I. Борьба за религиозную свободу 12 страница
Такими соображениями пытался Лейбниц удержать отпадение философии и науки от религии.
VI. Лейбниц хотел примирить не только веру и разум, но и разные веры между собою, и это было одною из наиболее интересовавших его задач. Понятие о Боге и религии прирожденны нам или восприняты извне. Если понятие о Боге дано нам естественным разумом, то это будет естественная религия; если же оно усвоено исторически, вследствие Откровения, то религия будет положительной. Между ними нет противоречия, хотя оно и может быть. Естественное представление о Боге пробивается сквозь исторически сложившиеся религии, и различие религий состоит только в степени приближения к естественной.
От теоретического сближения исторических религий Лейбниц перешел и к практическому осуществлению этой идеи. В конце ХVII века мысль о веротерпимости и соединении церквей была в большом ходу. Дело унии предпринял кардинал Спинола, и Лейбниц принял деятельное участие в попытках к восстановлению церковного единства. Его участие выражалось в личных переговорах, в переписке, в докладах. в богословских сочинениях. Особенно видное место занимает его полемика по этому вопросу с Боссюэ, этим представителем государственного католицизма. Но все дело не увенчалось успехом.
VII. Вопросам права посвящены юношеские работы Лейбница. Сюда относятся три юридических диссертации:
1) Quaestiones philosophicae amoeniores ex jnre collectae, 1664,
2) Doctrina condicionum, 1665 и 3) De casibus in jure, 1666. Особенно видное место занимает работа, написанная для представления курфюрсту майпцскому, в качестве научной рекомендации - Nova methodus discendae docendaeque jurisprudentiae, 1667. В этом последнем произведении автор старается дать новую постановку преподавания юридических наук. Теоретическое изучение права должно быть ограничено кратким курсом, и центр тяжести следует перенести па практические занятия: слушание читаемых лекций должно быть заменено самостоятельным разрешением практических вопросов на теоретической почве. Практические занятия следует организовать в виде бесед учеников с преподавателем и в виде участия в воображаемых процессах с разделением между учениками ролей истца, ответчика и судей.
К этой основной идее сочинения присоединяются замечания Лейбница, имеющие действительно методологическое значение. Прежде всего, Лейбниц усиленно подчеркивает значение философии для юриспруденции. "Вскормленный философией, я сделался учеником юриспруденции и, как только последняя давала мне случай, снова возвращался к философии, при чем обращал внимание на те пункты, в которых обе науки соприкасаются между собою или родственны друг другу. И настоящее рассуждение имеет целью способствовать тому, чтобы профессиональные юристы перестали пренебрежительно относиться к философии, ибо они увидят, что очень многие места их правоведения представляли бы собою запутанный лабиринт, если бы нами не руководила философия, и что древние авторитеты их науки были вместе с тем посвящены в глубины философии"*(768). Лейбниц указывает, что юристу необходимы метафизика, этика и логика, при чем впервые встречаемся у него с представлением о специально юридической логике, именно учение о conditio он признает pars quaedam logicae juridicae*(769). Точно также впервые встречаемся у Лейбница с выражением "философия права", означающей новую область знания, необходимую для поднятия юриспруденции.
Соответственно всей философии Лейбница, история должна играть большую роль в юриспруденции. Если "настоящее чревато будущим", если мировой порядок представляет возрастающий ряд монад, то каждый момент в развитии права уже лежит, как зародыш, в предшествующем времени, и сам является зародышем для будущего. Если бы эта мысль получила развитие у Лейбница, может быть, историческая школа получила бы в нем предтечу. Но историзм был не в духе времени.
VIII. В учении о праве Лейбниц делает попытку примирения между моралью и правом, которые в представлении его современников, особенно Христиана Томазия, должны были резко разделяться по признаку принуждения.
Нравственность и право Лейбниц объединяет в высшем понятии естественного права (jus naturale), которое соответствует современному широкому представлению об этике. И с точки зрения Лейбница действие этого естественного права не ограничивается предметами земной жизни, но захватывает область загробного мира. Возражая Пуфендорфу, Лейбниц говорит, что из области права нельзя выбрасывать идеи загробного возмездия, потому что мысль о наградах и наказаниях на том свете служит важным побуждением к колебанию на этом*(770). Таким путем немецкий философ снова сближает право, нравственность и религию, над разграничением которых так усердно работали представители философской мысли этого периода во всех странах.
Естественное право, так понимаемое, очевидно, должно быть вечным, всеобщим и неизменным. Лейбница ничуть не смущает указание современников его на различие норм, наблюдаемое в действительности. С одной стороны это различие кажется Лейбницу преувеличенным, потому что и самые дикие народы понимают, что такое справедливость. А с другой стороны различие находит себе объяснение в той теории бессознательных или малосознательных представлений, которая составляет действительную заслугу философии Лейбница. Истины естественного права вечны, но разными народами, на разных ступенях развития, неодинаково ясно сознаются. Человек соблюдает требования естественного права инстинктивно, как он соблюдает при походке законы механики, не сознавая их: от этого отсутствия сознания не теряют силы ни первые, ни вторые. И переход от низших к высшим формам человеческого существования в том и состоит, чтобы переходить от бессознательного к сознательному и помощью мысли раскрывать истину в сознании*(771).
Естественное право дает три ступени развития. Первая ступень - это справедливость (justitia comnmtativa), которая может быть названа периодом juris stricti; к этой ступени относится положение neminem laede. Вторая ступень носит название справедливости распределительной (justitia distributiva), период juris aequi, где господствует начало suum cuique tribuere. Наконец, третью ступень составляет всеобщая справедливость (justitia absoluta), которой соответствует принцип honeste vhere*(772).
Все это деление, заимствованное у Аристотеля и видоизмененное, не отличается достаточною ясностью.
IX. То же примирительное направление принял Лейбниц и в области публичного права, представлявшего для немецких государствоведов необыкновенную трудность в необходимости согласовать власть императора с властью отдельных князей.
Перу Лейбница принадлежит сочинение, вышедшее в 1667 без имени автора - Caesarini Puerstenerii tractatus de jure suprematus, ac legationum principum Germaniae. По традициям и по идее верховная власть вся в руках императора; реально она сосредоточивается в лице князей. Собственно задача Лейбница заключалась именно в том, чтобы оправдать центробежные тенденции немецких князей против центростремительного направления императорской политики. Это основной вопрос государственного права в Германии, особенно со времени Вестфальского мира.
Эта особенность политического положения Германии и примирительное стремление Лейбница заставили его отказаться от идеи, которая стала господствующей в европейской философии права со времени Бодэна. Лейбниц пытается опровергнуть идею единства суверенитета и установить, что существу верховной власти (majestas) нисколько не противоречит ее раздельность между несколькими лицами.
В полемике с Пуфендорфом Лейбниц оспаривал мысль, будто международное право не есть положительное право. Лейбницу это было, конечно, легко, потому что его собственное представление о праве настолько выступало за пределы положительного права, было настолько широко, что могло свободно включать и международное право.
X. Глубокий поклонник классических римских юристов, Лейбниц, однако, сознавал несоответствие римского законодательства запросам нового времени и неудобство пользования римскими источниками на практике. Всегда, с юных лет и до глубокой старости, его занимала мысль о преобразовании права и создании нового кодекса. По мысли Лейбница, новый Codex juris должен был включать в себе право публичное, уголовное, гражданское и церковное. Он должен был состоять из введения и десяти частей. Язык его непременно латинский, потому что Лейбниц, космополит по убеждению, рассчитывал на применение предполагаемого кодекса не только в Германии, но и в других европейских странах.
Особенно обратила на себя его внимание Россия. "Россия представляет непочатое поле, и учебная часть в ней легко может быть так устроена, что в ней избегнут многих недостатков, вкравшихся в нашу Европу; и так как при возведении нового здания скорее можно достигнуть совершенства, чем при исправлении и перестройке старого, то я готов принять участие в этом деле"*(773). Он не разделял опасения современников, что русский царь, усилившись, сделается чем - то в роде "северного турка". "Что до меня, то я стою за благо всего человечества; я очень рад, что такое обширное царство идет по пути разума и порядка, и смотрю на царя, как на лицо, которое Бог предназначил для великого дела"*(774).
Завязав отношения с русским правительством, Лейбниц усиленно пропагандировал идею учреждения академии наук, которая должна была заниматься не только ученою деятельностью, но и распространением просвещения в стране, а также настаивал на учреждении университетов в Петербурге, Москве, Киеве, Астрахани и других городах. Чтобы поднять престиж ученых, Лейбниц, сам чувствительный к почестям, предлагал поддержать их, как в Германии, в бедности и унижении, по поставить профессоров наравне с высшими чиновниками в главных городах и при дворе*(775). Относительно юристов Лейбниц замечает, что еще в университете они должны практически изучить свой предмет, а тем, которые готовятся к высшим должностям государственной службы следует, сверх того, изучить государственное право и всеобщую историю.
И здесь мечтал Лейбниц о примирении между церквам В католической и православной, надеясь на успех вселенского собора, способного сблизить разделившиеся вероисповедания*(776).
Лейбниц представлял себя, по-видимому, в роли законодателя молодой страны. "Вам покажется странным, - пишет он, - что мне придется быть в известном смысле русским Солоном, хотя и издалека. Так как, по моему мнению, самые краткие законы, как, напр., десять заповедей или двенадцать таблиц древнего Рима, лучше всех других законов, и так как на этот предмет с самых ранних пор были обращены мои размышления, то поручение царя нисколько меня не затруднит"*(777). Затруднения однако обнаружились в незнакомстве Лейбница с русскими правом. "Я еще не успел заняться русскими законами, другие занимаются этим предметом, но я, может быть когда - нибудь пересмотрю то, что они сделали. Я сомневаюсь, чтобы царю нужны были юристы, и мне кажется, что они скорее может обойтись без них, из опасения развести у себя кляузы". При таком взгляде едва ли можно было ожидать, чтобы Лейбницу пришлось сыграть роль Солона в России.
Можно вообще пожалеть, что такой видный философ получивший основательную юридическую подготовку, сделал так мало для философии права.