Вятский герб: происхождение, становление, семантика
Доклад на тему: «История Вятской геральдики»
В истории российской геральдики вятский герб занимает особое место. Будучи одним из самых старых, он оказал влияние на символику нескольких городов: Пскова, Вологды, Великих Лук, Соликамска, Мурома, Олонца и других. Устойчивость вятского герба объясняется, по-видимому, тем, что основной его символ – натянутый лук со стрелой, – опираясь на местные традиции, в конечном итоге восходит к великим культурам древности, из которых человечество черпает до сих пор многие художественные образы, хранит их архетипы.
Однако официально вятский герб, как и большинство гербов российских городов, был утверждён сравнительно поздно – во времена царствования Екатерины II, в связи с реформой местных органов власти. Первый герб был пожалован императрицей Костроме в 1767 г., в последующее десятилетие такие пожалования стали массовыми, а 28 мая 1781 г. был утверждён вятский герб, сложившийся задолго до этих событий. Его описание в то время было таково: «В золотом поле из облака выходящая рука, держащая натянутый лук с стрелою, а над ней в верхней части щита крест красный». Эта же геральдическая композиция служила гербом Вятского наместничества, а затем (с 1787 г.) и Вятской губернии. В 1856 г. губернский герб видоизменился: щит был увенчан императорской короной и окаймлён дубовыми ветвями с листьями, обвитыми синей муаровой (Андреевской) лентой(рис. 1).
Рис. 1. Герб Вятской губернии.1856 г.
С 1781 г. вятский герб начал изображаться на печатях городских учреждений, он становится известен каждому вятчанину доподлинно, воочию. Ситуация предшествующего периода была парадоксальной: вятский герб существовал отдельно от Вятки и вятчан. В 1724 г. Герольдмейстерская контора при Сенате под руководством графа Санти разослала запросы о гербах во все губернии и провинции. На вопрос о городской эмблеме Вятская канцелярия отвечала отрицательно, в 30-е годы этого же века Вятская канцелярия свидетельствовала, что в делопроизводстве использовались печати без городского символа. Причиной тому служило бесправие русских городов, отсутствие у них потребности в гербах и, как следствие, неразвитость нашей геральдики в сравнении с западной.
А между тем к началу XVIII в. вятская эмблема была хорошо известна по ряду достоверных источников. Приведём основные из них, следуя обратному хронологическому порядку. Прежде всего, необходимо отметить печать Сибирской губернии, на которой наряду с тобольской и пермской печатями имеется и вятская. Это всё та же рука с луком из облака, изображение ориентировано справа налево, по обшлагу рукава одежды можно судить, что стрелок облечён в рясу или кафтан, а не в доспех (рис. 2).
Рис.2. Печать Сибирской губернии.1710 г.
Далее с кратким комментарием следуют те серии областных замельных гербов Московской Руси, которые введены в научный оборот А.Б. Лакиером и дополнены А.В. Арциховским.
Во-первых, большая государственная печать в дневнике австрийского дипломата Кобра (1698–1699 гг.). Одной из 32-х эмблем, данных по окружности печати, является вятская, сопровождённая надписью: «Vitatsky». Она отличается от изображения на сибирской печати тем, что рука стрелка обращена слева направо, рукав облегает её плотно, и, можно предположить, что стрелок в доспехе. Правая ориентация руки не случайна – она предписана для фигур строгими правилами европейской геральдики, которым российская следовала далеко не всегда. Из этого факта можно сделать тот вывод, что вятская эмблема не заимствована с Запада, а восходит к восточноевропейскому прототипу.
Во-вторых, рукопись 1672 г., известная под именем «Большая Государственная книга, или Титулярник». Составленный при царском дворе, «Титулярник» явился проводником западноевропейских новшеств в русскую жизнь. Естественно, что в нём вятский герб дан в «западной» ориентации – слева направо. В «Титулярнике» впервые появляется крест как атрибут вятского герба, с тем, чтобы умерить его слишком уж откровенное языческое звучание.
В-третьих, гербовое знамя царя Алексея Михайловича, на котором вышиты 15 гербов, их рисунки остаются неизданными из-за плохой сохранности ткани, но известен царский указ 1666 г. об изготовлении этого знамени, в котором имеется интересующее нас описание: «Печать Вятцкая, на ней рука человека стреляет из лука».
Важно отметить, что русская геральдика, не переделанная на западный образец, выводит свою символику из печати, знака собственности («знамени»), наконец, из тюркских и иранских тамг, а не из рыцарского герба. Слово герб появилось у нас только в конце XVII в., в царском указе 1692 г. оно применено к Ярославлю. Но М. Фасмер относит его появление в России к 1644 г. со значением «привилегия», польское и чешское слово герб он выводит из средневерхненемецкого «erbe» – наследство.
В-четвёртых, 16 гербов наведены финифтью на золотой тарелке Алексея Михайловича. Здесь вятская печать являет собой подчёркнуто сложный лук с ненапряжённой тетивой, сопровождающая её надпись кратка: «П В». Ориентация лука справа налево, то есть «русская».
В-пятых, 12 гербов вышиты серебром и золотом на завесе спинки трона Михаила Фёдоровича. Современные учёные определяют эту завесу как саадачный покровец (саадак, сагайдак, сайдак – чехол на лук, колчан). На нём лук предстаёт в напряжённом состоянии, стрелу и тетиву удерживает рука в доспехе, ориентация лука справа налево.
В-шестых, 24 областных герба вырезаны на большой государственной печати Ивана Грозного, двенадцать из них на лицевой (аверс) стороне и столько же на оборотной (реверс). Долгое время печать была известна лишь с лицевой стороны по грамоте Лжедмитрия 1605 г. В результате исследования Н.П. Лихачёва эта же печать обнаружена в Стокгольмском архиве на русско-шведских договорных грамотах 1583 и 1584 годов, теперь стал известен и её реверс. По мнению исследователя, печать была изготовлена в 70-е годы XVI в. На её лицевой стороне восьмой по счёту по часовой стрелке расположена «Вятьцкая печать». Эта надпись окружает изображение натянутого лука со стрелой, какие-либо иные атрибуты отсутствуют, перед нами вятский герб в начальной стадии его формирования (рис. 3).
Рис. 3. Большая государственная печать Ивана Грозного. Аверс.
Таким образом, рука в доспехе, выходящая из облака, впервые появляется как принадлежность вятского герба на саадачном покровце, изготовленном после 1626 г. Исходя из функции покровца – украшать саадак, или колчан лука – можно предположить, что рука и облако при отсутствующем кресте символизируют не Божий промысел (в частности, кару, как принято считать), а особенности военных действий вятчан, наследников воинского искусства новгородцев. Самой характерной чертой его было умение воевать малым числом за счёт внезапного появления перед противником, под покровом ли ночи, или с тыла из леса, или сплывая бесшумно на ушкуях. В языке такое умение передаётся оборотом «свалиться, как снег на голову», а в виде символа эта идея может быть передана возникающей из облака рукой.
Вятско-новгородская манера ведения боевых действий называлась ушкуйной, искрадной. После присоединения Новгорода и Вятки к Москве воинское прошлое этих замечательных в историческом отношении земель стало служить вящей славе Руси.
Облако, под влиянием вятского герба, было широко тиражировано в русской геральдике, и только тогда для его толкования была привлечена христианская символика. До этого благословляющая рука, сложенная в двуперстие, использовалась на печатях высших иерархов церкви, реже – рядовых служителей культа, но без участия облака. В западноевропейской символике облако в качестве геральдического атрибута фигурирует крайне редко. Нам известен только один случай: в Париже сословие аптекарей имело в гербе изображение руки, выходящей из облаков на звёздном небе и держащей бич с весами, а наверху девиз: «Lances et pondera servant».
Текст надписи на большой государственной печати Ивана IV, на лицевой её стороне, представляет собой начальную и основную часть царского титула: «Бога в Тройце славимого милостью великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, государь Псковский и великий князь Смоленикий, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных государств и великий князь Новагорода Низовския земли, Черниговский…» Не трудно заметить, что земли, вошедшие в титул, иллюстрированы их печатями, а поскольку в титуле упомянута и Вятская земля, то история его складывания представляет большой интерес для рассмотрения нашей темы.
Процессы становления царской титулатуры и государственной печати шли параллельно и постепенно, по мере присоединения новых земель к Московской Руси. Начало им было положено в княжение Ивана III (1462–1505 гг.), новые присоединения к Русскому государству позволили ему с 1458 г. именовать себя великим князем всея Руси. Это достижение было зафиксировано геральдически созданием государственной печати, на основании которой впоследствии сложился герб Русского государства. Печать эта известна с 1497 г., на её аверсе изображён всадник, поражающий копьём змея. По окружности надпись-титул: «Господарь всея Руси великий князь Иоанн божиею милостью…» На реверсе – двуглавый орёл с опущенными крыльями, его головы увенчаны коронами, клювы сомкнуты. По ободку – продолжение титула: «…и великий князь Влад. и Моск. и Нов. и Пск. и Твс. и Уго. и Вят. и Пер. и Бол.». Для историка не составит большого труда расшифровать эту сокращённую надпись, но с точки зрения становления вятской геральдики, значительно важнее и интереснее найти расшифровку царского титула в письменных источниках эпохи. И такой источник в виде надписи на камне существует.
Царствование Ивана III отличалось пышностью и блеском, именно в этот период под руководством итальянских архитекторов были воздвигнуты величественные кремлёвские стены взамен полуразрушенных времени Дмитрия Донского, перестраивались и башни Кремля. В марте 1491 г. Пётр Антоний Фрязин заложил Фроловскую стрельницу (с 1658 г. – Спасская) с проезжими воротами и в июле того же года завершил её строительство. В память об этом событии в 1491 г. над проездом башни, с фасада и с тыла, были укреплены две памятные плиты с надписями.
На первой из них, фасадной, надпись была выполнена по-латыни. Её перевод следующий: «Иван Васильевич, божьей милостью великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Тверской, Псковский, Вятский, Югорский, Пермский, Болгарский и иных земель всея Руси государь, в лето 30-е своего царствования решил и приказал построить сии башни. Заложил Петр Антоний Соляри, миланец, в лето от рождества господня 1491, мартовские календы». По свидетельству Продолжения Софийской Первой летописи, второй стрельницей была Никольская.
Таким образом, вот уже в течение пятисот лет Спасскую (Фроловскую) башню Московского Кремля украшает надпись-титул великого князя, в тексте которой упомянута Вятская земля, и это имеет символическое и геральдическое значение для вятчан. Тем более очевидное, что Фроловская башня переименована в Спасскую в честь иконы Спаса на убрусе, явившейся в чудесах на паперти Троицкого собора г. Хлынова в 1645 г. и доставленной в Москву по указу царя Алексея Михайловича в 1647 г., откуда на Вятку была отослана её копия. Кстати сказать, судьба копии здесь тоже примечательна.
Висящая ныне на фасаде Спасской башни плита с латинской надписью представляет собой довольно точную копию той, которая была укреплена в 1491 г. Её замена произведена в 1947 г. в связи с подготовкой к празднованию 800-летия Москвы, когда производилось свойственное помпезно-лицемерной советской эпохе предъюбилейное опараживание фасадов. Ныне оригинал находится в подземелье Архангельского собора, в лапидарии музеев Московского Кремля.
Итак, на государственной печати Ивана III не было символов («знамен») присоединённых земель, названия которых вошли в царский титул. Возникает вопрос, а были ли у этих земель гербы вообще, не созданы ли они герольдмейстером в Москве специально для печати Ивана Грозного? А может быть, возникли они ещё при Иване III, на большой же государственной печати появились столетие спустя? На эти вопросы нет однозначных ответов.
Идея печати Ивана Грозного – герб государства, окружённый эмблемами («печатями») входящих в него земель и княжеств, – могла родиться под воздействием аналогичных более ранних греческих геральдических композиций. Но, вероятнее всего, этим нововведением Россия обязана знакомству с печатями Польши и Западной Европы. В этой же печати западные исследователи усматривали воплощение концепции государственной власти, созданной Иваном IV. Наконец, предлагается видеть в этой печати произведение изобразительного искусства, вполне принадлежащее своей эпохе, а потому прославляющее деяния Ивана Грозного.
Мы полагаем, что печать Ивана IV представляет собой компиляцию территориальных символов, происходящих из различных источников, но стилизованных в одной манере, что затушёвывает их действительные корни. Несомненно, что некоторые, наиболее древние, земельные печати представляют в символической форме местную историю, которая по своим истокам далеко не местного свойства. Таковы, прежде всего, печати Болгарская, Казанская, Вятская, Угорская и некоторые другие.
Вятская печать имеет своим истоком тот культ стрел, о котором сообщает «Повесть о стране Вятской». Напомним читателю наиболее важные для истолкования вятского герба эпизоды из этого бесспорно интересного, но искусственно удревняющего события на двести лет, источника: «…И егда исплывше [новгородцы] тое реку Чепцу, внидоша в великую реку Вятку и плывше по ней мало более пяти верст и узревше на правой стороне на высокой прекрасной горе устроен град чудской и земляным валом окружен… называемый чудью Болванский городок, иже и ныне нарицается Никулицыно… и видевше новгородцы той град на прекрасной высокой горе, возжелавше ратию взяти его и обещашася прародителем своим российским великим князем страстотерпцем Борису и Глебу… И приступившие к тому граду вельми жестоко и сурово, призываху на помощь святых страстотерпцев Бориса и Глеба и глаголюще: “Яко же некогда новгородскому великому князю Александру есте даровали победу над сопротивныя шведы за рекою Невою, явитеся, пловуще в насаде, тако и ныне нам способствуйте молитвами вашими…” и ходатайством святых страстотерпцев великих князей Бориса и Глеба той крепкий град взяша воинским промыслом в лето 6689 [1181 г.] месяца июля в 24 день на память их всероссийских князей святых страстотерпцев Бориса и Глеба… и по обещанию своему поставиша в том граде церковь во имя святых страстотерпцев Бориса и Глеба и нарекоша той град Никулицын…»
Из фрагмента «Повести» следует, что новгородцы, поклонявшиеся святым Борису и Глебу, захватили на Вятке Болванский городок, принадлежавший чуди, и поставили в заложенном ими на этом месте граде Никулицыне церковь Бориса и Глеба. Очевидно, произошло это тогда, когда в Новгороде был развит культ святых Бориса и Глеба. Нам, таким образом, дан надёжный датирующий признак, которым мы не преминем воспользоваться ниже. Из отрывка также следует, что взятие произошло после 1240 г., когда новгородский князь Александр одержал победу над шведами и стал Невским, а никак не в 1181 г.
В вятской историографии имеются два документа, которые подтверждают подлинность «Повести» в эпизоде о никулицынском взятии. Это, во-первых, грамота московского патриарха Филарета об освящении придела в честь Козьмы и Дамиана во вновь устроенном Борисоглебском храме с. Никулицкого Вятского уезда: «15 июля 7128 [1620] года… Борисо-Глебский поп Деомид… сказал: построили они в той [Никулицкой] волости храм Бориса и Глеба да в приделе – Козьмы и Домьяна, и тот де храм Бориса и Глеба освящен, а придел де Козьмы и Домьяна не освещен, а возле того стоит старый храм во имя Бориса и Глеба, и тот де храм ветх, служити в нем немочно». И, во-вторых, свидетельство писцовой книги Хлыновского уезда 1629 г.: «Да в Волковском же стану, на Микулицыне, над рекою Вяткою погост, а на погосте церковь теплая Бориса и Глеба, древяна, клетцки».
Ещё два отрывка из «Повести о стране Вятской» свидетельствуют о развитом культе стрел среди новгородских выходцев на Вятку: «Егда же Новгородцы построиша град Хлынов и жити начаша прешедшие от перваго места с Болванского городка с Никулицына и обещашася святым страстотерпцем князем Российским Борису и Глебу вселетную память творити, образ их святый с Никулицына во град Хлынов приносити и круг града хождение чинити и праздновать честне дабы долгими леты и времены незабвенны были бывшая чудеса о поселении их на Вятке…»
Отрывок интересен тем, что сообщает о крестном ходе от места первопоселения новгородцев к вновь сложившемуся центру – г. Хлынову. Таков же по своей природе и крестный ход из с. Волкова, но в нём ярко проявляется одна особенность, которая затушёвана в Никулицком ходе: «Они же Вятские жители близь города Никулицына на той же реке Никуличанке выше устроиша погост и поставиша церковь во имя святого великомученика и победоносца Георгия и нарекоша место оное Волково… и ради частого нашествия Чуди Отяков и Черемис обещашася Вятские града Хлынова и уездные жители великомученику страстотерпцу и победоносцу Георгию по вся лета по дважды из села Волкова приносить образ его святый во град Хлынов, и встречать со освященным собором и со всем народом со свещами и праздновать и круг града хождение уставиша… И во многа лета во объявление всему народу бывшее набежание Чуди Отяков и Черемис со стрелами воспоминающе, приносяще со образом великомученика Георгия стрелы оковани железом, и людие со свещами стрелы оные сменяюще, в память великомученика, избавления ради от набежания Чуди Черемис и Отяков и протчих неверных народов бывших со стрелами».
Вместе взятые фрагменты «Повести о стране Вятской» говорят о развитых культах Бориса и Глеба в Никульчино, святого Георгия в Волково и о культе стрел.
А.В. Арциховский находил объяснение «Повестью» культа стрел набегами финно-угорских народов «позднейшим и натянутым», но он полагал этот обряд сугубо местным, вятским: «Нигде более у нас, у русских, ничего подобного не было», – поэтому корни вятского герба он считал местными18. В свете новых научных данных эти воззрения могут быть развиты и уточнены. Дело в том, что борисоглебский и георгиевский культы, равно как и культ стрел, имеют своим истоком Новгород Великий, новгородскую историческую реальность.
Церковь Бориса и Глеба в детинце Новгородского кремля упоминается в летописи под 1146 г. Наиболее интересен второй период её существования – с конца XIII до середины XV в. В это время Борисоглебский храм обретает общегосударственное (в пределах Новгородской республики) значение. Особое положение Борисоглебской церкви объясняется тем, что в ней хранились перуновы палицы (они же в верованиях славян – «громовые стрелы» и «перуновые стрелы»), ставшие символом межкончанской розни новгородцев.
До принятия христианства культ Перуна, славянского бога грозы (грома), был развит не только в Киеве, но и в Новгороде, где под городом имелось святилище Перуна на Перыни. В славянских мифах главным оружием Перуна были камни и стрелы, а также топоры, являвшиеся, как и стрелы, предметами языческого культа. Перун на Руси особо почитался как покровитель военной дружины и её предводителя – князя. Перуновы палицы Борисоглебской церкви, таким образом, являются пережитком дохристианского культа. Интересно то, что поклонялись им ещё в середине XVII в.: «… Во 7160 [1652 г.] последния палицы у святого Бориса и Глеба взем Никон митрополит Новгородцкии пред собою огнем сожже, и тако преста бесовское то тризнище отоле со оловеными наконечники тяжкими», – такова приписка на полях Степенной книги. В XIV–XV вв. культ Бориса и Глеба в Новгороде приобретает ярко выраженный военный характер. С помощью и в качестве приделов церквей Борис и Глеб связываются теперь со святыми Андреем, Дмитрием, Георгием, которые тоже были воинами.
Все эти новгородские мотивы и обстоятельства с новой силой резо-нировали на Вятке, и это выразилось в появлении Борисоглебского храма в Никульчино, Георгиевского – в Волково и в возникновении культа стрел, который под влиянием здешних событий (набеги чуди и других местных народов со стрелами) принял именно такую форму, а не форму палиц, но даже и здесь просматривается аналогия: вятские стрелы окованы железом – новгородские деревянные палицы имеют «оловеные наконечники тяжкие».
Попутно отметим то обстоятельство, что приведённые новгородско-вятские параллели обязывают нас датировать пришествие новгородцев на Вятку не XII-м в., что было бы искусственным удревнением событий, а XIV-м и даже XV-м в., когда только и стал возможен перенос соответствующих культов.
Однако приведённых фактов недостаточно для истолкования ведущего символа вятского герба, потому что он представляет собой не стрелу, а натянутый лук с наложенной на него стрелой. Перун мечет свои стрелы, свои громы и молнии из простёртой длани, поэтому он не нуждается в каком-либо вспомогательном метательном орудии. Лук не является атрибутом Перунова культа, и вятский герб не может быть объяснён единственно этим культом. Другое дело, что, появившись на Вятке, Перунов культ воскресил какие-то родственные ему мифологические представления коренного финно-угорского населения. Создалось композитное семантическое поле взаимодействующих культур, в котором естественно реализуется ведущий символ одной из них, присущий и всем остальным, – натянутый лук со стрелой.
О том, что натянутый лук со стрелой почитался местным населением, свидетельствует находка А.А. Спицыным на Буйском городище (у Буйского перевоза через Вятку) бронзовой прорезной бляшки, представляющей собой модель сложносоставного скифского лука (рис. 4). Аналогичные бронзовые модели луков неоднократно находили в южнорусских степях на археологических памятниках скифо-сарматского времени.
Рис. 4. Подвеска с Буйского городища
По данным археологии, финно-угорское оружие и снаряжение ананьинской эпохи (VIII в. до н. э. – IV в. до н. э.) в основных чертах повторяет скифо-сарматские образцы. Этот факт непреложно свидетельствует о культурном влиянии скифо-сарматов на финно-угров. При этом естественно полагать, что влияние распространялось и на область духовной культуры и находящаяся на высокой ступени развития, скифо-сарматская мифология существенно обогатила финно-угорскую.
Велико было воздействие на другие народы такого образа скифского мира, как натянутый лук со стрелой. Слово «скиф», согласно одной из убедительных версий, и значит «стрелок из лука». Памятники изобразительного искусства определённо свидетельствуют, что сложносоставной лук создан древними западными иранцами, а усовершенствован восточными – скифами. Каждый скиф, по Геродоту, – конный стрелок из лука. Археологи свидетельствуют, что не встречено ни одной могилы взрослого мужчины-скифа, в которой бы отсутствовали наконечники стрел. Найдены они во многих женских и даже детских погребениях. То же отмечается и у родственных скифам сарматов и савроматов, непосредственно соприкасавшихся с финно-уграми.
Видное место лук занимает и в скифской мифологии, его образ входит в состав одной из скифских генеалогических легенд, переданных Геродотом. Геракл, гоня быков Гериона (10-й подвиг), прибыл в тогда ещё необитаемую страну, будущую Скифию. Здесь обстоятельства вынудили его вступить в брак с полуженщиной-полузмеёй, от которой у него родилось три сына. Покидая страну, Геракл завещал своей жене сделать царём того из возмужавших сыновей, кто натянет оставленный им лук и опояшется поясом с золотой чашей. Задание оказалось по плечам младшему сыну, которого звали Скифом. От него и пошли скифские цари. Сцена испытания героя натягиванием лука имеется в мифологиях многих народов мира. Известна она и в греческой – таков эпизод возвращения Одиссея с Троянской войны. Нашла она отражение и в скифской торевтике.
Довольно точное описание скифского лука сохранилось у Аммиана Марцеллина (330–400 гг.): «В то время, как луки всех народов сгибаются из гнущихся древков, луки скифские… вогнутые с обеих сторон широкими и глубокими внутрь рогами, имеют вид луны во время ущерба, и середину их разделяет прямой и круглый брусок».
Это описание возвращает нас к образу лука вятского герба. Так сопрягаются далёкие эпохи. До поры до времени архетип и символ хранятся в народной памяти невостребованно, полубессознательно, как бы про запас, но как только появляется в них потребность, они немедленно реализуются, возникая будто бы из воздуха, из ничего. Таковы качества нашей действительности и нашего сознания, и это обнадёживающие качества: они говорят о том, что у нашего народа всё ещё есть возможность познать самого себя, осознать свой исторический путь и своё будущее.