Межнациональные отношения в современном ракурсе
Что касается третьего блока текстов интервью, относящегося к межнациональным отношением в наше время в Санкт-Петербурге, то картина получается гораздо более запутанная. Оценивая этот материал, мы не можем исходить ни из категории «миссия», ни из категории «выгода», а должны нащупать новые категории, которые затем следует соотнести с ранее выделенными. Причина этого состоит в том, что мы касаемся проблемы, которая в настоящее время находится в бурной динамике: некоторые тенденции ее не ясны, другие, хотя и могут быть названы, противоречат предыдущей динамике и тоже вызывают вопросы.
Начнем с того, что оценим, произошли ли изменения на личностном уровне, или другими словами, осталась ли подоснова дружбы народов. Практически все респонденты говорят о том, что поддерживают личную дружбу с представителями других национальностей – определим это явление как категорию «дружащие с представителями других народов» Еще более показательно, что русские хотят, чтобы их дети дружили с детьми других народов – категория «желающие, чтобы дружили дети разных народов».
На основании двух вышеприведенных пунктов можно выделить категорию «желающие иметь опыт отношения с другими народами» — пункт, который совершенно не проявлял себя в ходе анализа исторического блока интервью. Там превалировал не интерес к другим национальностям, а безразличие к национальности.
Как ни кажется внешне парадоксальным, подавляющее число респондентов хотят жить в многонациональном окружении – категория «желающие жить в многанациональном окружении» («При совместном проживании только с одним народом теряется интерес к коммуникациям, к жажде познания нового». «Существование нации, без подпитки из других народов, невозможно». «Гораздо интересней взаимодействовать с представителями других национальностей, чем замыкаться в своей культуре». «Не хотела бы жить только среди русских, было бы слишком скучно»).
Многие респонденты полагают, что психологически комфортно могли бы жить в неславянских республиках СНГ – категория «согласные жить в неславянских республиках»: («Я думаю легко бы смогла жить в неславянской республике, к менталитету других народов можно быстро привыкнуть и спокойно жить, при этом оставаясь собой).
Однако в отличие от прошлого, у русской молодежи остро развито национальное чувство – категория «ощущающие национальность»: «Ну, а на самом деле, есть такое чувство, Россия до такой степени индивидуальна и что ни говори – достойна лучшего, чем мы имеем». Многие респонденты предпочитают высказаться на тему как лично у них возникло национальное чувство, у всех по-разному, у многих – как бы случайно, воспитание большого значения не имело, поскольку родители принадлежат еще к тому поколению, которое воспитывалось в духе интернационализма
Однако лишь в небольшом количестве случаев национальное чувство выливается в национализм. Представляется, что национальное чувство у респондентов осталось имперским, требующим терпимости к другим гражданам империи и согласия на распределение благ среди всего населения империи, поэтому нередко национализм, каким его хотят видеть респонденты, определяется как толерантный и просвещенный. При этом стоит отметить, что он почти никогда не связывается у респондентов с русской миссией. Обозначим это явление как «исповедующие национализм, терпимый к другим народам»
На удивление толерантным оказалось у респондентов и отношение с инонациональными землячествами – категория «приемлющие национальные землячества» («Я считаю эту форму обособления народности вполне приемлемой для жизни в границах другого государства и думаю, что это помогает народам не забывать культуру, традиции, обычаи своей страны». И только два противоположных мнения («К землячествам отношусь отрицательно. Инородца рассматривает не как индивида, а как члена своего землячества». «Отношусь плохо. Все нацземлячества должны быть запрещены формально. К себе в гор – там и братайтесь!»).
Однако в противоположность существующему русскому имперскому комплексу, респонденты не проявляют большого энтузиазма в вопросе ассимиляции национальных меньшинств. Мнения респондентов разделились по поводу желательности или нежелательности ассимиляции. Часть из них полагает, что ассимиляция должна иметь место: «Ассимиляция желательна, так как трудно жить изолировано». Здесь следует скорее говорить об ассимиляции как вынужденном явлении. Мы не можем выделить категорию «приветствующие ассимиляцию», скорее следует говорить о категории «соглашающиеся на ассимиляцию». Другие респонденты видят в ассимиляции отрицательные черты. («Ассимиляция не должна иметь место в их жизни. Иначе это вырождение национальности, культуры, истории». «Никакой ассимиляции, каждый ценен сам по себе, если он умен». «Нет, у каждого народа свой путь, свои особенности»). В этом случае следует выделить категорию «противостоящие ассимиляции ради культурного разнообразия»
Еще ярче противодействие ассимиляции проявляется в вопросе о воспитании детей. Почти все респонденты уверены, что различные народы должны воспитывать своих детей по-своему и не ориентироваться в этом вопросе на русских – выделим категорию «желающие национального своеобразия в воспитании».
Более того, часть респондентов полагает, что представители национальных меньшинств, проживающие в русской среде, должны воплощать в жизнь ценности своей культуры, выделим категорию «желающие культурного многообразия ценностей» («Не требуется, чтобы представители национальных меньшинств имели ту же в точности этическую систему, что и русские, они должны знать свою культуру и историю, следовать своим традициям». «Инородцы должны иметь другую систему ценностей»). С точки зрения опрошенных, вполне достаточно, чтобы ценностные системы национальных меньшинств коррелировали с русскими ценностями. И лишь немногие полагают, что поскольку представители национальных меньшинств в Петербурге живут в русской среде, они должны ориентироваться на русскую систему ценностей («Этическая система должна быть ОБЯЗАТЕЛЬНО одинаковой, это основа». «Должны иметь ту же этическую систему что и русские. Должны, так как они живут в чужой стране, в чужой культуре, они вынуждены приспосабливаться»). Выделим категорию «желающие ассимиляции в ценностном аспекте».
После этого не удивительно, что большинство респондентов полагает, что представители национальных меньшинств должны знать культуру своего народа. При этом часто подчеркивается, что это знание делает общение с ними более интересным – выделим категорию «радующиеся знанию другой культуры» («Обязательно знать свою культуру, так как без национальной культуры нет полноценной личности». «Если он знает свою культуру, с ним интереснее общаться». «Ее отличное знание может только внушать уважение к человеку и сближать с ним». «Интерес к познанию новой культуры помогает» в общении»). Только один респондент утверждает, что «знание национальной культуры не важно».
Далеко не все респонденты полагают, что представитель национального меньшинства должен быть патриотом России. Только несколько респондентов полагают патриотизм обязательным («Должен обладать патриотизмом, характерным для русского человека». «Обязателен русский патриотизм»). Остальные считают, что патриотизм для представителя национального меньшинства – его свободный выбор, так же как, впрочем, и для русского. Поэтому выделим категории «считающие патриотизм обязательным» и «не считающие патриотизм обязательным». С другой стороны многие респонденты сомневаются в том, может ли представитель национального меньшинства быть русским патриотом, мы определим категорию «сомневающиеся в возможности патриотизма представителей национальных меньшинств».
Большинство респондентов полагает, что рядом с русскими представителям других народов живется легко. В историческом блоке респонденты чаще высказывали сомнения, что жить рядом с русскими представителям других народов легко, по отношению же к настоящему, что кажется парадоксальным, большинство респондентов настроены гораздо более оптимистично («Рядом с русскими представителям других народов жить легко. Русские – добрые». «Русские могут легко ужиться с представителями других национальностей. Черта народа не конфликтность и коммуникабельность». «В итоге мы воспитали терпимость к другим народам и культурам, чем не каждая страна может похвастаться».). В данном случае не будем создавать новую категорию, а воспользуемся уже выделенной нами: «полагающие, что с ними рядом хорошо».
Различные требования предъявляют респонденты к представителю национального меньшинства, чтобы он мог восприниматься ими как русский. Иногда столь высокие, что объективно затрудняет процесс ассимиляции («Русские состоят из добродетелей и приобщившись к созданным Богом добродетелям можно стать русским». «Чтобы воспринимать представителя нацменьшинства, как русского, этот представитель должен быть похож на "идеального русского" - быть честным, справедливым, альтруистом. Если он будет ещё и православным - вообще прекрасно». «Он обязательно должен быть патриотом России, а знание русского языка и культуры - приложится». «Представитель, национального меньшинства обязательно должен знать русскую культуру более чем хорошо»). Только трое респондентов ответили, что не испытывают потребности воспринимать представителя национального меньшинства как русского «Достаточно, чтобы он был умный. И зачем мне воспринимать какого-нибудь китайца, или корейца как русского практически? Или чукчу? Я его как умного чукчу прекрасно могу воспринимать»). Оба эти подпункта, касающиеся восприятия представителя национального меньшинства как русского, можно выделить в категорию «затрудняющие процесс ассимиляции».
Тем не менее, при всей кажущейся толерантности русских респондентов, отношения их к представителям национальных меньшинств в нашем городе весьма неоднозначны. Мнения представляют весь спектр от позитивных до сугубо негативных. Часть респондентов приветствует национальное разнообразие современного Петербурга – определим это явление категорией «приветствующие национальное разнообразие практически». («По большому счёту, я не склонна к националистическим настроениям, поэтому в нашей стране меня порадуют представители любой национальности». «Моё отношение к нацменьшинствам в нашем городе сугубо положительное. Если исконно городское население не способно обрабатывать городские ресурсы, то присутствие других людей, приезжих, можно рассматривать лишь с хорошей стороны. Эта часть населения уже является неотъемлемой в нашем городе-миллионере». «Моим единственным пожеланием было бы большее уважение к коренным жителям со стороны приезжих, т.к. иногда недопонимания достигают невероятно высокого уровня и приводят к ужасающим последствиям». «Торгаши полезны: азербайджанцы, китайцы, индусы. Некоторые категории работников: киргизы, корейцы»). Остальные респонденты настроены более насторожено («Не хотелось бы видеть представителей средней Азии (таджиков, в меньшей степени узбеков). В силу того, что они не в состоянии ассимилироваться и представляют собой анклав, они не способны измениться в новом государстве и принять его культуру, в силу того, что они сами не знают ничего о культуре собственной, это собственно в них и раздражает». «Меня раздражает их поведение, и масса криминальных проблем, которые исходят от них. К сожалению касающиеся и всех "простых" людей»». «Уменьшить присутствие представителей некоторых наций было бы даже полезно. В первую очередь это касается народов Кавказа. Они носители противоречащих нашим ценностей и ориентиров. Из-за этого растет преступность». «Причина кроется в том, что в Россию идёт поток необразованных представителей этих наций. Очень часто, они ведут себя намного развязней и неприличней наших русских ребят и девушек». «Поведение некоторых представителей просто обескураживает. Творят, что хотят и никакой управы на них, по-видимому, не предвидится».«Еще не нравится то, что они говорят на свое языке часто, я считаю, в России не хватает закона запрещающего общаться не на русском языке для представителей российской федерации на территории страны»). Здесь следует выделить, памятуя, что часто те же респонденты активно высказывались за национальное разнообразие и против ассимиляции, категорию «приветствующие национальное разнообразие только теоретически».
Столь же разнообразны мнения о том, сколь конфликтны отношения между коренными петербуржцами и представителями национальных меньшинств. Одни из них считают, что межнациональная конфликтность в Санкт-Петербурге снижается – выделим категорию «считающие, что межнациональная конфликтность снижается» («В России народы уважают культуры, обычаи, традиции и религию друг друга. Так что национальный вопрос остро не стоит. Россия толерантная страна. Конфликтность снижается. На мой взгляд, жители Петербурга становятся более толерантными по отношению к представителям других национальностей, это является следствием того, что уже выработанные модели межнациональных отношений являются эффективными в этом вопросе». «Мне кажется, что межнациональные отношения в нашем городе становятся всё более толерантными, коренные жители нашего города стали привыкать к обилию людей иных национальностей, воспринимают их как неотъемлемую часть общества (в основном, рабочего общества)»)
Другие полагают, что степень конфликтности, напротив, возрастает – следует выделить категорию «считающие, что межнациональная конфликтность возрастает» («Межнациональные отношения в Петербурге неоднозначны, и я считаю, что они становятся более конфликтными». «Межнациональные отношения стабильно ухудшаются, по мере нарастания численности нацменов в процентах к коренному населению». «В Петербурге динамика отрицательная. Более толерантными петербуржцы явно не становятся»).
В связи с показанными нами противоречиями в национальных отношениях, сама проблема многонационального государства часто ставится под вопрос. Его можно выразить в следующей альтернативе, которую приводит один из респондентов: «в принципе, полезность многонационального государства зависит от мировоззренческого типа государствообразующего народа. В нашем случае – это необходимая данность, а потому полезная реальность. Если нехватка имперской энергии у госурствообразующего народа, то лучше мононациональное, если избыток – то лучше многонациональное». Другой пример – высказывание, что «мононациональное государство кажется более простым в управлении, но тем не менее более скудным в истории». Те, кто предпочитают многонациональное государство, объясняют свой выбор разнообразием традиций, обычаев, пестротой, и, что особенно важно, возможностью межкультурного общения и взаимообучения – выделим это явление в категорию «предпочитающие разнообразное государство». Этому противостоит точка зрения, что межкультурного общения и взаимообучения в многонациональном государство как раз и не получается. Этому взгляду может соответствовать категория «предпочитающие монолитное государство».
Мнения респондентов относительно того, желательно ли многонациональное государство разделяются полярно. Многие придерживается точки зрения, что многонациональное государство лучше «Сила России, несомненно, в том, что это многонациональное государство, в котором народы уважают культуры, обычаи, традиции, религию друг друга». «Многонациональное конечно лучше, много традиций, есть у кого учиться и кого учить, развиваться»). Противоположная категория «предпочитающие монолитное государство» зиждется на мнении, что мононациональное государство легче в управлении и не содержит в себе столько сложных проблем.
Идеальное многонациональное государство респонденты представляют на удивление похоже, подавляющее большинство выступают за максимальную автономию разных народов («Идеальная модель - содружество относительно независимых национальных республик под управлением какого-либо центра»). Таким образом, исключаются многие составляющие русской миссии «строящие многонациональное государство основанное на наднациональной идеи» и, в первую очередь, исчезает категория «воспринимающие себя как государствообразующий народ».
Такое единство взглядов, как это ни кажется парадоксальным, может объясняться тем, что многие респонденты не исключают возможности в будущем вновь объединить бывшие народы Российской империи, и помимо реализации в новой «империи» своей недавно возникшей любви к многообразию, еще и задумываются над привлекательной для других народов модели государственного устройства. Выделим новую категорию «стремящиеся к воссоздании империи», которая связана с ранее обговоренной категорией «строящие государство со специфическими межнациональными отношениями» и которая возвращает нас к категориям только что нами отвергнутым: «строящие многонациональное государство основанное на наднациональной идеи» и «воспринимающие себя как государствообразующий народа». («В будущем мы, возможно, опять возьмем их под наше крыло, с оглядкой на ту же миссию: воспитание, защита, обучение. Если есть хоть какие-то силы – тянуть нации за собой. Отказываться от этого опасно: можно впасть в разврат. Так что учительская роль – необходимость для самого государствообразующего народа». «Способна ли Россия вновь собрать вокруг себя народы? Способна – это точно. Страны – те, что были раньше – может, только они нас полностью понимают». «И все равно вперед: учить, защищать, несмотря на собственную ослабленность. Сил поднакопим – интенсифицируем решение этих задач. В противном случае, излишки энергии придется направлять на собственное неразумное потребление. А это опасно – дело это богоборческое, вполне можно потерять меру и затребовать себе уже рабов из других национальностей»).
Если сравнить современные межнациональные отношения с теми, что были в предыдущие времена, то мы получаем совершенно новую модель. В Российской империи межнациональных отношений в том значении, как мы их сейчас понимаем, не было. На закрепленных русскими территориях они шли через посредство государства, основываясь на более или менее успешные ассимиляционные программы, на новоприобретенных территориях, куда направлялись стихийные потоки крестьянской колонизации, они вообще никак не контролировались. Там шла скорее ассимиляция русских к местному населению через принятия новых форм ведения хозяйства и бытовых навыков. Русские на этих территориях боролись всеми средствами за свое выживание и, надо отметить, чем меньше государство вмешивалось в эту борьбу, тем успешнее она происходила [Лурье С.В.. 2005].
В советские годы реализовывался проект «дружбы народов», и что важно, не только как официальный проект, но и как низовая схема самоструктурирования народов СССР. Мы, на основании наших прежних исследований [Лурье С.В. 2011], полагаем, что речь идет об одной из ипостасей имперского комплекса русских, направленного на мягкую интеграцию присоединенных народов. Как в первом, так и во втором случае, приветствовались межличностные отношения представителей других национальностей с русскими. Как мы можем вывести из нашего материала, основанного на интервью, проведенных среди современной молодежи, этот низовой комплекс сохранился. Мало того, в противовес признания многими респондентами нарастающей конфликтности в межнациональных отношениях, почти все респонденты предпочитают жить в многонациональной среде, а часть из них полагает, что психологически комфортно могла бы жить в неславянских республиках. Это безусловно рецидивы впитавшейся в плоть и кровь прежней системы межнациональных отношений, в частности, системы низовой интерпретации «дружбы народов», как сложной системы политеса и компромиссов. Русские так же уверены, что другим народам жить среди русских хорошо и комфортно. Поэтому, мы можем перенести в современность категорию «русские, живущие в поле реализации миссии», «наполняющие содержанием идеологему дружбы народов». Однако их содержание другое. Ни во времена Российской империи, ни в советское время русские не проявляли интереса к другим культурам. Более того, сама «дружба народов» была объективно инструментом ассимиляции, причем ассимиляции не с русской культурой как к таковой, а специфическим выражением русской культуры, русской имперской культуры, существовавшей под видом советской. Последняя сегодня практически исчезла. Образовалась лакуна, которая должна чем-то заполниться. Если раньше знакомство культур советских народов происходило на поверхностном уровне, в праздничной обстановке фестивалей и декад дружбы и глубокое знакомство с другими культурами, кроме русской (и то только высокой), не подразумевалось, то теперь вопрос ставится иначе. С отпаданием символического взаимодействия культур, которое вело к общему ощущению теплоты и эмоционального комфорта, встал вопрос о действительном знакомстве с другими культурами. Причем не потому, что проявилась какая-то особая любознательность, а потому, что исчез праздничный теплый антураж, остался голый факт: чтобы жить вместе, чтобы Российская Федерация не рухнула, надо прилагать хоть какие-то усилия к достижению толерантности, которая понимается как уважение к культурам друг друга, а отсюда делается вывод, что культуры друг друга следует знать. Вывод этот чисто теоретический, реального интереса к культурам других народов РФ или СНГ не проявляется, но на этом постулате строится концепция взаимодействия народов направленная на выход из национального кризиса. По нашему мнению, к выходу из кризиса этот подход вряд ли приведет, но, основываясь на результатах нашего анализа, мы приходим к выводу, что эта точка зрения популярна у современной молодежи. Отсюда возникает требование к тому, чтобы сам носитель той или иной культуры был о ней достаточно осведомлен, чтобы просветить представителя другой национальности в каждом удобном случае. В эпоху дружбы народов знание собственной культуры не поощрялось, требовалось иметь о ней впечатление на общем уровне. С исчезновением антуража, остается представитель национальности, обязанный обладать глубокими знаниями о традициях и обычаях своих предков (что не поощрялось ни в советское время, ни в имперские времена, и которое может взяться не через естественную передачу традиций из поколения в поколение, а из искусственных реконструкций, проведенных более или менее грамотно). Следуя из этой логики, русский ощущает, что обязан демонстрировать интерес к чужой культуре, поэтому многие респонденты уверяют, что с таким представителем национальной культуры интереснее дружить. На практике это ни в чем не выражается. Никто из респондентов не проникся глубоко ни к какой чужой культуре, и в личной дружбе, остающейся актуальной, знание или незнание другим его культуры значения не имеет.
«Дружба народов» перестала функционировать как ассимилирующий механизм. И в Российской империи, и в Советском Союзе, всегда присутствовала установка на ассимиляцию. Причем в случае идеологемы «дружба народов», предполагалась ассимиляция именно к задаваемой ею самой системе мировоззрения, одного из аспектов русской имперской культуры, а не действительно народным корням аутентичной культуры русских. С исчезновением данного аспекта русской имперской культуры, осталась (кроме высокой русской культуры, принятие которой происходило естественным образом) только низовая русская культура, об ассимиляции к которой ни в какой период жизни России речи не шло. Поэтому совершенно закономерно молодые русские респонденты ставят под вопрос необходимость ассимиляции, необходимость единых этических ценностей и системы воспитания детей. Равно стоит под вопросом и идея патриотизма. Следует отметить, что в Советскои Союзе острое национальное чувство у русских было редкостью, детей воспитывали в духе интернационализма, под лозунгом «лишь бы человек был хороший». С разрушением прежней идеологической системы русские в большинстве своем стали испытывать довольно острое национальное чувство, далеко не всегда привязанное к знанию русской культуры (которую большинство продолжает знать только на поверхностном уровне), а как компенсацию потери наднациональной идеи. Таким образом, русский национализм либо выражается в крайних формах, либо, по старой памяти, ведущей свое происхождение от «дружбы народов» с ее компромиссами, системой политеса и полутонами, считается чем-то не совсем приличным даже среди части молодежи. Отсюда призывы к его максимально возможной толерантности.
При этом самооценка русских повышается, и чтобы принимать представителя национального меньшинства за русского (такая точка зрения была ранее широко распространена, поскольку русский подменялся советским, а в имперские времена говорили «русский, такого-то происхождения»), то есть полностью «своего» выдвигаются трудновыполнимые условия. А значит и ассимиляция тем более оказывается затруднительной.
Представления об отношениях с народами Российской империи или Советского Союза, их организации вокруг себя и себя самих в окружении этих народов практически никак не коррелируются с представлениями о народах Российской Федерации и СНГ, об организации этих народов вокруг себя и о себе в окружении этих народов. Даже стремление собрать их вокруг себя, даже воссоздать империю, что присутствует и в блоке о современном состоянии межнациональных отношений, объясняется не ощущением миссии, которая возложена на русских, а стремлением к многообразию, к тому явлению, которое мы обозначили категорией «желающие жить в многонациональном окружении» и ее подкатегорией «предпочитающие разнообразное государство».
Несмотря на желание большинства респондентов жить в многонациональном государстве и расширять его, делая еще более многонациональным, практически не ощущается категория «живущие в поле выполнения миссии». Зато категория в историческом блоке слабо наполненная «живущие с народами, имеющими значение», теперь, во всяком случае, на теоретическом уровне, выходит на первый план и становится одной из краеугольной. Усиливается значение категории «присоединяющие народы ради углубления собственной культуры», которая также в историческом блоке слабо наполнена, а в современном пусть на теоретическом уровне выражает себя в категориях «приемлющие национальные землячества», «приветствующие национальное разнообразие практически», «желающие национального своеобразия в воспитании», «желающие культурного многообразия ценностей», «радующиеся знанию другой культуры». Появляются категории, касающиеся национального самоощущения русских и русского национализма, который, однако, по мнению большинства респондентов должен быть терпимым к другим народам, что, как нам он представляется, является проекцией на современную реальность категории «воплощающие дружбу народов».
Категории, характеризующие бытовой план отношений, выделенные нами в историческом блоке, а именно - «воплощающие дружбу народов», «распространяющие свою культуру», «полагающие, что с ними рядом хорошо» отчетливо коррелируют с современными категориями «желающие жить в многонациональном окружении», «дружащие с представителями других народов» (что в совокупности можно определить как «строящие личные отношения на основе дружбы народов»), «приветствующие национальное разнообразие практически».
Параллельно появились категории, ранее не выделенные, такие как «предпочитающие монолитное государство». Единственной его новой характеристикой по отношению к историческому блоку, является категория «затрудняющие процесс ассимиляции», то есть процесс признания представителя национального меньшинства «своим». В остальном этот блок, включающий категории «считающие патриотизм обязательным», «приветствующие национальное разнообразие только теоретически», «соглашающиеся на ассимиляцию», «желающие ассимиляции в ценностном аспекте» представляет собой оборотную сторону категории «дружба народов», если вместо категории «русский» использовать категорию «советский».
Выше мы показали, что присутствует достаточно заметная корреляция между системой отношений с народами на прошедшем этапе истории и современными международными отношениями, то есть, определенный единый принцип организации народов вокруг себя как значимых других, если сопоставить категории «живущие в поле воплощения миссии», «наполняющие миссию содержанием» и «выносящие миссию вовне». Коррелируют между собою категории «воплощающие дружбу народов» и «союзничающие ради миссии», совпадают категории «осуществляющие покровительство» и «имеющие обязанности пред другими народами».
Всех этих вышеперечисленных категорий в блоке, относящемся к межнациональным отношениям на современном этапе, (если не учитывать некоторые существующие на бытовом уровне подкатегории «воплощающие дружбу народов», а также возвращение категории «выносящие миссию вовне») как будто бы нет, но тут требуется более детальный анализ. Например, мы отнесли обязанность помощи государствам СНГ к рудиментам исторического блока, но – как знать – это может быть и нарождающаяся тенденция.
Зато можно отметить соответствие между категориями «предпочитающие разнообразное государство» и «борющиеся за многополярность», категориями «определяющие поле внешней миссии» (которая касалась зон влияния) и «стремящиеся к воссоздании империи» и категориями «признающие чужую миссию» и «радующиеся знанию другой культуры», «признающие ценность чужой культуры», «признающие землячества» (обособления от русской культуры).
В свою очередь категории концентрирующиеся на прагматической миссии соответствуют категории «предпочитающие монолитное государство», поскольку и то и другое вытекает из категории «строящие многонациональное государство, основанное на выгоде».
В обоих случаях нельзя говорить, что одна категория влияет на другую, они складываются параллельно, как новое веяние в российской действительности. Тем не менее, как нам представляется, именно категории внешней политики, как более рукотворные, будут оказывать влияние на категории межнациональных отношений, как более стихийных.
Что касается первых, то в них в последнее время все отчетливей звучит категория «стратегическое партнерство», особенно по отношению к ряду европейских стран. Начинают осуществляться проекты, общие с НАТО, такие как афганская миссия. С другой стороны, не исключено появления категории «наднациональная задача» – в рамках треугольника Россия, Франция, Германия. Это в свою очередь может развернуть категорию «миссяю, вынесеннпя вовне» к категории «миссия, возвращенная вонутрь». Эти замечания можно рассматривать как предварительные наблюдения. Работа по непосредственному связыванию категорий и установлению– их иерархии относится к осевому и избирательному кодированию, что представляет собой следующий этап нашей работы.