Уголовное право и судебный процесс в I четверти XVIII в

Уголовное право и судопроизводство этого периода являлись одной из форм внеэкономического принуждения, которое поддерживало феодально-крепостническую систему. В Указе 1714 года давалось широкое определение преступления, предоставляющее полный простор для привлечения к уголовной ответственности любого лица: “Все то, что вред и убыток государству приключить может, суть преступление”.
В делах политических наравне с оконченным преступлением наказывался и голый умысел: “Такое же равное наказание чинится над тем, которого преступление хотя к действу и не произведено, но токмо его воля и хотение к тому было”.
Жестокость наказаний, известная и праву XVII в., еще более увеличилась - почти каждый указ грозит ослушнику “лютой казнью”.Это объясняется еще и тем, что сам законодатель провозгласил в Воинском Уставе целью наказания устрашение.Всякий бунт, возмущение и упрямство без всякой милости имеет быть виселицею наказано... дабы чрез то другим страх подать, иуоных от таких непристойностей удержать” .Указ 1718 года, запрещающий подачу челобитных царю, устанавливает за челобитье такие наказания: для знатных людей —- лишение чина или имения, — для других — “нижнего чина и подлых” — наказание жестокое (телесное).
Характер процесса вполне отвечал заданиям судебных органов. Последние - остатки состязательного процесса (старинного “суда”) исчезают. “Суду и очным ставкам не быть, а ведать все дела розыском”, — постановлял еще указ 1697 года. А затем в 1716 году в приложенном к “Воинскому уставу” “Кратком изображении процессов” Петр установил заимствованные из Западной Европы подробные правила розыскного (следственного) процесса. Формально “Краткое изображение” должно было регулировать военно-уголовный процесс, в котором производство распадалось на предварительное — фергер (Verhor — допрос) и судебное в кригсрехтах. Однако ряд положений этого закона имел более широкое значение, так как в них говорилось не только о “военных”, но и о гражданских (то есть общеуголовных) делах. Поэтому практика распространила действие “Краткого изображения процесса” и на производство в других судах, кроме военных. Этому способствовала и деятельность вышеупомянутых розыскных (майорских) комиссий, как равно и деятельность Преображенского приказа, направляемая лично Петром.
“Краткое изображение процессов” отнюдь не было полным кодексом уголовного судопроизводства, последовательно проводящим определенную его форму. Здесь еще сохранились термины старого московского обвинительного процесса “челобитчик” (истец) и “ответчик” (в смысле “обвиняемый”). И отдельные положения этого закона как будто приравнивают челобитчика к стороне старого процесса, поскольку, например, его показание не принимается в качестве полноценного свидетельского показания. Закон говорит также о рассмотрении судом сначала доказательств, представленных челобитчиком, а затем доказательств, выдвинутых ответчиком.
Однако эти указания закона не должны вводить в заблуждение: “Кратким изображением” введен подлинный розыскной процесс со всеми его типичными чертами. К ним относятся активность суда, преимущественное значение письменности, резкое ограничение прав обвиняемого, превращаемого в объект пытки, и формальная система доказательств, сила которых определена законом.
Во всем судебном производстве стоит на первом месте почин суда.
Изгнав непосредственность и состязательность, законодатель окончательно устанавливает формальную силу каждого из видов доказательств, допускаемых в суде.
Основным делением доказательств, проходящим сквозь весь их перечень в “Кратком изображении”, есть деление на совершенные и несовершенные. Однако свойство совершенного доказательства не закреплено в законе за каким-либо отдельным видом доказательств. Каждое из перечисленных здесь доказательств может быть совершенным при наличии определенных условий, установленных в законе. При отсутствии этих условий оно является несовершенным.
“Краткое изображение процесса” делит все доказательства на четыре вида: 1) “Чрез своевольное признание”., 2) “Чрез свидетелей”., 3) “Чрез письменные доводы”., 4) “Чрез присягу”.
На первом месте закон ставит собственное признание обвиняемого. “Когда кто признает, чем он винен есть, тогда дальнего доказу не требует, понеже с обственное признание есть лучшее свидетельство всего света”. Законодатель указывает условия, при которых сознание является совершенным доказательством: оно должно быть добровольным, сделанным перед судьей и содержать существенные и полные обстоятельства совершении преступления. Однако сам законодатель, а тем более практика, допускали очень широкое применение пытки для получения “добровольного” сознания.
Специальная глава “Краткого изображения” посвящена “распросу с пристрастием” и пытке. “Сей распрос такой есть, когда судья того, на которого есть подозрение, и оный добровольно повинитися не хошет, пред пыткой спрашивает, испытуя от него правды и признания в деле”.
Условием применения пытки законодатель называет обоснованное подозрение судьи о совершении обвиняемым преступления (например, “когда твердо свидетельство принесется”) .
Затем законодатель дает ряд советов судье о применении пытки, во-первых, в зависимости от тяжести преступления (“ибо в вящих и тяжких делах пытыы жыыыоыыы,ыыеыылыыв ыаыыхыыывает”) и, во-вторых, в зависимости от личности обвиняемого (“усмотря твердых, бестыдных и худых людей, жесточае, тех же, кои деликатного тела и честные суть люди, легчае”).
Далее, указывается, что обвиняемый, не сознавшийся под жестокой пыткой, не может быть вторично пытан по данному делу.
Наряду с этим предусматривается возможность применения повторной пытки в случае, когда обвиняемый, сознавшийся при пытке, отречется в суде от своего сознания, объяснив его исторжением пыткой. Если обвиняемый, подвергнутый, таким образом, второй и третий раз пытке, снова отречется в суде от своего сознания, законодатель предписывает освободить его, взяв с него присягу в том, чтобы “учиненное над ним истязание ни на ком не отмщать”, и поручительство о явке в суд по первому требованию в случае открытия новых обстоятельств. При открытии таких новых обстоятельств обвиняемого снова можно пытать.
Предоставляя судье широкое усмотрение в вопросах применения и тяжести пыток, законодатель довольно неопределенно угрожает судье жестоким наказанием в случаях, когда пытка была применена “с их вымысла без жадного подозрения”.
Пытка могла быть также применена к лицам, которых обвиняемый оговорил, давая сознание под пыткой, однако только в том случае, когда в отношениии оговоренного “также злый слух происходил”.
Статья 10 устанавливала, круг лиц, изъятых от применения пытки: “...шляхта, служители высоких чинов, старые семидесяти лет, недоросли и беременные жены. Все сии никогда к пытке подвержены не бывают, разве в государственных делах и в убийствах, однакож с подлинными о том доводами”'.
Говоря о втором виде доказательств—свидетельских показаниях,— законодатель также указывает условия, при которых они могут быть совершенным доказательством. Он исчисляет ряд категорий людей “негодных” и “презираемых”, которые не допускаются к свидетельствованию, устанавливает минимальное число “имоверных” свидетелей, необходимых для признания доказанности какого-либо факта; вводит правило о возможности отвода свидетелей на очных ставках до дачи ими показания .
Далее, вводятся правила о допросе свидетелей судьей поодиночке в отсутствие тяжущихся, о запрещении давать свидетельские показания по слухам.
Статья 12 устанавливает, что при противоречии показаний свидетелей, выдвинутых обвиняемым и истцом, судья должен признать, кто “лучших и более свидетелей на своей стороне имеет”.
О широте применения пытки можно судить по правилу ст. 3. Проводя некоторое различие между военными делами, к которым, в первую очередь, относилось “Краткое изображение процессов”, и делами общеуголовными (“гражданскими”), законодатель подчеркивает, что в делах второй категории пытка применяется только в случаях явного наличия преступления. И тут же указывается на возможность применения пытки даже к свидетелям: “...разве, когда свидетель в больших и важных гражданских делах в сказке своей оробеет или смутится или в лице изменится, то пытан бывает”.
К “презираемым” людям относились: клятвопреступники, отлученные от церкви, не бывшие у святого причастия, изгнанные из государства, а также подвергнутые по суду членовредительным наказаниям, разбойники, воры, “смертоубивцы”, “явные прелюбодеи”, “которые межевые признаки тайно портят”, “иностранцы, о которых справедливом житии подлинного известия не имеют”. Не допускались к свидетельству также “младенцы или которые еще 15 лет не имеют”, родственники и служащие челобитчиков и ответчиков, лица, состоявшие во враждебных отношениях с ними, и т. д. которые правду сущую обстоятельствами доказать могут, тому и поверится”.
В разъяснение термина “лучшие” законодатель указывает, “что свидетель мужеска полу паче женска, и знатный паче худого, ученый неученого и духовный светского человека почтен бывает” . Единственным видом доказательств, сохранившимся от обвинительного процесса, была очистительная присяга обвиняемого, которая допускалась только в случаях явной недостаточности собранных против него улик. Однако если в подобном случае обвиняемый отказывался принести такую присягу, законодатель предлагал судьям считать его виновным. Но тут же следует оговорка, предостерегающая судью от слишком легкого применения в подобных случаях смертной казни. “Но понеже к свидетельствованию явные и довольные требуются доказы, того ради судье надлежит в смертных делах пристойным наказанием его наказать опасаться, но толь паче чрезвычайно наказать, понеже лучше есть 10 виновных освободить, нежели одного невинного к смерти приговорить”).
По представлении и рассмотрении доказательств суд переходит к постановлению приговора. Если между судьями не достигнуто единогласие, то приговор выносится согласно мнению большинства. В случае разделения голосов поровну принимается решение, за которое голосовал председатель. После принятия решения судьями приговор излагается письменно, со всеми обстоятельствами дела и мотивами (“обстоятельства и фундамент”), состоящим при суде аудитором или секретарем. После подписания приговора всеми судьями или председателем и аудитором он оглашается секретарем в присутствии челобитчика и ответчика.
На приговоры низшего кригсрехта можно приносить жалобы в Генеральный кригсрехт, а в пыточных делах приговоры должны направляться на утверждение фельдмаршалу и командующему генералу, который имеет право усилить или смягчить наказание.