Раздел второй. Соотношение политогенеза и других процессов
1. Предварительные замечания
Разумеется, исследование соотношения, обозначенного в заголовке раздела, не может быть полным. Я лишь намечаю некоторые наиболее общие моменты этого соотношения для каждой стадии политогенеза. Но даже такой анализ позволяет увидеть, что указанные для разных сфер изменения есть в любом обществе соответствующей стадии. Однако величина, значимость и пропорции этих изменений исключительно разнообразны, что создает огромное множество комбинаций. Анализ также привел меня к выводу, что, хотя в каждом обществе соотношение различных сфер могло быть очень различным, все же в большинстве случаев политогенез длительное время, скорее, шел за другими процессами, чем инициировал их. Это, правда, относится к ситуации, когда политогенез вызывается прежде всего внутренними причинами, так сказать, вызревает в результате усложнения общества. Политогенез, вынужденный внешними обстоятельствами, намного быстрее способствует выделению политической сферы.
По мере развития и усложнения общества и межобщественных отношений политогенез становился более самостоятельным процессом. Но даже в обществах раннегосударственной стадии он часто занимал все еще подчиненное место. Такая ситуация характерна не только для аналогов, но даже для ряда ранних государств. И только в следующей третьей – государственной – стадии политогенез бесспорно можно считать эволюционно ведущим процессом.
2. Политогенез и этногенез
Политогенез и этногенез очень взаимосвязанны. С одной стороны, языковая и культурная близость общин способствовала тому, что эти коллективы объединялись в племена, группы племен, конфедерации, вождества, религиозные союзы и т. п. С другой – политическое единство в огромной степени формировало этносы.
Без сомнения, роль войн и конфликтов всегда была важной не только для политогенеза, но и для этногенеза. Например, именно этническая близость облегчала объединение сегментарных обществ для военных действий против соседей. Войны также способствовали сгону с каких-либо территорий прежних насельников, установлению отношений господства-подчинения, на основе которых порой складывались новые этнические группы.
Но поскольку численность социумов длительное время оставалась небольшой, а уровень производства еще не позволял жить за счет военной добычи, мне думается, что на первой – догосударственной – стадии политогенеза (особенно на первом-втором ее этапах) интеграция чаще шла все же мирным путем. Во-первых, потому, что общины располагались в сравнительной близости; во-вторых, потому, что различные процессы и общие нужды требовали той или иной формы объединения. И этой «мирности» интеграции существенно способствовала близкая этничность соседних социумов. Разная этничность племен и общин, живущих вперемежку, чаще провоцировала военные конфликты и способствовала военной интеграции. Так, в частности, складывались вождества у бини (в Бенине) [95].
Таким образом, в догосударственную эпоху, хотя это отнюдь не было правилом, близкая этничность способствовала более мирному протеканию политических процессов. Можно сделать предположение, что чем сильнее была концентрация этничности, тем слабее могли быть силовые начала, тем заметнее на первой стадии политогенеза были идеологические и культурные, а не военно-силовые составляющие интеграции. Однако уже в предгосударственный период этой стадии роль войн в политогенезе даже при близкой этничности возросла. Но следует подчеркнуть, что военное объединение этнически близких социумов вдвойне способствовало прочности новых политий: как за счет централизации, так и за счет культурно-религиозной близости.
В результате социополитических процессов в раннегосударственной стадии начинает образовываться то, что можно назвать примитивными народностями. Это хорошо видно на примере Европы поздней античности, когда в III–IV вв. н. э. германские «племенные военные союзы превратились в более обширные и прочные племенные союзы, которые стали длительно занимать определенные территории и основывать на них более или менее устойчивые политические образования»[96]. Нередко они выступали под старыми названиями и «в качестве отдельных племен, но в действительности они образовались из смешения при слиянии мелких племен в одно племенное целое, хотя могли делиться на разные ветви и подразделения»[97].
Итак, с одной стороны, рост этничности способствовал интеграции и появлению крупных образований. «Известно, что численность сложных обществ измеряется, как правило, десятками тысяч человек и они, как правило, этнически однородны»[98]. С другой стороны, там, где начинали пролегать политические границы, а власть становилась достаточно прочной, политогенез резко усиливал этничность. При этом «общностью более высокого порядка могла выступать то этническая, то политическая»[99].
Уже в рамках ранних, но особенно созревших государств политическая власть стала выполнять роль обручей, которые как бы скрепляли этнос, пока он не становился достаточно прочным[100]. «…Потестарные или политические структуры выступают в качестве того ядра, вокруг которого консолидируется общность-эсо (этносоциальный организм. – Л. Г.). Они играют роль арматуры, скрепляющей этот эсо», и характер «этнического процесса… оказывается диалектически связан с характером …политической организации общества», – справедливо отмечал Куббель[101].
По мере роста объемов обществ, плотности их контактов, войн и передвижений народов в политогенезе возрастает роль смешения этнических элементов. В частности, распространенным случаем было возникновение между обществами с разной этничностью даннических и иных зависимых отношений. Бывало также, что какой-нибудь этнос (или даже вооруженная группа чужеземцев) захватывал иноэтничные территории. В этих случаях иногда завоеватели становились правящей верхушкой или привилегированной частью социума. Различная этничность социальных групп способствовала обособлению слоев общества, разрушению родовых обычаев и переходу к соседским поселениям, становлению государственной эксплуатации и государственного аппарата[102]. Порой на роль управленцев или воинов специально приглашались иностранцы. При объ-единении разных народов под эгидой сильного вождя иногда происходило как бы сплавление различных составных частей и возникал новый этнос (нередко так было у кочевников).
Но не только политические процессы способны сформировать ранний этнос. В ряде случаев это могло происходить и за счет таких «обручей», как первичные сословия, если эта система достаточно прочная и четкая. Примером являются саксы до завоевания их Карлом Великим, которых вполне можно считать примитивным этносом – народностью. Они «делились на три социальных слоя (за исключением рабов): родовую знать (эделингов-нобилей), рядовых равноправных свободных (фрилингов-liberi) и полусвободных литов»[103].
Хочу заметить, что даже очень близкая этничность (равно как и близкие природные и социальные условия, религия и т. п.) не ведет к тому, в каком-то регионе устанавливаются только однотипные политические формы правления и режимы. Например, в Полинезии в пределах даже одного только архипелага «на разных островах архипелага (в данном случае о-ва Тувалу. – Л. Г.) были разные формы правления: на одном острове один «король», обладавший абсолютной властью, на другом – «король» и совет вождей, то есть совет глав каинг (патрилинейная родственная группа. – Л. Г.), на третьем – два «короля» с равной властью, на четвертом – «король» и вождь, который формально был подчинен «королю», но на деле, благодаря силе характера, являлся реальным правителем»[104].
3. Политогенез, производство и демографические процессы
В целом многие исследователи единодушны в том, что появление прибавочного продукта, повышение плодородия и производительности труда являлись важнейшими факторами политогенеза. Огромное значение имеют и демографические показатели, сочетание которых Генри Классен называет «социальным форматом» (societal format). Это понятие включает в себя численность населения, допустимое демографическое давление на занимаемую им территорию и пространственное распределение населения[105]. Очевидно, что чем больше население и выше его плотность, тем интенсивнее идут процессы, хотя, конечно, «при желании можно найти общества с довольно высокой плотностью населения и довольно низкими уровнем социальной стратификации и политической централизации (ифугао Филиппин, чимбу Новой Гвинеи, некоторые сообщества Микронезии)»[106].
Однако есть моменты, которые могут частично компенсировать недостаток населения или низкую его плотность. Среди них, условно говоря, «механизированность» и мобильность, которые позволяют значительно легче преодолевать расстояния. Эти качества существенно выше у кочевников, у мореходов и там, где реки являлись важнейшей транспортной артерией. Поэтому для учета политических процессов фактически число жителей у скотоводов, мореходов и речников надо увеличивать на коэффициент их мобильности и «механизированности». В этом же ключе очень важна интенсивность контактов. Она существенно выше в городских обществах, где плотность населения и род занятий сильно способствуют этому. И неудивительно, что в таких обществах по сравнению с аграрными политогенез имеет заметные особенности.
На социальную структуру и политическую форму может влиять также межобщинная и иная специализация. В некоторых случаях она способствовала формированию кастовой системы, что было весьма характерно, например, для многих африканских обществ[107].
Направленность хозяйства существенно влияет на политогенез, который очень различен у земледельцев и скотоводов. Но как среди тех, так и среди других политические процессы в зависимости от особенностей хозяйства могут протекать по-разному. В этом плане коренным образом различаются, например, общества с зерновым и незерновым земледелием. В последнем случае развитие государственности затруднено, а переход к зрелому государству и вообще вряд ли возможен. Большие различия наблюдаются и у скотоводов [108].
Появление или распространение каких-то важных технологических новшеств может вести к серьезным изменениям в политогенезе, становиться его катализатором. В результате в тех местах, где он до этого сильно задерживался или был вовсе не возможен, начинаются интенсивные политические процессы. Таким могло быть, скажем, распространение железа, прогресс в использовании верховых или тягловых животных. Появление конницы, оружия из железа и т. п. способствовало также «интенсификации» военных действий, усиливало роль войн в политогенезе[109].
На первой догосударственной стадии можно говорить о том, что хозяйство сильно усложняется, так как накапливаются новые виды деятельности, идет специализация, расширяется обмен. Все это ведет к усложнению социальной и политической жизни. Но намечаются и тенденции, когда политическая сфера в свою очередь начинает влиять на направленность хозяйства. В этом плане можно согласиться с М. Салинзом в том, чторост власти и положения вождя часто становился одновременно и фактором развития производительных сил[110]. Но престижная экономика, выделение знати и управленцев, имущественное расслоение, появление сакральных и укрепленных пунктов и т. п. в целом, за отдельными исключениями, еще не слишком сильно трансформируют хозяйство[111].
На предгосударственном этапе уже появляется, но не везде, и достаточно тонкий, слой людей (помимо представителей религии и культа), которые не занимаются материальным производством. Создаются элементы элитарной экономики (то есть экономики, связанной с обслуживанием элиты). Там, где господствуют торговля и ремесло, элитарная экономика порой начинает ориентироваться на торговлю наиболее выгодными товарами.
Как уже сказано, первая стадия политогенеза связана с примитивным сельским хозяйством, в котором могут быть элементы интенсивного, а вторая стадия – с интенсивным. Следовательно, догосударственная и раннегосударственная стадии соответственно связаны с первым и вторым этапами аграрной революции[112]. В зонах древнейшего появления государств переход к государственности совершенно однозначно связан с созданием высокопродуктивного земледельческого хозяйства. И в дальнейшем очень многие государства создавались именно на базе интенсивного (поливного или плужного неполивного) земледелия. Этот путь можно считать магистральным не только для стейтогенеза, но и для образования ряда аналогов государства.
Но были и иные варианты. На раннегосударственную стадию общество могло перейти и с примитивным сельским хозяйством. Однако все равно должны были быть интенсивные отрасли: торговля, ремесло, мореплавание, либо военная деятельность. Последняя может выступать как квазипроизводство, быть своего рода интенсивным и динамичным сектором экономики, если позволяет аккумулировать достаточный объем прибавочного продукта чужих обществ. И все же в таких обществах регулярное создание нужного количества прибавочного продукта и тем более возможность роста богатства и престижных благ какое-то достаточно длительное время – всегда под вопросом. И в случае изменения ситуации или исчерпания ресурсов роста развитие политии, перешедшей на раннегосударственную стадию, затормаживается. Зато там, где практически вся экономика становится интенсивной, политические и социальные процессы идут более широко и эволюционные возможности больше.
Мощный рост прибавочного продукта, усложнение обмена и перераспределения влияют на все социальные процессы. В свою очередь, воздействие социально-политической сферы на хозяйство приводит к серьезным трансформациям в нем. Нередко происходит разделение экономики на два сектора: экономику обычную и экономику элитарную. Последняя может выступать в виде крупных аристократических, храмовых или государственных хозяйств, в виде руководства коллективными обязательными работами, в виде монополизации наиболее доходной деятельности, особенно торговли.
Но во многих случаях эксплуатация шла не через производство, а через распределение, в частности подарки, налоги, дань, кормления и гостевания, престижное потребление или за счет внешней эксплуатации. Поэтому в качестве более универсального вывода точнее будет говорить о выделении в экономике двух полюсов: производящего и потребляющего.
4. Политогенез и распределение благ
Проблеме связи распределения с политогенезом уделяли большое внимание многие исследователи (К. Поланьи, М. Салинз, М. Фрид, Т. Ёрл, Г. Классен и другие). Нередко изменения в распределении благ выдвигают как важнейшую характеристику стадий политогенеза. И это совершенно оправданно, поскольку от объема прибавочного продукта и форм его распределения напрямую зависят скорость и направленность политических процессов.
Первая стадия политогенеза связана с преодолением наследия присваивающей первобытности, когда накапливать было трудно, накопление было редкостью и общество его не поддерживало. В результате перехода к сельскому хозяйству и появления регулярных излишков люди, в конечном счете, перешли от уравнительного к трудовому распределению, а накопление благ (до определенного объема, разумеется) стало нормой.
Наиболее универсальные изменения в распределении на догосударственной стадии политогенеза связаны с усложнением системы распределения по сравнению с присваивающей экономикой, появлением имущественного неравенства, процессами концентрации богатства и престижных благ. Разумеется, были и другие изменения, в том числе появление первичных денег и регулярной торговли во многих местах, зарождение частной собственности. Там же, где еще не перешли к индивидуальному накоплению, львиная часть излишка порой превращалась в колоссальные ритуальные центры, создававшиеся иногда в течение сотен лет[113].
Стоит сказать немного о реципрокции (реципрокации) и редистрибуции. Оба этих понятия характеризуют процессы движения и перераспределения благ. Однако реципрокция характерна для эгалитарных обществ, в которых перераспределение носит в целом эквивалентный характер. В более сложных обществах, с появившимся неравенством, возникает редистрибуция – процесс, связанный с перемещением значительной доли благ в центр для обеспечения различных нужд и с дальнейшим распределением этих благ через центр. Это можно видеть нередко уже на уровне общины (деревни) или родовой группы. Но более важным такой процесс становится в иерархически организованных обществах с властным центром. В частности, редистрибуция правомерно считается обязательной для вождества.
В понятии редистрибуции, однако, есть тот недостаток, что она связывается с наличием определенного центра. Но в сложном обществе такой центр имеется далеко не всегда, поскольку не все они централизованы. Зато перераспределение в пользу элиты встречается гораздо чаще. Поэтому редистрибуцию в указанном выше смысле слова для раннегосударственной стадии, думается, нужно считать лишь вариантом сложной перераспределительной системы, но вариантом, который имел большое будущее.
На основе увеличения перераспределяемого излишка появляется, образно говоря, слой почвы, на котором расцветает неравенство как имущественное, так и иное. По мере накопления богатства усиливается и борьба за него, как внутренняя, так и внешняя, как мирная, так и вооруженная. Но неравенство еще не столь велико, а во многих обществах и вовсе слабое. Поэтому только в отдельных случаях борьба за долю в распределении принимает какие-то острые или ярко выраженные формы. Ведь даже там, где неравенство и эксплуатация стали уже неотъемлемой частью жизни, интересы элиты и власти, с одной стороны, и основной массы населения – с другой, в целом еще не антагонистичны, не полярны.
Гораздо более антагонистическими могут быть отношения внешние, связанные с экзоэксплуатацией и подчинением соседей. Многие исследователи подчеркивают, что очень часто эксплуатация начинается не внутри, а вне общества, поскольку чужака не защищают ни традиция, ни обычай. Внешняя эксплуатация усиливает неравенство и, без сомнения, способствует развитию политогенеза. В течение предгосударственного этапа первой стадии все указанные выше процессы усиливаются и усложняются.
Таким образом, в догосударственной стадии рост возможностей аккумулировать блага и влиять на перераспределение их потоков становился очень важным источником приобретения и институционализации власти и формирования элиты. В отдельных обществах этой стадии вожди или элита устанавливали экономическую власть, основанную на возможности ограничить доступ к ключевым производственным ресурсам или особо дорогим и ценным товарам[114]. Но вообще эффективное ограничение доступа к производственным ресурсам еще не было широко распространено и экономическое неравенство (обычно не слишком сильное) чаще возникало на основе социальных преимуществ и различного статуса, монополизации какой-либо деятельности, личных качеств, идеологии и возможности влиять на распределение общественного продукта[115].
В раннегосударственной стадии в связи с большим ростом территории и населения обществ происходят качественные изменения. Нужно заметить, что концентрация населения и богатства тесно связаны между собой. Причем не только в плане того, сколько людей способна прокормить территория, но и в смысле стягивания населения в определенные места[116].
В целом на этой стадии происходит как бы поляризация распределительной системы (за счет редистрибуции, престижного потребления элиты, эксплуатации соседей, разделения на производителей и торговцев или другими способами). Просматривается, согласно М. А. ван Бакелу, разделение населения на две части: народ – производитель средств пропитания, и элиту – потребителей «излишков» производства[117].
И возникший мощный полюс элитарного потребления начинает все заметнее переориентировать экономику, внешнюю политику, идеологию. Такое перераспределение в пользу элиты может обходиться и без особой политической власти, например, при жестком доминировании аристократии[118].
В зависимости от системы хозяйствования, объемов прибавочного продукта, системы власти и характеристики элиты формы соотношения власти и распределения были очень разными: иногда политическая власть становилась орудием для поддержания престижного потребления или, наоборот, для укрепления власти усиливалась экономическая база. В ранних государствах, как бюрократических, так и тех, где главная задача власти была связана с войнами, распределение все сильнее перестраивается на обслуживание государственных нужд и интересов. В некоторых аналогах государства создавалась система монополии одновременно на власть и на землю, как это было во многих случаях в Полинезии. Так было, впрочем, и в феодальной Европе. В других аналогах не политические лидеры, а храмы и религиозные корпорации успешно контролировали хозяйство или перераспределение его плодов, а также организовывали массы на различные строительства. В бедных аналогах усилия элиты были устремлены на внешние источники обогащения.
Таким образом, в зависимости от изобилия хозяйства идет борьба за внутренний прибавочный продукт или внешний, за право собирать натуральный продукт или за контроль над торговлей. Например, «вся средневековая Гана со всей пышностью двора ее правителей и их богатствами была как бы громадной внешнеторговой надстройкой над обществом»[119]. И таких «внешнеторговых», как и «военно-грабительских» надстроек было немало.
В качестве условия образования раннего государства ряд ученых выдвигает как важное условие образования раннего государства «господство и контроль над экономикой» со стороны власти[120]. Действительно, в ранних государствах политическая власть в той или иной мере осуществляла контроль над экономикой. Но степень его полноты очень различалась. В самых первых ирригационных государствах он был достаточно велик. Более поздние по срокам возникновения ранние государства часто оставались надстройкой, удовлетворяющейся какими-то повинностями, контролем над некоторыми важными источниками богатства и престижных благ, такими как военная добыча, дань, внешняя торговля, монополия на ценное сырье или товары. Они не вмешивались сильно в обычную хозяйственную жизнь. Но едва государство крепнет, как оно неизбежно начинает все глубже проникать в производство, например, распределяя земельный фонд, влезая с налогами в каждое хозяйство, изменяя обычное право и т. п.[121]
Однако контроль над экономикой не является признаком только раннегосударственной формы политогенеза, но присущ и ряду аналогов раннего государства. Скажем, в Полинезии за счет контроля над распределением земли и возможности принуждать к труду, сословие вождей неплохо контролировало экономику. В других же аналогах иногда контроль был очень слаб, а то и вовсе отсутствовал, либо, как в некоторых торговых обществах, оставался функцией самоуправления.
Поэтому в целом для обществ раннегосударственной стадии точнее говорить о том, что власть и элита устанавливают контроль за распределением, степень которого возрастает. Но это все равно требует определенной системы власти. И по мере потребности в усилении перераспределения в свою пользу элита все заметнее стремится к контролю за политической функцией.
5. Политогенез и религия
5.1. Особые функции религии. Религия и политика
Роль религии в политогенезе выглядит очень значимой[122]. И это замечено давно. В частности еще Джеймс Фрезер делал вывод о том, что «во многих частях света верховный правитель происходит по прямой линии от древнего мага или знахаря»[123]. Но огромная роль религии в политогенезе не объясняется только особым положением древнего служителя культа и его способностью внушать уважение и страх. Такая роль, думается, во многом проистекает от того, что религия выполняла не только идеологическую и объяснительную функции, а и целый ряд других, очень важных. Попробуем их выделить.
Охранная и производственная функции. Религиозные, ритуальные и магические действия выступали как средство уберечься от различных несчастий, в том числе и от таких, как неурожай, падеж животных и прочие. Такие действия, следовательно, выступали в каком-то смысле как часть производственной технологии. Это можно было бы сравнить также с сегодняшним обязательным страхованием. Несмотря на неразвитость ума, первобытные люди тем не менее часто мыслили вполне рационально. Если благополучие зависит от сверхъестественных сил, значит, почитание духов и соответственно людей, которые могут влиять на них, представляет собой очень важное дело[124]. Огромные ритуальные сооружения, вполне возможно, также были попыткой обеспечить в обществе удачное воспроизводство.
С охранной и производственной неразрывно связана и та, которую условно можно назвать функцией делегирования права на общение с высшими силами, поскольку господствовало убеждение, что далеко не каждый может правильно и удачно общаться с иным миром. А когда общение с высшими силами сосредоточивается в руках определенных людей, тем более правителя, невозможно жалеть средств для поддержания необходимого ритуала. Тем самым религия начинала выполнять управленческую функцию, поскольку служители культа и руководители, совмещавшие светскую и духовную власть, выступали в роли «аппарата» по исполнению велений высших сил. А аппарат всегда можно использовать для других целей. И он часто начинал обслуживать свои собственные интересы. Функция делегирования права на общение с высшими силами нередко перерастала в то, что М. Годелье называл монополией на средства производства вселенной и жизни. А монополия на эти мнимые средства производства, согласно А. Саутхоллу, вполне могла превратиться в монополию на материальные средства производства[125].
Внешнеполитическая функция. Религия издавна выступала как форма межобщественных отношений, как способ объединения социумов для совместных важных действий. Магия же в общественном сознании могла считаться способом нанесения ущерба соседям и соответственно вызывала ответную реакцию.
Регулирующая и карательная функции. Религия выступала так же, как карательное и регулирующее средство, способ запретить и запугать, а кое-где даже и прямо как орудие наказания путем психологического давления. Известны случаи, например, когда люди умирали, только узнав, что нарушили табу или что они должны погибнуть от вредоносной магии. Предполагаемый гнев духов нередко вполне заменял угрозу применения властью силы. Он даже имел определенные преимущества, раз люди верили в неотвратимость наказания.
Очень важной функцией религии является объединительная, интеграционная. Через религиозные действия легче объединить людей. Именно таким образом создавались грандиозные культовые памятники, храмы и прочее. Это позволяло интегрировать, а то и прямо объединять значительные территории и объемы населения достаточно мирно.
Легко заметить, что вышеуказанные функции религии во многом совпадали с теми функциями, которые выполняла политика. Но раз это так, тогда неудивительно, что религия нередко могла длительное время в определенной мере подменять политическую деятельность в плане, например, интеграции обществ или аккумуляции его ресурсов. В некоторых случаях именно жречество было той элитой, которая дала толчок стейтогенезу. Могло, конечно, быть и наоборот, когда религия выполняла роль служанки политики. Религиозная сторона могла и не требоваться для политогенеза. Так было, например, в политогенезе, который шел в основном военно-политическим путем.
Тесную связь религии и политики можно увидеть и в том, что у очень многих народов имелось представление, будто вожди и власть каким-то особым образом связаны с высшими силами, духами или богами. Даже там, где вообще не было жречества, более или менее сильная вера в особую связь вождя (царя) и высших сил, а также в то, что свою благодать и удачу вождь может переносить на других и на весь народ, могла быть[126].
По причине сходства функций религия и политика часто выступают вместе, поддерживая друг друга. Распространенным случаем был их симбиоз, например, в виде сосредоточения высшей сакральной и политической власти в руках вождя или царя. Этот путь, думается, длительное время был эволюционно ведущим. Если же политическая и сакральная власти не совпадали, образование государства иногда затруднялось по причине недостаточной власти правителя или, напротив, слишком большого влияния жрецов.
Однако пропорция политического и сакрального, равно как и взаимоотношения правителя и жречества могли быть очень различны, что создавало многочисленные варианты политогенеза и большое своеобразие конкретных политий[127].
5.2. Религия и стадии политогенеза
На первой – догосударственной – стадии требовалось перейти от охотничье-собирательских культов к сельскохозяйственным. Поэтому развитие религии шло по пути трансформации прежних верований или даже разрыва с ними. В результате началось формирование религий, способных объединить гораздо больше обществ и людей, чем прежде, сплавить этнические группы в протоэтносы. Таким образом, росла объединительная сила религии и дополнительно выделялся ее управленческо-распорядительный аспект. Нередко также «статусная иерархия и лидерство развивались как побочный продукт чего-либо, созданного по религиозным причинам»[128]. Монополизация религиозных действий в определенных руках сильно влияла на формирование неравенства и потоки распределения благ.
Кое-где создаются религиозные корпорации. А корпорации – это уже определенный аппарат, способный подчинить себе значительные массы. Тем более, если такой аппарат формировался из представителей различных групп (а не из строго определенных родов). Тем самым закладывался административный принцип управления, важный для будущего государства.
На второй – раннегосударственной – стадии религия становится более развитой. Формируется ее идеологический слой, в значительной степени направленный на объяснение и оправдание сложившегося неравенства и сформировавшейся власти. В ряде обществ религия становится локомотивом политических процессов, поскольку духовная власть была древнее и общепризнаннее политической.
Таким образом, во многих обществах в указанном выше симбиозе религии и политики религиозная сторона длительное время шла впереди и, образно говоря, тащила за собой политическую, пока последняя не обрела достаточной зрелости. Такой симбиоз был желателен и для того, чтобы обеспечить легитимность политической власти. Но в достаточно крупном обществе неизбежны политические и административные заботы, роль которых все возрастает. К тому же жречество не способно по определению обеспечить защиту от внешней угрозы. Поэтому оно так или иначе уступает роль лидеров политикам, администраторам и воинам.
Генри Классен считает, что чем больше развивается раннее государство, тем слабее в нем роль идеологических компонентов, и все бóльшую роль играют аспекты управления и редистрибуции[129]. Таким образом, раньше или позже религия в основном отделяется от государства, даже там, где политический лидер одновременно и духовный лидер. Следовательно, религиозная сторона не является обязательной для зрелых государств. В этот период симбиоз между религией и политикой не нужен, а требуется только сотрудничество.
5.3. Цивилигенез и политогенез
Хотя процесс образования самых первых государств на Ближнем Востоке во многом неясен, но можно предположить, что в симбиозе сакральной и политической стороны в начальном этапе стейтогенеза первая все-таки преобладала. А поскольку в этих обществах развитие религии привело к складыванию первых цивилизаций, то правомерно думать, что и процесс формирования цивилизаций (его можно назвать цивилигенез) шел какое-то время несколько впереди политогенеза.
В истоках цивилигенеза лежал процесс оформления новых верований, создания особой идеологии и культа. Огромную роль играло появление нового типа религиозных корпораций, организованных не хуже тайных обществ, но имеющих возможность открыто, а не тайно влиять на население и элиту. Все это позволяло древним идеологам воздействовать на всю жизнь социума и интегрировать общества. Когда же у египетских и месопотамских жрецов появилось новое мощное средство – письменность, открылись невиданные прежде идеологические возможности. При этом и письменность, и административный аппарат, появившись для решения каких-то практических задач, стали могучим орудием влияния и развития.
С появлением письменности можно уверенно говорить о возникновении первичных цивилизаций. И с этого времени начал устанавливаться тот баланс между религией (культурой) и государственностью, который теперь представляется естественным и который был эволюционно наиболее удачным, по крайней мере, две с половиной тысячи лет. Религиозная и государственная культуры оказались очень тесно связанными, объективно поддерживающими друг друга. Без письма развитие ранних государств Ближнего Востока замедлилось бы очень существенно, а возможности государственного перераспределения оказались бы сильно ограниченными. С другой стороны, без создания государственного института писцов, библиотек и прочего цивилизации Ближнего Востока оказались бы куда менее яркими.
Культурно-религиозные элементы и артефакты, свойственные цивилигенезу, такие как ритуальные центры, крупные гробницы, скульптуры, ювелирные изделия, сложная мифология и т. д., имелись во многих обществах раннегосударственной (и даже иногда догосударственной) стадии. Но вот письменность встречается редко. Поэтому говорить о цивилизациях для большинства ранних государств в том же смысле, как мы говорим о них в Египте, Месопотамии, Китае, Индии, невозможно.
Значит, цивилигенез был не единственным, а одним из направлений культурно-религиозных изменений, но таким направлением, за которым было большое будущее. Для вторичного стейтогенеза цивилигенез мог не требоваться. В государствах, возникших на периферии (в лесах и степях), стейтогенез мог длительное время опережать культурные изменения. В лучшем случае варварские державы после сотен лет отсутствия письменности начинали заимствовать передовые культуры, поскольку раньше или позже государствам уже требовалась какая-то идеология.
Следовательно, хотя в социальных организмах раннегосударственной стадии культурные измеынения, связанные с усложнением общества, непременно должны были быть, но обязательное появление именно цивилизации требовалось только для первичного стейтогенеза.
Выше шла речь о цивилизациях, которые условно можно назвать государственными, поскольку их формирование и расцвет связаны с формированием определенных государств. Рождение же цивилизаций более высокого типа, связанных с мировыми религиями, требовало иных условий. Связь с политогенезом здесь гораздо более опосредованная.
6. Политогенез и социальная структура
6.1. Общие процессы
По мере усложнения социумов все более заметную роль, помимо половозрастных, начинают играть и собственно социальные характеристики людей. Сначала они определяли только положение конкретного индивида, но не его потомков, позже во многих случаях становятся наследственными. Новые формы организации обществ и межобщественных отношений неизбежно открывали новые возможности для повышения социального статуса. Этого можно было достигнуть, например, разбогатев; вступив в какую-либо корпорацию и достигнув там высокого положения; заняв какую-нибудь должность; совершив выдающееся деяние и т. п. Весьма часто такой статус удавалось закрепить в поколениях. Тем самым какие-то группы и линии при