Глава 2. Вот он какой, рай,- подумал Джонатан и улыбнулся своей мысли
Вот он какой, рай,- подумал Джонатан и улыбнулся своей мысли. Не очень-то почтительно приниматься разглядывать рай в ту самую минуту, когда влетаешь в него .
Поднявшись выше облаков, заслонивших Землю, он заметил, что его тело начало светиться так же, как и у тех двух птиц, летевших рядом с ним. Конечно, за этими золотыми глазами скрывался все тот же молодой Джонатан Ливингстон, но внешняя оболочка его изменилась.
Тело осталось вроде бы таким же как у чайки, но летало оно намного лучше прежнего. Похоже, даже не напрягаясь,- подумал он,- я смогу разогнаться в два раза быстрее, чем в лучшие времена на Земле!
Теперь его перья сверкали белизной, а крылья стали абсолютно гладкими, словно их отлили из серебра и хорошенько отполировали. Исполненный радости он тут же решил проверить, на что они способны.
На скорости двести пятьдесят миль в час он почувствовал, что близок к максимальной скорости в горизонтальном полете. На скорости двести семьдесят три мили в час он понял, что быстрее разогнаться уже не может, и ощутил легкое разочарование. Возможности его нового тела все же были ограничены, и хоть его старый рекорд в горизонтальном полете был значительно превзойден, Джонатан уперся в некий предел, который нелегко будет преодолеть. В раю, подумал он, возможности должны быть ничем не ограничены.
В облаках мелькнул просвет, его спутники крикнули: - Мягких посадок, Джонатан, - и растаяли в воздухе.
Он летел над морем, приближаясь к неровной кромке берега. Несколько чаек упражнялись в восходящих потоках у утесов. Вдали, на севере, у самого горизонта летело еще несколько птиц. Новое место, новые мысли, новые вопросы. Почему здесь так мало чаек? Рай должен быть ими переполнен! И почему я вдруг так устал? Считается, что в раю чайки не устают и не спят.
Где он об этом слышал? Память о жизни на Земле быстро тускнела. Конечно, Земля - это место, где он многому научился, но вот детали позабылись - вроде приходилось драться за корм, стать изгнанником.
Десяток чаек, летавших у берега, приблизились, чтобы его поприветствовать, но не произнесли при этом ни слова. Он лишь почувствовал, что они рады ему и что это - его дом. Для него это был очень большой день, день, начало которого он уже не помнил.
Он начал садиться, замахал крыльями, чтобы зависнуть в дюйме над землей, а затем легонько опустился на песок. Другие чайки тоже приземлились, но ни одна из них при этом даже пером не пошевелила. Раскинув сверкающие крылья, они разворачивались против ветра, а потом как-то их изгибали и останавливались в ту самую секунду, когда лапками касались земли. У них это здорово получалось, но Джонатан слишком устал, чтобы тут же этим заняться. Стоя на новом берегу, так и не проронив ни слова, он уже спал.
Вскоре он понял, что здесь он сможет узнать о полете не меньше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Разница была лишь в одном. Тут жили чайки, которые мыслили так же как и он. Для каждой из них в жизни важнее всего было суметь превозмочь себя и прикоснуться к совершенству в том, что они так любили, а они любили летать. Птицы они были великолепные, как на подбор, и каждый день долгими часами они упражнялись в искусстве полета, разучивали сверхсложные фигуры высшего пилотажа.
Надолго Джонатан позабыл о мире, из которого он пришел, где его Стая жила, не желая видеть радости полета, используя дарованные им крылья только для того, чтобы найти пищу и наесться до отвала. Но время от времени на какое-то мгновение воспоминания приходили.
Однажды, отдыхая на берегу после разучивания бочек, исполняемых со сложенными крыльями, он снова вспомнил Землю.
- А где все остальные, Салливан?- молча спросил он своего инструктора, уже привыкший к телепатическому общению, которое заменяло здешним чайкам обычные крики.- Почему здесь нас так мало? Ведь там, где я когда-то жил...
- ... были тысячи и тысячи чаек. Я знаю.- Салливан покачал головой.- Единственный ответ, который приходит мне в голову, это то, что ты, похоже, птица редкостная, одна на миллион. Большинство из нас продвигались вперед очень медленно. Мы переходили из одного мира в другой, который почти ничем не отличался от прежнего, тут же забывали, откуда мы пришли, не думая о том, куда мы идем, жили одним днем. Сколько, по-твоему, жизней нам пришлось прожить, прежде чем нам впервые пришло в голову, что есть в жизни нечто большее, чем просто драка за еду или власть в Стае? Тысячу жизней, Джон, десять тысяч! А затем еще сотню, прежде чем мы узнали, что есть такая штука, как совершенство, а потом еще сотню чтобы понять, что цель нашей жизни заключается в том, чтобы найти его и показать всему миру. Это правило, конечно же, остается в силе и теперь: мы выбираем себе следующий мир благодаря тому, чему научились в предыдущем. Если ничему не научимся, следующий мир будет как две капли воды похож на этот, все равно надо будет преодолеть те же ограничения и тяготы.
Он раскинул крылья и повернулся лицом к ветру.
- Но ты, Джон,- сказал он,- сразу научился многому, и тебе не пришлось жить тысячу жизней, чтобы попасть сюда.
Они снова поднялись в воздух и продолжили тренировку. Сделать многовитковую бочку в построении не так-то просто, ведь в перевернутой фазе Джонатану приходилось думать вверх ногами о том, как надо изогнуть крыло, чтобы его движение оставалось в полной гармонии с полетом инструктора.
- Давай попробуем еще раз,- снова и снова повторял Салливан,- еще раз.
Вот наконец,- Хорошо,- и они перешли к отработке перевернутой мертвой петли.
Как-то вечером чайки, не участвовавшие в ночных полетах, стояли кучкой на берегу и размышляли. А Джонатан, набравшись мужества, подошел к Старейшине чаек, который, как поговаривали, вскоре должен был улететь в высшие миры.
- Чьянг,- начал он, слегка волнуясь.
Старая чайка посмотрел на него своими добрыми глазами.- Да, сын мой? - Годы жизни не лишили Старейшину сил, а только укрепили его. Он летал лучше всех в Стае и обладал знаниями, о которых другие едва начинали догадываться.
- Чьянг, ведь этот мир - вовсе не рай, правда?
В лунном свете был видно, что Старейшина улыбнулся.
- Ты снова учишься, чайка Джонатан Ливингстон,- сказал он.
- А что происходит дальше? Куда мы идем? Рая вообще нет?
- Нет, Джонатан, места под названием рай не существует. Рай находится вне пространства и вне времени. Рай - это достижение совершенства. - Он умолк.- Ты ведь очень быстро летаешь, правда?
- Я... я люблю скорость, растерянно пробормотал Джонатан, но его охватила гордость, что Старейшина заметил его успехи.
- Ты начнешь понимать, что такое рай, Джонатан, когда познаешь совершенную скорость. Это не тысяча миль в час, не миллион и не скорость света. Потому что любое число кроет в себе некий предел, а совершенство не знает пределов. Совершенная скорость, сын мой, это значит быть там, где пожелаешь.
Чьянг вдруг исчез и через мгновение появился футах в пятидесяти, у самой кромки воды. Затем он снова исчез, но в ту же секунду появился рядом с Джонатаном.
- Это забавно,- сказал он.
Джонатан был поражен. Он забыл про рай.
- Как ты это сделал? Что ты при этом чувствовал? А далеко можно так летать?
- Ты можешь отправиться в любое место или время, в какое только пожелаешь,- ответил Старейшина.- Я побывал во всех местах и временах, о которых мог только подумать. - Он посмотрел на море.- Странно все это. Чайки, которые хотят просто путешествовать и жертвуют ради этого совершенством, летают медленно и привязаны к одному месту. А те, кто отказывается от путешествий ради совершенства, могут в то же мгновение попасть куда угодно. Запомни, Джонатан, рай находится вне времени и пространства, потому что пространство и время абсолютно не имеют значения. Рай - это ...
- А ты можешь научить меня так летать?- голос Джонатана дрожал от желания познать неведомое.
- Конечно, если ты хочешь этому научиться.
- Очень хочу. Когда мы можем начать?
- Прямо сейчас.
- Я хочу научиться так летать,- повторил Джонатан, и его глаза блеснули необычным светом.- Скажи, что мне надо делать?
Чьянг заговорил медленно, внимательно вглядываясь в молодую чайку:
- Чтобы летать со скоростью мысли в любую точку пространства,- сказал он,- ты прежде всего должен понять, что ты туда уже прилетел...
По словам Чьянга, все дело заключалось в том, что Джонатан должен был перестать видеть себя существом, заключенным в теле, ограниченном сорока двух дюймовым размахом крыльев, возможности которого можно построить на диаграмме. Все дело было в том, чтобы понять, что его истинная совершенная сущность жила подобно ненаписанному числу, одновременно повсюду во времени и пространстве.
День за днем, начиная еще до рассвета и заканчивая далеко за полночь, Джонатан упорно работал над собой. Но несмотря на все его усилия он ни на перышко не сдвинулся с места.
- Забудь о вере!- раз за разом повторял Чьянг.- Для того, чтобы летать, тебе нужна не вера, а понимание полета. И здесь то же самое. Попробуй еще раз...
И вот однажды, когда Джонатан как всегда, пытаясь сосредоточиться, стоял на берегу с закрытыми глазами, он вдруг понял, о чем ему так долго говорил Чьянг.- Да это же истинная правда! Я и есть совершенная чайка, не знающая пределов и ограничений! - Его охватила буйная радость.
- Отлично!- сказал Чьянг, и в его голосе звучала победа.
Джонатан открыл глаза. Они со Старейшиной стояли на абсолютно чужом берегу - там деревья спускались до самой воды, а на небе горели два желтых солнца.
- Наконец-то ты понял,- продолжал Чьянг.- Но тебе придется немного поработать над самоконтролем...
Джонатан был поражен:
- Где мы?
Явно не придавая значения необычности окружающего мира, Чьянг, не задумываясь, ответил:
- Очевидно, мы на какой-то планете с зеленым небом, входящей в систему двойной звезды.
Джонатан радостно вскрикнул, издав первый звук с тех пор, как покинул Землю:
- ПОЛУЧИЛОСЬ !
- Ну, конечно, получилось, Джон,- сказал Чьянг.- Всегда получается, когда знаешь, что делаешь. Теперь насчет самоконтроля...
Когда они вернулись, уже стемнело. Другие чайки смотрели на Джонатана с благоговением, они видели, как он исчез с того места, где так долго стоял в неподвижности.
Но уже через минуту он прервал их поздравления.
- Я же здесь новичок! Я только приступил к занятиям. Это мне надо у вас учиться!
- Я удивляюсь этому, Джон,- сказал Салливан, стоявший рядом с ним.- У тебя меньше страха перед новыми знаниями, чем у любой из чаек, которых я видел за десять тысяч лет. - Стая замолчала, а Джонатан смущенно переступил с ноги на ногу.
- Мы можем начать работать со временем, если хочешь,- предложил Чьянг,- и ты научишься летать в прошлое и будущее. Тогда ты будешь готов к изучению самого сложного, самого могущественного и самого приятного. Ты будешь готов к полету в высь, чтобы познать значение доброты и любви.
Прошел месяц, или что-то вроде месяца. Джонатан впитывал новые знания с поразительной быстротой. Он всегда учился очень быстро даже в обычных условиях, а теперь, став личным учеником самого Старейшины, он поглощал новые идеи будто летающий компьютер.
Но вот наступил день, когда Чьянг исчез. Он тихо разговаривал со своей Стаей, призывая их никогда не останавливаться в учебе, тренировках и желании побольше познать совершенный невидимый принцип жизни. И тут его перья начали светиться все ярче и ярче, и в конце концов ни одна чайка уже не могла смотреть на него.
- Джонатан,- сказал он на прощанье,- работай и познавай любовь.
Когда они снова обрели способность видеть, Чьянг исчез.
Потом чайка Джонатан не раз предавался размышлениям о Земле, с которой он пришел. Если бы тогда он знал десятую или хотя бы сотую часть того, что он здесь узнал, насколько полнее и значимей была бы его жизнь! Он стоял на песке и думал, а вдруг сейчас там какая-нибудь чайка бьется, чтобы вырваться за пределы сковывающих ее ограничений, чтобы понять, что смысл полета не только в том, чтобы долететь до корки, брошенной с рыбацкой лодки. Может там даже появился настоящий изгнанник, осмелившийся бросить открывшуюся ему правду в лицо всей Стае. И чем больше Джонатан занимался уроками доброты, чем больше он трудился, чтобы познать природу любви, тем больше ему хотелось вернуться на Землю. Хоть он и был в прошлом одинок, но Джонатан Ливингстон был прирожденным учителем, и его собственный путь любви заключался в том, чтобы дарить крупицы истины, которые он успел открыть, тем, кто искал лишь случая, чтобы эту истину познать.
Салливан, уже освоивший полеты со скоростью мысли и помогавший научиться другим, был настроен скептически.
- Джон, ты уже был когда-то изгнанником. Почему же ты думаешь, что чайки из того мира послушали бы тебя сейчас? Ты же знаешь поговорку, а она верна: Чем выше летишь, тем дальше видишь. Чайки из того мира, откуда ты родом, стоят на песке, галдят и дерутся между собой. До рая им тысячу миль, а ты говоришь, что хочешь показать им рай там, где они стоят! Джон, да они не видят даже кончиков своих собственных крыльев! Оставайся здесь. Помогай новым чайкам, прилетающим сюда, они достаточно продвинуты, чтобы понять то, о чем ты им говоришь.- Он помолчал, а потом добавил.- А что если бы Чьянг вернулся в свой старый мир? Где бы ты был сегодня?
Последние слова решили все, и Салливан был прав. Когда летишь высоко, глядишь далеко.
Джонатан остался и работал с новичками, они были очень умными и быстро усваивали уроки. Но старое чувство возвращалось, и он не мог отогнать от себя мысль, что там на Земле одна или две чайки тоже смогли бы этому научиться. Сколько бы он знал сейчас, если бы Чьянг встретился ему в дни его изгнания.
- Салли, я должен вернуться,- сказал он наконец.- Твои ученики занимаются хорошо. Они могут помочь тебе обучать новичков.
Салливан вздохнул, но спорить не стал.
- Мне будет тебя не хватать, Джонатан,- только и сказал он.
- Салли, как не стыдно!- пожурил его Джонатан.- Не говори глупостей! Что же, наши ежедневные тренировки ничего не стоят? Если бы наша дружба зависела от таких пустяков, как пространство и время, то когда мы их наконец преодолели бы, выходит, мы уничтожили бы наше братство? Но преодолевшему пространство остается одно место - Здесь. Победившему время остается одно - Сейчас. Может нам все же удастся как-нибудь свидеться где-то посредине между Здесь и Сейчас, как ты думаешь?
Загрустивший было Салливан рассмеялся.
- Ты сумасшедший,- сказал он, и в голосе его звучала доброта..- Если кому-нибудь и удастся научить ползающего по земле заглянуть вперед на тысячу миль, так только Джонатану Ливингстону.- Он опустил глаза.- Прощай, Джон, мой дорогой друг.
- До свидания, Салли. Мы еще увидимся.
Произнеся это, Джонатан представил себе стаю чаек, стоящую на берегу совсем в другие времена, и с отработанной легкостью заново ощутил, что он - вовсе не тело из костей да перьев, а совершенная идея свободы и полета, не ведающая никаких ограничений.
Чайка по имени Флетчер Линд был еще довольно молод, но уже успел узнать, что ни с одной птицей ни одна Стая не обходилась так жестоко и несправедливо.
- И плевать мне на то, что они там болтают,- думал он, направляясь к Дальним Утесам, и пелена ярости застила ему глаза.- Полет - это вовсе не просто хлопанье крыльями для того, чтобы перетащиться из одного места в другое! Это... это... и комар может! Подумаешь, сделал-то всего одну бочечку вокруг Старейшины, пошутить хотел, а они меня - в изгнание! Слепые они, что ли? Почему они видят? Разве не понимают, как это будет здорово, если мы действительно научимся летать?
- Плевать мне, что они там думают. Я им покажу, что такое настоящий полет! Я стану настоящим Изгнанником, если они этого хотят. Они еще у меня все пожалеют...
И тут в его голове зазвучал голос, и хоть он был добр, от неожиданности молодой изгнанник даже кувыркнулся в воздухе.
- Не суди их слишком строго, чайка Флетчер. Отправляя тебя в изгнание, они только навредили сами себе, и когда-нибудь они это поймут, когда-нибудь они увидят то, что видишь ты. Прости их и помоги им понять.
В дюйме от кончика его правого крыла летела чайка, сверкающая невиданной белизной, легко скользя, не шелохнув ни перышка, на скорости близкой к рекордной скорости Флетча.
В голове молодой птицы все смешалось.
- Что происходит? Я сошел с ума? Я умер? Что это?
Его мысли прервал спокойный сильный голос, настоятельно требовавший ответа.
- Чайка по имени Флетчер Линд, ты хочешь научиться летать?
- ДА, ОЧЕНЬ ХОЧУ !
- Чайка по имени Флетчер Линд, готов ли ты ради беспредельной свободы полета простить Стаю и, обретя новые знания, когда-нибудь вернуться к ним и помочь им понять?
Обмануть эту великолепную птицу было невозможно, хоть и уязвленная гордость больно щемила сердце Флетчера.
- Да, я готов,- тихо сказал он.
- В таком случае, Флетчер,- молвило существо исполненное света, и в голосе его звучала доброта,- мы начнем с Горизонтального полета...