Не ранее 25 февраля 1930 г

В Чебоксарскомрайоне «сгоряча» раскулачили несколько середняков и даже бедняков. Раскулачивание происходило без участиябедняцко-середняцкого схода и при игнорировании сельсовета. Это раскулачивание кончилось тем, что один из раскулаченных середняков в Чебоксарском районе наложил на себя руки («Правда Севера», 10 февраля).

В Грязовецком районе некоторые сельсоветы допустили раскулачивание середняков. Герцемский сельсовет отбирал имущество, скот и дома у тех, например, кто продал воз своих лаптей или несколько пар рукавиц («Правда Севера»,19 февраля).

Московская область.В Тверском округе, где раскулачивание в основном проходит правильно, есть отдельные случаи, когда при раскулачивании задели середняка, а некоторые кулаки остались нетронутыми. У рабочих, имеющих в деревне имущество, отбирали дома и сено. У кулаков отбирали мелочи домашнего обихода: часы-ходики, лампы, одеяло и другое «барахло».

В Кимрском округе в Фоминском и Псрловском районах отобрали у кулаков все мелочи, вплоть до грибов; все делили среди колхозов и отдельных хозяйств, а в то же время кулаков на учет не взяли и куда они ушли – никому неизвестно. Нераскулаченные кулаки под шумок распродали свое имущество («Рабочая Москва», 19 февраля).

Иваново-Вознесенская область.Нерехта. Местные партийные и советские организации района извращают линию партии в отношении ликвидации кулачества. Вместе с кулаками страдают и середняцкие хозяйства. В дер. Власове вынесено постановление взять на учет имущество не только кулаков, но и середняков. В четырех сельсоветах проводились опись, обыск и конфискация имущества у крестьян, имеющих только по одной лошади и по одной корове, никогда не пользовавшихся наемным трудом и не лишенных избирательных прав («Рабочий край», 11 февраля). <...>

Средняя Волга.В Пономаревском районе при раскулачивании были допущены грубые перегибы. В Наурузове опись была произведена у бедняка, который до 1925 г. был пастухом, а сейчас состоит в колхозе. В Терентьевке увлекшиеся сельсоветчики выселили из дома середняка за неуплату семенной ссуды. Вся подготовительная работа проводилась строго конспиративно. Широкие массы батрачества, бедноты и середняков остались в стороне от раскулачивания. Политическое значение раскулачивания смазано, ему придан сугубо фискальный («взыскание недоимки») характер («Волжская коммуна», 11 февраля). <...>

Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне
и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг. М., 1989. С. 360-362.

№ 5. Из доклада Северо-Двинского губернского отдела ОГПУ об антисоветских проявлениях в деревне

Автор секретной информации о политических настроениях среди населения - руководитель Северо-Двинского губернского отдела ОПТУ. Подобные сводки составлялись по заданию информационного отдела ЦК ВКП(б). 12 июля 1927 г.

В связи с осложнившимися за последнее время международным и внутренним политическим положением Советского Союза, антисоветские проявления в деревне стали значительно увеличиваться, в первую очередь, исходящие от лиц, враждебно настроенных против Коммунистической партии и Советской власти, особенно со стороны кулачества и части сельинтеллигенции, но последняя открытой агитации против власти Советов не ведет, а стремится антисоветские проявления в деревне использовать в контрреволюционных целях и направить их по пути организационного оформления враждебных нам политических организаций как, например, «Крестьянские Союзы». Под этим лозунгом за последнее время установлено, что антисоветский кулацкий элемент деревни определенно начинает свивать контрреволюционное гнездо. Примером этому служат выступления кулацких и враждебных элементов за организацию «Крестьянских Союзов» в пределах Нюксенского района Северо-Двинской Губернии. Характеристики этого дела таковы: псаломщик Кубасов Лев Евгеньевич, проживающий в дер. Ивановской В.-Устюжского с/с, по происхождению сын попа, в 1927 г.прибыл по демобилизации из тылового ополчения Красной Армии г. Ленинграда, ведет контрреволюционную пропаганду среди крестьянства, говорит, когда он жил в Ленинграде, то определенно дожидался свержения Советский власти, якобы Кубасов в данное время получает письма из Ленинграда контрреволюционного характера от шайки шпионов. В той же деревне Ивановской проживает Заварин Иван Николаевич, ведет агитацию против Соввласти и за организацию «Крестьянского Союза», у последнего служит брат в городе Ленинграде ответственным работником Балтфлота - Заварин Василий Николаевич, который на имя брата посылает также письма контрреволюционного содержания, последний, находясь в отпуску во время перевыборов в марте с.г. на Космаревском Съезде вел агитацию за организацию «Крестьянского Союза». <...>

Кроме этого, установлен ряд выступлений за «Крестьянские Союзы» и в других районах губернии, например, в В.-Устюгском районе дер. Кузнецова, на собрании граждан в присутствии 20 человек, говорили Шильниковский И.И. и Шильниковский А.И., крестьяне-середняки, за создание «Крестьянских Союзов» под лозунгом, что государство учитывает у крестьянина каждую заработанную копейку и облагает ее налогами, а у рабочих, работающих 8 час., зарабатывающих приличную заработную плату, доходность не учитывается; поэтому надо организовать крестьянские союзы, которые чтобы защищали крестьянские интересы. Отношение основной массы крестьянства к этим выступлениям в большинстве своем бывает отрицательное и только некоторая часть зажиточных крестьян и кулацких элементов деревни поддерживает такого рода выступления. Всего выступлений за «Крестьянские Союзы» на различных собраниях
зафиксировано в 1926/27 гг. 16 случаев. Число кулацких группировок, про-
явивших себя в 1926/27 гг. в антисоветской деятельности, насчитывается 12
групп, при общем количестве участников - 79 человек. <...>

ВЧК-ОГПУ о политических настроениях северного крестьянства.1921-1927 гг. (По материалам информационных сводок

ВЧК-ОГПУ). Сыктывкар, 1995. С. 140-143.

№ 6. Методы сталинской коллективизации сельского хозяйства

Любой вариант перехода к индустриальной экономике осуществля­ется болезненно, поскольку сопровождается обычно возрастанием доли накопления (т.е. того, что идет на расширение производства и в запа­сы) примерно от 5-10 до 20-30% национального дохода. В СССР же «болезнь» протекала с «осложнениями». Первое: если одним странам решить проблему капиталов помогал колониальный грабеж, другим - массированный приток иностранного капитала, а зачастую и то и дру­гое вместе взятое, то у СССР не было ни того, ни другого. Тем не менее, в течение первой пятилетки доля накоплений, составлявшая в середи­не 20-х годов не более 10% национального дохода, возросла в 1930 г. примерно до 29%. в 1931 г. - до 40, а в 1932 - до 44%. В дальнейшие 30-е годы она составляла 25-30%.

«Осложнение» второе: в советской модели индустриализации ак­цент делался не на постепенном замещении импорта все более слож­ных изделий, что требовало широкой интеграции в мировую капитали­стическую экономику, а на первоочередном развитии самых передовых в ту эпоху, чрезвычайно капиталоемких отраслей - энергетики, метал­лургии, химической промышленности, машиностроения.

Причем под давлением Сталина была дана установка на максималь­ные темпы индустриализации. Вначале 1929 г. Госплан предложил Совнаркому два варианта первого пятилетнего плана. Один из них, под названием «оптимальный», превосходил другой - «отправной» пример­но на 20%. В апреле 1929 г. XVI партконференция одобрила, а в мае 1929 г. V съезд Советов СССР утвердил оптимальный вариант пяти­летнего плана 1928/29-1932/33 гг.

Масштабность задач и крайняя ограниченность материальных фи­нансовых средств способствовали резкому усилению централизован­ного планирования. Жестко регламентируются задания, ресурсы и фор­мы оплаты труда. Цель была одна - сосредоточить максимум сил и средств в тяжелой промышленности. Из 1500 крупных предприятий-новостроек пятилетки была выделена группа первоочередных. Эти 50-60 объектов обеспечивались всем необходимым. Их стоимость дости­гала почти половины общих вложений в промышленность. Но и среди ударных строек предпочтение получили 14 наиважнейших. За ними лично следил Г.К.Орджоникидзе, возглавлявший ВСНХ СССР, а с 1932 г. - Наркомтяжпром.

Успешное начало пятилетки вызвало «головокружение от успехов» в рядах высшего партийного руководства. Начиная с ноября 1929 г, и вплоть до середины 1932 г. неоднократно повышаются плановые зада­ния в промышленности. В результате транспорт перестает справляться с возросшим объемом перевозок. Стройматериалов не хватает. Сроки строительства срываются. Стремительно растущее городское населе­ние требует все больше продовольствия, а растущий импорт оборудо­вания для заводов - увеличения экспорта сельскохозяйственной про­дукции.

Однако во второй половине 20-х годов наблюдалась стагнация сель­скохозяйственного производства. Так, в 1927, 1928 и 1929 гг. при еже­годном увеличении городского населения (4,8; 5,0 и 5,2% соответствен­но) рост сельскохозяйственного производства в целом составил 2,5; 2,5; 2,4%; по валовому сбору зерна -5,9; 1,2; -2,5%; по централизован­ной заготовке зерновых -5,2; -2,0; 4,9% соответственно.

Хотя рыночные отношения в деревне все больше свертывались, ад­министративные рычаги использовались пока только для изъятия про­дуктов, а не их производства (этим и объясняется уменьшение валово­го сбора зерна в 1929 и существенный рост централизованной заготов­ки зерновых). В этих условиях в конце 1929 - начале 1930 г. берется курс на сплошную коллективизацию, сопровождавшуюся чрезвычай­ными мерами, дальнейшим расширением полномочий ОГПУ (его об­ластным звеньям было дано право внесудебного рассмотрения дел, на него возлагалась организация выселения кулаков). Выбор курса на кол­лективизацию определялся сложным взаимодействием доктринальных и экономических факторов.

Задачей коллективизации, зафиксированной в партийно-государ­ственных документах того времени, являлось осуществление «социа­листических преобразований в деревне». Но это не объясняет, однако, варварских методов и чрезвычайно сжатых сроков ее проведения. Фор­мы, методы, сроки коллективизации во многом объясняет ее вторая цель, о которой говорилось меньше: любой ценой обеспечить финансирова­ние индустриализации и бесперебойное снабжение быстрорастущих городов. Это требовало сохранения невысоких цен на хлеб и резкого увеличения поставок продовольствия в город и на экспорт.

В результате начинается колоссальный внеэкономический нажим на деревню, насильственное - под угрозой объявления врагом советской власти или «раскулачивания» - насаждение колхозов. Следствием яви­лись падение сельскохозяйственного производства и особенно массо­вый забой скота (крестьяне не хотели отдавать его в чужие руки. Пого­ловье лошадей и крупного рогатого скота в 1929 г. сократилось на 9,2 млн. голов. Начинаются и открытые выступления крестьян против вла­стей. Только с января до середины марта 1930 г. произошло более 2 тыс. антиколхозных восстаний, для подавления которых использовались ОГПУ и армия.

Чтобы сломить сопротивление крестьянства и укрепить за счет кон­фискации «кулацкого» имущества материальную базу создающихся колхозов, с начала 1930 г. по инициативе Сталина начинается массовая кампания по раскулачиванию. Одновременно усиливается и антицер­ковный террор, закрываются церкви и монастыри. К концу 1930 г. были закрыты до 80% сельских храмов. Только в 1930-1931 гг., по имею­щимся документальным данным, было раскулачено и выселено в отда­ленные районы 382 тыс. крестьянских семей (средняя семья 4,8 чел.), а на 1 января 1950 г. число выселенных крестьян определялось почти в 3,5 млн. Как считают некоторые исследователи, общее число раскула­ченных составляло 8.5-9.0 млн. мужчин, женщин, стариков и детей (до­кументально пока не подтверждено). Часть из них погибла в пути и на новом месте жительства, где не было ни обустроенного жилья, ни ле­карств, ни теплой одежды (отобранной при раскулачивании).

Чтобы прекратить катастрофическое падение сельскохозяйственно­го производства, процесс «обобществления» форсируется (десятки ты­сяч колхозов легче поставить под административный контроль, чем мил­лионы крестьянских хозяйств). Однако быстрое создание колхозов при отсутствии материальной заинтересованности, подготовленных кадров, техники, а также приспособленных помещений и кормов только усили­вает дезорганизацию, падеж скота. Всего с 1928 по 1933/34 г. поголо­вье крупного рогатого скота уменьшилось с 60 до 33 млн. голов, что превысило его потери за годы гражданской войны. В хаосе уравнилов­ки, безответственности и беспощадного выкачивания ресурсов из де­ревни крестьянин оказался лишенным всякого материального стимула к производительному труду. Нарастает пассивное сопротивление теперь уже колхозного крестьянства, не желавшего работать даром (невыходы на работу, труд «спустя рукава» и т.д.).

В ответ следует новая волна репрессивных мер. В 1932 г. был при­нят закон об охране социалистической собственности («закон о пяти колосках»), который за хищение колхозного имущества вводил расстрел с конфискацией всего имущества (а при смягчающих обстоятельствах - лишение свободы на срок не меньше 10 лет с конфискацией имуще­ства). Амнистии по таким делам запрещаюсь. Только за 5 последую­щих месяцев по данному закону было осуждено 54,6 тыс. человек. Кро­ме того, вводятся паспорта (с тем, чтобы предотвратить возможность бегства крестьян из колхозов), в совхозах и на машинно-тракторных станциях создаются чрезвычайные органы - политотделы, следившие за неукоснительным проведением «партийной линии».

Сталин требует выполнения плана хлебозаготовок любой ценой. Од­новременно преследовались и «воспитательные» цели - заставить кол­хозников работать и сдавать хлеб. В ряде районов колхозные амбары выметались подчистую: забирали семенное зерно, страховые запасы В результате зимой 1932/33 гг. разразилась страшная трагедия - голод, охвативший Северный Кавказ, Поволжье. Украину, Казахстан и унес­ший по меньшей мере более 3 млн. человеческих жизней (по другим оценкам, 5-8 млн.). При этом сам факт голода в официальной пропа­ганде отрицался. Серьезных мер по его преодолению принято не было. Экспорт зерна за границу продолжался.

Варварская «сплошная коллективизация» (и репрессии против го­родского населения) позволили создать огромную, разветвленную сис­тему принудительного, по сути рабского труда, которая стала важным элементом сталинской экономики. Характерно решение комиссии по раскулачиванию (возглавлял ее зам. председателя СНК СССР А.А.Ан­дреев) от 30 июля 1931 г.: «Слушали: вопрос о дополнительных заяв­ках на спецпереселенцев и распределения их. Постановили: ...обязать ВСНХ в 3-дневный срок представить ОПТУ свои окончательные заяв­ки на спецпереселенцев... В соответствии с этими заявками предло­жить ОГПУ произвести необходимое перераспределение по районам и выселение кулаков». Силами заключенных были построены каналы «Беломорско-Балтийский» (его строили 100 тыс. человек). «Москва-Волга» и другие; огромные массы заключенных практически бесплат­но трудились в горнодобывающей промышленности, на лесозаготов­ках. В 1930 г. было создано Управление лагерями ОГПУ, с 1931 г. став­шее главным (ГУЛАГ). Среднегодовая численность заключенных в ла­герях НКВД (ОГПУ влилось в НКВД в 1934 г.) возросла со 190 тыс. в 1930 г. до 510 тыс. в 1934 г. По имеющимся на сегодня документаль­ным данным, на 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 ис­правительных трудовых колоний, 50 колоний для несовершеннолетних. В них насчитывалось 1668 тыс. заключенных. Общее количество зак­люченных (на начало войны) определялось в 2,2 млн. человек. Кроме того, в спецпоселениях находились высланные «кулаки» и члены их семей. В январе 1932 г. их насчитывалось 1,4 млн.: меньшая их часть занималась сельским хозяйством, большая - трудилась в лесной и до­бывающей промышленности.

В результате сплошной коллективизации была создана целостная система перекачки финансовых, материальных, трудовых ресурсов из аграрного сектора экономики в индустриальный. Обязательные госпо­ставки и закупки сельскохозяйственной продукции по номинальным ценам, многочисленные налоги, обеспечение потребностей ГУЛАГа. организованный набор промышленными предприятиями рабочей силы в деревне, лишение крестьян введенных в 1932 г. паспортов (прикре­пившее их к земле), прямое вмешательство партийно-государственно­го аппарата (райкомы, уполномоченные, политотделы МТС и совхо­зов) в процесс производства составляли основные звенья этой систе­мы.

Каковы результаты сплошной коллективизации? Ее воздействие на развитие сельского хозяйства было катастрофическим. Поголовье круп­ного рогатого скота только за 1929-1932 гг. сократилось на 20 млн. (на 1/3), лошадей на 11 млн. (на 1/3), свиней - в 2 раза, овец и коз - в 2,5 раза. Но в сталинской стратегии форсированной модернизации, при ко­торой все отрасли народного хозяйства и сферы общественной жизни подчинялись нуждам промышленного развития, общий рост сельско­хозяйственного производства в целом не требовался. Необходимо было лишь такое преобразование аграрного сектора, при котором можно было бы: во-первых, уменьшить число занятых в сельском хозяйстве про­порционально спросу на рабочую силу в промышленности; во-вторых, поддерживать, при меньшем числе занятых, производство продоволь­ствия на уровне, не допускающем длительного голода; в-третьих, обес­печить снабжение промышленности незаменимым техническим сырь­ем.

Решение этих задач коллективизация обеспечила. В середине 30-х годов положение в аграрном секторе относительно стабилизировалось. В 1935 г. отменили карточную систему. В течение 30-х годов из сельс­кого хозяйства «высвободилось» до 15-20 млн. человек, что позволило увеличить численность рабочего класса с 9 до 23 млн. человек. Страна обрела «хлопковую независимость». Хотя объем сельскохозяйственно­го производства не вырос, а в расчете на душу населения - сократился.

Главным результатом коллективизации стало обеспечение условий для гигантского индустриального скачка.

Россия в XX веке. Часть Ш. М., 1997. С.233-237.

№ 7. О роли государственного насилия в модернизации страны

Основным двигателем развития страны были не революции и ре­формы, как на Западе, которые подспудно вызревали в самом обще­стве, а действия власти, направленные на переделку общества. Все так называемые реформы в России начинались «сверху», по инициативе власти, она же их и свертывала, открывая тем самым эпоху контрре­форм. В России не экономические процессы определяли политические, а наоборот, политика определяла развитие не только экономики, но и всей социальной жизни. Только непониманием этого принципиально­го обстоятельства можно объяснить утверждение, что чистки 1933, 1935 и 1936 гг. были не политическими, а всего лишь организационно-ад­министративными мерами.

Особый статус власти в России обусловил также принципиально иной, чем на Западе, характер общества и иной характер его взаимоот­ношений с властью. В России никогда не было гражданского общества... После Октябрьского переворота становление нового государства, несмотря на большевистские декларации, сразу же неумолимо пошло по пути, традиционному для российской государственности - центра­лизации власти и подчинению мест этой власти…

Начало 20-х гг. - новый этап централизации рос­сийской государственности - становление партийного государства. Оно стало гораздо более вездесущим и всепроникающим, чем самодержа­вие. В нем возродились и получили законченное развитие худшие рос­сийские традиции, что в результате отбросило страну в политическом отношении - это касается прежде всего государственной практики мас­совых убийств - к опричнине Ивана Грозного.

Сталинские репрессии и явились основным способом преобразова­ния российского общества. Используя их, власть смогла решить те за­дачи, которые были ею поставлены. <...>

Конечно, Сталин не говорил прямо и не обосновывал специально роль насилия в переустройстве общества (откровенность в политике никогда не была ему присуща), но в докладе на XVI съезде ВКП(б) он довольно пространно изложил свое представление о так называемом социалистическом строительстве. В этом смысле его доклад примеча­телен. По Сталину, «организация наступления социализма по всему фронту» означала «наступление на капиталистические элементы по все­му фронту». Таким образом, два понятия - «строительство социализма» и «репрессии» - оказывались органически связанными. Действие посредством репрессий было наиболее быстрым и эффективным для такого типа власти, как сталинизм, способом преобразования экономи­ки и общества. Репрессии служили и основным способом мобилиза­ции общества на те или иные действия, и способом его дисциплинирования, и основным стимулом к труду для подавляющей части населе­ния. Используя в полной мере такой рычаг давления на общество, как репрессии, власть всякий раз, говоря словами Сталина, «подхлестыва­ла» страну. <...>

... Взаимоотношения сталинской власти и общества были принци­пиально иными, чем на Западе. Не массы давили на власть, а власть «давила» на «массы», манипулируя ими, используя их настроения и отсутствие у них элементарных зачатков правосознания в своих инте­ресах, канализируя их недовольство своим положением, направляя его против местных начальников, «вредителей», «врагов народа» и оформ­ляя свои действия от имени трудящихся масс. Характерный оборот, встречающийся в документах 30-х годов. - «установка партии на орга­низацию ярости масс...». <...>

Все действия, которые осуществлялись «сверху», по инициативе го­сударственной власти - «коллективизация, борьба с кулачеством, борь­ба с вредителями, антирелигиозная пропаганда и т.п.», Сталин объя­вил на XVI съезде ВКП(б) как «неотъемлемое право рабочих и кресть­ян СССР, закрепленное нашей Конституцией»… Сталин в 1930-е годы дал карт-бланш на инициативу «снизу» по разоблачению и ликвидации «врагов народа», связав эти действия в народном сознании со строительством социализма. Развязывание та­кой инициативы неизбежно влекло за собой расширение и без того широкого круга кандидатов на репрессии, в который мог попасть прак­тически любой человек, что неизбежно задавалось расплывчатостью самого термина «враг народа». Сталинские лозунги «лес рубят - щепки летят», «если критика содержит хотя бы 5-10 процентов правды, то и такую критику надо приветствовать...» и др. позволяли на всех уровнях сводить личные счеты со своими противниками и просто неугод­ными людьми.

В год Большого террора, когда топор сталинских репрессий обру­шился на партийные и государственные кадры, намерения власти и на­строения масс полностью совпали. Сталин сознательно сделал их «коз­лами отпущения» за все так называемые издержки строительства ве­личественного здания социализма. Что же касается трудящихся масс, то они оказались соучастниками массового убийства, инициированно­го властью. Многие из них искренне поддерживали приговоры о рас­стреле своих бывших начальников, видя в этом наступившее торже­ство справедливости.

Из статьи Павловой И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов. Отечественная история. 1998, №5. С.114-116.

№ 8. О промышленной модернизации в тоталитарном исполнении

Исходным пунктом тоталитарно-коммунистического варианта про­мышленной модернизации явилось утверждение о глубочайшей про­мышленной отсталости России до 1917 г. Признание того, что Россия набирала уверенные темпы роста, находилось под запретом. Это дава­ло идеологическое обоснование для применения любых, самых край­них мер по проведению индустриализации в духе «большого скачка». Самым популярным лозунгом становится призыв «Догнать и пере­гнать!» - имеется в виду развитие стран Европы и США. Но для прове­дения такой политики в стране, испытавшей революцию, не было со­ответствующих условий. Не хватало капиталов для инвестиций, вло­жений в промышленное строительство и производство оборудования. Недоставало квалифицированных инженерных, конструкторских кад­ров, сметенных волной эмиграции и вычищенных репрессиями и не­доверием. Крайне узким был слой квалифицированных, подготовлен­ных рабочих. Даже те немногие кадры специалистов, что имелись в стране, находились под постоянным ударом. Летом 1928 г. состоялся так называемый «Шахтинский процесс». Несколько позже прошел та­кой же фальсифицированный процесс «Промпартии», «союзного бюро меньшевиков», «Трудовой крестьянской партии». Ни самих этих партий, ни «вредителей», объединившихся в них, в реальности не было. Были репрессированы серьезные ученые, экономисты, производственники, практики промышленного производства.

Тем не менее, индустриализация началась и стала фактом. Кажется невозможным, если смотреть с обычных экономических позиций, что это могло произойти. Но в тоталитарной системе обычная экономичес­кая логика принимает характер своей противоположности. Так, на За­паде и в России промышленная модернизация начиналась лишь после того, как были накоплены соответствующие капиталы для инвестиций. СССР, а точнее его политическое руководство, не могло получить сколько-нибудь значительных кредитов на промышленное строительство. За­падные страны потребовали бы предварительных гарантий выплаты долгов прежних правительств. Осуществлявшаяся же продажа драго­ценных металлов, художественных ценностей из отечественных музе­ев не приносила достаточных дивидендов. Главным способом накоп­лений стало ограбление деревни, гулаговская экономика… Тоталитарное государство получало огромные доходы, образу­ющиеся за счет невыплат колхозам за сельхозпродукцию при обязан­ности колхозов кормить себя и свои семьи. Эта экономия была столь велика, что давала возможность начинать одновременно не один деся­ток крупнейших строек, организовывать массовые закупки техники и технологий, «буржуазного» Запада. Она позволяла создать минимальный уровень социальных гарантий для поддержания политической ста­бильности и промышленного развития некоторых групп населения.

Другим важным фактором, обеспечившим индустриализацию, ста­ла «великая депрессия» на Западе… Концентрация в руках тоталитарного государства огромных сумм делала его привлекательным партнером и до кризиса. Теперь же, в конце 20-х - начале 30-х годов, такой партнер стал во много раз привлекательнее. По подсчетам, в этот период не ме­нее 40% продукции машиностроения США закупалось советскими внешнеторговыми организациями, Горьковский автозавод практичес­ки был полностью оборудован американскими конвейерными линия­ми. То же самое можно сказать об абсолютном большинстве знамени­тых строек первых «сталинских» пятилеток. В решающие годы индус­триализации (1928-1938 гг.) до трех четвертей всего установленного на новых предприятиях оборудования было импортным. Значительная часть закупок осуществлялась за счет продажи сырья, продовольствия. А это значит, что, став индустриальной страной, СССР превращался одновременно и в сырьевой придаток западных стран.

Таким образом, львиную долю в тоталитарной индустриализации занимало массовое использование бесплатной или необычайно деше­вой рабочей силы на строительных работах, прокладке дорог, комму­никаций, установке в построенных корпусах, как правило, импортного оборудования. Отечественное оборудование, выпускавшееся под мар­кой «Догнать и перегнать!», встречалось нечасто, но служило предме­том особой гордости.

Тоталитарная индустриализация, в отличие от модернизации, про­ходящей в условиях рынка, не имела комплексного характера. Она была «прорывной», осуществляясь лишь на некоторых участках, преимуще­ственно приспособленных к производству вооружений и боеприпасов. Вне ее сферы оставались значительная часть легкой промышленности, где сохранялся дореволюционный уровень, а также аграрный сектор с преобладанием ручного труда. Ручной труд широко использовался и на вспомогательных работах.

Государство с конца 20-х годов приступило к средне-срочному пла­нированию. Начали вырабатываться пятилетние планы развития. Их родоначальником являлся составленный еще в 1920 г. план электрифи­кации, одобренный Лениным (план ГОЭЛРО). Характерной чертой это­го плана был принципиально внешнеэкономический характер. Он не имел реальных финансовых расчетов, выдвигая на первый план тех­нические показатели. Попытки плановиков из числа «буржуазных специалистов» обратить внимание на экономические аспекты планирова­ния закончились их осуждением. Пятилетние планы приобрели харак­тер твердых заданий по производству промышленной продукции, без учетаиздержек. Официальная пропаганда систематически объявляла об их выполнении и перевыполнении, но это было ложью. Тем не ме­нее, относительная простота техники и технологий периода ранней индустриализации придавала планированию роль ориентира, а завышен­ные планы создавали постоянную угрозу для их исполнителей. Ведь его невыполнение могло привести к обвинению во «вредительстве», последующим репрессиям. Таким образом, планирование «по пятилет­кам» играло прежде всего мобилизационную роль, а само народное хозяйство приняло военно-мобилизационный характер.

Наряду с этим расширение строительства позволило в быстрые сро­ки ликвидировать безработицу; что преподносилось как победа социа­листических методов хозяйства. Особенно выигрышным это было на фоне непрекращающейся безработицы эпохи «великой депрессии». На­конец, экстенсивный путь развития промышленности требовал значи­тельного числа инженеров, техников, шире говоря - специалистов, что открывало дорогу: для получения образования и обретения самоуваже­ния для тысяч и тысяч людей. Давая им шанс, тоталитарный режим требовал от них полной профессиональной самоотдачи, а также абсо­лютной преданности коммунистической идеологии и практике. Появ­ление слоя «успешных», по советским меркам, людей создавало стиму­лы для молодежи, делало привлекательной карьеру на производстве. Сильная психологическая мотивация в сочетании с идеологическими стереотипами формировали энергию, энтузиазм, чувство искренней бла­годарности «товарищу Сталину и советской власти» за то, что им уда­лось выбиться в люди. Среди таких энтузиастов пятилеток было дей­ствительно немало способных, энергичных конструкторов, технологов, инженеров.

В гораздо меньшей степени удавалась выработка психологической мотивации у рабочих. Начавшаяся с 1929 г. кампания организации «со­циалистического соревнования», которое было призвано стать замени­телем рыночной конкуренции, широко пропагандировалась, а имена ударников, искренних и работящих людей, становились широко извес­тны. Однако среди рабочих наблюдалось глуxoe недовольство. Ведь из-за ударников часто пересматривались в сторону повышения нормы вы­работки. Поэтому НКВД тщательно отслеживал эти настроения, и чис­ло «дел» против рабочих, «подрывавших социалистическое соревнова­ние», постоянно увеличивалось.

…Тоталитарные методы и их последствия ска­зываются и по сей день в искаженной структуре промышленности, ее отраслевом и географическом распределении. Замкнутость индустриа­лизации на внутреннее потребление привела к хронической неконку­рентоспособности многих видов продукции на мировом рынке. Ценой за индустриализацию и связанную с ней «сплошную коллективизацию» стали многомиллионные людские потери, сравнимые лишь с потерями в разрушительной войне.

Внерыночная индустриализация достигла своих целей в краткос­рочном историческом плане: она укрепила тоталитарный политичес­кий режим, создала новый слой советской технической интеллигенции, крепко привязанной к производству, закрепила рабочих на их местах. После хаоса 20-х годов общество казалось жестко структурированным. Каждый знал свое место. По сравнению с недавним прошлым все это воспринималось как огромный успех. Индустриализация создала во­енно-мобилизационную экономику, проявившею себя во второй миро­вой войне, когда она столкнулась с германской, нацистской военно-мо­билизационной экономикой. В исторической же перспективе тотали­тарная индустриализация показала, что созданная ею система хозяй­ства оказалась мало восприимчива к технологическим революциям и неэффективна при неизбежном возвращении страны на рыночный путь развития.

Островский В. П., Уткин Л.И. История России. XX век Дрофа, 1995. С. 218-221.

№ 9. Из резолюции Второй московской конференции рабочих кружков ВАПМ (Всероссийская ассоциация пролетарских музыкантов)

1930г.

Заслушав доклад т. Лебединского на тему «Пролетарская массовая песня и задачи массовой музработы в реконструктивный период», 2-я конференция рабочих кружков ВАПМ[1] отмечает:

1. Влияние музыки на рабочий класс происходит в первую очередь через массовую песню. Значительная часть песен, распространенных в рабочем классе, имеет в своей основе чуждое и нередко прямо враждебное рабочему классу содержание. Эти песни, именуемые часто «цыганскими», «народными» и т.п., порождены, как показано в докладе т. Лебединского, пьяным разгулом русского купечества, городским мещанством и настроениями отсталых слоев рабочих.

6. Резолюция утверждает, что растет из года в год благосостояние рабочих и трудящихся крестьян. В действительности их благосостояние за последние 4 года гигантски ухудшилось. Реальная заработная плата среднего рабочего составляет в настоящее время не более 25 процентов от реальной заработной платы 1927 г., расходная часть бюджета середняка-крестьянина (колхозника) на свои семейные нужды в товарных рублях в настоящее время в 3-4 раза ниже, чем в 1926-1927 гг. <...>

7. Резолюция утверждает, что в «сельском хозяйстве произошел коренной перелом, выразившийся в окончательном повороте к социализму бедняцко-середняцких масс деревни». В действительности крестьяне загнаны в колхозы с помощью террора, прямых и косвенных форм принуждения и насилия. Колхозы держатся исключительно на репрессиях и на том, что для крестьянина создана такая обстановка, что ему некуда податься. Отсюда производительность труда колхозника несравненно ниже, чем единоличника, а качество работы хуже...

Таким образом, все заключение о том, что мы уже вступили в первую фазу коммунизма, «целиком», от начала и до конца, основано на лживых посылках и утверждениях. Все посылки оказываются выдуманными, сфабрикованными, фальшивыми. В результате сталинское «социалистическое общество» целиком оказывается лишенным социалистического содержания. <...>

Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов.
М., 1991. Приложение. С. 365-369.

№ 10. Из письма лидеров левой оппозиции в президиум Исполкома Коминтерна

Январь 1928 г.

1. ГПУ ссылает нас на основании 58 статьи Уголовного Кодекса, т.е. за «пропаганду или агитацию, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных выступлений». Мы со спокойным презрением отметаем попытку подвести под эту статью десятки большевиков-ленинцев, которые сделали немало для установления защиты и упрочения Советской власти в прошлом и которые в будущем все свои силы отдадут защите диктатуры пролетариата.

2. Ссылка старых партийцев по постановлению ГПУ есть лишь новое звено в цепи событий, потрясающих ВКП(б). Эти события имеют гигантское историческое значение на ряд лет. Нынешние разногласия принадлежат к важнейшим в истории международного революционного движения. Дело идет, по существу, о том, чтобы не утерять диктатуру пролетариата, завоеванную в октябре 1917 г. Между тем, борьба в ВКП(б) развертывается за спиной Коминтерна, без его участия и даже без его ведома.

11. Мы не считаем нужным снова опровергать здесь в корне ложные утверждения, будто мы отрицаем рабочий характер нашего государства, возможность социалистического строительства, а тем более - необходимость беззаветной обороны пролетарской диктатуры от внешних и внутренних классовых врагов. Спор идет не об этом. Спор иде