ЧАПЬ III. Проблемы общей теории перевода

ницы с тем же значением, что и у единицы ИЯ, в дан­ном случае может быть названо этнографической лакуной. Наличие в оригинале слов-реалий всегда рассматривалось как фактор, затрудняющий пере­вод и препятствующий полной переводимости. Не случайно работа болгарских переводоведов С.Вла-хова и С.Флорина, посвященная в основном пробле­мам передачи реалий в переводе, называется «Не­переводимое в переводе»¹⁷⁶. «Непереводимое» — то, что не может быть переведено на другой язык, но обратим внимание на то, что это «непереводимое» оказывается в переводе, то есть все-таки переводит­ся! Переводимости отчасти способствует знание по­лучателей текста перевода реалий иноязычной культуры. Так, для говорящих на русском языке вполне понятны слова «сомбреро», «коррида», «гон­дола», которые, между тем, являются словами-реа­лиями. Следовательно, о каких-то серьезных про­блемах мы можем говорить лишь в том случае, когда реалия действительно неизвестна представителям иной культуры и когда она еще не нашла своего со­ответствия в другом языке, то есть является безэк­вивалентной единицей. Е.М.Верещагин и В.Г.Кос­томаров безэквивалентными словами называют «слова, план содержания которых невозможно со­поставить с какими-либо иноязычными лексичес­кими понятиями»¹⁷⁷. Интересно, что, по мнению этих авторов, «такие слова в строгом смысле неперево­димы»¹⁷⁷. Их можно лишь заимствовать из языка в язык. Например, для английского языка безэквива­лентными являются русские ключевые слова акту­альной социальной тематики советский, большевик, колхоз и т.п., «поэтому их пришлось в свое время заимствовать: soviet, bolshevik, kolkhoz»¹⁷⁷. E.M.Be-

¹⁷⁶В л а х о в С, Ф л о р и н С. Непереводимое в переводе. М.: Между-нар. отношения, 1980.

¹⁷⁷ В е р е щ а г и н Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностран­ного. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Рус. яз., 1990. С.42.

126 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

рещагин и В.Г.Костомаров весьма категорично за­являют, что «если же безэквивалентное слово не за­имствовано (например, из той же социальной сфе­ры: исполком, субботник, дружинник), то его ни в коем случае нельзя выразить на иностранном язы­ке с помощью точного соответствия, однословного перевода. В этом случае лексическое понятие при­ходится описывать, — примерно так, как это дела­ется в толковых словарях»¹⁷⁸. Вряд ли можно согла­ситься с этим утверждением. С.Влахов и С.Флорин, впрочем, как и многие отечественные исследовате­ли, довольно подробно анализируют возможные приемы передачи реалий и предлагают целый спи­сок таких приемов, составленный на основе изу­чения переводческой практики¹⁷⁹. Этот список включает такие приемы, как транскрипция и транс­литерация (как правило, с соответствующими по­яснениями, комментариями, сносками, раскрыва­ющими значение заимствованного слова), кальки­рование, приближенный перевод, описательный перевод. Особого внимания заслуживает упомина­емый авторами случай, когда реалия не переводит­ся совсем (нулевой перевод), а содержание слова передается при помощи трансформированного соот­ветствующим образом контекста. В качестве иллю­страции приводится пример А.Д.Швейцера с реали­ей путевка: на английский язык фразу «Сколько сто­ит путевка на советский курорт?» можно перевести, элиминировав, казалось бы, центральное смысловое звено «путевка»: How much are accommodations at Soviet health resorts? Подобный прием перевода С.Влахов и С.Флорин называют «контекстуальным переводом»¹⁸⁰.

Из вышеизложенного мы можем сделать вывод, что используя один из приемов перевода безэкви-

¹⁷⁸ Там же. С.42.

¹⁷⁹В л а х о в С, Ф л о р и н С. Непереводимое в переводе. М: Между-

нар. отношения, 1980. С.87-104; 12.

¹⁸⁰Там же. С.92-93.

ЧАСТЬ III. Проблемы общей теории перевода 127

валентной лексики, всегда можно передать в пере­воде значение слова-реалии, его понятийное содер­жание. Сложнее обстоит дело с воспроизведением в переводе национального колорита, который созда­ется в оригинале за счет употребления слова-реа­лии, и всех коннотативных ассоциаций, связанных с использованием этого слова. А.С.Пушкин вводит в текст «Бахчисарайского фонтана» реалии евнух, гарем, гяур, чубук, шербет, создавая «восточный колорит» поэмы. Понятно, что одной из задач пере­водчика будет воссоздание соответствующего коло­рита, и задача эта вполне успешно решается за счет перенесения таких слов в текст перевода, возмож­но, с соответствующими пояснениями. Но, как пи­шут С.Влахов и С.Флорин, представим себе, что слово шербет попало на глаза сезонному работни­ку-турку, проживающему на Западе. Наряду с ма­териальным содержанием — напиток, вкусный, ос­вежающий — своим колоритом щербет вызовет у него еще множество ассоциаций, связанных с ро­диной, личных воспоминаний и переживаний, раз­личных в зависимости от читателя и обстоятельств, при которых происходит чтение¹⁸¹. В некоторых слу­чаях создание подобных ассоциаций входит в наме­рение самого автора текста. На память приходит известный фильм Н.Михалкова «Сибирский ци­рюльник», в котором отдельные события проис­ходят во время масленичной недели, масленицы. В переводе на английский язык «масленичная неде­ля» — Pan-cake Week («блинная неделя»). Англо­язычным зрителям фильма эта реалия становится понятна благодаря наличию широкого контекста — видеоряда, представляющего собой широкое полот­но традиционного русского праздника, во время ко­торого люди едят блины, участвуют в кулачных боях «стенка на стенку», посещают балаганы; здесь же ходит мужик с медведем. На этом фоне роль самой

'Там же. С.105-106.

128 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

реалии «масленичная неделя» в создании русского колорита оказывается не так уж и велика. В боль­шей степени решению этой задачи помогает широ­кий контекст. Но при этом следует учитывать, что восприятие русского зрителя будет отличным от вос­приятия иностранца: в сознании русского неизбеж­но возникают ассоциации, связанные с русской ис­торией, ностальгия по старым временам; он помнит об истории этого праздника и обо всем, что с ним связано. Масленица для иностранца — это все-таки не то же самое, что масленица для русского (точно также как американский праздник День благода­рения не может одинаково восприниматься амери­канцами и русскими). Возникающие за счет реалий ассоциации могут носить весьма личный характер и отличаться у каждого конкретного человека. Вос­создав в переводе на английский язык (точнее — в англоязычной версии фильма) национальный коло­рит, авторам все же никогда не удастся вызвать у англоязычных зрителей те же ассоциации, что и у русских, в силу их принадлежности к иной культу­ре. Пример подобного рода приводит и Ке Вен-ли. Он пишет, что китайское слово Пи, имеющее мно­жество коннотативных и ассоциативных созначе-ний, непереводимо. Английское соответствие willow tree (также как и русское «ива») передает только денотативное значение. «Для английского читателя это всего лишь дерево и ничего больше. Образы, связанные с этим словом, и ассоциации, вызывае­мые словом в оригинале, недоступны людям, при­надлежащим к иной культуре»¹⁸². Таким образом, вполне успешно можно решить задачу передачи в переводе содержания слова-реалии, воссоздания национального колорита, но кое-что останется не-переданным. Непереводимы ассоциации, даже не личностные, а национально-специфичные и общие для носителей ИЯ, на возникновение которых рас-

¹⁸² К е W e n - L i. Culture and Idiomaticity in Translation//Babel. V.42. No 4. C.212.

ЧАСТЬ III. Проблемы общей теории перевода 129

считывал автор оригинала. И основная причина по­добных ограничений переводимости состоит в раз­личиях между культурами. Не случайно Ван Цуолян писал: «Что является самым сложным в переводе? Основная трудность проистекает из различий двух культур»¹⁸³.

Ориентация текста на использование специфи­ческих особенностей низших уровней языка озна­чает использование в тексте единиц данных уров­ней для создания определенного коммуникативно­го эффекта. К низшим уровням языка относятся, прежде всего, уровни фонемный и морфемный. Из­вестно, что даже звуковая и графическая стороны языка приобретают в художественных и иных тек­стах эстетическую ценность, а поэтому многие ав­тору пишут о «звукописи», «звуковом символизме», «звуковой инструментовке текста» и т.п. Одним из приемов, основанных на повторении одного и того же звука в тексте, является ономатопея, или звуко­подражание. Ономатопея — это изображение ка­кого-либо внеязыкового звучания с помощью схо­жих с ним звуков¹⁸⁴. Звукоподражание в тексте вы­полняет вполне определенную функцию, которую никак нельзя игнорировать при переводе. Чешский исследователь Иржи Левый писал, что «звуковой материал речи приобретает действительную «зна­чимость», если этим материалом имитируется ка­кой-либо природный звук...»¹⁸⁵. Использование в тексте определенного сочетания разных звуков или регулярное использование одного и того же звука создает определенное настроение, атмосферу, ока­зывает на читателя некое эстетическое воздействие, которое становится возможным именно благодаря тому, что повторение определенного звука в тексте

¹⁸³ Там же. С.211.

¹⁸⁴ Кузнец М. Д.,Скребнев Ю. М. Стилистика английского языка.
Л.: Учпедгиз, 1960. С.97.

¹⁸⁵ Влахов С..Флорин С. Непереводимое в переводе. М.: Между-
нар. отношения, 1980. С.244.

5-4274

130 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

ассоциируется читателем с определенным звуком в реальной действительности. Воспроизвести функ­цию, выполняемую в тексте ономатопеей, не так-то просто. Дело в том, что в восприятии представите­лей разных языковых коллективов одно и тоже со­четание звуков или регулярное повторение одного и того же звука могут получать разную оценку, то есть эффект от использования ономатопеи, постро­енной на использовании данного звука, будет раз­ным в зависимости от того, представитель какого языкового коллектива воспринимает текст. Напри­мер, в известном произведении Э.По «Ворон» эф­фект шуршания создается за счет использования звука [s]:

And the silken, sad, uncertain rustling of each purple curtain

Thrilled me — filled me with fantastic terrors never felt before¹⁸⁶

В переводе на русский язык использование этого звука не привело бы к созданию подобного эффек­та, а, напротив, вызвало бы совсем иные ассоциа­ции. Исходя из этого, переводчик должен был ис­пользовать тот же прием, однако, основанный на применении иного звука:

Шелковый тревожный шорох в пурпурных пор­тьерах, шторах

Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего...

(Пер. М.Зенкевича)

Этот пример является подтверждением принци­пиальной переводимости, то есть возможности вос­произведения в переводе таких качеств текста, которые на первый взгляд кажутся абсолютно не-

¹⁸⁶ Рое, EdgarAllan. Prose and Poetry. Moscow: Raduga Publishers, 1983. C.41.

ЧАСТЬ III. Проблемы общей теории перевода 131

передаваемыми в силу своей языковой специфич­ности. Принципиально в данном случае то, что усло­вием нахождения переводчиком оптимального ре­шения является учет функциональной нагрузки ис­пользуемых единиц. Другими словами, важно не то, какой именно звук использован в оригинале, а то, какой звук выполняет аналогичную функцию в тек­стах на языке перевода.

Этот же принцип применим (и неизбежно должен применяться) в тех случаях, когда в тексте оригина­ла используются диалекты ИЯ, у которых нет соот­ветствий в ПЯ, причем само использование подоб­ных диалектов значимо в смысловом отношении. Понятно, что в данном случае имеются в виду, в ос­новном, территориальные диалекты и в меньшей степени — социальные диалекты (жаргоны, арго). Именно территориальные диалекты, как правило, не имеют однозначных соответствий в других язы­ках — и не могут их иметь! Ибо речь идет об абсо­лютно разном диалектном делении языков, причем каждый диалект ассоциируется с определенной территорией, на которой он распространен. Меж­ду тем, будучи использованным в художественном тексте, диалект может выполнять важную функ­цию, указывая, в частности, на социальный статус говорящего. Подобный пример приводит А.Д.Швей­цер¹⁸⁷. В комедии Аристофана «Лисистрата» спар­танский гонец, не владеющий образцовой аттичес­кой речью, изъясняется на дорийском диалекте, что служит средством речевой характеристики, в част­ности, указывает на более низкий социальный ста­тус этого персонажа. Для правильной передачи этой особенности речи необходимо найти в ПЯ функцио­нальный аналог диалекта, использованного в ориги­нале. В некоторых переводах этой комедии на анг­лийский язык используются местные диалекты

¹⁸⁷ Ш в е й ц е р А. Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. М.: Наука, 1988. С.102. С.16-17.

5*

132 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

английского языка со сходной оценочной коннота­цией. В одном из английских изданий спартанский гонец изъясняется на шотландском диалекте. В американском издании аналогичную функцию выполняет южный диалект американского вари­анта английского языка. В переводе комедии, опуб­ликованном в Нигерии, в тех же целях использует­ся нигерийский пиджин, пользующийся низким социальным престижем. При этом следует отме­тить, что использование диалектов переводящего языка как средства воспроизведения диалекта в оригинале приводит к устранению национально­го колорита произведения, что противоречит при­нятой в нашей стране традиции. Поэтому в перево­де на русский язык для речевой характеристики персонажа используется не территориальный диа­лект, а отдельные элементы разговорной речи, про­сторечия и именно таким образом дается указание на более низкий по сравнению с другими персона­жами социальный статус спартанского гонца. То есть в качестве функционального аналога выступа­ют средства совсем иного уровня.

Как мы уже сказали, одним из факторов, ограни­чивающих переводимость, является установка ав­тора оригинала на формалистические трюки и за­умь. Примеры подобных произведений художе­ственной литературы не так уж редки. Достаточно вспомнить русских символистов начала XX века, которые выражали в своих произведениях свое ми­роощущение весьма необычным способом. В резуль­тате рождались малопонятные стихи, воплотившие в себе определенные эстетические взгляды их со­здателей. Малопонятность произведения еще не означает, что оно не найдет своего читателя. Напро­тив, малопонятные, противоречащие здравому смыслу произведения для многих любителей поэзии обладают особой прелестью. То есть они произво­дят на них определенный эффект. Для примера при­ведем известные строки В.Я.Брюсова:

ЧАСТЬ III. Проблемы общей теории перевода 133

Бриллиантовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине.

По мнению Л.К.Латышева, «неудобно» говорить о смысле этих строк, «ибо «смысл» этих стихов зак-лючаются в отсутствии смысла, рассчитанном, од­нако, на определенный коммуникативный эф- фект»¹⁸⁸. Несомненно, эти строки В.Я.Брюсова име­ют определенный художественный смысл, точно так же как и стихотворение А.Крученых, казалось бы, бессмысленное с житейской точки зрения:

Дыл, бул, щыл,

убещур

с кум

вы со бу

р л эз.

И все же даже такое произведение имеет опре­деленный смысл, поскольку они несут сообщение, а именно сообщение о своей бессмысленности.

Являются ли подобные произведения абсолютно непереводимыми? Вряд ли. Как один из вариантов мы можем представить случай, когда переводчик воссоздает средствами ПЯ ту ситуацию, которая описана в оригинале. Это вполне возможно в случае с произведением В.Я.Брюсова. Естественно, резуль- тирующее произведение будет понятно получателю в той же степени, что оригинал — получателю ори- гинала. Но будет ли аналогичными коммуникатив­ные эффекты, производимый двумя текстами на своих получателей соответственно? Скорее всего, нет. Следовательно, следует пойти по иному пути, а именно: создать, используя средства ПЯ, текст, об­ладающий — с точки зрения получателя перевода —

¹⁸⁸ С е м к о С. А. и др. Проблемы общей теории перевода. Таллинн: «Валгус», 1988. С. 104.

134 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

теми же характеристиками, что и оригинал (та же степень непонятности, та же эстетика, тот же по­тенциал воздействовать на чувства читателя, то есть аналогичная способность производить аналогичный коммуникативный эффект). Как пишет С.А.Семко, «заумь обладает почти стопроцентной переводимо-стью, так как ее легко заменить равноценной по эффекту заумью, а то и просто транслитерацией¹⁸⁹. Это утверждение вполне справедливо по отноше­нию к переводу таких произведений, как приведен­ное стихотворение А.Крученых. Таким образом, мы можем заключить, что установка автора оригинала на формалистические трюки и заумь относится к тем факторам, которые препятствуют полной пере-водимости, что не означает принципиальной невоз­можности перевести подобные тексты.

Использование в тексте (как правило, художе­ственном) языковой игры (или игры слов) вызывает значительные трудности в процессе перевода. В качестве примера приведем отрывок из романа М.А.Шолохова «Тихий Дон», где язык использует­ся в «магической функции»:

«Только монархия может спасти Россию. Только монархия! Само провидение указывает этот путь на­шей родине. Эмблема советской власти — серп и мо­лот, так? — Кожарин палочкой начертил на песке сло­ва «молот» и «серп», потом впился в лицо Григория го­рячечно блестящими глазами: — Читайте наоборот. Прочли? Вы поняли? Только престолом окончится революция и власть большевиков! Знаете ли, меня охватывает мистический ужас, когда я узнал об этом! Я трепетал, потому что это, если хотите, — божий перст, указывающий конец нашим метаниям»¹⁹⁰.

По вполне понятным причинам переводчик не мо­жет отказаться от передачи игры слов. При этом сра-

¹⁸⁹ Там же. С. 105.

¹⁹⁰ Там же. С. 95-96

ЧАСТЬ III. Проблемы общей теории перевода 135

зу же становится ясно, что английские соответствия слов «молот» и «серп» («hammer», «sickle») не могут быть использованы для перевода, поскольку их про­чтение «наоборот» дает бессмысленное сочетание букв, лишенное какого-то бы ни было содержания и, следовательно, не «указывающее на конец нашим метаниям». Однако одну игру слов можно заменить другой игрой слов, несущей тот же смысл. В любом случае одним из требований к используемой в пере­воде игре слов должно быть наличие слова, являю­щегося символом монархии. В качестве возможного варианта можно взять слово «звезда» (по-английс­ки — star). Простая перестановка первых двух букв дает нам английское слово tsar — «царь». В конце концов, можно, используя это слово, воспользовать­ся тем же приемом, что и в оригинале, то есть прочи­тать это слово наоборот, и тогда мы получим вариант rats! — восклицание со значением «чепуха!», «чушь!» (то есть власть большевиков ничем хорошим не за­кончится, все это чепуха). В этом примере обыгрыва-ется, хотя и по-другому, совсем иное слово, чем в ори­гинале. Можно сделать вывод, что именно отказ от использования прямых соответствий слов, обыгры­ваемых в оригинале, является основным принципом передачи языковой игры в переводе.

Это положение можно проиллюстрировать и при­мером, упоминаемым Н.Галь.

«Человек пришел посмотреть на торжественную и скорбную процессию — хоронят королеву.

— I'm late? — говорит он.

И ему возражают: Not you, sir. She is.

У английского слова late — два значения. Герой спрашивает, имея в виде первое значение: Я не опоз­дал? И слышит в ответ второе значение: Вы не по­койник, сэр.

Как быть?

Переводчику пришлось отказаться от игры бук­вальной, на двойном смысле этого слова, и обыграть нечто соседнее.

136 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

— Все кончено?

— Не для вас, сэр. Для нее».

И Нора Галь заключает: «Слово обыграно другое, а смысл и настроение сохранились — ничего не от­нято у автора, не прогадал и читатель»¹⁹¹.

Использование в тексте заимствований из гре­ческого и латинского языков, то есть варваризмов, также может ограничивать переводимость. Рас­смотрим следующий пример. В романе Ф.Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» один из персонажей говорит на своеобразном языке, в котором латинс­кие лексемы облачены в чисто французскую грам­матику (к латинским корням прибавляются фран­цузские грамматические окончания). Н. Любимов использует в переводе на русский обратный прием, добавляя латинские окончания и форманты к рус­ским корням (ожидамус, такум. и сякум, обдираре). Казалось бы, решение найдено. Однако это реше­ние не позволило переводчику точно воспроизвес­ти коммуникативный эффект, передать смысл используемого персонажем приема. У Рабле лиму-зинский школяр стремится говорить на лучшем французском языке, подделываясь под речь пари­жан. Он наивно полагает, что его латинизированная речь отвечает нормам столичной речи. У Любимова создается впечатление, что школяр стремится гово­рить на латыни для большей учености, не зная тол­ком этого языка. В целом перевод состоялся, но с не­которым искажением коммуникативного эффекта.

До сих пор мы рассматривали чисто лингвисти­ческие факторы, ограничивающие переводимость, то есть те формальные свойства текста, которые препятствуют осуществлению перевода в макси­мально полном объеме. Однако очень часто в ка­честве подобных факторов выступают явления, от­носящиеся не к формальной, а к содержательной стороне текста. Речь идет о самих элементах содер-

¹⁹¹ Г а л ь Н о р а. Слово живое и мертвое (Из опыта переводчика и редактора). 4-е изд., доп. М.: Книга, 1987. С. 165.

ЧАСТЬ III. Проблемы общей теории перевода

жания, об описываемых в тексте событиях и фак­тах, которые в силу своей национально-культурной специфичности могут быть чужды культуре и вос­приятию читателя перевода. Правда, только в том случае, если они переносятся в текст перевода не­посредственно, без каких-либо изменений и коммен­тариев. В частности, в качестве одного из ограниче­ний переводимости мы упоминали использование в тексте оригинала слов-реалий. Однако реалия — это не просто некий предмет или явление, во многих слу­чаях это элемент иной культуры, отсутствующий в принимающей культуре, это своего рода символ иного образа жизни. Как мы убедились, можно ре­шить чисто формальную проблему — найти в ПЯ или создать, используя средства ПЯ, соответствие сло­ву-реалии. Но все равно есть опасность, что в самом содержании что-то останется непонятным или стран­ным читателю перевода. Отсюда возникает пред­ставление о так называемой «культурной непере­водимости» (термин предложен Дж.Кэтфордом). В качестве примера Дж.Кэтфорд приводит японс­кое слово юката — свободный халат с поясом, кото­рый носят мужчины и женщины; он выдается посто­яльцам японских гостиниц и предназначен для дома и улицы. На английский язык японское слово обыч­но переводят словами dressing-gown, bath robe, house-coat, pyjamas, night-gown. Иногда переводчи­ки используя транслитерацию, переносят японс­кую единицу в английский текст. В некоторых слу­чаях используется давно ассимилировавшееся в ан­глийском языке слово kimono.

Дж.Кэтфорд в качестве примера приводит пред­ложение, которое могло бы быть переводом с япон­ского языка на английский:

After his bath he enveloped his still-glowing body in the simple hotel bath-robe and went out to join his friends in the cafe down the street.

Возможный перевод на русский: После бани он накинул на еще горевшее тело простой гостиниц-

138 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

ный халат и вышел на улицу, чтобы посидеть с дру­зьями в кафе.

У англоязычного или русскоязычного читателя такое предложение вызвало бы недоумение. Ситу­ация, привычная с точки зрения японского получа­теля, производит странное впечатление на получа­теля, воспринимающего ее через призму английс­кой или русской культуры. «Культурный шок» вызывает и само сочетание «гостиничный халат» (хо-теру-но юката) и указание на то, что этот халат но­сят на улице.

По мнению Кэтфорда, в подобном случае комму­никация между отправителем исходного текста и получателем текста перевода может быть полноцен­ной только при наличии соответствующего коммен­тария переводчика.

Из приведенного примера следует, что различия в особенностях менталитета разных народов пре­пятствуют полной переводимости. То, что для пред­ставителей одного этноса кажется вполне законо­мерным, для другого народа может быть непонятно или неестественно. Так, С.А.Семко, ссылаясь на К.Рехо, пишет, что не так давно японские перевод­чики «Воскресения» Л.Толстого заканчивали свои переводы либо счастливым браком Катюши Мас-ловой с князем Нехлюдовым, либо ее положитель­ной оценкой его предложения жениться на ней. Дело в том, что в японской литературе образ пад­шей женщины из бедной семьи, проданной в пуб­личный дом, а затем возвращающейся к нормаль­ному супружеству, весьма распространенный мо­тив, не имеющий трагического смысла, поэтому японцам трудно было понять финал толстовского романа: отказ Катюши от предложения Нехлюдова выйти за него замуж¹⁹².

Таким образом, переводимость возможна и в этом случае, но при условии использования соответству-

¹⁹² С е м к о С. А. и др. Проблемы общей теории перевода. Таллинн: «Валгус», 1988. С.97-98.