудных в коммуникативном отношении, и поэтому очень редко кого-либо и в чем-либо удается убедить, исключая те особые случаи, когда человек сам внутренне готов принять точку зрения доказывающего и интеллектуально крайне слабо сопротивляется, тогда действительно доказательство строится быстро и эффективно. А в случае, когда перед вами настоящий интеллектуальный оппонент, име­ющий систему аргументов в защиту собственной точки зрения, пере­убеждение оказывается очень трудоемкой операцией. Речевое доказа­тельство — двухэтапная процедура, складывающаяся из вытеснения и замещения (см. выше), где каждый этап представляет собой логи­ческое триединство тезиса, аргумента и демонстрации. На каждый из трех уровней накладываются свои ограничения. Все уровни имеют слож­ности в структуре и в реализации. Несоблюдение специальных требова­ний, которые предъявляются к каждому из этих уровней, является глав­ной причиной, по которой доказательство не получается. Следует заметить, что все требования формулируются крайне просто, но сложны в исполнении.

Глава 12

ТЕЗИС

Никто не будет утверждать

о классе людей, что это человек.

Б. Рассел

Тезисом (от греч. thésis — положение, утверждение), как уже было сказано, называется мысль или положение, истинность которого тре­буется доказать.

Рассмотрим требования, предъявляемые к тезису. Первое и глав­ное требование — тезис должен быть истинным. Что означает истин­ность тезиса? Мы говорили о том (см. выше), что образ внешнего мира, проецируясь на сознание человека через анализаторы и аналитичес­кую деятельность мозга, значительно искажается, и поэтому созна­ние фиксирует только условный, очень неточный образ мира. Можно с уверенностью утверждать, таким образом, что абсолютная истина не дана человеку в наблюдении и знании. Коль скоро истина не дана в непосредственном наблюдении и знании, а логика оперирует стро­гими понятиями "истинность" и "ложность", надо попытаться снять это противоречие. Действительно, с одной стороны, тезис должен быть истинным (иначе его невозможно доказать), с другой стороны, объек­тивная истина не дана человеку в знании. Это диалектическое про­тиворечие разрешается через категорию веры. Под истинностью тези­са понимается вера говорящего в истинность, причем вера настоящая, внутренняя, а не показная. Иногда вера приводит к истинностному угадыванию, и происходит совпадение с объективной реальностью, но далеко не всегда, потому что, если бы совпадение с объективной реальностью было постоянным, у людей вообще не менялась бы точка зрения, а это происходит.

Второе требование — тезис должен быть четко и точно сформулирован. Точность формулировки тезиса есть операция, включающая три процедуры. Процедура первая: точно сформулировать тезис для говорящего. Вторая: четко сформулировать его для слушателей. Дальше осу­ществляется третья процедура: совмещение первого со вторым в еди­ном тексте. Что означает, что тезис четко сформулирован для говоря­щего? Это означает, что говорящий настолько хорошо вдумался в тему, в сам тезис, что у него не осталось внутренних интеллектуальных со­мнений в отношении этого тезиса. Часто человек берется что-то дока­зывать, сам до конца не поняв, что именно. Это в категории убеждения недопустимо, поскольку в таком случае строится не демократическая речь, а либеральная. Если вы начинаете о чем-то говорить с целью по­делиться своей точкой зрения с собеседником, потом выслушать его, чтобы достичь единого мнения, вы не ставите задачу речевого доказа­тельства — и оно у вас не получится. Убедить другого человека удастся только при наличии внутренней убежденности говорящего в истиннос­ти своей идеи.

Четкость формулировки предусматривает аккуратный выбор каж­дого слова в коротком тексте тезиса (а тезис — это, как правило, корот­кий текст), а также постановку каждого слова на строго определенное место в тексте.

Такой язык, как русский, имеет частично жесткий порядок слов (вопреки распространенному мнению о русском языке, как имеющем свободный порядок слов): с ним связана логика предложения. Сравним две фразы: Вошла девушка, и Девушка вошла. В русском языке они имеют разный смысл. Фраза Вошла девушка означает, что речь идет именно о девушке, а не о женщине, не о старухе, не об обезьяне и т.п. Девушка вошла означает, что она именно вошла, а не вбежала, не влетела, не вплы­ла и не въехала. Логический акцент падает на одну часть фразы, что связано с таким научным понятием, как актуальное членение предло­жения. Актуальное членение предложения — это членение предложения в контексте на исходную часть сообщения — тему (данное) и на то, что утверждается в ней — рему (новое). Любой член (или члены) предложения в соответствии с контекстом или ситуацией может высту­пать как тема или рема: Бумага (тема) на столе (рема) есть ответ на вопрос: "Где бумага?" На столе (тема) бумага (рема) есть ответ на воп­рос: "Что на столе?" Компоненты актуального членения распознаются в основном по позиции в предложении: обычно тема помещается в на­чале предложения, рема — в конце. Распознавание может также проис­ходить по интонации (характер ударения и пауз), по выделительно-ог­раничительным наречиям (именно, только), по контексту. (В романо-германских языках указание на смысловой центр сообщения (рему) мо­жет осуществлять неопределенный артикль.) Перемещение логического ударения в одном и том же предложении дает разное актуальное члене­ние. Но основным способом распознавания является все-таки порядок слов. Прямой порядок следования тема — рема преобладает и имену­ется прогрессивным, объективным, неэмфатическим. Обратный поря­док рема — тема встречается достаточно редко и называется регрес­сивным, субъективным, эмфатическим. Он может быть обусловлен не­обходимостью позиционной контактности ремы с соотносимым членом предшествующего предложения, расчлененной ремой, ритмом, желани­ем говорящего скорее высказать главное. В этом случае рема распознается по контексту — путем вычитания из состава предложения са­моочевидной темы, обычно опускаемой или отодвигаемой в конец. На­пример: Вопрос хочу Вам задать. Как он Вам показался? — Старик он уже. Это нетипичные, редко встречающиеся конструкции.

Основоположником теории актуального членения предложения считают А. Вейля, идеи которого были развиты В. Матезиусом — представителем Пражской лингвистической школы, предложившим и сам этот термин. Согласно концепции Матезиуса, тема (основа) выражает то, что является в данной ситуации известным или, по крайней мере, может быть легко понято и из чего исходит говорящий, а рема (ядро) — то, что говорящий сообщает об основе высказывания. Тема, по Матезиусу, не сообщает новой информации, но является необходимым элементом связи предложения с контекстом. Это не совсем верно, так как тема часто определяется содержанием предшествующего предложения. Но в качестве темы может выступать и не упоминавшийся ранее объект, а ремой мо­жет оказаться упоминавшийся объект, но употребленный предикатив­но — как то, что утверждается о теме. Например, Поговорим об А. По­пове. Это он изобрел радио.

Актуальное членение предложения исследуется с разных теоретических позиций. Концепция о семантической (смысловой) природе ак­туального членения предложения (Я. Фирбас, Ф. Данеш и др.) отдает приоритет в определении темы и ремы фактору известности/неизвест­ности, что иногда приводит к неоднозначным толкованиям актуально­го членения конкретного предложения в контексте. Концепция о син­таксической природе актуального членения предложения (К.Г. Крушельницкая) допускает его отождествление с синтаксическими категориями из-за выражения темы и ремы с помощью грамматических средств язы­ка (но иногда — только контекста). Концепция о соответствии актуаль­ного членения структуре логического суждения (Л.В. Щерба, В.В. Виног­радов) получила развитие в теории о логико-грамматическом членении предложения (В.3. Панфилов) — о выражении различными синтаксическими средствами языка логических субъекта (темы) и предиката (ремы). К этой концепции примыкает и Матезиус, отождествляющий тему (основу) и рему (ядро) с психологическими (логическими) субъек­том и предикатом.

Современные лингвистические теории относят феномен актуально­го членения предложения к речи и связывают его с теорией речевых ак­тов. Безусловно, понимание актуального членения предложения есть необходимое условие эффективной речевой коммуникации. В условиях доказательства оно, в первую очередь, необходимо на уровне формули­ровки тезиса.

Уже тот простой факт, что две фразы, отличающиеся друг от дру­га только порядком слов, имеют разный смысл в русском языке, озна­чает, что мы не можем говорить о свободном порядке слов, ведь сам порядок и меняет значение. Из этого положения следует, что измене­ние порядка слов создает формулировку другой мысли. Конечно, важ­нейшее значение имеет и выбор лексических единиц. Это называется работой над словом. Попытки предельно точной формулировки мыс­ли приводят к многократной замене одного слова другим (иногда си­нонимичным) и ощущению неудовлетворенности выбором. Если это­го не происходит, доказательства, как правило, не получается.

Вторая процедура — четкость и доступность формулировки для речевого партнера — означает, что ваши собеседники должны вас адекватно понять. Они должны хорошо осознавать, что вы беретесь им доказывать. А на этом этапе очень часто возникает взаимонепо­нимание. Во-первых, надо использовать только те лексические едини­цы, которые понятны слушающему. Это, в частности, означает, что никакое научное положение нельзя формулировать, предварительно не объяснив значения всех используемых терминов.

Речь при этом идет и о тех терминах, с которыми собеседник зна­ком, так как характерной особенностью современной науки является терминологическая полисемия. В гуманитарном знании каждый исследователь под одним и тем же термином понимает, как правило, не что свое, и поэтому каждый термин имеет множество толкований, каждое из которых является фактом сознания и внутренней научной системы конкретного исследователя. Было бы очень хорошо, если бы каждое научное сочинение предварялось авторским толковым словарем: те научные термины, которые используются в работе, сначала были бы объяснены. Причем следует понять, что объяснение необходимо как профессионалам, так и непрофессионалам, которые будут читать работу, чтобы смысл изложенного стал доступен. Многие научные спо­ры (порою весьма ожесточенные) в этой ситуации потеряли бы свою актуальность, так как внимательный анализ профессиональных дискус­сий позволяет сделать вывод, что в основе большинства из них лежит терминологическое несоответствие.

В ненаучной речи, в частности бытовой, объяснение значения используемых лексических единиц также часто оказывается необходи­мым. Еще Аристотель указывал на то, что лица, начинающие обсуж­дение какого-либо вопроса, должны сначала прийти к соглашению относительно употребляемых понятий, чтобы понимать под ними одно и то же. Если люди не сошлись в определении исходных понятий, то открывать дискуссию или обсуждение просто бессмысленно. А если учесть, что в нашем языке есть слова, которые имеют не одно, а несколько различных значений, то станет еще более ясной важность соблюдения этого непременного условия каждого обсуждения, каждой дискуссии. Это требование так сформулировал Аристотель: "Несомненно, что те, кто намерен участвовать друг с другом в разговоре, должны сколько-нибудь понимать друг друга. Если этого не происходит, какое будет возможно у них участие в разговоре? Поэтому каждое из имен должно быть понятно и говорить о чем-нибудь, при этом — не о нескольких вещах, но только об одной; если же у него несколько значений, то надо разъяснить, какое из них (в нашем случае) имеется в виду. Следователь­но, если кто говорит, что это — вот есть и (вместе) его нет, он отрицает то, что утверждает, так что по его словам <выходит, что> имя не имеет того значения, которое оно имеет: а это невозможно".

Это связано с тем, что при передаче информации, как уже говори­лось, возникает значительная информационная погрешность, и это уже скорее не факт языка, а труднокорректируемая особенность речевой коммуникации. В общем виде механизм приема и передачи информа­ции выглядит следующим образом: человек передает информацию плюс собственные ассоциации, связанные с этой информацией. Например, он рассказывает нечто о лесе (а). Предположим, в его биографии был эпи­зод, когда он заблудился в тайге, и поэтому лес внушает ему чувство страха. Эта ассоциация (a₁) присутствует в его сознании, но он о ней умалчивает. Передавая нейтральную информацию, он тем самым пере­дает только часть внутреннего замысла, который равен а + а₁(систему ассоциаций a₁он не передает). Слушатель соответственно из внутрен­него его замысла принимает только а. Однако при этом в его сознании возникает собственная система ассоциаций а₂(например, если человек родился в доме, стоящем в лесу, а₂ — это ассоциативные воспоминания детства), т.е. он принимает на самом деле информацию, равную а + а₂ . В общем виде а₁не бывает равным а₂, почти никогда. Если это так, то погрешность при передаче информации равна а₁+ а₂.

а + а₁ Þ а + а₂

Часть передаваемой информации теряется, зато в качестве "довес­ка" в сознании возникает непереданная информация. Суммарное зна­чение погрешности а₁ + а₂может быть очень велико. В оптимальном случае оно составляет 15%, тогда речевая коммуникация признается удовлетворительной в информационном отношении. Мы понимаем то, что нам говорят, максимум на 85%. И так же люди, к которым мы адре­суемся с речью, понимают нас максимум на 85%. Они могут нас понять и значительно хуже, в предельном случае — с точностью до наоборот (и так бывает), в зависимости от соотношения а₁и а₂. Такова норма речевой коммуникации. Это одна из причин того, что нельзя сделать адек­ватный автоматический перевод: невозможно формализовать систему индивидуальных ассоциаций, связанных с каждой лексической едини­цей. Разработки систем универсального автоматического перевода, ка­завшиеся столь продуктивными 30 лет назад, потерпели фиаско, так как компьютеризировать сознание вряд ли представляется возможным: для этого требуется неограниченный объем памяти, а каждая программа должна в конечном итоге соответствовать личности отдельного чело­века.

Из тезиса о том, что взаимопонимание между людьми весьма ус­ловно, вытекает несколько частных выводов. Если человек, проживший с вами много лет, говорит, что он вас не понимает, он, как правило, говорит правду, и его нельзя за это осуждать. Всегда следует помнить о том, что и вы его понимаете в лучшем случае частично. Осознание это­го факта приводит к большей терпимости в человеческих отношениях и само по себе улучшает коммуникацию. Следует прощать непонимание, в частности в семейных отношениях. Человек не понимает вовсе не по­тому, что он глупее вас, а потому, что у него индивидуальная система ассоциаций (и он имеет на нее право!), которая определяет его воспри­ятие и которая неизменна, поскольку это факт индивидуальной судьбы. Навязывание своей системы ассоциаций (как это очень часто происхо­дит в паре, где один человек в волевом отношении сильнее, чем другой) само по себе противоестественно и бессмысленно, потому что собствен­ный опыт всегда собственный опыт: если вы однажды заблудились в тайге и вам стало бесконечно страшно, вы вряд ли об этом забудете, а если вы выросли в доме, окруженном лесом, то сам лес — часть вашего детства с его радостью и счастьем узнавания, что тоже, конечно, неза­бываемо. Общаясь с человеком, это следует принять во внимание, т.е. учесть в качестве коммуникативных параметров.

Задавая требование точности формулировки и, таким образом, однозначности восприятия слушающим передаваемой информации, приходится признать необходимость в отношении каждой лексической единицы текста, объяснять собственную систему ассоциаций, с этой лексической единицей связанных, особенно в тех случаях, когда это значимая, важная ассоциация. Иными словами, если человек произносит тезис, который собирается доказывать, в первую очередь необходимо объяснить, что он под этим тезисом понимает. В этом случае сумма информационной погрешности уменьшается: a₁ + а₂Þ а₂

Стоящая перед говорящим задача, связанная с точностью формулировки, определяется и особым лингвистическим свойством, которым обладают почти все языки мира (и русский язык, в частности). Речь идет о синтаксической омонимии (некоторые исследователи в этом случае говорят о синтаксической полисемии), в результате которой один и тот же текст может иметь несколько уровней прочтения, как поверхност­ных, так и более глубоких, которые обычно называются подтекстом. Мастерски написанный художественный текст имеет множество толко­ваний, вплоть до индивидуальной трактовки каждым читателем (см., например, пьесы основоположников абсурда в драматургии Э. Ионес­ко и С. Беккета или романы метра литературы "потока сознания" Д. Джойса). Итак, синтаксическая омонимия — это многообра­зие смысловой интерпретации текста. Существуют простые случаи дво­якого толкования фраз типа 1) Мать любит дочь (где непонятно, кто кого любит); 2) На стене висел портрет Репина (неясно, портрет, напи­санный Репиным, или его изображение на портрете); 3) Мальчик был одет клоуном (неясно, одет ли он был в костюм клоуна или его одевал клоун); 4) Рецензенту следовало посоветовать указать новые издания (неясно, советуют ли рецензенту или он сам советует); 5) Ответ комис­сии был представлен к первому октября (неясно, отвечала ли комиссия или отвечали ей). Омонимия в этих примерах связана в основном с не­различением субъектно-объектных отношений. Но существуют и зна­чительно более сложные тексты, которые трактуются по-разному раз­ными людьми.

Лексическая омонимия так же, как и полисимия, часто сни­мается ближайшим контекстом, так как выбор значения обычно опре­деляется сочетаемостью с другими словами. Рассмотрим, например, со­вокупность значений слова поле: 1) безлесное пространство (собирать цветы в поле); 2) обрабатываемая под посев земля (ржаное поле); 3) ров­ная площадка, специально оборудованная для чего-нибудь (футболь­ное поле); 4) пространство, в пределах которого проявляется действие каких-нибудь сил (электромагнитное поле); 5)чистая полоса на краю книги, рукописи (заметки на полях); 6)края головного убора (шляпа с широкими полями). Минимальный контекст определяет реализацию того или иного значения слова.

При синтаксической омонимии (полисемии) только в широком контексте может быть определен точный смысл, и то не всегда.

Если текст тезиса оказывается омонимичным (полисемичным), он недоказуем. Сначала его следует расшифровать.

Таким образом, еще до начала доказательства следует осуществить сложную работу, связанную с оттачиванием формулировки тезиса. Выполнение этой задачи есть необходимое стартовое условие речевой победы в убеждении.

Третье требование, предъявляемое к тезису, связано с его единообразием на протяжении всего речевого изложения. Существует термин "держать тезис". Держать тезис достаточно трудно. Даже преподаватель, если он недостаточно опытен, не может на протяжении полутора часов строго доказывать только то, что он взялся доказать вначале. Ведь название лекции — это и есть тезис, который потом раскрывает­ся. За полтора часа без специального опыта оратора тезис в его речи несколько смещается, лектор начинает приводить примеры и аргумен­ты уже не в защиту тезиса Т, который он задал вначале, а в защиту смещенного тезиса Т₁, и доказательство не выстраивается. На протяже­нии короткой речи держать тезис значительно легче, но это тоже требу­ет определенных усилий. Если человек находится под воздействием нар­котических средств, например, во время приятного застолья, он держать тезис в принципе не может, потому что это тяжелая интеллектуальная работа. Одной рюмки порой бывает достаточно, чтобы человек с боль­шим пафосом доказывал нечто, а через несколько минут переключался на доказательство другой мысли. Его энергетическое состояние сохра­няется, а вектор направленности речевого "запала" очень быстро меня­ется.

Определенность, т.е. ясность и точность рассуждения, а также изложения мыслей в речи вытекает из фундаментального закона формальной логики — закона тождества (лат. lex identitatis), согласна которому каждая мысль, которая приводится в речи, при повторении должна иметь одно и то же определенное, устойчивое содержание. Heобходимая логическая связь между мыслями устанавливается лишь при условии, если всякий раз, когда в рассуждении или в выводе появляется мысль о каком-нибудь предмете, собеседники мыслят "именно этот самый предмет и в том же самом содержании его признаков" (В.Ф. Асмус). В традиционной логике закон тождества записывается в виде одной из следующих формул:

А есть А;

А = А;

А тождественно А;

А ® А;

А=А.

В отрицательной форме закон тождества обозначается так: не-А есть не-А.

Надо иметь в виду, что данные формулы являются лишь символическими обозначениями закона тождества и не выражают всего его истинного содержания. В истории развития логической мысли делались попытки свести весь закон к этим формулам и приписать формальной логике положение о том, что и вещи, и мысли всегда тождественны самим себе. Однако абстрактное тождество допускает различие внутри себя, а к самому тождеству следует подходить как к временному, но обя­зательному, если речь идет об определенном умозаключении.

Приведем в этом контексте определения двух фундаментальных логических понятий — суждения и умозаключения. Суждением назы­вается форма мысли, в которой утверждается или отрицается что-либо относительно предметов и явлений, их свойств, связей и отношений и которая обладает свойством выражать либо истину, либо ложь. Напри­мер, Лошадь есть животное, Змеи не имеют ног. Та часть суждения, ко­торая отображает предмет мысли, называется субъектом (лат. subjectum) суждения и обозначается в логике латинской буквой S, а та часть суж­дения, которая отображает то, что утверждается (или отрицается) о пред­мете мысли, называется предикатом (лат. praedicatum) суждения и обо­значается буквой Р (ср. понятия темы и ремы в актуальном членении предложения). Слово есть (или суть, когда речь идет о многих предме­тах) называется связкой. Суждение можно изобразить символически в виде формулы:

S есть (не есть) Р,

где S и Р — переменные, вместо которых можно подставлять какие-то определенные мысли о предметах и их свойствах, а слово есть — постоянная.

Под умозаключением понимается форма мышления или ло­гическое действие, в результате которого из одного или нескольких известных и определенным образом связанных суждений получается новое суждение, в котором содержится новое знание. Примером умо­заключения может служить следующая мыслительная операция с дву­мя суждениями — Все жидкости упруги и Вода — жидкость, в резуль­тате которой возникает новое суждение: Вода упруга.

Может показаться, что закон тождества в его строгости, связан­ной с умозаключениями, входит в противоречие с представлением о мире как о чем-то бесконечно и непрерывно изменяющемся, т.е. нахо­дящемся в вечном движении. Движение несотворимо и неразрушимо, а природа находится в процессе постоянного возникновения и унич­тожения — такова сущность бытия. Однако в процессе движения воз­можно временное равновесие, покой или статичность состояния. Воз­можность относительного покоя есть важное условие жизни. В опре­деленные периоды времени предметы и явления остаются качественно теми же, не претерпевая коренных, значимых перемен. Каждое явле­ние наряду с изменением сохраняет основные черты, которые высту­пают как тождественные, т.е. равные самим себе, как те же самые, — таков диалектический закон, которому подчинено все в мире. Разница только в формах относительного равновесия и в его продолжительнос­ти во времени.

Каждый предмет, который отражается нашим сознанием, обладает количественной и качественной определенностью. Он входит в группу предметов, семейство, вид, род. Но вместе с тем он имеет определенные, характерные именно для него черты. Объективное свойство вещи, со­бытия, явления сохранять некоторый период времени тождественные, одни и те же черты должны быть отображены нашим мышлением. Это, конечно, известное огрубление, упрощение явлений, происходящих в мире, поскольку мы пренебрегаем незначительными изменениями, но эта мыслительная операция закономерна, поскольку логические функ­ции нашего интеллекта непосредственно связаны с языковыми, а есте­ственный язык, как уже говорилось, это дискретная система, основан­ная на возможности частичного изменения аргумента при сохранении значения функции (см. выше).

То, что сохраняет относительное тождество, отображается в созна­нии устойчивой мыслью, тождественной на протяжении всех наших рассуждений о данном предмете, пока он не изменил своего качества. Подобно тому, как в окружающем мире предметы и явления не смешиваются друг с другом, а несут в себе конкретные, определенные черты, так и наши мысли о предметах и формах движения должны не смешиваться, аотображать эти черты.

Соблюдение тождества мысли на протяжении данного рассуждения есть мыслительный закон. Еще Аристотель писал в своей "Метафизи­ке", что невозможно мыслить, "если не мыслишь <каждый раз> что-ни­будь одно..."

Если нарушить закон тождества в рассуждении, т.е. вложить в одну и ту же мысль разное содержание, то верного вывода в результате рассуждения не получится. Как правило, это приводит к построению софизма (греч. sophisma — измышление, хитрость), которым называется логическая уловка, умышленно ошибочное рассуждение, которое вы­дается за истинное. Как правило, софистическое рассуждение по форме основано на внешнем сходстве явлений, на преднамеренно неправиль­ном подборе исходных положений, на том, что события вырываются из общей связи, на двусмысленности слов и на подмене понятий. Вот неко­торые из типичных софизмов, известных в логике еще со времен элейцев и Аристотеля.

1. — Знаешь ли ты этого покрытого человека?

— Нет.

— Это твой отец. Значит, ты не знаешь своего отца.

(Древнегреческий философ Эвбулид из Милета)

2. Сидящий встал. Кто встал, тот стоит.

Следовательно, сидящий стоит.

3. — Знаешь ли ты, о чем я хочу тебя спросить?

— Нет.

— Знаешь ли ты, что человечность есть добро?

— Знаю.

— Об этом я и хотел тебя спросить.

4. Эта статуя — художественное произведение.

Но она — твоя. Значит, она есть твое художественное произведение.

5. Вор не желает приобрести ничего дурного.

Приобретение хорошего есть дело хорошее, следовательно, вор желает хорошего.

6. Правильное грамматически лучше неправильного.

Мир есть лучшее из всего. Следовательно, мир есть нечто правильное грамматически.

7. Если стена не дышит, потому что она не есть животное, то она дышала бы, если бы была животным. Но многие животные, например насекомые, не дышат. Следовательно, стена не потому не дышит, что она не животное. Следовательно, стена есть жи­вотное, хотя она и не дышит.

8. Животное есть то, что имеет душу. Мое — то, чем я могу распоряжаться по своему произволу. Следовательно, со своим жи­вотным я могу распоряжаться по своему произволу. Мои боги дос­тались мне по наследству от отца и составляют мою собствен­ность. Боги имеют душу, следовательно, они суть животные. Со своими богами я могу поступать, как мне угодно.

9. Лекарство, принимаемое больным, есть добро.

Чем больше делать добра, тем лучше. Значит, лекарства нужно принимать как можно больше.

10. Эта собака имеет детей, значит, она — отец. Но это — твоя собака. Значит, она — твой отец. Ты ее бьешь, значит — ты бьешь своего отца.

11. Кто учит кого-нибудь, тот хочет, чтобы его ученик стал мудрым и перестал быть невеждою. Он, значит, хочет, чтобы ученик его стал тем, что он не есть, и перестал быть тем, что он есть теперь. Следовательно, он хочет его привести из бытия в небытие, т.е. уничтожить.

12. Эватл брал уроки софистики у Протагора с тем условием, что гонорар он уплатит только в том случае, если по окончании учебы выиграет первый судебный процесс. Но после обу­чения Эватл не взял на себя ведение какого-либо судебного процес­са и потому считал себя вправе не платить гонорара Протагору. Тогда учитель пригрозил, что он подаст жалобу в суд, говоря Эватлу следующее:

— Судьи или присудят тебя к уплате гонорара, или не присудят. В обоих случаях ты должен будешь уплатить. В первом случае в силу приговора судьи, во втором случае в силу нашего договора — ты выиграл первый судебный процесс.