Российское многомерное пространство

«Пойми простой урок моей земли:
Как Греция и Генуя прошли,
Так минет все — Европа и Россия.
Гражданских смут горючая стихия
Развеется...Расставит новый век
В житейских заводях иные мрежи...
Ветшают дни, проходит человек,
Но небо и земля — извечно те же»
Максимилиан Волошин

В судьбе России «фактор географии» пронизывает её протяженностью пространства и «ширью» духовных устремлений. География играла роль своеобразного индикатора русской культуры, где Восток и Запад определяли пути развития через конфликт этих начал. Выдающийся русский ученый Юрий Лотман сформулировал представления о месторазвитии культуры в многомерном (геополитическом, мифологическом, религиозном и др.) пространстве, которое задает её «географическую судьбу». Он обратил внимание на смену моделей культурно-государственного обустройства России. Если центристская модель была в основе Московского государства после падения Золотой Орды, то «эксцентризм» стал фундаментом Российской империи с противопоставлением «западного» Петербурга «восточной» Москве. Согласно центристской модели Москва расположена на полюсе религиозной и культурной ойкумены, мировой революции и всемирной святости, является столицей России, пяти морей, освоения Космоса, Арктики и так далее. В «эксцентрированной» культурно-государственной модели центр переносится в пограничье.
За этими двумя коренными моделями скрываются такие противопоставления как древнее/новое, историческое/мифологическое, концентрическое/эксцентрическое, исконное/чужеродное. Отсюда - одновременная неопределенность прошлого и будущего современной России, где настоящее не отлилось еще в законченные формы. Символы «Восток» и «Запад» властвуют в географии России, обуславливая традиционный интерес к «чужому» как метод самопознания. Россия по образному выражению М. К. Мамардашвили, “страна вечной беременности”. От заимствования чужих идей, превращенных в другом социокультурном пространстве в догму, остаются развалины, на которых воздвигается очередной храм идей.

***
Коммуникационную природу географического пространства не всегда представляется возможным “втиснуть” в заданные конвенциальные границы. Следует обратить внимание хотя бы на условность границы Европы и Азии, проходящей через территорию России. Здесь отчетливо прослеживается тенденция смещения европейской границы на восток. Если в XV веке Московская Русь (“Великая Татария”) находилась вне Европы, то в XVI веке граница Европы проходила по Волге, а в XVIII веке сместилась на Урал. В конце ХХ века уже говорят о “Европейском доме” от Лондона до Владивостока. В российской истории неоднократно происходило “размывание” всех и всяческих границ.
Российское многомерное коммуникационное пространство образовалось в результате пространственно-временной стратификации разномасштабных процессов, динамическое соприкосновение которых привело к образованию множества рубежей, в том числе ныне погребенных под “слоем” современности. Однако “реликты” напоминают о себе в период распада государства социально-психологическим дискомфортом, негативностью коммуникаций и выраженной конфликтностью, как реакция на изоляцию пространства от внешнего мира. При этом конфликт выступает и как “возмутитель спокойствия”, и в качестве созидательной функции новой коммуникации.
Обратим внимание на культурологические отличия формирования российского многомерного коммуникационного пространства от Запада и Востока. Духовная родина России — расположенная за пределами ее месторазвития Византия, а исторический “плавильный котел” — рубежи леса и степи, Европы и Азии. С севера пришли варяги-”управленцы”, а с юга — вера от греков и славянский алфавит. Славянское мышление формировалось под влиянием Византии, где доминировала философия Платона, открывшего мир идей. Россия — идеократическое государство с приоритетом духовных целей — самоотверженного служения идее, поиска высших нравственных ценностей — правды как идеала, справедливости и равенства. Для восточных славян характерно рубежное тактическое мышление.
В Западной Европе открытость к внешнему миру и колонизация заморских земель стала стратегическим ресурсом становления атлантической цивилизации. Для Китая — Великого океана людей —наиболее характерным явилось сочетание двух взаимоисключающих начал — открытости к внешнему миру и изоляционизма в целях сохранения государства-цивилизации. Россия есть Великий океан евразийского пространства, объединенного общей судьбой народов и коммуникационной природой рубежного суперэтноса.
Киевская Русь, а в последствии Россия и Украина, — восточные пограничники Европы. Здесь сформировался особый субэтнос казаков — людей границы, покоривших Сибирь, вышедших к Тихому океану и создавшим славянские форпосты на “берегах” Великого евразийского степного “океана”. Что там за горизонтом интересовало больше, чем обустройство собственного дома: колонизация Сибири и Аляски, Кавказа и Центральной Азии; освоение Арктики, Мирового океана и Космоса.
Броски за горизонт закончились продажей Русской Америки, падением Порт-Артура, а ныне распадом СССР и появлением огромного русского зарубежья, потерей геополитического влияния на Балканах, Ближнем Востоке и Центральной Азии. Из века в век Россия стремилась навести порядок в чужом доме. Став мировым “пугалом”, страна заплатила за это огромными материальными ресурсами и миллионами жизней, унесенных ураганом многочисленных войн. ХХ век начался с маленькой “победоносной” войны на Востоке, ускорившей падение Российской империи и восхождение на мировую арену Японии. Как отметил однажды в беседе с автором Л. Н. Гумилев, самая великая заслуга России — она не поддалась соблазну покорения Китая, что неизбежно привело бы к ассимиляции русских в Великом океане-цивилизации.
Тысячелетний бросок на юг, заботы о будущем христианского храма Св. Софии в Константинополе сменились осквернением православных святынь на родной земле. Победа во Второй мировой войне привела к созданию социалистического “лагеря”. Век завершается сокрушительным поражением “второго мира” в холодной войне с Западом и “победоносной” полицейской акцией России на Кавказе. И, как итог уходящего столетия, отсутствие стратегического виденья, “беспочвенность” власти, провал исторической памяти, в том числе забвение уроков восточной политики и Великих российских реформ.
Мировой опыт распада империй свидетельствует об использовании образовавшейся рубежной коммуникативности (экономической, культурных связей, диаспоры) на благо социально-экономического развития метрополий. Россия продемонстрировала умение разрушать русские форпосты ради очередной заимствованной идеи, о чем свидетельствует, например, трагическая история русского Харбина.
Обратимся к современной конфликтной структуре российского многомерного коммуникационного пространства. Как нам представляется, главная его особенность — сосуществование России как евразийского государства и как евразийского суперэтноса, границы которых не совпадают и образуют потенциальную зону энергетики интенсивных коммуникационных взаимодействий. Российское государство и суперэтнос расположены между тремя цивилизациями — западноевропейской, мусульманской и китайской, на рубежах христианского, мусульманского (исламского) и буддийского миров, между тремя полюсами экономического и технологического развития в Западной Европе, Азиатско-Тихоокеанском регионе и Северной Америке, между тремя океанами — Атлантическим, Тихим и Северным Ледовитым. Россия объединила народы евразийского пространства, цивилизационную инфраструктуры которого обеспечила идеократическая державность. Самое крупное территориальное государство мира обязано быть сильным и централизованным.
Россия, как Витязь на распутье, столетиями мучительно искала ответ на вопрос: каким идти путем — на Запад или Восток. Если Киевская Русь была консолидирована вдоль оси Север-Юг на торговом пути из “варяг в греки”, то Московская Русь — открыта к Востоку (Золотой Орде) и боролась против вызова Запада — тевтонских рыцарей. За последние триста лет неоднократно предпринимались попытки “прорубить окно в Европу”, каждый раз ставя российские народы “на дыбы”. В постсоветской России вновь мечты, теперь уже о западной демократии и свободном предпринимательстве или об образе России как государстве-цивилизации с самоидентификацией, исходящей из особенностей только русской ментальности, культуры и православия.
В евразийском пространстве формировался менталитет русского народа. Географию русской души исключительно тонко подметил Н. А. Бердяев: “Русская душа ушиблена ширью, она не видит границ, и эта безграничность не освобождает, а порабощает ее”. Духовная энергия русского человека вошла внутрь, в созерцание, в душевность. В гоголевском образе российского пространства “...летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет”. Происходит разрушение статических границ между явлениями. Полярность ментальности отмечается в таких антиподах как смирение и бунт, разгул и способность собираться в “кулак” в экстремальных ситуациях, сострадательность и жестокость, мания догоняющего и мания величия, любовь к свободе и склонность к рабству.
Целостность единого суперэтнического пространства поддерживается социокультурным и духовным плюрализмом. Этнонациональные и этноконфессиональные границы также не совпадают и усиливают энергетику рубежной коммуникативности. Важнейшим транслятором межнационального диалога наряду с русской светской культурой являются многочисленные конфессии, которым принадлежит историческая роль в укреплении связи человека с его природным месторазвитием. Нравственные идеалы служат непременным напоминанием о долге человека перед природой, являются важным фактором реабилитации ценностей укоренения, особенно после периода с доминирующим принципом социальных маргиналов: “Наш адрес не дом и не улица — наш адрес Советский Союз”. Необходимо выделить российский цивилизационный опыт славяно-тюркского общежития христиан и мусульман, обреченных историей и географией на совместное проживание в евразийском пространстве. Однако как показывают события на Кавказе этот опыт оказался невостребованным.
Является ли Российская Федерация крупнейшей страной рубежной евразийской цивилизации или остается лишь православно-христианским Востоком? Куда приведет декларация о выступлении России на стороне Запада? Сможет ли Россия при этом стать гарантом мирного диалога православных славян и тюрок-мусульман? Однозначного ответа нет.
Россия не смогла предложить светскую модель возрождения через воспитание и просвещение. Разве думали прозападные политики, что страна является родиной не только славян, но и других евразийских народов? Раздаются упреки в адрес российской армии. Европейской (российской) армией проиграна война в Чечне. Но, допустим, что она будет укомплектована самым современным оружием. Сможет она победить? Можно однозначно сказать, что нет. Решение чеченской проблемы выходит за рамки военного конфликта. Россия не сможет противостоять исламскому Югу, где нет недостатка в арабском капитале и идеологически преданных воинах ислама. Преимущественно рабоче-крестьянская армия не готова защищать «элиту в законе» от внешних вызовов.

Кроме нерешенных этнонациональных и этноконфессиональных проблем современная Россия оказалась неспособной эффективно использовать многомерное пространство Большой России (Русского Архипелага), включающее русское зарубежье с равновеликим человеческим, интеллектуальным и культурным потенциалом.