В. Словесное выражение мыслей

После того как мы «изобрели» содержание речи и расположили мыс­ли в соответствии с целью выступления и особенностями речевой ситу­ации, нужно облечь мысли в слова, и мы приступаем к следующему эта­пу работы над текстом — словесному выражению мыслей. На этом этапе отбираются речевые средства, которые позволяют точно, ясно и умест­но передать смысл высказывания в соответствии с языковыми нормами и условиями общения, в том числе выбираются тропы(слова в перенос­ных значениях) и фигуры речи.

Самый известный троп — метафора:замена одного предмета, явле­ния или действия другим, подобным ему предметом, явлением или дей­ствием. Метафора отличается от сравнения тем, что при ее использова­нии исходный предмет мысли не называется, а только подразумевается, в то время как при сравнении называются оба предмета. Метафоры ук­рашают речь, делают ее более выразительной, но главное их достоин­ство заключается не в этом. Важнее то, что метафора позволяет свести сложную аргументацию к запоминающемуся образу и сделать идею ора­тора более понятной для аудитории [33].

Метафора может содержаться в одном предложении либо быть раз­вернутой до целого абзаца или нескольких абзацев. Примеры можно найти, например, в речи А. Ф. Керенского в Государственной Думе 16 де­кабря 1916 г. [8].

1. Краткая метафора

«И раз навсегда, догадайтесь, господа герои из Мольера, что вы уча­ствуете в таком процессе истории России, который называется процес­сом революционным».

Эта метафора строится на основе сравнения, которое оратор исполь­зовал раньше:

«Если сегодня представитель левых октябристов, Сергей Илиодоро-вич Шидловский, говорил вам: я не революционер, я отрицаю революци-

онный метод, — то ведь, господа, Шидловский сегодня уподобился тому герою Мольера, который с недоумением и удивлением в один прекрасный день узнал, что он-то "говорит прозой". Ведь процесс, в котором участвует Сергей Илиодорович Шидловский, это и есть процесс революционный».

2. Развернутая метафора

«Представьте себе, господа, крепость, которую построили лица, всту­пившие в соглашение с неприятелем. Они создавали укрепленный пункт, который защищать должен территорию от нападения врага, но, имея зад­нюю мысль, имея задачи сдать эту крепость наступающему неприятелю, эти строители создали внутри крепости сеть потайных проходов, сеть внутренних сообщений, через которые враг может ворваться "законны­ми средствами", зная о них заранее.

А ведь вы знаете, что в Учреждении Государственной Думы все ста­тьи, которые изложены в этом Учреждении, они ведь создавались людь­ми, задача которых была не укрепление и не введение в России подлин­ного народного представительства, не укрепление прав народного управления, а создание, по видимости, крепости, это народное предста­вительство защищающей, а в действительности имеющей только одну задачу — дать все возможности к тому, чтобы в любой момент враг наро­да — старая власть — мог бы ворваться в эту крепость страны и разру­шить изнутри это народное представительство».

Опытные современные ораторы также используют метафоры для того, чтобы передать свою мысль в сжатой и яркой форме. Вот как за­вершил свое телеобращение 6 октября 1998 г. накануне акции протеста профсоюзов Е. М. Примаков, который возглавлял тогда Правительство: «Я, в принципе, понимаю, что многие из тех, кто завтра выйдет на демонстрации, имеют основания для недовольства. Но хочу призвать всех не раскачивать нашу общую лодку в сегодняшнем, слишком бурном море».

Кроме метафоры к тропам относятся метонимия(перенос значения по смежности), синекдоха(перенос значения с вида на род, с части на целое, с единичного на множественное или наоборот), гипербола(ис­пользование большего качества или признака вместо меньшего), литота(использование меньшего качества или признака вместо большего) и некоторые другие [4].

Фигуры речи,или риторические фигуры,представляют собой «вос­производимые приемы словесного оформления мысли», которые позво­ляют подчеркнуть, выделить отдельные мысли («фигуры выделения») или создать впечатление диалога между оратором и аудиторией или тре­тьим лицом («фигуры диалогизма») [4].

Фигуры выделения строятся по готовым схемам, которые наполня­ются содержанием и облекаются в словесную форму в соответствии со

спецификой речевой ситуации. К этому типу риторических фигур от­носятся, в частности, разные виды повторов:

реприза— повтор слова или словосочетания внутри фразы с целью усиления мысли;

анафора— повторение одного или нескольких слов в начале следу­ющих друг за другом фраз, частей фраз или абзацев для повыше­ния убедительности речи;

эпифора— повторение одного или нескольких слов в конце сосед­них фраз, частей фраз или абзацев, чтобы сделать речь более лег­кой для запоминания;

анадиплоза— повтор последнего слова или словосочетания преды­дущей фразы (части фразы) в начале последующей, чтобы уси­лить категоричность высказывания;

окружение— завершение фразы или абзаца тем же словом или сло­восочетанием, которым эта фраза или абзац начинается, чтобы выделить повторяемое слово и придать мысли завершенность;

многосоюзие— соединение нескольких слов, словосочетаний или предложений при помощи повторяющихся союзов, чтобы эти элементы воспринимались как единый смысловой блок.

В цитировавшейся выше речи А. Ф. Керенского содержатся все пе­речисленные виды повторов.

1. Реприза
«Не нужно выставлять на первый план фигуру,жалкую фигуруПро­
топопова».

2. Анафора
«Вы говорите: "старая, бессильная власть". Да ведь эта же "бессиль­
ная" властьпревращает перед страной вас, народных представителей, в
куклы без слов! Ведь эта же "бессильная" властьлишает наших избирате­
лей возможности узнать то, что мы здесь говорим! Ведь эта же "бессиль­
ная" властьвыпускает из тюрем квалифицированных преступников и на­
полняет тюрьмы людьми, которые борются за свободу и счастье
государства!»

3. Эпифора «Вы, господа, до сих пор под словом "революция" понимаете какие-то действия антигосударственные, разрушающие государство,когда вся мировая история говорит, что революция была методом и единичным средством спасения государства».

4. Анадиплоза «Нет, если вы хотите искать компромисса с действительною влас­тью, так я вам укажу пути, куда они идут, где этот компромисс может быть

заключен. Этот компромисс может быть заключентолько таким же путем, как его заключали все те, которые до сих пор садились на министерской скамье».

5. Окружение

«Вот этого единстване только в вотуме, но и в действии, мы этого единствахотим!»

6. Многосоюзие

«Мы слышали здесь из уст не левых людей, не русских либералов, а из уст октябристов и консерваторов заявления, чтовласть губит страну, что"она является предательской", что"дальнейшее ее существование грозит крахом государству"».

Среди других фигур выделения наиболее распространены сравнениеи антитеза,т.е. противопоставление. Антитеза считается одним из са­мых сильных средств речевого воздействия. М. Аткинсон, проанализи­ровав большое количество политических публичных выступлений, ус­тановил, что в каждом третьем случае аплодисменты следуют сразу после антитезы [26]. Противопоставление в сочетании с правильно расстав­ленными паузами и соответствующим интонационным оформлением воспринимается аудиторией как сигнал, что пора аплодировать. Кроме того, антитеза позволяет оратору более четко охарактеризовать предмет или явление, отделив его от чуждого предмета или явления.

Вот как используются антитезы в воззвании императора Александ­ра I после занятия Москвы армией Наполеона [22]:

«Неприятель занял Москву не от того, чтобы преодолел силы наши или бы ослабил их.Главнокомандующий, по совету с первенствующими генералами, нашел за полезное и нужное уступить на время необходимос­ти, дабы с надежнейшими и лучшими потом способами превратить кратко­временное торжество неприятеля в неизбежную ему погибель.Сколь ни бо­лезненно всякому русскому слышать, что первопрестольный град Москва вмещает в себе врагов Отечества своего, но она вмещает в себе их пустая, обнаженная от всех сокровищ и жителей. Гордый завоеватель надеялся, вошед в нее, соделаться повелителем всего российского царстваи предпи­сать ему такой мир, какой заблагорассудит; но он обманется в надежде своей и не найдет в столице сей не только способов господствовать, ниже способов существовать».

«Не в ту страну зашел он, где один смелый шаг поражает всех ужасом и преклоняет к стопам его и войска, и народ.Россия не привыкла покорство­вать, не потерпит порабощения,не предаст законов своих, веры, свободы, имущества. Она с последнею в груди каплею крови станет защищать их. Всеобщее повсюду видимое усердие и ревность в охотном и добровольном против врага ополчении свидетельствует ясно, сколь крепко и непоколеби­мо Отечество наше, ограждаемое бодрым духом верных его сынов».

Фигуры диалогизма так же широко распространены в речах лучших российских ораторов, как и фигуры выделения. Эти фигуры помогают привлекать и удерживать внимание аудитории, активизируют мысли­тельную деятельность слушателей, вызывают эмоциональные и оценоч­ные реакции. К фигурам диалогизма относятся риторический вопрос(«ут­вердительное высказывание в виде вопроса, которое не предполагает ответа»), риторическое восклицание(«восклицательная форма предложе­ния, употребленная для усиления значения») и риторическое обращение(«высказывание в форме обращения, адресованное какому-либо лицу или предмету»), а также ряд других фигур, представляющих собой ответ на возможное возражение оппонента или на возможный вопрос аудито­рии, воображаемый ответ от лица аудитории на заданный оратором воп­рос, воображаемую речь от лица какого-либо человека или неодушев­ленного предмета, действительную речь какого-либо человека, аллюзию на какое-либо произведение [4].

Фигуры диалогизма придают особую экспрессивность воззваниям и манифесту Александра I времен войны 1812 года [22].

1. Риторические вопросы

«И в такое ли время унывать можно, когда все состояния государ­ственные дышат мужеством и твердостию; когда неприятель с остатком отчасу более исчезающих войск своих, удаленный от земли своей, нахо­дится посреди многочисленного народа, окружен армиями нашими, из которых одна стоит против него, а другие три стараются пресекать ему возвратный путь и не допускать к нему никаких новых сил? Когда Испа­ния не только свергла с себя иго его, но и угрожает ему впадением в его земли? Когда большая часть изнуренной и расхищенной от него Евро­пы, служа по неволе ему, смотрит и ожидает с нетерпением минуты, в которую бы могла вырваться из-под власти его тяжкой и нестерпимой? Когда собственная земля его не видит конца проливаемой ею для славо­любия своей и чужой крови?»

2. Риторическое восклицание

«И так да распространится в сердцах знаменитого дворянства наше­го и во всех прочих сословиях дух той праведной брани, какую благо­словляет Бог и православная наша церковь; да составит и ныне сие об­щее рвение и усердие новые силы, и да умножатся оные, начиная с Москвы, во всей обширной России!»

3. Риторическое обращение

«Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спаси­телем Отечества. Святейший Синод и духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали благодать на главу России. Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремившихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках, никакие силы человеческие вас не одолеют».

В современной публичной речи риторические фигуры используют­ся реже, чем в XIX и начале XX в., но это не означает, что речь должна быть сухой и невыразительной. Конечно, неправильно было бы увле­каться стилистическими приемами в ущерб содержанию, но продуман­ность содержания не исключает необходимости поиска речевых средств, которые позволили бы оратору наиболее эффективно донести смысл речи до аудитории и достичь поставленной пели.

Например, Е. М. Примаков, уже не в качестве политика, а в каче­стве президента Торгово-промышленной палаты, удачно использует риторические фигуры, выступая даже по такой «скучной» теме, как транспорт, на Всероссийской конференции «Транспортная стратегия России» 3 декабря 2003 г. [40].

«Российский бизнес, интересы которого представляет Торгово-про­мышленная палата, кровно заинтересован в надежном функционирова­нии и развитии национального транспортно-дорожного комплекса.

Многосоюзие

Без этого невозможно обеспечить решение ни одной из задач, сто­ящих перед обществом: ни удвоения валового внутреннего продукта, ни социально-экономической стабильности, ни интеграции России в мировую экономику.

Осознавая все это, Торгово-промышленная палата Российской Фе­дерации не только активно участвовала в подготовке проекта "Транспорт­ной стратегии России", но и решением своего президиума поддержала основные положения этого документа.

Вместе с тем предпринимательское сообщество считает целесооб­разным дополнить его рядом принципиальных положений.

Первое. В транспортной стратегии должны быть увязаны воедино исключительно сложные, подчас прямо противоположные интересы всех участников транспортного процесса...

Ответствование

(оратор формулирует вопрос и сам отвечает на него)

Нужно ли нам стремиться выйти на конкурентоспособный уровень? Ответ на этот вопрос однозначен: конечно, нужно.Для этого, естественно, необходимо внедрение высокоэффективных и экономичных транспорт­ных технологий. Однако без увязки интересов всех участников транспор­тного процесса не обойтись. Между тем в транспортной стратегии этому уделяется недостаточное внимание.

Анафора

Второе. Известно, чтотранспортные тарифы — исключительно важ­ная составляющая нормально функционирующего рынка товаров и ус­луг. Известно также, чтоникто, нигде и никогда не отдавал ее на откуп рыночной стихии.

Риторические вопросы

Может ли кто-нибудь в этом зале отрицать, что разработанные в конце XIX века Сергеем Юрьевичем Витте государственные принципы тарифной политики сыграли колоссальную роль в индустриальной модернизации Рос­сии и развитии отечественного предпринимательства? Разве это не пример для нас?

Многосоюзие с анафорой

Российский бизнес и общество в целом сегодня чрезвычайно заин­тересованы в том, чтобы современная тарифная политика давала стиму­лы и длякрупной промышленности, и длямалого бизнеса, и дляиндиви­дуального предпринимателя.

Антитеза

Тарифы должны перестать прыгать от случая к случаю и создавать тем самым почву дня коррупции. Они должны быть стимулирующими и обеспе­чивающими конкурентоспособность продукции российских производителей.

Они, несомненно, должны включать в себя цену услуги дифференциро­ванно по всему спектру составляющих. И тогда, может быть, цена транс­портировки химической продукции из Иркутской области не составит почти 100% ее себестоимости, как это имеет место ныне!

Принципы построения тарифной политики, безусловно, должны быть включены в национальную транспортную стратегию...

Многосоюзие

ТПП России предлагает провести в 2004 году тарифную конферен­цию, чтобы с участием всех сторон (правительства, перевозчиков и гру­зовладельцев) отработать механизмы использования тарифной полити­ки в интересах и государства, и общества, и бизнеса.

Третье. Присоединение России к ВТО неизбежно повлечет свобод­ный доступ на рынок транспортных услуг иностранных перевозчиков. Несомненно, что транспортная стратегия России должна учитывать по­следствия этого процесса. Прежде всего, речь должна идти о необходи­мом правовом обеспечении транспортной отрасли.

Риторический вопрос

Могут ли в этих условиях российские законы предоставлять нацио­нальным перевозчикам некоторые преимущества или, уж на худой конец, равные с иностранцами права?Вопрос этот, судя по зарубежной практи­ке, звучит риторически. Между тем цена этого вопроса — 2—3 миллиарда долларов в год за счет увеличения экспорта транспортных услуг. Причем такое увеличение могло бы произойти в кратчайшие сроки.

Приведу пример. Существует по сей день пресловутая проблема при­менения нулевой ставки НДС на перевозки грузов в международном со­общении. ТПП России вместе с транспортными союзами неоднократно обращались и к Президенту Российской Федерации, и в Правительство Российской Федерации, в Государственную Думу. Однако, несмотря на

прямое указание Президента о положительном решении вопроса, "воз и ныне там". Хотите или нет, но факты говорят о том, что лоббируются не национальные интересы России.

Антитеза, затем риторическое восклицание

Или другой пример. Вы хорошо знаете, что еще 10 лет назад российский флот обеспечивал до 60% экспортно-импортных перевозок. Сейчас — 4%. Вдумайтесь в эти цифры! 56% ушло на суда иностранного флота.

Антитеза и анафора

Это не просто вопрос потери около одного миллиарда долларов дохо­дов бюджета. Это, если хотите, вопрос жизни российского флота, это воп­рос работы сотен тысяч людей. Поэтому в транспортной стратегии Рос­сии следует предусмотреть поэтапное повышение доли флота российских судоходных компаний в общем объеме национальных внешнеторговых перевозок, доведя ее как минимум до 50%.

Мы должны защитить российский флот, принять, наконец, закон «О Российском международном реестре судов», который вернет суда из офшорных зон под российский флаг...

Справиться со "второй российской бедой" — я имею в виду дураков и дороги — мы сможем только "всем миром". Конечно, бюджет страны не вытянет удвоения финансирования строительства дорог, а если учесть, что в этом году он был в полтора раза меньше уровня 2000 года, то и утро­ения. Нужны новые подходы к этому вопросу. И отечественный и инос­транный бизнес, я думаю, готов участвовать в его решении, требуется лишь политическая воля.

Анафора

А варианты могут быть самые различные: это и привлечение инвес­тиций в дорожное строительство за счет льготных условий развития при­легающих территорий, это и эффективное использование в коммерче­ских интересах полосы отвода, это и, вероятно, строительство платных дорог, там, где это целесообразно.

ТПП РФ, союзы предпринимателей подготовили свои предложения в проект "Транспортной стратегии России", и предлагаем их учесть в окончательной его редакции».

Приведенная в несколько сокращенном виде речь Е. М. Примако­ва — удачный образец современного ораторского искусства. Идеи вы­ражены ясно и уместно, с использованием разнообразных стилисти­ческих средств. Помимо риторических фигур в речи присутствуют, например, пословицы и поговорки, которые хорошо воспринимаются российской аудиторией: «воз и ныне там»; «справиться со "второй рос­сийской бедой" — я имею в виду дураков и дороги». Начинающим спич­райтерам есть чему поучиться у такого опытного ритора, как Е. М. При­маков.

Задания и упражнения

Задание 1. Проанализируйте аргументацию адвоката Г. М. Резника в речи в защиту Григория Пасько в Военной коллегии Верховного Суда 25 июня 2002 г. Приведите примеры аргументов к разуму, к нор­ме и к личности и оцените их убедительность. Какие из перечис­ленных моделей развития мысли (топов) используются в этой речи: род и вид, целое и части, определение, свойства, сопоставление, причина и следствие, обстоятельства, пример, свидетельство? При­ведите примеры.

Текст речи, восстановленный Г. М. Резником по своим записям, размещен на сайте http://law.edu.ru/script/cntsource.asp?cntID= 100015415.

«Уважаемый суд!

Впервые в моей многолетней практике кассатора, вступающего в дело I после вынесения приговора, я не написал собственной жалобы. Причи­на тому — высокое качество кассационных жалоб моих товарищей по защите, отстаивавших невиновность Григория Пасько в суде первой ин­станции. Только что вы могли в этом убедиться — мои более молодые коллеги доказали: приговор противоречит закону и не основан на досто­верных фактах.

Ситуация для военного суда Тихоокеанского флота, однако, много хуже: постановленный им обвинительный приговор не выдерживает са­мой простой проверки — здравым смыслом и элементарными нормами

нравственности.

В теории доказательств существует понятие "адресат доказывания". Для сторон обвинения и защиты адресат доказывания — суд. К нему об­ращены доводы прокурора и адвокатов, его стремятся убедить в своей правоте. А существует ли адресат доказывания для суда? Да, существует. И адресат этот огромен, ибо есть он — все общество.

Приговор должен быть таким, чтобы каждый рядовой гражданин, как говорится, средний человек — представитель общества — мог бы, ознакомившись с ним и сопоставив с материалами дела, сказать: приго­вор не беспочвенный, доказательства вины осужденного имелись. Ко­нечно, наделенный здравым смыслом средний представитель общества понимает, что суд непосредственно воспринимал доказательства и ис­следовал их — посему был вправе верить одним и отвергать другие, фор­мировать окончательный вывод по своему внутреннему убеждению.

Но при всех условиях доказательства не должны быть нелепыми, обвинение — несообразным, а приговор — непоследовательным, опро­вергающим сам себя в силу внутренних противоречий.

Я попытаюсь преобразоваться в этого среднего здравомыслящего человека, задать от его лица несколько вопросов и получить на них убеж­дающие адресата доказывания ответы.

14-1984

Вопрос первый: почему обвинение, фигурирующее в приговоре, по­явилось буквально в последний момент судебного разбирательства и не было предъявлено изначально, на предварительном следствии?

Ведь на протяжении почти четырех лет Пасько обвинялся в том, что свои записи, сделанные на заседании Военного совета флота 11 сентяб­ря, он вскоре, практически тут же, передал японским японцам. И это обвинение — не только в собирании, но и в передаче государственных секретов — приписывалось Пасько при полном отсутствии прямых и сколько-нибудь весомых косвенных доказательств того, что такая пере­дача действительно имела место.

Доискиваться ответа на сам собой напрашивающийся вопрос долго не приходится — достаточно сопоставить даты. Военный совет проходил 11 сентября. Сделанные на нем Пасько записи изъяты при обыске у него на квартире 20 ноября, в день возвращения журналиста из Японии. Вы­летал он туда 13 ноября, никаких материалов о прошедших учениях фло­та при себе не имел — все, что вывозил, было у него изъято таможенни­ками — и спустя неделю возвратился во Владивосток.

Предъявлять Пасько обвинение в хранении своих записей с целью передачи иностранцам при той очевидности, что он на протяжении бо­лее двух месяцев не предпринимал ни малейшей попытки эти записи передать, — даже вылетая к тому, кому они, по версии следствия, пред­назначались, не захватил — дичайшая нелепость, полнейший абсурд.

Преследователи журналиста из органов госбезопасности прекрасно это осознавали. И в то же время совсем расставаться с текстом, в кото­ром бдительное око стражей государственной тайны усмотрело секрет­ную информацию, не хотелось. Вот и было решено включить обнару­женные записи в обвинительное заключение, как говорится, "до кучи", пристроить к другим девяти эпизодам шпионажа. Но, конечно, не в фор­муле "хранил свыше двух месяцев с целью передачи", а "в середине сен­тября 1997 года передал". Бездоказательность все же лучше, чем глупость. А вот суд риск подвергнуться осмеянию не остановил, и очевидный аб­сурд приобрел силу приговора.

Обратит средний здравомыслящий россиянин свое внимание и на такое обстоятельство. В обвинительном заключении в доказательство факта передачи Пасько японцу Окано злополучных записей все же при­водится один довод — после того как 11 сентября прошел разбор учений флота, японец интерес к ним сразу же утратил и в своих полностью кон­тролируемых фээсбэшниками телефонных разговорах с Пасько все два месяца этой темы не касался.

Если не касался — значит, сведения получил, рассудил в обвинитель­ном заключении следователь Егоркин. Но в суде прокурор от обвинения в передаче отказывается. Но тогда по всем законам спора, тем более су­дебной полемики, чахленькое, слабенькое, практически нулевое косвен­ное обвинительное доказательство превращается в мощнейшее оправ­дательное, не уступающее в силе достоверному прямому.

Если перестал интересоваться тем, чего не получил, значит, на са­мом деле и не хотел получить, а интерес был не актуальный, абстракт-

ный; следовательно, и цель передачи записей, сделанных Пасько на раз­боре учений, в приговоре надумана. Факты говорят сами за себя, строить умозаключения и предаваться гаданиям абсолютно излишне — Окано желание получить какие-либо сведения об учениях флота в разговорах с Пасько не ведет, а как только учения эти прошли, вовсе о них не вспоми­нает; и Пасько ничего ему не передает и не пытается передать. В голову среднего здравомыслящего человека поневоле закрадывается сомнение: беспристрастен ли был суд, может быть, он действовал не на рассуд, а на

осуд?

Пасько осужден за государственную измену в форме шпионажа. Наш средний человек непременно поинтересуется: что понимается в уголов­ном законе под изменой, означает ли это слово то же самое, что и в обы­денной жизни, или наделяется каким-то иным, специфическим значе­нием.

Обратится к научно-практическим комментариям к Уголовному ко­дексу, предпочтет, конечно, вот этот — подготовленный в Верховном Суде России, тем более что статьи о государственных преступлениях в нем, очевидно в силу особой важности, прокомментированы самим предсе­дателем Верховного Суда Вячеславом Михайловичем Лебедевым. К удов­летворению своему, убедится: значение слова "измена" в Кодексе и в быту не расходится. Кому-то можно изменить только в компании с кем-то, и сама измена — всегда акт по меньшей мере недружественный по отно­шению к тому, кому изменяют — хоть жене, хоть приятелю.

Прочитает в комментарии, что государственная измена — это пре­ступление, всегда совершаемое в соучастии: российский гражданин в той или иной форме оказывает помощь представителям другого государства или иностранной организации в проведении враждебной деятельности против России. Враг вот он, известен — подданный Японии Тадаши Ока­но. Это тот, кто склонил Пасько к шпионству, давал поручения собирать разнообразные сведения, постоянно получал их — о флоте, предприяти­ях оборонки, о социально-политической ситуации в Дальневосточном регионе. Почему не пойман и не осужден, а затем помилован президен­том Путиным, как американец Поуп? Успел скрыться? Но ничего, если даже так: уголовное дело на него, конечно же, выделено, русский соуча­стник уже осужден, в Россию ему, японскому шпиону, путь отрезан, а коли сунется под какой-нибудь кличкой, тут же окажется на скамье под­судимых.

Каково же будет изумление нашего среднего россиянина, когда он найдет в материалах дела сплошные реверансы в сторону Тадаши Окано и другого японского японца Такао Дзюна, также определенного на пред­варительном следствии во враги, — тот даже побывал без всяких опасе­ний за свою судьбу свидетелем и на следствии, и на первом судебном разбирательстве. И дальневосточный военный прокурор, и председатель флотского суда рассыпаются в любезностях: явитесь на суд, дайте свои показания, вам бояться нечего, к вам никаких претензий нет, никто вас к уголовной ответственности, впрочем и к любой другой, привлекать не собирается.

Почитает наш средний представитель общества эти официальные бумаги, почешет затылок, подключит здравый смысл и найдет только одно логичное объяснение непоследовательности обвинительной кон­струкции: никакие на самом деле японские японцы не шпионы — они агенты ФСБ и были внедрены в оперативную разработку для того, чтобы разоблачить опасного государственного преступника Григория Пасько, прикрытого журналистским удостоверением и офицерским званием, а затем, понятно, выведены из-под уголовной кары и продолжают свою важную агентурную миссию.

Следующий вопрос, которым задается отечественный здравомыслец: в чем секретность записей, сделанных Пасько на Военном совете, кем и как она определялась? Обнаружит: для определения секретности след­ствие и суд привлекали экспертов, причем проведено было целых три экспертизы. Почему три?

А как иначе, когда одни эксперты признают секретность сведений, а другие ее отрицают? Но суд находит из этого сложного положения вы­ход, и наш адресат первоначально проникается к нему уважением, читая на странице 9 приговора такой текст: "Сопоставив данные заключения, в части объема сведений, подлежащих отнесению к государственной тай­не, суд признает выводы участвовавших в судебном заседании экспертов более мотивированными, а поэтому в данной части суд признает обо­снованными именно их выводы и отвергает противоречащие им выводы полученных на предварительном следствии экспертных заключений".

Правда, здравый смысл и тут встрепенется: суд разобрался в том, что секретно, а что нет, обратившись за разъяснениями к сведущим в гос­тайнах лицам, а простой офицер Пасько, когда конспектировал выступ­ления на разборе учений флота, возможностью посоветоваться со спе­циалистами не располагал — как он мог тогда отличить секреты от несекретов и, следовательно, как ему можно ставить в вину то, что часть записей подпадала под гостайну? Нам, юристам, понятно, что здраво­мыслие среднего человека позволило ему нащупать грубейшее наруше­ние основы основ уголовной ответственности, именуемой объективным вменением.

Но, поскольку наш простолюдин не утомлен, как выразился бы Михаил Зощенко, высшим образованием, Тихоокеанский суд, несмотря на еще одно повисшее в воздухе недоумение, доверия в его глазах полно­стью не теряет. Все-таки, прежде чем осудить, не пошел на поводу у пре­жних экспертов, пригласил новых — и вот они, действительно большие доки, классные специалисты по гостайнам, смогли убедить суд в своей правоте.

Доверие окончательно исчезает и уступает место возмущению не­правосудием чуть позже — по мере дальнейшего чтения приговора. Ока­зывается, эксперты, на чьих заключениях покоится осуждение Пасько, — вовсе не знатоки, они невежды и халтурщики. Суд отвергает все их ос­тальные выводы, кроме того — единственного. И ведь как развенчивает, как припечатывает! "Ссылка на пункт 9 Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, является юридически некорректной"; "...да-

вая оценку выводам экспертов об основаниях, по которым эти сведения отнесены к государственной тайне, суд находит эти выводы необосно­ванными"; "...при этом эксперты безосновательно не отнесли к той же категории сведения..."; "...судебным следствием, в том числе и допросом экспертов, установлена необъективность вывода...". А вот куда как хлест­ко: "Сделанный в заключении вывод экспертов, по убеждению суда, про­тиворечит закрепленным в статье 6 закона "О государственной тайне" принципам законности, обоснованности и своевременности засекречи­вания сведений и их носителей". И еще хлеще: "Суд находит, что эти заключения основаны на поверхностном исследовании предмета экспер­тизы, ошибочном толковании и применении правовых норм". А здесь для экспертов просто позор: "Нельзя признать обоснованными, по убеж­дению суда, и выводы экспертов... о координатах этого объекта. Соглас­но определениям, содержащимся в Военно-энциклопедическом слова­ре 1983 г. и в Военно-морском словаре 1990 г., координаты — это совокупность линейных и угловых величин, определяющих положение точки (объекта) на любой поверхности и в пространстве".

Итак, приговор основан на мнении тех субъектов, кто делает юри­дически некорректные ссылки, формулирует необъективные выводы, поверхностно исследует предмет экспертизы, чьи суждения противоре­чат основным началам закона "О государственной тайне"; кому даже не­известно, что такое координаты, и кого поэтому приходится тыкать но­сом в общедоступные словари. Думаю, слово, каким оценит эту скандальную ситуацию средний человек, не разойдется с термином уго­ловно-процессуального закона — некомпетентность. Но основывать при­говор на мнении некомпетентных людей безнравственно.

Когда же здравомыслящий представитель общества ознакомится с самими записями и сопоставит их с экспертным заключением, он пой­мает себя на том, что тихо сходит с ума. Ибо он никак не сможет уразу­меть, чем отличаются значения конспективного текста "98ДВР, 28 бр., — 43он" и его продолжения 'Тр. 19, 117 гоп". Между тем эксперты опреде­лили, что первый секретов не несет, а второй, оказывается, раскрывает действительные наименования особо важных и режимных соединений и частей, составляющие государственную тайну. Но узнать, чье тайное действительное наименование раскрыто, можно только тогда, когда тут же приводится другое наименование-прикрытие — либо когда оно изве­стно тебе заранее. В конспекте Пасько такие условные наименования отсутствуют, поэтому признанные секретными записи для лиц, не уча­ствовавших в учениях, абсолютно неинформативны, или, иначе говоря, сведениями не являются.

Не сможет согласиться наш средний человек и с выводами экспер­тов, принятыми судом, о том, что в своем конспекте Пасько раскрыл све­дения о деятельности частей радиоэлектронной борьбы в ходе учений. Не сможет — потому что знает различия между понятиями "раскрыть" и "назвать". Возможно, в ходе учений опробовались какие-то ноу-хау — последние разработки отечественной науки и техники, — только из кон­спекта это не видно. А эксперты и суд вместе с ними предлагают считать

раскрытием гостаины записи о том, что в ходе учении шли переговоры по связи, отрабатывалось противодействие техническим средствам раз­ведки противника, проводились ракетные стрельбы, осуществлялась высадка десанта.

Что и говорить: ценнейшая информация, которую, как посчитал суд, шпион Пасько собирался передать врагам — японским журналистам?! Можно было бы посмеяться над специалистами по гостайне, если бы на основе их диких заключений люди не отправлялись за решетку.

Конечный вывод нашего среднего человека будет абсолютно опре­деленным: обвинительный приговор Григорию Пасько абсурден и без­нравствен.

Уважаемый суд! Я убежден, что виртуальное появление в нынешнем судебном заседании типичного представителя общества не останется только ораторским приемом. Дело Григория Пасько прогремело на весь мир, стало знаковым. Судебная драма офицера-журналиста пометила собой нынешний этап развития страны и сказала об отношениях обще­ства и государства, человека и власти ярче и убедительнее, чем офици­альная трескотня о защите прав и интересов личности, клятвы верности руководителей судебной системы и силовых ведомств праву и справед­ливости.