Субъект права как правовая воля
Именно воля позволяет разграничить субъекта от объекта права, правовое лицо от юридического мопса и именно воля обеспечивает лицу возможность участвовать в правоотношениях. Отсюда нельзя согласиться с тем, что «искание воли, как наличной основы для всякой правоспособности, составляет задачу, поставленную совершенно врозь с задачами собственно цивилистических построений»46. Один из главных аргументов противников признания воли в качестве атрибута, неотъемлемого свойства субъекта права состоит в том, что, по их мнению, юридические лица, а также малолетние индивиды не обладают ею, что у этих субъектов права воля как таковая отсутствует. При этом, однако, и юридические лица, и малолетние признаются ими в качестве участников правоотношений. Здесь, на наш взгляд, существует очевидное противоречие. Если признавать юридических лиц и малолетних в качестве участников правоотношений, то нельзя отрицать наличие у них воли, так как и договорные и деликтные отношения предполагают волю участвующих в них сторон. Сама свобода договора исторически связывается с теорией «автономии воли», где связь договора с волей четко, однозначно установлена47. Для деликтных правоотношений важнейшим условием, предпосылкой их наступления признается вина. Принцип вины, сформулированный Гроцием и Дома, в настоящее время нашел свое воплощение в кодексах многих европейских стран48. Но вина, традиционно понимаемая как психическое отношение лица к своему противоправному поведению49, является выражением воли субъекта. Цвайгерт и Кетц по этому поводу пишут: «"Виновно" действует тот, кто преднамеренно, то есть сознательно, по собственной воле (подчеркнуто нами. — С. А.) нарушает защищаемые законом блага или
46 Там же. С. 259.
47 См.: Цвайгерт К., Кетц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: В 2 т. М., 2000. Т. 2. С. 8.
48 Там же. С. 361-362.
49 См.: Юридический энциклопедический словарь. С. 39.
по неосторожности»50. Гегель отмечал неразрывную связь вины с волей, говорил о вине воли: «Деяние может быть вменено лишь как вина воли; это — право знания»51. Отсюда если признавать юридических лиц и малолетних индивидов участниками правоотношений, в частности, договорных и деликтных, то необходимо также признавать наличие у них воли.
К числу наиболее влиятельных критиков волевой теории права также относится Р. Иеринг, который полагал, что «право существует не для того, чтобы осуществить идею абстрактной "правовой воли", а для того, чтобы служить интересам, потребностям, целям оборота»52. О.С. Иоффе, анализируя доводы представителей волевой теории и теории интереса, сделал вывод, что сторонники нового воззрения (теории интереса), воспользовавшись известными пороками волевой теории, «нанесли ей такой удар, от которого она никогда уже не могла оправиться»53. Он, в частности, столкновение этих теорий рассматривал применительно к понятию субъективного права. Главный аргумент в этом споре, как и у Дювернуа, заключается в том, что волеспособность не является необходимой предпосылкой права, поскольку в качестве носителей прав могут выступать лица, лишенные воли. Кроме тех возражений, которые ранее уже были высказаны нами применительно к замечанию Н.Л. Дювернуа, можно добавить следующее. Во-первых, вывод О. С. Иоффе о том, что по волевой теории нанесен удар, от которого она никогда уже не оправится, представляется явно преждевременным. В качестве философского основания волевой теории О.С. Иоффе называет идеи Гегеля, а главным объектом критики оказываются взгляды Виндшейда (в качестве продолжателя идей Виндшейда в России О.С. Иоффе называет Е. Трубецкого). Приведем дословно высказывание Виндшейда по данному вопросу: «Постановляя, что известное
50 Цвайгерт К., Кетц X. Введение в сравнительное правоведение... Т. 2. С. 364. В приведенном высказывании авторы используют термин «воля» применительно к понятию вины очень узко, связывая ее только с умыслом, однако в традиционном понимании вины воля охватывает как умысел, так и неосторожность. Если рассматривать неосторожное поведение как не относящееся к волевому, то его следует исключать из сферы права, правового регулирования и, следовательно, из сферы юридической ответственности.
51 Гегель. Философия права. М., 1990. С. 161.
52 R. Jhering. Geist des romischen Rechts. Т. З. 1906. С. 338. Цит. по: Иоффе О. С. Избранные труды по гражданскому праву. С. 552.
53 Иоффе О. С. Избранные труды по гражданскому праву.
содержание воли, в конкретном случае, может быть осуществляемо лицом независимо от воли других лиц, и что все остальные воли должны подчиниться ему, юридический порядок создает известное право (так называемое право в субъективном смысле, управомочие). Стало быть, право (управомочие) есть установленная юридическим порядком дозволенность воли (Wollen-Durfen), есть предоставленная юридическим порядком власть или господство»54. Если оставить в стороне метафорическую характеристику субъективного права как власти и как господства воли, а акцентировать внимание собственно на правовом содержании, то субъективное право, по Виндшейду, предстает как свобода дозволенного поведения, прежде всего свобода управомоченного лица на собственные действия. Едва ли эту основную идею Виндшейда можно считать отвергнутой теорией и практикой юриспруденции. С. С. Алексеев по этому поводу отмечает: «Если раньше субъективное право в целом сводилось к праву требования, а его содержание отождествлялось с содержанием юридической обязанности, то в настоящее время советские ученые-юристы единодушно рассматривают субъективное право как право на действия самого управомоченного»55. При этом заслуга в разработке этого положительного содержания субъективного права, по мнению С. С. Алексеева, принадлежит С. Н. Братусю (который впервые в советской литературе определил субъективное право как меру возможного или дозволенного поведения самого управомоченного лица), с которым как раз и полемизирует О. С. Иоффе далее в своей работе56. Во-вторых, представления Виндшейда о волевом содержании права не следует рассматривать как единственно возможную версию волевой теории права; те же гегелевские идеи о воле в праве положены в качестве философских оснований и для других ее интерпретаций (например, автора теории сделок Цительмана). Кроме того, существуют иные волевые теории права, отличные от гегелевской. В частности, Л. И. Петражицкий считает волевую теорию одной из древнейших и отсылает к римским юристам (Папиниану, Юлиану и др.), обращая внимание на ошибочность представлений Р. Иеринга, связывающего ее появление с Гегелем (напомним, что именно это ошибочное представление Иеринга воспроизводит Иоф-
54 Виндшейд. Учебник пандектного права. Т. 1. С. 82.
55 Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 2. С. 117.
56 См.: Иоффе О. С. Избранные труды по гражданскому праву. С. 554-557.
фе)57. В-третьих, попытки лишить право волевого содержания несут серьезную опасность прежде всего для самого гражданского права, многие институты которого (представительства, обязательственного права, гражданской правосубъектности и т. д.) да и сами принципы, основные начала (свободы договора, недопустимости произвольного вмешательства в частные дела и др.) предполагают это волевое содержание. Такие попытки освободить гражданское право от его волевого содержания равносильны разрушению всей его системы. В-четвертых, Р. Иеринг и О. С. Иоффе правы в том, что интерес должен быть защищен правом, но это не означает, что интерес должен составлять содержание субъективного или объективного права, т. е. право должно каждый раз выяснять: зачем покупатель покупает товар, продавец его продает, арендатор приобретает в аренду имущество, а арендодатель это имущество ему в аренду сдает и т. д.58 Материя произвола или то, что преследует каждый в отношении желаемого объекта, не образует содержания права (Кант). В-пятых, тезис о том, что волеспособность не есть необходимая предпосылка права, поскольку в качестве носителей прав могут выступать лица, лишенные воли, является некорректным, так как здесь происходит отождествление абстрактной способности иметь волю (в будущем, с наступлением дееспособности) как условие правосубъектности и реальности обладания волей (что для признания лица субъектом права формально не требуется).
С иных позиций критиковал волевую теорию права Л. И. Петражицкий, который не без иронии замечал, что у юристов имеется своя «домашняя психология, ничего общего с научною не имеющая и состоящая главным образом в применении разных выражений, имеющих психологический вид, но означающих нечто другое, нежели в научной психологии, по большей части — вообще не психи-
57 См.: Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. 1. С. 292.
58 Н. А. Шайкенов выделял три качественно разных уровня правового обеспечения интересов личности: «прав человека», «законных интересов» и «юридических интересов». (См.: Шайкенов Н. А. Правовое обеспечение интересов личности. Свердловск, 1990. С. 157.) На то обстоятельство, что интерес не входит в содержание субъективного права, но необходим для самого существования этого права, что управомоченному лицу предоставляется мера дозволенного поведения для удовлетворения его интересов, обращает внимание С. С. Алексеев. (См.: Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 2. С. 116.)
ческие, а разные другие явления (например, «воля» — приказания по чьему-либо адресу) или вообще не существующие вещи (воля государства, как особой личности, общая воля, общее признание и т. п.)»59. В частности, применительно к работам Савиньи и Пухты он отмечает наличие в них не строгого понятия, а лишь некоторых смутных представлений о воле (общей воле) или общем убеждении, имеющих мистический характер. В этих работах воля существует в форме народного (национального) духа, отличного от духа индивидов, составляющих народ. Также в работах Бирлинга и других авторов он усматривает различные заблуждения, непоследовательности и т. д. Замечания Л. И. Петражицкого, на наш взгляд, верны, но лишь отчасти. Он прав, когда говорит о том, что воля, понимаемая в правовом смысле, вовсе не тождественна воле в психологическом отношении. Также он прав относительно существующих различий у представителей разных подходов к пониманию правовой воли. Но он не прав, когда, обобщая, переносит недостатки, непоследовательности и заблуждения отдельных авторов на все теории воли. Очевидно, не случайно он не вступает в прямую полемику с Гегелем, отмечая лишь то, что его понятие воли (общей воли) имеет особый метафизический смысл60.
В своей «Философии права» Гегель писал о том, что воля свободна, «так что свобода составляет ее субстанцию и определение...»61, что свобода есть такое же основное определение воли, как тяжесть — основное определение тела, а «воля без свободы — пустое слово, так же как свобода действительна лишь как воля, как субъект (подчеркнуто нами. — С. А.)»62. Воля как субъект — это не случайное словоупотребление Гегеля. В указанной работе он неоднократно называл волю субъектом. «Здесь можно еще заметить лишь то, что когда говорят: воля всеобща, воля определяет себя, — то этим уже выражают, что воля есть предполагаемый субъект...», — писал он в другой части работы63. И далее: «Для себя сущая, или абстрактная, воля есть лицо. Высшее в человеке есть то,
59 Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. 1. С. 295.
60 См.: Там же. С. 291.
61 Гегель Г. Философия права. С. 67.
62 Там же. С. 68.
63 Там же. С. 74.
что он — лицо, и, тем не менее, уже в самой этой голой абстракции лицо есть нечто презрительное. Лицо существенно отлично от субъекта, ибо субъект — лишь возможность личности, поскольку каждое живое существо есть субъект. Следовательно, лицо есть субъект, для которого эта субъективность есть, ибо в качестве лица я всецело для себя: оно есть единичность свободы в чистом для-себя-бытии»64. Таким образом, воля (абстрактная воля) для Гегеля — это субъект, в котором присутствует субъективность, субъект как личность, которая содержит вообще правоспособность и составляет понятие и саму абстрактную основу абстрактного права. Также, по мнению Б. Н. Чичерина, свободная воля составляет основное определение человека как разумного существа, и «именно вследствие этого он признается лицом и ему присваиваются права»65.
Воля, с нашей точки зрения, заключает в себе главный, ключевой момент, характеризующий субъект права. В правовой воле выражается идея деятельной, рациональной свободы в праве, свободного самовыражения и самоопределения лица. Она не раскрывает всех свойств, качеств правовой личности (следовательно, не исключает иных аспектов понимания субъекта права), но дает представление о самом главном, что есть в ней, а именно о том, что правовая личность есть решающая инстанция в праве. В этом плане понятие воли можно считать объединительным, интегративным для других понятий, раскрывающих различные аспекты, стороны явления, именуемого «субъектом права». Данному понятию, правда, еще недостает определенности, конкретности, на что обращал внимание Л. И. Петражицкий. Оно еще, как представляется, не вполне оформилось, не получило необходимой завершенности, но по этой причине, на наш взгляд, вовсе не следует отказываться от него, заменять его другим понятием. Возможно, исследуя феномен субъекта права, постигая его сущность, удастся окончательно определиться с тем, что есть правовая воля.
В. Виндельбандт рассматривал волю в качестве видового понятия, объединяющего в себе отдельные желания (хотения), эти хотения, по его мнению, лишь элементы, из которых слагается жизнь воли. Он утверждал, что сформировалось такое воззрение, согласно
64 Там же. С. 97.
65 Чичерин Б. Н. Философия права // Избранные труды. СПб., 1997. С. 46.
которому под волей подразумевается какая-то однородная сила, что-то вещественное, являющееся причиной или носителем отдельных функций хотения, «реальность такой однородной воли рассматривают или как всю совокупность личности, или как особую способность, присущую личности»66. Сформулированное понимание воли, на наш взгляд, является ценным и применимым в контексте построения теории субъекта права. Здесь субъект права, рассматриваемый как воля, — это не просто некоторая совокупность стремлений, желаний, а нечто, в принципе способное принимать и осуществлять решения в правовой сфере. Субъект права — решающая и осуществляющая вовне свои решения инстанция.Именно так, на наш взгляд, можно определить субъект права в исследуемом аспекте. Возможность свободно принимать правовые решения (делать свой правовой выбор), а также осуществлять их характеризует субъекта права как волю. Сама эта возможность принимать правовые решения заключает в себе основание разграничения субъекта (как определяющего элемента) и объекта права (как определяемого). И. Кант отмечал, что отличие лица от вещи состоит в том, что лицо — это тот субъект, чьи поступки могут быть ему вменены, отсюда следует, что «лицо подчинено только тем законам, которые оно (само или, по крайней мере, совместно с другими) для себя устанавливает», а «вещь — это предмет, которому ничто не может быть вменено»67.
Однако характеристика субъекта права как абстрактной (формальной) решающей инстанции является не полной, так как не охватывает момента осуществления воли. Возможность принимать правовые решения (волить право) — еще не воля в действии (действительная воля). Действительной воля становится тогда, когда делает свой правовой выбор (принимает правовые решения) и их реализует. Отсюда действительный субъект права — лицо, кто выражает себя вовне посредством правового решения (волевого акта). В. Виндельбандт выделял три фазы «жизни воли»: первая фаза, по его мнению, заключает в себе возникновение особого хотения, отдельного стремления; вторая фаза — взаимное сдерживание и уравнивание стремлений; третья фаза характеризуется импульсом воли
66 Виндельбандт В. О свободе воли / Под ред. В. В. Битнера. СПб., 1904. С. 11.
67 Кант И. Метафизика нравов: В 2 ч. Часть первая: Метафизические начала учения о праве // Соч:В 6т. М., 1957. Т. 4. Ч. 2. С. 132.
(когда стремление превращается в телесное движение)68. Обычно для права не имеют значения причины возникновения особого стремления (хотения), а также факторы сдерживания и уравнивания стремлений (первая и вторая фазы «жизни воли»). Участников правоотношений, в частности, договорных, не интересуют мотивы, которыми руководствуются их контрагенты при заключении с ними соглашения (по Канту: «материя произвола»). Лишь в некоторых случаях, например, при заключении договора под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение (ст. 178 ГК РФ), либо под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной (ст. 179 ГК РФ), мотивы принимаемого решения могут иметь значение. Но и в этих случаях мотивы не составляют особой фазы существования правовой воли, они не самостоятельны по отношению к правовому выбору, принятию правового решения. Они лишь являются основаниями, критериями для определения истинности, действительности принятого лицом решения. По этому поводу Г. Дернбург писал: «Мотивы не имеют самостоятельного значения для той юридической сделки, которую они вызывали. Но при известных обстоятельствах заявленные мотивы могут послужить для толкования содержания сделки»69. Аналогичной позиции придерживался Э. Цительман, автор классического труда о сделках 1879 г. («Irrtum und Rechtsgeschaeft»), согласно которому мотив связывает друг с другом потребность и волю по заключению сделки, но не является частью самой воли, он ей предшествует . Особое внимание к мотивам, побуждающим причинам правового поведения возникает в ситуации правонарушения, когда воля противопоставляет себя праву. В этом случае право, чтобы сохранить себя как действительный правопорядок, обеспечить справедливость и гуманность наказания, а также предотвратить подобные нарушения в будущем, стремится выяснить причины противоправных поступков. Уголовное право, в частности, интересуют такие мотивы и обстоятельства поведения, как: осуществление лицом необходимой обороны (ст. 37 УК РФ 1996г.); совершение преступления в условиях крайней необходимости (ст. 39); физическое или психическое принуждение как причина преступления (ст. 40);
68 Виндельбандт В. О свободе воли. С. 13.
89 Дернбург Г. Пандекты. Т. 1. С. 258.
70 См.: Шапп Я. Основы гражданского права Германии: Учебник. М., 1996. С. 171-172.
исполнение обязательного для лица приказа или распоряжения (ст. 42); стечение тяжелых жизненных обстоятельств либо совершение преступления по причине сострадания, материальной, служебной или иной зависимости (ст. 61); корыстные или хулиганские побуждения, мотивы национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести (ст. 105) и др. Административное право учитывает в качестве причин поведения лица крайнюю необходимость (ст. 2.7 Кодекса РФ об административных правонарушениях от 30.12.01); невменяемость (ст. 2.8 Кодекса); стечение тяжелых личных или семейных обстоятельств (ст. 4.2 Кодекса) и др. Для налогового права (в части налоговых правонарушений) имеют значение мотивы: совершение деяния вследствие стихийного бедствия или других чрезвычайных и непреодолимых обстоятельств, выполнение налогоплательщиком или налоговым агентом письменных разъяснений по вопросам применения законодательства о налогах и сборах, данных уполномоченными органами или должностными лицами (ст. 111 Налогового кодекса РФ); стечение тяжелых личных или семейных обстоятельств, действие (бездействие) под влиянием угрозы или принуждения либо в силу материальной, служебной или иной зависимости (ст. 112 НК РФ) и др. Однако для любых видов правонарушений независимо от того, какой отраслью права они регламентируются, общим моментом является то, что мотивы поведения, их психологическое «взвешивание» (выбор) не имеют самостоятельного значения и не образуют отдельной фазы (или нескольких фаз) правовой «жизни воли». Все эти факторы имеют смысл только в связи с объективацией воли во внешних отношениях, когда, согласно Виндельбандту, «стремление превращается в телесное движение». Интерес права к мотивам, психологическому выбору лица одного стремления из нескольких возникает лишь после того, как им совершено правонарушение, и все эти психологические факторы противоправного поведения анализируются лишь в связи с совершенным правонарушением. Здесь действует принцип «обратного отсчета», когда за основу берется не сама причина нарушения, а ее следствие (противоправный волевой акт). Таким образом, для права значение имеет сам факт объективации правового решения лица в его внешнем поведении в соответствии с установленными юридическими нормами.
Как представляется, предложенные Виндельбандтом фазы «жизни воли» рисуют скорее психологическую картину жизни воли, чем объясняют ее как правовой феномен (хотя сам автор настаивал на том, что его исследование выходит за пределы индивидуальной психологии и относится к сфере науки об обществе и к метафизике71). Для права, как уже отмечалось, не имеют значения сам факт зарождения желания (хотения), побуждающие причины, иные условия, а также по общему правилу основания выбора из нескольких стремлений одного (борьба мотивов). На этих ступенях воля является «невидимой» для права, не служит объектом его внимания. Она становится правовой лишь тогда, когда начинает объективироваться во внешних отношениях, в поведении лица. «Правовой материей» воли (по Канту: «материей произвола») является не побуждающие ее к действию мотивы, а условия совместимости ее с волей другого лица. Сами эти условия совместимости задаются прежде всего законом. Позитивное право (закон) выступает не просто предпосылкой правовой «жизни воли», но и отправной точкой ее функционирования. Отсюда оборот правовой воли, на наш взгляд, совершается иным образом, чем он представлен Виндельбандтом.
Если выделять фазы (ступени) «жизни правовой воли», то первой такой фазой следует назвать ступень (фазу) абстрактно-всеобщей воли. Она существует как некоторая, предусмотренная законом, нормативная возможность совершать правовые действия. Указанная возможность связывается не с отдельным лицом, а с целой категорией лиц, определяемой законом. Эта воля, по Гегелю, — абстрактная, формальная праводееспособность. Всякая социальная воля, чтобы стать правовой волей, должна иметь свое нормативное отражение в законе (видеть себя в нем), соответственно всякий социальный субъект, чтобы стать правовым лицом, должен иметь возможность найти себя в законе в рамках родовой общности субъектов права. Покупатели, потребители, продавцы рассматриваются не в качестве отдельных лиц, а как отдельные функции, роли субъектов права, их общие, типичные стремления (правовые хотения) прогнозируются законодателем и оформляются в нормативно-правовых
74 См.: Виндельбандт В. О свободе воли. С. 9.
конструкциях. На этой фазе правовая воля выступает как нормативно-абстрактный субъект (абстрактно решающая и осуществляющая вовне свои решения инстанция), с которым закон связывает такие же абстрактные правовые возможности, в том числе возможности принятия им каких-либо вариантов правовых решений. Здесь еще нет места правовым особенностям, отсутствуют правовые единичности и сама воля существует как чистая нормативно-правовая возможность. На этой ступени еще не существует действительного субъекта права, а есть лишь его нормативная проекция, лишь его законодательная предпосылка.
Вторая фаза (ступень) «жизни правовой воли» — это фаза возникновения единичной (конкретной) правовой воли, существования единичного правового лица. На этой фазе в соответствии с законом появляется конкретное, единичное правовое лицо: юридическое, физическое, обладающее своими правовыми особенностями (наименование, организационно-правовая форма, органы управления, имущественное положение, уставный капитал и т. д.). Данное лицо еще не проявляет себя во внешних отношениях, в виде собственных волевых актов, волеизъявлений, т. е. оно еще остается лишь правовой возможностью. Однако, с другой стороны, это возникшее правовое лицо может быть представлено во внешних отношениях другими субъектами права, т. е. посредством их воли стать участником правовых отношений. В отличие от абстрактно-нормативного лица (абстрактно-нормативной воли), которое даже теоретически не способно действовать, участвовать в реальных правоотношениях, принимать конкретные правовые решения, оно при достижении определенных условий (дееспособности) может быть действительным субъектом права, способным принимать и осуществлять свои собственные правовые решения. На этой фазе еще не происходит соотнесения одной единичной воли (одного лица) с другой единичной волей (с другим лицом), не происходит их непосредственного правового общения, правового диалога, коммуникации (но уже возможно опосредованное взаимодействие через представителя лица). Здесь формирующаяся единичная воля противопоставляет себя нормативно-всеобщей воле, она обособляется от нее и начинает различать себя в качестве отдельной правовой реальности, познавать себя в качестве самостоятельного субъекта, решающей инстанции, про-
исходит первый акт ее самопознания и самоопределения. Первую и вторую ступень (фазу) существования правовой воли объединяет то, что и в том и в другом случае мы имеем дело с волей как возможностью (возможностью осуществлять правовые действия, правовую деятельность), т. е. с недействительной волей. Их принципиально можно поставить на один уровень как качественно однородные (на уровень воли как правовой возможности).
Третья фаза (ступень) «жизни правовой воли» — это фаза существования субъективной правовой воли, воли, которая стремится объективироваться в правовых отношениях, осуществить себя в праве. Эта фаза, где реальная (психологическая) воля конкретного индивида (или нескольких индивидов) находит свою правовую оболочку, правовую форму (где правовая внешность, правовое лицо встречает своего физического носителя, индивида). Здесь воля переходит из сферы правовой возможности в сферу правовой действительности. Решающая правовая инстанция делает свой выбор: формулирует свое правовое решение и начинает его реализовать. Субъективная воля может существовать в качестве правовой воли лишь тогда, когда она стремится к объективизации, к реализации в правовых отношениях. Когда она существует только в сознании — она не распознаваема. Отсюда ее можно рассматривать как волю переходную, имеющую смысл лишь в контексте ее объективации. Субъективная воля — это воля единичного (конкретного) правового лица. Она является внешне выраженной, обращенной к другим, стремится, например, к заключению договора, совершению односторонней сделки, изменению действующей правовой нормы. Она затрагивает волю других лиц — субъектов права (предполагает необходимость ее согласования с ними), поэтому является значимой для них. Границы, в рамках которых простирается субъективная воля, могут быть определены, с одной стороны, моментом, когда начинается юридическое выражение сделанного решающей инстанцией выбора, и моментом, когда данный выбор порождает обязанности или обязательства для другой воли (других воль), когда субъективная воля становится обязательной для других (в частности, с момента направления оферты и до получения акцепта; с момента подача искового заявления в суд и до вступления в силу принятого решения, связывающего лиц). Таким образом, субъективная воля — воля
только одного лица, в отличие от воли, объективированной в законе или договоре, которая становится общей волей72.
Нередко субъективная воля так и остается субъективной, не объективируясь (в случае непринятия другой стороной предложения заключить договор, при отказе суда в принятии искового заявления, при прекращении производства по делу и т. д.). Не всякое внешнее выражение воли субъекта права предполагает признание этой воли в качестве правовой (субъективной воли), например, направление претензии в тех случаях, когда это не предусмотрено законодательством или договором, ведение переговоров в целях заключения сделки, высказывание желания совершить правонарушение без приготовления к нему и т. д. Следовательно, лишь такое внешнее выражение, которое осуществляется в соответствии с установленными юридическими правилами, порядком, имеет значение для формирования субъективной правовой воли. В случае, если субъективная воля проявляет себя в виде неправомерных действий, стремлений достичь своей цели путем правонарушения, то дальнейшее обращение правовой воли приостанавливается до восстановления нарушенного правового положения. При этом, как уже отмечалось, возможно выявление вины воли, обращение к основаниям ее поступков. Такое же обращение к основаниям субъективной воли возможно и при установлении судом действительности (недействительности) сделки.
Исследуя предпосылки, условия зарождения и генезис римского частного права, Р. Иеринг в свое время определил принцип субъективной воли в качестве его первоначального источника73. «Мечом основан римский мир и меч или копье являются древнейшим символом римского права... Римляне не имеют, говоря языком права, "отчужденной" собственности, отчужденной от Бога или других людей, они обладают собственностью "первоначальной", "непосредствен-
72 Субъективная воля внешне сопоставима с волей лица, выражаемой при осуществлении так называемых секундарных правомочий, связанных с односторонним волеизъявлением субъектов права, иначе именуемых «правами на правообразование». (См.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву // Ученые труды ВИЮН. Вып. 111. С. 70.) Однако следует иметь в виду, что только часть секундарных правомочий не предполагает связанности воли другого лица (например, предложение заключить договор); большинство же секундарных правомочий такую связанность предполагают.
73 См.: Иеринг Р. Дух римского права на различных ступенях его развития. СПб., 1875. Ч.1. С. 93-102.
ной", при которой собственник сам является творцом своего права на собственность, они ее взяли, где нашли»74. — говорит Иеринг. Он полагает, что именно «брать» единственно соответствует римскому образу представлений и латинский язык при своей бедности в остальном, однако, богат выражениями, которые первоначально имели это значение; если римляне более поздних времен покупали, то их предки обычно брали. При этом он ссылается на Гая, который считал военную добычу лучшим способом приобретения собственности75. Современное правосознание отторгает идею захвата в качестве правообразующей для существующих юридических отношений, связей; но значение субъективной воли как первоначального источника права (не только римского) и как оживляющего правовую форму начала оно отвергнуть не может.
Субъективную волю по форме и содержанию нельзя отождествлять с психологической волей, так как она, внешне, как правило, лишена мотивов, эмоций, не выражает тех или иных чувств, переживаний. В содержательном плане для нее имеет значение лишь соответствие или несоответствие ее стремлений требованиям закона, иных источников права (воля, соотнесенная с законом), правовым интересам других лиц. Поэтому субъективная воля заключает в себе скорее не внутренний выбор (взаимное сдерживание и уравнивание стремлений лица), а внешний: соотнесение своего стремления с предписаниями закона, охраняемыми интересами, стремлениями других субъектов права. Принципиально субъективная воля соотносится с психологической волей так же, как субъект права соотносится с реальным индивидом: она является абстрактным выражением, юридическим слепком последней.
Четвертая фаза (ступень) «жизни правовой воли» — фаза объективации правовой воли. На этой фазе происходит опредмечивание правового стремления лица, а также его осуществление, реализация. Воля лица объективируется, воплощается прежде всего в правовых актах: в договорах, судебных актах, в решениях контрольно-надзорных органов, в актах правотворчества и пр. Она получает в них свое закрепление, оформление и, таким образом, приобретает объективный характер, становится обязательной как для других лиц,
74 Там же. С. 95.
75 См.: Там же. С. 96-87.
так и для выразившего ее лица. Воплощенная в законе, договоре, правоприменительном акте воля имеет существенно иной вид, чем субъективная воля. Она перестает быть волей одного лица, становится общей волей. Это не означает, что стремления, цели, интересы участвующих в правоотношениях лиц становятся совпадающими, тождественными. Они сохраняют свою различную направленность, разные векторы своих устремлений. Но при этом создается такая форма взаимодействия субъективных воль, которая обеспечивает их совместимость и взаимную реализацию. Следовательно, общая воля понимается не как воля, противостоящая субъективным устремлениям, не как самостоятельная, довлеющая над ними, а лишь как форма, объединяющая, совмещающая эти воли и обеспечивающая их взаимную реализацию. Она внутри себя в снятом виде заключает каждую из объективируемых в законе, договоре, акте применения права субъективных воль. В политическом праве объективная правовая воля в силу верховенства государства отрывается от субъективных воль, становится самостоятельной. Она является общей волей только формально, так как исходит от государства и закреплена в законе, в действительности же она оказывается, как правило, субъективной волей самого государства. В ней заключено, следовательно, внутреннее противоречие между ее формой и содержанием. С гуманизацией права данное противоречие снимается, форма приводится в соответствие с содержанием воли.
В рамках обозначенной четвертой ступени «жизни правовой воли» происходит процесс ее практической реализации. В принципе каждая из выделенных четырех ступеней является также стадией реализации воли, отличие четвертой ступени состоит лишь в том, что здесь воля достигает искомого практического результата, своей конкретной цели. Воля, будучи объективированной в законе, договоре или акте применения права, реализуется как законодательная воля, воля правоприменителя или участников договора. Действия по ее реализации могут совершаться как самими заинтересованными лицами, так и иными субъектами права. При этом и те и другие действуют именно как представители и исполнители общей воли. Их Действия имеют общее юридическое признание, рассматриваются как акты реализации права в целом и соответственно обеспечиваются правовым принуждением. Третью и четвертую ступень (фазу) существования правовой воли объединяет то, что и в одном и в дру-
гом случае мы имеем дело с волей как с реальностью (с реальностью осуществлять правовые действия, правовую деятельность), т. е. с действительной волей. Их, как качественно однородные, можно поставить на один общий уровень: на второй уровень (воли как реальности, как действительной воли).